Арбалетчики в Вест-Индии

18. Война с Чанами

– Мыылять! Ну, Фамей! Ну дурак, млять! – прорычал я, поскользнувшись на глинистой грязи и едва удержав равновесие, – Аккуратнее, не уроните пулемёт! – я-то налегке иду, даже арбалет с болтами слуга несёт, и то иной раз балансировать приходится, а расчёт полибола тащит свой смонтированный на носилках агрегат. Ну Фамей! Выбрал времечко для войны, орясина!

– Порох! Берегите порох! – вторит мне Васькин, чавкающий грязью рядом с нашими кулевринщиками. Хвала богам, краснозёмную низину войско преодолело по реке, а в предгорьях земля уже глинистая, да каменистая. В краснозёмах – ага, тех самых, плодороднейших и высокоурожайнейших – вообще утонули бы на хрен в грязи. Но и раскисшая от воды глина – тоже подарочек ещё тот. А тут ещё и этот грёбаный дождь, млять!

– Vae! – рявкнул нагребнувшийся таки прямо в лужу Тарх, – Stercus accidit! – этруск настолько привык между занятиями по фехтованию учить нас с Велтуром ещё и латыни – в своём весьма похабном стиле – что и сам с собой иногда на ней же переругивается. Что называется, вошёл в роль, гы-гы!

– Semper in excremento, sole profundum qui variat, – утешил я его. Он эту лужу с говном сравнил, а я ему напомнил, что в этом несовершенном мире мы по жизни в говне, только глубина меняется. Спасибо хоть, не в буквальном смысле – здесь нет ни лошадей, ни волов, ни мулов, ни ишаков, а двуногие носильщики всё-же не ленятся сойти с дороги, когда им приспичит посрать.

– Млять! Mala pituita nasi! – добавил шурин, только что тоже вступивший в грязь и сравнивший её с омерзительными соплями.

– Милят! – поддержал его Бенат, тоже не сумевший остаться в этой помойке чистюлей.

– По нашей жизни куда-нибудь, да вступишь – не в говно, так в партию, не в партию, так в лужу, не в лужу, так в секту, – резюмировал я.

Ну, если совсем уж непредвзято разобраться, то Фамей тут не виноват. Не он развязал этот дурацкий и никому по сути дела не нужный конфликт Эдема с Чанами, а через них – и с доброй половиной окрестных племён местных гойкомитичей. Всё этот грёбаный Ятонбал! Вот уж кто самый натуральный ущербный урод! Просто выходит так, что Чанов для их умиротворения надо взять за шкирку и хорошенько встряхнуть у самого их логова, а то эти дикари уж больно обидчивы и не склонны ни башкой думать, ни разбираться в навороченном спокойно и беспристрастно, пока им не вправишь мозги хорошей затрещиной. Промедлишь с этим – придётся в осаде сидеть, а это эдемцы уже проходили и урок усвоили, да так, что в его повторе больше не нуждаются. А кроме того, тут задействованы и наши интересы, так что и наше участие в этом походе тоже справедливо. Но основная масса его участников – эдемские финикийцы, и возглавляет поход их суффет Фамей, и если не утруждать себя разбором причин и следствий, то чисто на пальцах выходит, что это по его милости я сейчас чавкаю подошвами по грязи. Что удивительного в том, что в данный конкретный момент я несколько предвзят?

Началась же вся эта хрень вот с чего. О том, что молодой интриган Ятонбал смылся, не дожидаясь следствия и суда, я ведь уже упоминал? Ну и прекрасно. А вот куда смылся, когда его разыскивают по всему городу и окрестностям, включая и пограничные сторожевые форпосты колонии? Вокруг ведь одни чингачгуки, у которых избалованному финикийскому олигархическому обалдую и делать совершенно нехрен, и затеряться среди них абсолютно нереально. И непохож он на красножопое чудо в перьях ни разу, и знают там все друг друга и у себя, и в соседних общинах. Любой новый человек такое внимание к себе привлекает, что слух о его появлении разносится моментально. И город-то невелик, и в нём-то практически все старожилы друг друга знают хотя бы в лицо, а уж о любом представителе городской элиты всем известно всё. В малочисленных общинах дикарей – тем более. Собственно, по зрелом размышлении мы с Васькиным даже и не виним Фамея в топорном следствии – ну никак не должен был подозреваемый в бега податься. Должен был отпираться до последней возможности, а исчерпав и её – падать в ноги и молить о снисхождении, заодно давая на лапу всем, чьё мнение могло бы хоть как-то повлиять на решение суда. Так что удивил Ятонбал своим побегом, весьма удивил…

Пока разбирались и ломали головы над тем, куда этот дуралей мог лыжи навострить, пока Фамей дружков евонных, кто с ним не сбежал, брал за жабры, да допрашивал, пока выяснялась и без того уже вычисленная Хренио картина интриги, направленной на дискредитацию традиционного эдемского правительства как в глазах самих горожан, так и в глазах Тарквиниев – несколько дней прошло. А попутно ведь и другие вопросы решали. Это табак дополнительный суффет нам без особых проблем организовал, но нам же и кока дополнительная требовалась, и насчёт неё пришлось договариваться с торгующими с материком эдемскими купчинами-судовладельцами, дабы ещё по рейсу к ольмекам сделали, да хорошенько у них поискали. А заодно и ещё кое-что – Наташка ведь мне перед отъездом из Карфагена ТАКОЙ список накатала, что я охренел на месте. Я-то по простоте душевной надеялся, что раз за картофаном, да за бананами в Анды переться не надо, так и обойдёмся как-нибудь основной задачей. Ага, хрен там! Даже без кокосов, которые нам не попались на островах, но по наташкиным заверениям имеют даже в этом случае неплохие шансы найтись на тихоокеанском побережье южной Мексики – ага, так я ей туда и попёрся с шилом в заднице и парой десятков вояк под рукой – она мне понаписала достаточно. Это как на рынок за покупками. Хоть и не совдеповские давно уже были очереди в нашем прежнем мире, а так, несколько человек от силы, да только ведь очередь очереди рознь. За мужиками мне и за пятью стоять было не в падлу. Мужик – он ведь одно что-то берёт, редко когда больше, а вот бабы – мыылять! Вон того ей немного, теперь вон того – нет, это не подходит, покажите вон то, а теперь вот это и ещё взвесьте немножко вон того. За одной-то бабой ради одной единственной покупки стоять упаришься, пока она все свои сделает, а уж за парой-тройкой баб я хрен в очередь встану – не мазохист я ни разу ждать, пока они все по всем своим длиннющим спискам отоварятся. Вот и Наташка – баба есть баба – примерно таким же списком мне удружила. И помидоры, которые должны уже быть известны на материке, хоть и мелкие, сорт "черри" напоминающие, и подсолнух, и кукурузу ту же самую, и перец красный стручковый – причём, она предполагает, что и сладкий эти индюки мексиканские могли уже в принципе вывести. Прямо так и сказанула, когда я ехидно поинтересовался, чем ей стручковый ливийский плох. Ну и какава та самая, шоколад которая – ольмеки уже должны знать и выращивать. И не гребёт её, что у самих ольмеков та какава – напиток элитный, ни разу не простонародный – раз есть, значит найди и привези. Кошёлка, млять!

Нет, я в принципе-то ни разу не против, если обстоятельства позволяют, а нам они позволяли. Один хрен попутных осенних ветров для обратного пути ждать, один хрен коку дополнительную местным мореманам заказывать, так отчего ж заодно и эти вкусности не заказать? Выяснилось, что не так уж всё и хреново, как я опасался. Кукурузу они с материка и так возят – это я, кажется, уже упоминал? Знают и о какаве – редкая и дорогая она у ольмеков, зараза, как я и предполагал, но достать можно. Наслышаны они оказались и о красном перце – правда, только об остром, о сладком не слыхали, и даже о помидорах – мелких и желтоватых, как Наташка и предполагала. Вот о подсолнухе не слыхали совершенно – то ли вообще ещё не окультурен, то ли возделывается где-то в других местах, а ольмекам неизвестен. Ну и хрен с ним, откровенно говоря. Масла мне и оливкового хватает, а к лузганью семечек я как-то с детства не пристрастился. Пробовал, как не пробовать, но фанатом этого дела стать как-то не сподобился. А если Наташка сподобилась – так то её проблемы. Тыквенные вон пускай лузгает, если чего. Ничего не слыхали эдемские финикийцы и о кокосах, но обещали поспрашивать и разузнать, если вдруг и в самом деле окажутся. Ананасами я их уже не особо-то и грузил – и так знаем, что нет их там ещё, из Южной Америки они, и появились в Вест-Индии только вместе с таино – последней волной араваков, если не вообще с карибами. Собственно, насчёт ананасов Наташка и не заикалась – это уже Юлька. О кукурузе и ананасах, изображённых на какой-то фреске или мозаике в Помпеях, я и сам в своё время где-то читал, а эта историчнейшая наша взяла, да и напомнила. Ну и, забыв, как это водится за обезьянами, что со мной такие номера не проходят, циркулярку включить попыталась – типа, я их всю жизнь трескал – ага, только и делал, что ананасы трескал, особенно в совдеповские годы – а вот мой бедненький маленький Волний так их ни разу в жизни и не попробует. В общем, это о моём сыне она, оказывается, заботится, а вовсе не о своих собственных хотелках. Даже Серёга тогда ржал, схватившись за живот, за что тут же и схлопотал переключение юлькиной циркулярки уже на себя. Меня-то хрен ли пилить? Об меня и не такие зубья своих пил обламывали, гы-гы! Исключительно спасая Серёгу от безвременной кончины, я пообещал ей, что обязательно выкопаю, посажу в горшок и буду регулярно поливать, дабы не засох, первый же попавшийся мне в Вест-Индии ананас. И я бы это сделал, если бы он мне тут попался. Но раз не попался – я не виноват, а в Южную Америку специально за этими ананасами плыть уговора не было. Ведь даже каучук – и тот оказался хорошо известным и ольмекам, и купцы обещали привезти пару десятков шаров с хороший футбольный мяч величиной. Ну и нахрена тогда она сдалась, та Южная Америка? Нет, картинку то того ананаса я купчинам показал, некоторые туда таки плавают, может и найдут чего. Ведь возил же их кто-то для римских пиров, а кроме трансатлантических контрабандистов Тарквиниев делать этого некому, так что и без нас один хрен нашли бы, а теперь с моей подачи искать будут – ещё одна заслуга перед кланом мне уж точно не повредит.

В общем, разбирались с единомышленниками Ятонбала и их дурацким заговором, решали вопросы бизнеса и разнообразия своего будущего стола, и за всем этим как-то отвлеклись от темы дальнейших целей и действий беглеца. Да и что он поделать-то мог, если логически рассудить? А потом приключился ураган, и всем стало как-то не до того. Насколько сильный – не будучи знатоком, судить не берусь. Но Акобал, например, с такими не сталкивался и был страшно рад, что встретил его на твёрдой земле, а не посреди открытого моря. По словам Фамея, случалось его городу переживать ураганы и посерьёзнее этого. Аришат же уверяла, что такого катаклизма ещё не видела ни разу. Впрочем, подозреваю, что тут она несколько предвзята. В храме Астарты, как раз в жилой пристройке жриц, потолочная балка треснула, и часть перекрытия рухнула в их кельи. Одну жрицу оглушило, другая руку сломала, три других получили нехилые фингалы, в том числе и прямо на харизме, что для баб уже само по себе сродни изрядной катастрофе. Не будь она сама в тот вечер под предлогом визита к отцу у меня, могла бы тоже оказаться в числе пострадавших. Ну, там у неё ещё и клетку рухнувшим перекрытием разломало, отчего попугай ейный улетел, да так потом и не объявился – в общем, одни неприятности с этим грёбаным ураганом. В доме суффета, правда, тоже приятного было мало. Крыши из пальмовых листьев с пристроек и хозяйственных зданий посрывало на хрен практически сразу, лёгкую плетёную мебель швыряло по комнатам, из-за пары опрокинутых светильников едва не начался пожар. Хотя – куда ему было особо распространяться, при таком-то ливне?

На начало безобразия лично я как-то внимания не обратил. Ну, жаловались на головную боль удавленники, то бишь страдающие давлением, ну, нажралась под предлогом лечения до свинского состояния пара рабов-гойкомитичей, ну, свалилось у соседей и по улице несколько мотористов, то бишь сердечников, а один из них и коньки при этом отбросил – при античной медицине, да ещё и в глухом захолустье, дело житейское. Естественный отбор, млять – прошу любить и жаловать. Шокирует? А это, если кто не въёхал, как раз цена здоровой древней породы по сравнению с современными задохликами, народившимися от спасённых современной медициной. Все эти мотористы, удавленники, язвенники, да гриппозники с диабетчиками – млять, одни мутанты Х! Здесь же, в этом малоразвитом и жестоком к ущербным античном мире таких – единицы, а когда таких мало, то и окочуриваются они обычно где-то далеко и нечасто, так что не надо излишне драматизировать. У всякого образа жизни есть свои минусы и свои плюсы. Нам же с Аришат было и вовсе не до того – как раз в койку улеглись, да делом занялись. Ну, стемнело за окном, ну, дождь начался, ну, ветер усилился – какие проблемы? Даже воздух свежее и вентиляция хорошая – самое то, когда этим самым занят. А что шум снаружи, так и хрен с ним. Нас ведь не беспокоят, верно? Внешняя суета сама по себе, мы – сами по себе. Я, значится, уже в режиме ускорения, финикиянка подо мной визжит – ну так ей и положено в такой момент визжать, она такая, а что дёргается при этом сама куда активнее, чем в прежние разы – так даже и классно, кто понимает. Давненько уже не было такого кайфа! Сделал дело, откинулся передохнуть, обнимаю её – а она всё визжит и вырывается, а в окне занавеска ветром сорвана, и со двора всякий мусор влетает, и похоже, что не мешало бы разобраться в трёх глобальных и основополагающих вопросах – кто я, где я и что за хрень тут происходит. Чего она визжит-то так, что хоть ухи затыкай? Мужа ревнивого у ней, вроде, ещё не завелось, мышей, вроде, тоже не шибко-то боится. Тут ветром сорвало на хрен с колышков полку с посудой. На автопилоте я сдёрнул Аришат с траектории массивной доски, отшвырнув на противоположную сторону комнаты, а вот плотненькой бомбардировки посудой нам избежать не удалось. Спасибо хоть, эдемские колонисты – лентяи ещё те, и посуда у них в основном тыквенная – представляете, каково было бы получить по кумполу глиняной? Одна калебасина, правда, не пустой оказалась, но это уже мелочи. Тут ведь даже и в купальню переться не надо, вот он – халявный душ, да ещё какой!

Короче – познакомились с местной климатической достопримечательностью, и скучать при этом не пришлось. Так это – в выстроенном достаточно добротно особняке крутейшего из тутошних местечковых олигархов. А что по городу творилось – млять, сюрреализм какой-то! Половину порта затопило нагнанной волной, три малых местных гаулы сорвало с якорей – одна протаранила причал, другая – соседнюю посудину, закреплённую понадёжнее, а третью вообще в море унесло. Хвала богам, оба наших корабля ввиду долгой стоянки были вытащены на берег и практически не пострадали. Ну, хламом всяким их разве только присыпало. Так тот хлам ведь повсюду – на улицах, на крышах, внутри домов – бардак вышел первостатейный. Халупы простонародья, как и склады не самых ценных товаров, выстроены были куда небрежнее важных общественных зданий и жилищ столпов местного социума, так что им и досталось похлеще. Некоторые – в основном примитивные мазанки – вообще развалились, у строений подобротнее местами отвалилась плохо наложенная штукатурка, и дождём размочило саманные блоки основной кладки. Кое-где даже рухнули стены, не говоря уже о крышах – несолько погибших и десятка полтора покалеченных как с куста. Хорошее стадо сбрендивших и сорвавшихся с нарезов слонов – типа тех, что я наблюдал у римлян и у нумидийцев – хрен бы так набедокурило, даже задавшись такой целью. Нет, если когда-нибудь мы сподвигнемся основать в этих местах собственную колонию – на хрен, на хрен, строиться – только в нормальном полноценном камне…

В наибольшем выигрыше от пережитых приключений оказался Велтур. Шурин, когда вся эта хренотень началась, как раз Милькату домой провожал. Где-то парочку кварталов и оставалось дойти, когда наплыли тучи, пошёл дождь, поднялся ветер, а со стороны моря показался здоровенный тёмный столб смерча. По мере его приближения ветер усилился настолько, что кое-кого из прохожих и с ног повалило. Девка, ясный хрен, в этой свистопляске капитально перебздела – особенно, когда её саму очередным порывом ветра едва к стене не припечатало. Парень – вот что значит наша школа – тут же хвать её в охапку, да под плащ – ага, с понтом от дождя, ну а плащ ведь на двоих не рассчитан, так что облапил он Милькату при этом цепко, а в процессе подбора оптимального хвата ещё и все ейные выпуклости как следует ощупал, чему та после не столь уж давнего праздника Астарты не очень-то и противилась. В том, что по пути к её дому размыло и обвалило хреново оштукатуренную стенку, и на узкой улочке образовался затор, заслуги Велтура не было, но воспользовался он этим удачным для себя стечением обстоятельств грамотно и ловко, потащив девчонку как бы в обход завала, да такими закоулками, что к нам – ага, типа совершенно случайно – оказалось и проще, и ближе. Мы с Аришат к тому моменту как раз определились с глобальными вопросами бытия и примерно с половиной узколокальных, а тут как раз и эта парочка нарисовалась – мокрая и заляпанная грязью. Ну, перво-наперво Аришат Милькату увела с наших глаз под дождём отмывать, да в чистое переодевать, а то стеснительная она больно, шурин тем временем себя в порядок привёл, потом все вместе уселись согреться вином с мёдом и специями, а жрица, когда я просёк ситуёвину и намекнул ей, ещё и добавки девке спроворила, в которую незаметно капнула чего-то из маленькой склянки. В результате опосля сугреву Милькату ещё и разогрело не на шутку, чем парень, ясный хрен, и воспользовался – ага, в освободившейся после нас комнате и на освободившейся после нас койке. К тому времени, как он довёл дело до конца, как раз и ураган начал утихать. Надо ли говорить, что пройдоха Велтур тут же связал одно с другим и с лёгкостью доказал девчонке угодность богам их связи?

Смех смехом, но финикийцы есть финикийцы – именно на гнев изобиженных непонятно чем богов эдемцы этот ураган и свалили. И нельзя сказать, чтоб совсем уж безосновательно. Даже Фамей потом, поразмыслив, признал, что не так уж и предвзята молодёжь – на их памяти такого ещё не было. Хоть и нередки здесь ураганы, бывает и по несколько за сезон, но обычно или стороной пронесёт, или краешком только город заденет, а тут – досталось Эдему практически по полной программе. О происшествии в храме Астарты я уже говорил? Так оказалось, что оно – не единственное. Ещё и в святилище Ваала молния звезданула. Это мы с Васькиным считали и считаем, что нехрен было таким высоким его строить, да ещё и медным шпилем в аккурат к этой весне его верхушку украшать, но то мы, два чужака, которые в финикийских делах не копенгаген по определению. А истинные правоверные финикийцы знают совершенно точно, что богов надо чтить, и чтить хорошо, а если чтишь плохо, так они гневаться изволят, и тогда жди неприятностей – вот, вроде этого урагана, например. И если уж ты навлёк те означенные неприятности на свою грешную голову, так выбрасывай из неё поскорее дурь, да моли богов о прощении, да думай хорошенько, как их умилостивить. Как умилостивить богов, прекрасно знали, поскольку установили это экспериментально, Велтур с Милькатой, но то дело частное и деликатное, о котором не стоило трепаться по всему городу. А телепатией фанатичные кликуши не владеют и сами хрен додумались, а додумались они совсем до другого – что давненько что-то боги не получали достойной их и исконно финикийской жертвы – маленьких детей.

Я ведь упоминал уже, кажется, об этой милой и самобытной старинной финикийской традиции? Так в культурных центрах вроде Тира с Сидоном она была, да давно сплыла, в Карфагене и Гадесе, да даже и в Тингисе, как-то тоже из моды выходит, и лишь изредка случаются рецидивы. Но чем захолустнее дыра, тем крепче в ней держатся за старинные обычаи, а тут – заокеанский Эдем, захолустнее некуда. Вот и нашлись в нём ущербные уроды, которые потребовали восстановить добрую традицию благочестивых предков. И мало того – нашлись ведь ещё и перешуганные фанатичные идиоты, которые на эту хрень повелись и САМИ потащили СОБСТВЕННУЮ детвору к храмам. Фамей на говно изошёл, вразумляя дебильное дурачьё, сам верховный жрец Ваала, которому и предназначалась большая часть тех несчастных младенцев, тоже пытался остановить это безобразие, но это же финикийцы! Истинно сказано – нет большей угрозы для порядка, чем толпа верующих фанатиков. А тут ещё и мамаша ятонбаловская, верховная жрица Астарты которая, нет бы чтоб в духе своей богини к сексуальному субботнику всех благочестивых финикиянок призвать, вдруг тех кликуш поддержала и тоже детских жертв потребовала. Я-то по наивности полагал, что Астарта детьми не питается, а больше любит, когда их делают, но оказалось – и за ней водились людоедские наклонности. Очень давно и далеко не в такой степени, как за Ваалом и прочими, но всё-же когда-то тоже водились. И кое-кто, как оказалось, об этом помнит…

Ничем хорошим такой расклад, естественно, кончиться не мог. Видя отсутствие единодушия даже среди верховного духовенства, фанатики осмелели, кто-то потребовал даже смещения верховного жреца Ваала и передачи новому благочестивому первосвященнику всей полноты власти, и ясно было, что новый предлагается как раз из числа этих бузотёров – словом, назревала нехилая эдакая клерикально-теократическая революция. Суффет вызвал городскую стражу, которая, хвала богам, не забыла, кому она подчиняется. В небольшой заварухе уконтрапупили человек двадцать пять, если считать и окочурившихся потом от ран, фанатики прихренели и слегка присмирели, но кликуши продолжали бузить, требуя жертвоприношения детворы, а ятонбаловская мамаша – их в этом поддерживать, и старинный обычай предков, как ни крути, был на их стороне. В результате сошлись на компромиссе – вместо задуманного мракобесами массового жертвоприношения отобрали лишь пять младенцев по жребию – трёх Ваалу, одного Астарте и одного Мелькарту. На этом и восстановили в городе порядок – ага, самобытный благочестивый древний семитский порядок, млять! Никто мне не объяснит, почему мне так нравятся немецкие марши?

А вскоре – через дружественных Эдему соседних чингачгуков – донёсся слух, что Чаны объявили городу священную войну и поднимают на неё все окрестные племена. Ну, все-то они хрен подымут, этих-то, предупредивших колонистов – уж точно хрен, но кого-то – наверняка. Так и случилось – на тропу войны вышло ближайшее к Чанам племя, их соседи с запада и, как и следовало ожидать, то племя, к которому принадлежали напавшие на нас в лесу. Два других давно соседствующих с городом племени объявили о поддержке эдемцев, а остальные племена – о своём нейтралитете. Причина же войны оказалась идиотской. Кто-то убил одного из высокопоставленных и весьма авторитетных Чанов. Убийство было предательским, на предварительно назначенной встрече в лесу, и орудием убийства был ЖЕЛЕЗНЫЙ кинжал…

Не только нам с Васькиным, но и Фамею сразу же стало ясно, что это примитивная провокация, и скорее всего – забытого нами за всеми этими хлопотами последнего времени беглеца Ятонбала. Если уж "чановское" КАМЕННОЕ оружие по мнению дружественных колонии гойкомитичей слишком ценно, чтобы разбрасываться им без достаточно веских на то причин, то что говорить о ценности для любого красножопого ЖЕЛЕЗНОГО кинжала эдемцев! Ни один дикарь не оставит такую вещь в теле убитого просто так, и если это всё-же сделано, то сделано явно нарочно. Элементарно? Смотря для кого. Мы сообразили, суффет сообразил, большинство в городском Совете тоже сообразило, а не сообразившим – разжевали, как и собранию граждан. Наверняка сообразили и вожди дружественных Эдему туземцев, да и нейтральных, скорее всего, тоже. А вот Чаны – повелись и дали себя одурачить. И ладно бы просто повелись – ну, бывает, погорячились – так можно же потом было спокойно помозговать, послать в город парламентёров, встретиться, поговорить и разобраться. Но оказывается, религиозно озабоченные всюду одинаковы – что у финикийцев, что у чингачгуков. Без крови – не хотят вразумляться принципиально. А в данном случае – без большой крови. Вот чавкаем мы сейчас подошвами по грязи – местами обычной серой, но местами и кроваво-красной, для кубинских краснозёмов тоже вполне обычной и естественной, но чавкаем-то ведь мы не просто так, а по поводу, и повод этот весьма кровав. Одно утешает – не мы начали эту дурацкую свару, и не на нашей совести будет эта теперь уже неизбежная кровь…

– Сомкнуть щиты! – донеслось спереди по-финикийски. Так и знал – началось. Да и давно уж пора. Первая стычка произошла там, где войско высаживалось с лодок на берег, и это было легкопрогнозируемо. Где ж ещё и нападать легковооружённым и не умеющим воевать строем гойкомитичам, как не там, где и их противник временно лишён своего главного преимущества? Если бы не солидное количество лучников – досталось бы эдемскому ополчению по первое число, а так – хоть и не без собственных потерь, конечно, но один хрен вломили красножопым, да ещё и своих красножопых прикрыли, сохранив их кураж до настоящего дела. В общем – с великим почином, как говорится. Ещё одна засада ожидала уже выстроившуюся колонну за поворотом тропы, но и это было ожидаемо – обошлись вообще без "двухсотых" и лишь двумя "трёхсотыми" против полутора десятка выведенных из строя дикарей. Третью засаду, в точности повторявшую вторую – ну как малые дети, в натуре – вычислили и вовсе тупо расстреляли из луков, не приближаясь на бросок дротика. После этого урока нас добрых полдня никто не беспокоил, даже во время обеденного привала. Но приближались предгорья, а с ними – селения выступивших против нас чингачгуков и святилища самих Чанов, и не в интересах противника было дать нашему войску добраться до них. И если я хоть что-то понимаю в колбасных обрезках, нас ожидает что-то вроде генерального сражения – ну, в том виде, как его представляют себе местные гойкомитичи.

– Завал в ущелье! – передали по колонне из остановившегося и прикрывшегося щитами авангарда, – Обстреливают со склонов!

Ну, обстреливают – это громко сказано. Дротиками всё теми же забрасывают, да камнями – так будет точнее. Но забрасывают на сей раз грамотно – сразу видно, что продумали и подготовились. Высунется чудо в перьях, метнёт дротик или каменюку, и тут же обратно в укрытие, и поди успей его подстрелить. Лук ведь всё время растянутым держать не будешь, а индюк – не дурак дожидаться стрелы в тушку. Некоторых, правда, успевали, но и в голове колонны появились потери, и не факт, что их соотношение складывалось в нашу пользу…

– Вашими машинами что-нибудь можно сделать? – спросил подошедший к нам Фамей.

– Сейчас взглянем, – наши как раз закончили собирать и раскладывать переносную стремянку, на которую я и взобрался. Оглядываюсь – ох, млять! Какие тут в звизду машины! Завал – не завал, но баррикаду поперёк ущелья красножопые отгрохали добротную, не поленились. Её опорный каркас составили несколько поваленных деревьев – небольших, но валили-то ведь КАМЕННЫМИ топорами, и с учётом этого проделанная дикарями работа внушала уважение. Умеют, оказывается, работать, если захотят!

Вязанки хвороста, местами даже приличных размеров валуны – хотя подозреваю, что их-то как раз туда втащили не столько в фортификационных целях, сколько дабы сбросить на головы атакующим, буде те полезут сдуру в лоб. Желающих, естественно, не нашлось, и интерес суффета к нашей технике вполне понятен и оправдан, да только вот порадовать-то его особо нечем. Ну хрен ли тут сделает полибол? Вот если бы мы оборонялись на той баррикаде, а эти чингачгуки лезли бы снизу толпой, тогда – да, а вот так, с точностью до наоборот – заведомо дохлый номер. Кулеврины – тем более. Хоть и кончился уже дождь, а хрен ли толку! Чтобы укрепления разметать, пускай даже и такие легкомысленные, нужны настоящие пушки, на худой конец – хотя бы уж малокалиберные фальконеты, но никак не наши совсем уж мелкашечные по артиллерийским меркам – эдакие крепостные аркебузы или затинные пищали по сути дела. Хотя… Гм… Млять! Я – дурак на букву "м"!

– Это отчего же? – поинтересовался Хренио – я, оказывается, вслух себя охарактеризовал, гы-гы!

– Оттого, что так оно и есть! – ответил я ему, – Я тут калибр и огневую мощь наших хлопушек зацениваю, и совсем забыл, дурень, что для дикарей это – гром и молния!

– Причём – среди бела дня! – тут же въехал испанец, – Да, вполне может сработать!

– Будем надеяться… Эй, почтеннейший Фамей! Мы тут сейчас немножко пошумим – предупреди всех своих, чтобы были готовы и не обосрались! И особенно – наших красножопых! – я успел сообразить, что в плане готовности к грохоту выстрелов из огнестрела эдемские колонисты недалеко ушли от туземцев…

Наши бодигарды быстренько собрали две высоких треноги, на которые кулевринщики и установили свои горе-орудия. Я указал им цели – наиболее рьяных метателей дротиков на склоне справа. Сюрприз сюрпризом, но для должного эффекта он должен быть не только эффектным, но и эффективным. А посему, раз реальная огневая мощь нашей рахитичной артиллерии невелика – сконцентрируем её.

Громыхнули наши хлопушки от души, на вспышки и дым тоже не поскупились – и эдемцы-то рядом с нами перебздели не по детски, хоть и были предупреждены своим суффетом, а уж наши союзные гойкомитичи – ну, спасибо хоть, врассыпную не сиганули. Ведь рядом же шарахнуло, не издали, а эти дети природы уж всяко посуевернее выходцев из какой-никакой, а всё-же цивилизации Средиземноморья. Противник же, помимо этого, отведал ещё и картечи. Залп, правда, вышел несколько вразнобой, ну так не на параде же, сойдёт для сельской местности, а за его результативность я особо и не тревожился – на тренировочных стрельбах нашим кулевринщикам доводилось работать и с большей дистанции. Оно-то конечно, как говаривал Джеймс Бонд, расстрелянный в пух и прах кусок картона ещё ровным счётом ничего не доказывает, но у нас – не тот случай. Лучники и пращники у вражин отсутствуют как явление, копьеметалок как-то тоже не обнаружилось, а от дротиков и каменюк, бросаемых врукопашную, наши стрелки защищены как расстоянием, так и щитами эдемского авангарда. Так что отработали они свой залп спокойно и деловито, как на учениях. Ещё дым не успел рассеяться, ещё результатов не видать, а они уже выбили запорные клинья, сменили зарядные каморы, снова заклинили, проверили затравочный порох на полках кремнёвых замков и взвели курки. На сей раз я указал им цели на склоне слева. Снова залп, даже почти слитным вышел, снова ни хрена не видать за дымом, зато справа он уже рассеялся, и можно уже заценить результаты первого залпа. Одно чудо в перьях так и повисло на суку дерева, за которым ныкалось, а ещё одно – сразу же за ним – сидело на карачках, держась за окровавленный живот, и явно размышляло о смысле жизни. Там же, куда впендюрил свой заряд второй из наших стволов, корячилось трое "трёхсотых", один из которых прямо на глазах переквалифицировался в "двухсотого". И добрых два десятка татуированных харь озадаченно вытянулись и застыли в оцепенении…

– Я думал, они попадают с перепугу, – удивлённо проговорил Васкес, – Ну, как в фильмах про дикарей показывают…

– Хренио, это же тебе не кино про Робинзона Крузо. А кроме того, это тебе не черномазые, а красножопые.

– А какая разница? Что те дикари, что эти, так те хоть металлы знают, а эти вообще в каменном веке.

– Да не в этом дело – порода разная.

Обсуждать различия между африканскими и американскими дикарями времени не было – кулевринщики снова перезарядились и запрашивали новых целеуказаний. Я настропалил их снова на правый склон, где выпавших в осадок чингачгуков было погуще, а единичных начали уже выбивать опомнившиеся и получившие команду от Фамея финикийские лучники. После третьего залпа индюки справа не выдержали и побежали, и их соплеменники слева, которых тоже начали прореживать стрелы эдемцев, не стали дожидаться четвёртого. А суффет, перебросившись парой фраз с вождями туземных союзников, тоже опомнившихся наконец, натравил на бегущих наших дикарей…

Сбережённый четвёртый залп приняла на себя баррикада, на которой противник отчаянно пытался удержаться. Мы бы и пятый туда влепили, да только на гребень влезли уже и наши гойкомитичи, и появился риск зацепить картечью своих. Но тут уж эстафету приняли у нас финикийские лучники, пусть и не славящиеся наравне с критскими или скифскими, но стрелять всё-же умеющие. А затем, не боясь больше обстрела, двинулась вперёд и основная колонна. Баррикаду, уже захваченную красножопыми союзниками, растащили в стороны, и по расчищенному пути войско выкатилось на оперативный простор снова расширившейся долины. Ох, не зря дикари пытались героически отстоять этот рубеж!

Перед нашим авангардом раскинулась довольно широкое ровное место, а за ним – приличных размеров селение, посреди которого возвышалась пирамидальная земляная насыпь, увенчанная обычного типа, но крупным туземным строением. Обиталище Чанов! Добрались! Вот теперь и побеседуем с этими не в меру обидчивыми на тему, что такое хорошо и что такое больно! Судя по брошенным убегающими бабами и подростками вязанкам хвороста, здесь тоже собирались возвести оборонительный рубеж, да хрен успели – заранее ведь надо было, а не тогда, когда уже ясно, что основной вот-вот падёт. Ну и кто им доктор, спрашивается? Хотя – сразу видно, что заведомый акт отчаяния. Ну хрен ли тут за оборона, на плоской равнине? Ладно бы ещё зарослями была покрыта, в которых эти чингачгуки как у себя дома, но нет тут тех густых зарослей, давно на хворост и на плетни хижин сведённых, а есть только отдельные пальмы – здоровенные, но редкие. И есть толпа гойкомитичей – многочисленная, но нестройная, а главное – вся сплошь голопузая. Как в том бородатом анекдоте – с голой пяткой на шашку.

И ведь они на полном серьёзе намеревались атаковать! Сделай они это сразу, когда ещё только голова колонны вышла из узкого ущелья – у них были бы весьма неплохие шансы. Не победить, конечно – в открытой схватке беспорядочной толпой против правильной античной тактики это невозможно в принципе, но задержать эдемское войско, дав смыться подальше собственному мирному населению, а затем уж и подавшись в бега самим – на это их шансы были бы вполне реальными, если бы они не промедлили. Фамей, сразу же въехавший в расклад, приказал немедленно разворачиваться в боевой порядок уже вышедшим на равнину копейщикам, а под их прикрытием – лучникам. Быстрое перестроение финикийцев привело индюков в замешательство, неплотный, но меткий обстрел заставил отступить, а эдемский авангард продвинулся вперёд, давая развернуться уже главным силам. Наши кулевринщики тут же снова расставили свои треноги, а между ними начал раскладывать сложные носилки, преобразуя их в высокий станок, "пулемётный" расчёт нашего пулевого полибола. Это против баррикады или против плотного строя тяжёлой одоспешенной пехоты с большими щитами от него было бы мало толку, но здесь, в чистом поле, да против толпы голых дикарей – это была зверь-машина!

И достоинства, и недостатки той или иной разновидности полибола определяются его штатным боеприпасом. Острая стрела для надёжного поражения цели требует гораздо меньшей скорости, чем тупая круглая пуля, а теряет она её не так быстро – благодаря обтекаемости и большему весу. Поэтому полибол-стреломёт, даже при всей своей относительной дороговизне, кое-какое распространение всё-же получил – на Родосе, в Александрии и у тех же римлян, ещё не вылезших в абсолютные гегемоны и потому всё ещё охочих пока-что до технических новинок учёных греков. Пулевой же, изобретённый практически одновременно со стреломётом, если не раньше, так и остался в единичных экспериментальных экземплярах, не получивших признания и не заинтересовавших античных вояк. Главная причина – как раз вот в этой меньшей поражающей способности против одоспешенной античной фаланги и её разновидностей. При равных прочих это – определяющий фактор. А прочие у греков как раз практически равны, если не считать несколько меньшей стоимости пулевого полибола за счёт несколько более простой конструкции – ползун вместо сложного поворотного вала-подавателя с винтовым пазом. Почему Дионисий Александрийский – или кто там на самом деле изобрёл пулевой полибол – не додумался до кривошипно-шатунного механизма, взводящего ползун при неподвижном "ствольном" направляющем желобе, ума не приложу, но факт остаётся фактом – в греческом полиболе, даже в пулевом, аналогом затвора является подвижный направляющий желоб, который перед выстрелом надо вернуть в исходное положение. В результате стрелять вращением рукоятки ворота в одну сторону не получается – сперва взводим механизм вращением на себя, затем возвращаем "ствол" взад вращением обратно, останавливаем, стреляем, потом повторяем цикл снова – хрен тут разгонишься до хорошей скорости вращения. Для стреломёта разгоняться, пожалуй, и никчему – стрела в этом случае может и не успеть провалиться из магазина в паз вала-подавателя, а из него – в ложе желоба, но для пулевого модификация с неподвижным желобом и непрерывным вращением рукоятки была бы вполне реальной и работоспособной, если бы греки до неё допетрили. Но они не допетрили, и в результате ихний "пулемёт" не имеет ни малейших преимуществ в скорострельности перед стреломётом, а значит, с учётом его меньшей поражающей способности, и на хрен никому не нужен.

Я вовсе не хочу сказать, что означенный Дионисий – если это был он – дебил и недоумок. Хрен бы я промозговал всю конструкцию нашего агрегата с нуля, и спасибо ему огромное за тот конструктивный задел, который он выполнил за меня. Но подобных недоделок, выхолащивающих гениальнейшее изобретение, я всё-же не люблю, и поэтому мы пошли другим путём. Я ведь уже упоминал, кажется, что от громоздкой торсионной рамы мы отказались, вернувшись к простейшей арбалетной схеме? Имея пружинную бериллиевую бронзу – решение самоочевидное. А потом, когда мой раб-инженер Диокл уяснил суть, я растолковал ему буквально на пальцах идею неподвижного желоба-ствола и небольшого ползуна-затвора прямо на тетиве, а затем – и приводящего всю эту систему в действие кривошипно-шатунного механизма.

С этого момента от меня больше ни хрена не требовалось – ну, окромя финансирования работ, конечно. Ведь учить бывшего раба-механика самого Архимеда его же ремеслу – это же заведомо только портить. Всю систему зацепления-расцепления ползуна-затвора с шатуном, как раз и обеспечивающую "автоматическую" стрельбу при непрерывном вращении рукояти, мой сицилиец придумал уже сам, предоставив мне в итоге готовый механический "пулемёт" Дионисия – Канатова – Диокла. Машинка удалась на славу и в заварушке с нумидийцами – уже в трёх экземплярах – зарекомендовала себя прекрасно. А уж в каком восторге от неё был тогда Бенат! Он и сейчас с удовольствием согнал бы с уже разложенного станка первого номера нашего "пулемётного" расчёта и занял бы его место сам, как и тогда, дабы тряхнуть стариной, да только другая у него теперь служба и другие функции. Есть кому и без него вдарить техническим прогрессом по многолюдству и лихой дикарской отваге размалёванных чуд в перьях.

Вот из этой машинки мы и звезданули по густой толпе чингачгуков, когда те опомнились и решились таки атаковать. А когда её магазин опустел, и второй номер расчёта наполнял его новыми свинцовыми пилюлями, дали залп кулевринщики. И снова стрелял "пулемёт", и снова грохотали наши хлопушки, а вместе с ними не забывали о своих обязанностях и эдемские лучники Фамея. А ещё стояла стеной уже выстроившаяся в подобие фаланги, прикрывшаяся щитами и ощетинившаяся копьями тяжёлая линейная пехота колонистов, фланги которой прикрывали дружественные им гойкомитичи. Но до рукопашки дело так и не дошло – положив лучших бойцов под пулями, картечью и стрелами и израсходовав свой драгоценный и трудновозобновимый запас героев, дикари растеряли весь свой кураж, и на схватку с эдемскими копейщиками их уже не хватило. Ещё один залп кулеврин и ещё один магазин "пулемёта" сломили их окончательно, и заметно поредевшая толпа, оставив на поле боя где-то с четверть своего состава – ага, в виде "двухсотых" и "трёхсотых", задала стрекача. Лучники ещё дали по ним залп для порядка, но ясно было уже и так, что в селение дикарей войско теперь войдёт беспрепятственно. Ну, разве только пара-тройка мелких уличных стычек…

Так оно примерно и вышло. Лишь в паре мест пришлось давить сопротивление правильному строю эдемских копейщиков, а в основном с зачисткой вполне справлялись и наши красножопые союзники. Только у самой пирамидальной насыпи настропалённые Чанами дикари вновь попытались дать нам сражение, но мы с Васькиным и Велтуром выбили из арбалетов самых зачинщиков, а лучники – наиболее зомбированных из массовки.

– Ты не даёшь мне отличиться! – возмутился шурин, – Я помню, что я тебе обещал, но так же тоже нельзя! За всю эту войну я так ни разу даже и не обнажил меча!

– Как и я сам, между прочим, – заметил я ему в ответ.

– Но ты успел уже намахаться мечом и раньше, а я – нет! – возразил парень, – Что обо мне подумают наши солдаты?

– А главное – одна очень симпатичная эдемочка? Скажи нам, сколькими лично убитыми дикарями ты намерен перед ней похвастаться, и мы всё подтвердим. И даже поможем тебе придумать подробности поправдоподобнее.

– Тебе всё шутки, Максим, а я не могу понять, зачем ты тогда вообще дарил мне меч и зачем меня учили с ним обращаться. Я понимаю, что есть кому и без меня – ты ведь это мне хочешь сказать? Но должен же я хоть что-то сделать и сам!

– Ты уже пристрелил троих из арбалета. Тебе мало этого? Утебя есть ещё две "перечницы". Стреляя из них, ты будешь метать громы и молнии – именно так это воспринимают эти размалёванные, да и большинство неразмалёванных тоже. Порази пару-тройку молниями, а если мало – я тебе и свои "перечницы" дам, и ты будешь круче Геракла, за которым такого подвига уж точно не водилось. А мечом голопузого бедолагу проткнуть – любой солдат может запросто.

– Так в том-то и дело, что мы должны уметь и всё то, что умеют наши солдаты! Ты же сам это говорил не раз! И вы все уже это делали не по одному разу, а я – нет!

– Ладно, хрен с тобой, поработай и мясником, раз приспичило. Но смотри мне, не вздумай там сам героически пасть! Убьют – на глаза не показывайся!

Дав Велтуру отбежать – ага, с уже обнажённым мечом – десяток шагов, я указал ему вслед Тарху:

– Присмотри за ним. И ты, Бенат, тоже. Всех наших рубак берите – он ведь в самую гущу сейчас полезет. Можете дать ему получить лёгкую рану, чтоб ощутил себя настоящим героем, но чтоб ничего серьёзного с ним не случилось! Только не на такой дурацкой войне, которая нам абсолютно не была нужна…