Уфф! Класс! Тьфу, млять, зараза! Накрывшая с головой волна заставила отплеваться и отфыркнуться, но насрать на это мелкое неудобство. Я ведь и не ждал идеальной озёрной глади в Атлантическом океане. Зато какой кайф, кто понимает! Вот наплаваться сейчас вволю, назагораться под тёплым солнцем шикарной Косты дэ ла Луз – и в отель! Коктейль со льдом подегустировать, кондиционер врубить, выкурить крепчайшую и ароматнейшую кубинскую сигариллу "Монте-Кристо". Включить комп, войти в интернет, Велию – уже переодевшуюся из пляжного бикини в не менее эротичные топик с мини-юбкой – на коленки к себе усадить и обнять, а впереди у нас – джакузи и широченный сексодром…
Ага, размечтался, млять! Во сне это было прекрасно, но наяву – мыылять! Омерзительнейшее это занятие – закатывать губы обратно! Нет, море-то ничем не хуже того, современного, даже лучше – уж всяко почище по крайней мере. Пляж – ну, поуже, не окультурен, так зато пейзаж не испорчен этими ублюдочными пластиковыми топчанами, по которым я совершенно не ностальгирую. А вот о современном навороченном отеле со всеми удобствами и мечтать не следовало – вот, прокрутил мысленно повтор сна, а нахрена? Зачем зря расстраиваться? Вместо коктейля со льдом – просто охлаждённое в погребе слабенькое вино – хорошее, вкусное, но без льда. Вместо кондиционера – в лучшем случае раб-опахальщик, вместо электронной почты – раб-посыльный, вместо развлекательных интернет-порталов или даже вульгарного зомбоящика, не говоря уже о ДиВиДи-плейере с кучей дисков – греческий театр, а если задолбал уже его не балующий разнообразием традиционный репертуар – изволь обзаводиться собственным театром с труппой актёров-рабов. Ну, до такого изврата я пока-что, хвала богам, не докатился, и надеюсь, что не докачусь и впредь, а вот за потомков – увы, зарекаться уже не рискну. С того света я ведь их уже не проконтролирую, а окружающий античный социум – он ведь затягивает. А с волками жить – сам шерстью обрастёшь. Если не сожрут до того. Мне повезло, не сожрали, но шерстью обрасти, дабы соответствовать своему месту в стае – это уж изволь, будь так любезен. И будь доволен, что ты – в стае, а не в стаде. Разницу надо разжёвывать?
И Велия сейчас не со мной, а в Карфагене. Корабли нынешние – тоже далеко не навороченные круизные лайнеры с каютами первого класса, а волна за Гибралтаром – уже океанская, да и на самом Средиземном море бывает временами суровой, и тащить с собой жену, которая на последних месяцах беременности – мы с ней пока ещё с ума не свихнулись, тесть – тем более. На подходе уже первый потомок, за которого я зарекаться не рискну, но всячески позабочусь о том, чтобы он и сам собственной волей кое от чего излишнего зарёкся, а кое-чем нужным и полезным – озадачился. По всем признакам уже видно, что пацан будет, и это меня, ясный хрен, ни разу не печалит. С пацаном ведь не в пример проще возиться, чем с девкой, да и наследник как-никак. Назвать решили Волнием – в честь прадеда. Давать имя сыну – прерогатива отца, хоть по этрусским обычаям, хоть по турдетанским, и тесть, в таких вопросах весьма тактичный, не потребовал, а лишь попросил. Но я ж разве хоть раз против? Волний Максимович, если по-русски – тоже звучит неплохо, а врастать в окружающий социум хотя бы по внешним признакам один хрен приходится. Правду о нас знают только те единицы, которым положено, а от всех прочих маскировать надо наши отличия, дабы на посторонний глаз они не выходили за рамки допустимых индивидуальных чудачеств…
А волна прибоя – уфф, хороша-то как! Тьфу! Опять захлестнула, зараза! Не расставил бы ноги пошире на прибрежной отмели – так сшибла бы на хрен с ног – красота, кто понимает! Жаль, понимают не все…
– Разве не лучше в бассейне?
– Ну, скажешь тоже! Не жил ты у нас, Фабриций! Бассейн – это бассейн, а море – это море!
– Ну и что? Просто большая и глубокая лужа, солёная и бурная. Волна с ног сбивает, захлёстывает – я же видел, как ты отплёвывался! Ну и какое в этом удовольствие?
– Для кого как. Ты всю жизнь прожил на морском побережье, а я бывал на нём лишь короткое время и далеко не каждый год. И не на таком море, а на гораздо худшем. Мне есть с чем сравнивать. Вот нас сейчас здесь несколько человек – хорошо, просторно, а там народу бывало столько, что и ступать-то надо было аккуратно, чтоб не споткнуться об кого-нибудь!
– Даже так?
– Да, так и было. Часто из-за этого даже и не ездил на море, а купался и загорал на озере – жалкое подобие, но хоть народу поменьше. Ну, если получалось взять отпуск летом.
– А зачем летом? Ведь жара же!
– Это у вас здесь жара, а у нас там лето – как у вас зима. Ну, почти…
– Верно, я и забыл – ты ж рассказывал. Не укладывается в голове, вот и забываю. Но теперь ты достаточно наотплёвывался от солёной воды?
– Ну, на сегодня – пожалуй, гы-гы!
– Ну ты и ненасытен, Максим! Как ты это называешь? Сделаться хреном?
– Ага, охренеть. Не жил ты у нас, Фабриций…
Тарквиниев Фабриций Арунтиевич, если на русский лад – гражданин Карфагена, этруск, языческого вероисповедания и эксплуататорско-рабовладельческого происхождения, не состоял, не был, не привлекался, не имеет, не участвовал. А ещё он – старший сын и наследник "досточтимого" Арунтия, моего тестя и наследника главы клана Тарквиниев, ещё более "досточтимого" Волния, коему, стало быть, приходится внуком по прямой наследственной линии. И при этом вовсе не изнеженный сибарит, каковыми являются сынки большинства финикийских олигархов. Мать-то его была финикиянкой как раз из таких, но отец его, который как раз был, состоял и участвовал, ещё в подростковые годы выбил из сына эту финикийскую олигархическую дурь и воспитал – ну, не совсем уж в ежовых рукавицах, но достаточно сурово. А как ещё должен был воспитывать своего сына-наследника ветеран Второй Пунической? И вырос этот полуфиникиец-полуэтруск вполне нормальным мужиком. Ну, не в кайф ему отплёвываться от морской воды, кайфует он в бассейне, но когда мы полезли купаться в море – полез и он. И такой класс плавания в бурных волнах нам показал, что мы прихренели. Типа, получше нас может, если захочет. Ну, это можно только приветствовать. Мой непосредственный в этой командировке, как-никак, и видно уже, что подход у него к делу отцовский, не дурак, не заносчив, не избалован – сработаемся. Да собственно, уже практически сработались.
– У нас важный гость, и он ждёт нас, – напомнило непосредственное начальство.
– Ты прав, досточтимый, – я перешёл на деловую форму, показывая готовность спуститься с небес на грешную землю. Это в узком кругу мне как зятю правящего кланом семейства дозволена некоторая фамильярность, а при посторонних субординация должна соблюдаться неукоснительно. Для моей солдатни и я сам просто Максим, если "вне строя", но в служебной обстановке – ага, аж целый "почтенный".
Гость же наш и в самом деле важен, и заставлять его ждать – моветон-с. На пляж он с нами не пошёл – чего он не видел на тех пляжах? А вот роскошный бассейн для него – экзотика, которой он наслаждается, покуда мы "маемся дурью". Вернувшись, мы плюхаемся туда же и смакуем поданные рабами чаши вина. Гость же наш, похоже, уже обдумал сказанное ему ранее и готов к конструктивной беседе. Для него ведь она важна ничуть не меньше, чем для нас.
Ликут, сын Вириата – не того Вириата, который войдёт в историю, тот ещё не родился и родится ещё нескоро, а совсем другого, ничем не знаменитого – мелкий вождь мелкой лузитанской банды, масштабами своей деятельности никого не впечатляющий и впечатлить при своих ничтожных силах неспособный. Просто толковый и удачливый атаман разбойничьей шайки, оказавшийся не отморозком, а человеком вполне вменяемым, что для нас куда важнее его наличных сил. А силы – дело наживное, на что ему и был дан весьма прозрачный намёк…
– И всё-таки я не понимаю, – сказал нам сей Ликут, тактично дав нам додегустировать вино, – Для чего это нужно мне – понятно. Но для чего это нужно вам? Ведь не просто же так вы даёте мне опытнейших воинов и огромнейшие по нашим лузитанским меркам деньги. Вы же прекрасно знаете, что сейчас мне нечего дать вам взамен. Значит – позже, когда я сделаю то, что задумал? Что понадобится вам от меня тогда?
– Твоя дружба, Ликут, – ответил ему Фабриций, – Дружба и взаимопонимание. Разве плохо для нас иметь в числе друзей – ну, скажем, царя всех лузитанских поселений в долине Тага?
– Целого царя? – лузитан озадаченно почесал бороду.
– На это, конечно, не хватит того, что мы даём тебе сейчас, но ведь мы же дадим ещё. Сейчас мы даём тебе то, что ты уже в состоянии употребить с пользой. Сможешь больше – дадим больше.
– Многие вожди в твои годы достигли гораздо большего, чем ты сейчас, – добавил я, – А чем они лучше тебя? Умнее? Удачливее? Отважнее?
– Вы что, издеваетесь? Сами же прекрасно понимаете, в чём тут дело! Они родовитее меня. Им помогали их влиятельные отцы и прочая родня. Нетрудно достичь большего при такой поддержке!
– А при той, которую предлагаем тебе мы?
– Вот я и хочу понять, в чём ваш интерес. Допустим, захватил я несколько поселений, утвердился в них, добился их признания в качестве вождя – чем я расплачусь с вами за вашу помощь?
– С нескольких поселений – ещё ничем, – пояснило моё непосредственное начальство, – Ты просто докажешь нам этим, что деньги вложены в тебя не зря, и при большей помощи ты способен на большее.
– Хорошо, допустим, получил я от вас вторую помощь, больше этой, подмял под себя всех соплеменников долины, уселся над ними царём – чем я тогда расплачусь с вами? Мой народ небогат. Вы хотите, чтобы я полностью разорил его?
– Вовсе нет. Мы хотим, чтобы ты стал сильным и влиятельным царём, дружба которого нам не повредит.
– И в чём же должна будет выразиться моя будущая дружба с вами?
– Лузитаны – очень беспокойный народ, и от этого страдают все их соседи. И не только ближайшие. Нам бы хотелось, чтобы объединивший их под своей властью царь навёл среди них порядок и направил их неуёмную отвагу в какую-нибудь приемлемую для нас сторону. Например, попробовал бы объединить всю Лузитанию, а не одну только свою долину…
– Лузитаны должны убивать лузитан? Когда кругом столько иных племён? Кто же на это пойдёт?
– Разве твоих соплеменников не беспокоят набеги кельтиберов? Почему бы им не объединить силы против них?
– Ну, не так уж и сильно они нас беспокоят. Мы сами беспокоим их не меньше и безо всякого объединения.
– Набег объединёнными силами дал бы твоим соплеменникам гораздо больше добычи. Тебе самому – тем более…
– Да какая там с тех кельтиберов добыча? Богатая Бетика – куда более лакомая цель для лузитанской молодёжи! Вы хотите, чтобы я удержал её от набегов на Бетику?
– Это было бы неплохо.
– Но как я их удержу? Вы же знаете моих соплеменников. Мне будут повиноваться лишь до тех пор, пока будут уверены, что я правлю ими в их же собственных интересах. Кто послушает меня, если я вздумаю запретить им славное и выгодное дело?
– А ты и не запрещай. Ты просто дружески отсоветуй. Дело ведь опасное, турдетаны многочисленны, а их ещё и римляне защищают. Малыми силами в набег идти – верная погибель. Надо сил побольше собрать, да обдумать всё хорошенько. А пока они обдумывать будут, ты нас предупредишь. А мы уж покажем твоим бузотёрам, как плохо не слушаться добрых советов своего царя. Прочие увидят это и будут слушать тебя внимательнее. Разве лучшее послушание твоих подданных повредит тебе?
– А если старейшины примут решение о всеобщем набеге на Бетику?
– Прямо сразу?
– Ну, не сразу, конечно. Сначала будут мелкие набеги, которые вы отразите. Но после этого могут уже и большого набега захотеть. От меня потребуют возглавить его, и по обычаю я не вправе отказаться, если хочу остаться их царём. И как мне тогда быть?
– Возглавишь и поведёшь. Это же твой народ, а ты – его царь.
– Но ведь это же война! Какая уж тут дружба?
– Да, это война. Но воевать можно ведь по разному. Разве друзья не договорятся между собой о взаимопонимании даже на войне?
– И как вы это себе представляете?
– Ты согласуешь свои планы с нами, и мы с тобой договоримся, где и на кого ты нападёшь удачно, где тебя отразят, а где ты и сам отступишь. После этого ты будешь действовать так, как договорились, и предупреждать нас обо всех случаях неповиновения тебе, а мы позаботимся, чтобы как договаривались, так и выходило, а не повинующиеся тебе жестоко поплатились за это.
– Значит, вы не против моих набегов на Бетику?
– Мы же знаем твоих соплеменников. Мы понимаем, что набеги неизбежны, но хотим взаимопонимания в их проведении.
– Чтобы не пострадали ваши интересы? Назовите мне их, и я укажу своим разбойникам, что и где не трогать и обходить десятой дорогой. В этом меня, пожалуй, и молодёжь послушает, если я объясню их вожакам…
– А вот этого делать не надо. Зачем о нашей с тобой дружбе знать всем и каждому? Мы даже приготовим специально для твоих мародёров добычу, которая не разорит нас, но будет хорошо известна всем как наше имущество.
– И всё-таки, в чём же тогда ваша выгода?
– Ты будешь нападать в основном на незащищённые или слабозащищённые поселения. Среди них будут те, которые по требованию римлян срыли свои укрепления и сдали оружие. Римляне обещали им защиту, но защитить их не смогут – особенно, если одновременно другие твои отряды подступят к поселениям италийских колонистов.
– Вы хотите роста недовольства и нового восстания турдетан против Рима?
– Вовсе нет. Мы хотим, чтобы Рим выполнил своё обещание и защитил их от тебя.
– И каким образом он это сделает?
– Для этого Риму понадобится местный союзник, который прикроет Бетику от твоих набегов.
– И кто им станет?
– Какая тебе разница, Ликут? Тот, кому мы поможем стать им. И с ним ты тоже будешь дружить – тайно, конечно. А для всех, кому о вашей дружбе не полагается знать, вы с ним будете злейшими врагами.
– Но ведь мне тогда придётся воевать с ним! Или я чего-то недопонял?
– Да, ты будешь с ним воевать, – разжевал я ему, – Мы потом договоримся с вами обоими, как именно это будет происходить…
В общем, покидал нас свежеиспекаемый нами лузитанский царёк в полной прострации от нашего цинизма. Нет, он, конечно, был наслышан краем уха о некоторых подробностях "войны" Кулхаса с Кордубой, и понятие "договорных" военных действий ему было известно, но не до такой же степени! И это ведь он ещё не знал всего!
– Ну вы с отцом и интриганы! – прикололся Фабриций, для которого такая степень политического цинизма тоже была внове, – Я с вас… эээ… делаюсь хреном?
– Ага. Я и сам с нас хренею, гы-гы!
А ближе к вечеру нас посетил и будущий турдетанский "друг и союзник Рима". Миликон был одним из мелких турдетанских вождей, подвластных Кулхасу и участвовавших в его мятеже, и хотя тот мятеж прекратился мирно, а в новом он явного участия не продемонстрировал, римляне со временем вполне могли припомнить ему старое. Во избежание этого Миликону не повредило бы "искупить вину" и уж всяко не следовало раздражать новых хозяев страны дополнительно. А легко ли от этого удержаться, когда сами римляне не очень-то стараются не раздражать турдетан?
– Два соседних городка Катон заставил сдать оружие и срыть стены! – поведал он нам то, что мы знали уже и без него, – А как им теперь от лузитан защищаться, когда эти разбойники в очередной набег припрутся? Римляне защитят? Что-то верится с трудом!
– Нам тоже! – заверил его Фабриций.
– И кто же нас тогда защитит?
– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, – глубокомысленно изрёк я, – Если не ты, то кто же?
– И каким образом? Римляне и к моему-то городку уже начинают приглядываться – уж больно удобное место занимает и уж больно хорошие земли у жителей! – этим он нам с Фабрицием тоже никакой Америки не открывал. Как раз по этой причине мы и выбрали именно его из нескольких ему подобных и ничем его не худших…
– Один городок возле Кордубы – такой же, как и мой, и вождь его – мой хороший знакомый, – продолжал просвещать нас Миликон, – Так к нему римляне тоже приглядывались так, как сейчас ко мне. Он даже и в кулхасовском мятеже не участвовал, в этом новом – тем более, незачем ему было, и уж подавно ничего такого не замышлял. А когда Катон подавил мятеж – его тоже не разоружали, но начали приглядываться. Пару месяцев назад на одну из его деревушек кельтиберские разбойники напали, он их нагнал и побил, а главаря ихнего судил и на суку вздёрнул. Всё было справедливо и по обычаю, и на своей земле он был в своём праве. Да только вот те кельтиберы оказались римскими наёмниками! Прошла пара недель – и к городку подступил отряд римлян, а с ними несколько отрядов илергетов и тех же кельтиберов из вспомогательных войск. Обвинили его в нападении на римские войска и в подготовке мятежа. И что он мог поделать? Городок разграбили, жителей увели и продали в рабство, его самого увезли в Новый Карфаген на суд – не знаю, чем кончилось, но вряд ли чем-то хорошим. И думаю, он десять раз успел пожалеть, что не участвовал в тех мятежах. А на днях я прослышал, что в городок скоро прибудут италийские колонисты и поселятся в нём. Понимаете, что происходит? Вот и ко мне теперь так же приглядываться начинают, и я сижу тише воды, ниже травы. А вы мне тут силы наращивать предлагаете…
– Не прямо сейчас и не в твоём городке, – терпеливо поправил его мой непосредственный, – Твоего городка у тебя уже, считай, нет. Считай, что ты его уже римлянам подарил.
– Римлянам?! Да я лучше умру с мечом в руках у его ворот!
– Так и случится, если ты сделаешь такую глупость. Ладно, ты умрёшь героем, и прославишься посмертно. А что будет с твоей семьёй? И что будет с твоими людьми – теми, кто не погибнет героями вместе с тобой? Как ты думаешь, долго ли они будут славить тебя, погибая на рудниках в рабстве у римлян? А римляне будут рады. Они, правда, получат меньше рабов, чем надеялись, но твой городок всё равно достанется италийским колонистам. Городок неплохой, стены крепкие, земли вокруг них тучные – они будут довольны. Кто-то из них, возможно, даже помянет тебя добрым словом за такое наследство…
– Если получит его! Да мы лучше сожжём свои посевы, перебьём скот, зажжём городок и заколемся сами у порогов своих домов!
– В этом случае италийцам придётся потрудиться над разборкой завалов и строительством нового, уже своего италийского городка. Но земля всё равно достанется им, и они ей будут довольны.
– Так что же вы мне предлагаете? Взять и в самом деле подарить всё проклятым римлянам?
– Не подарить, а обменять. Когда на твоих людей нападут разбойники – зачем тебе повторять ошибки твоего знакомого? Ты возьмёшь их живыми, а раненым даже окажешь помощь, и ни один волосок не должен будет упасть с их голов, пока они находятся в твоих руках. Ты пригласишь свидетелей от соседей и покажешь им, что натворили эти бандиты. А потом, прихватив с собой и этих свидетелей, сопроводишь пленников в Кордубу – римскую, не испанскую. И там – добьёшься приёма у римского претора, сдашь бандитов ему и потребуешь справедливого суда над ними…
– На котором меня же и обвинят в нападении на римских союзников и их аресте?
– Конечно обвинят. Поэтому – только со свидетелями из неподвластных тебе и лояльных к Риму поселений, свидетельство которых будет трудно оспорить. А несправедливо осудить тебя в их присутствии будет не только труднее, но и опаснее по последствиям. Бунт одного только твоего городка претору был бы только на руку, но бунт всей возмущённой явной несправедливостью округи ему не нужен. Этого не одобрят в Риме.
– И вы верите в то, что римский претор осудит и справедливо накажет разбойников, которых сам же, скорее всего, и подослал?
– Конечно нет. Этого ему не простят их соплеменники, с которыми ему тоже ссориться не с руки. Даже отречься от бандитов он не сможет, и это поставит его в неловкое положение перед тобой и твоими свидетелями. Как он выкрутится из него, мы не знаем, но как-то, конечно, выкрутится. Скорее всего, затянет следствие и придумает какой-нибудь благовидный предлог, чтобы вообще замять это дело.
– И чего я этим добьюсь? Мне ведь нужна справедливость!
– Разве? – хмыкнул я, – Я думал, тебе нужно спасти свою семью, своих людей и себя самого от смерти и рабства…
– Надолго ли? За первым случаем последует второй, за ним третий. И что мне, каждый раз сдувать с бандитов пылинки и ездить в Кордубу жаловаться претору?
– Правильно соображаешь, Миликон! – одобрительно заметил Фабриций, – Но зачем же тебе ждать второго случая, который претор может организовать уже похитрее первого? Ты сразу же попросишь его – не потребуешь, а попросишь, с полным почтением и отчаянием в глазах – прислать к тебе римского префекта с гарнизоном, дабы не беспокоить впредь самого претора разбором каждого подобного пустяка. Пусть римский префект станет свидетелем и участником справедливого суда над любыми разбойниками, какие только объявятся в твоих владениях…
– Мне САМОМУ пригласить в свой городок римлян?!
– Да кто их к тебе пошлёт? Меньше центурии слать – несерьёзно, а зачем это претору? Если уж он положил глаз на твой городок – зачем ему в нём целая центурия РИМСКИХ свидетелей того, что обвинить тебя не в чем? Всю ведь центурию не посвятишь в коварный замысел, кто-то уж точно окажется СЛИШКОМ порядочным, а для легионеров он – свой и пользующийся немалым авторитетом.
– Тогда в чём смысл?
– Претор откажет тебе. Скорее всего, сошлётся на нехватку солдат. И тогда ты спросишь его, как же тебе быть. Твои люди устали от ожидания бандитских нападений и требуют от тебя избавить их от них – переловить и перевешать, как и положено по старому доброму обычаю. А ты этого сделать не можешь – боишься прогневить досточтимого претора, а в его лице – ещё и сенат и народ Рима, которых он здесь представляет, повесив по ошибке доблестных, но озорных защитников справедливого римского закона и порядка. Заодно и о случае с твоим знакомым ему напомнишь. Разумеется, всячески осуждая бунт и сопротивление представителям власти Рима, но сокрушаясь, что и ты не гарантирован от трагической ошибки, которую не знаешь, как предотвратить. Претор, конечно, не даст тебе удовлетворительного ответа, и тогда ты скажешь ему, что не можешь больше в таких условиях жить и дальше на своей земле. И попросишь его дать тебе наконец для тебя и всех твоих людей какую-нибудь другую землю – такую, на которой все бандиты – это настоящие бандиты, которых можно спокойно убивать и вешать без боязни провиниться перед Римом. Представь себе, ему нужен твой городок для италийских колонистов, и тут ты САМ предлагаешь ему очистить его…
– Да я его лучше сам сожгу!
– Зачем? Другие сожгут – вместе с италийцами. Есть кому. А ты будешь чист перед Римом. Тебе новая земля нужна?
– И где же претор возьмёт для меня бесхозную землю?
– У северной границы провинции. А если он сам до этого не додумается – ты подскажешь ему. Римским и италийским колонистам там земля не нужна – слишком близко к лузитанским разбойникам. Он даже и рад будет прикрыться тобой и твоими людьми от лузитанских набегов.
– А мне и моим людям страдать от них? Тамошних кониев проклятые лузитаны совсем разорили!
– Зато ТАМ ты будешь нужен Риму сильным и свободным. А лузитан ты сможешь убивать, не боясь прогневить этим Рим и навлечь на своих людей смерть и рабство.
– Да, ТАМ смогу – если сумею! А какими силами?
– Силы у тебя появятся. И силы, и деньги на обустройство.
– Откуда? Уж не претор ли мне их даст, а?
– Разве Тарквинии обманывали когда-то хоть кого-то?
– Гм… Вот как? Тарквинии… Так ты, значит, досточтимый Фабриций, говоришь от имени своего ещё более досточтимого деда?
– Ну, не от своего же собственного, Миликон! И от имени отца, и от имени деда!
– Это другое дело. Слову Тарквиниев верить можно… Вот только что досточтимые Тарквинии захотят получить от меня взамен?
– Твою дружбу, Миликон. Разве не пригодится нам дружба – ну, скажем, царя всех турдетан и кониев низовий Анаса?
– Ну… Гм, – вождь призадумался, – Целого царя? Так там же лузитаны!
– Лузитаны севернее, а там – турдетаны и конии. Конии – тоже тартессии, как и турдетаны. Ты получишь трудолюбивых и дисциплинированных подданных, а не какой-нибудь негодный сброд.
– Какая разница! Лузитаны уже проникли туда и разорили эти места так, что там уже и мало кто живёт! А кто остался – прячутся по пещерам или платят этим разбойникам дань.
– Вот ты и освободишь их от лузитанских грабежей и дани, а людей своих туда приведёшь и поселишь. Не сразу, конечно, а когда их накопится у тебя столько, что на них не хватит земли в твоих приграничных владениях. Ведь твой нынешний городок – не последний, на который положили глаз римляне. Будут и другие, и их жители, если будут достаточно умны, подадутся уже к тебе. Деревня за деревней, городок за городком – люди потянутся к тебе, Миликон.
– Так ведь со своими вождями же!
– Но на твои земли, а значит – под твою власть. Ты ведь не обязан принимать к себе тех, кто не захочет встать под твою руку, верно? Примешь тех, кто присягнёт тебе, и станешь вождём над вождями. А вождь над вождями – это уже царь. Ну, почти царь. Когда под твоей рукой соберётся достаточно вождей с воинами – пойдёшь с ними отвоёвывать себе у лузитан своё царство, над которым и усядешься настоящим царём.
– Отвоевать у лузитан? Легко сказать! Они же там все головорезы! А кто будет у меня?
– У тебя будут воины, понимающие толк в большой войне. Не очень много, но достаточно, чтобы научить твоих людей воевать. Ветераны Ганнибала…
– Откуда?
– Это наша забота, гм… будущий "великий", – мы с Фабрицием дурашливо, но торжественно стукнули себя правыми кулаками в грудь и даже обозначили лёгкий поклон головами, как и полагалось по старинному обычаю приветствовать царственных особ.
– Гм… Но ведь тогда те лузитаны, которых я вышвырну из низовий Анаса, попросят помощи у соседей. Против меня выступит тогда вся Лузитания!
– Не выступит, Миликон. У лузитан появится свой царь, который найдёт для своих подданных дела поважнее. А с тобой он будет дружить – тайно, конечно.
– Свой царь у лузитан? Откуда вы знаете?
– А откуда мы знаем о будущем царе турдетан и кониев?
Покидал нас будущий "великий" Миликон, потрясённым едва ли меньше своего будущего лузитанского "друга" Ликута. Мы с Фабрицием долго ржали, припоминая изумлённые хари обоих будущих "великих". А потом – уже в доме "досточтимого" Волния на Острове – ржали и Васькин с Володей, когда я уже им рассказал. Сам-то глава клана тоже повеселился немало, когда Фабриций рассказывал ему на этрусском, но мы-то этрусским всё ещё не владеем, поэтому нашим рассказывал я – на нормальном русском. В нынешней гадесской "командировке" мы втроём, а Серёга с Юлькой и Наташкой остались в Карфагене. Бабы – оттого, что нехрен им тут делать по определению, а Серёга – ну, его с нами нет, так что не слышит и не обидится – по той же, если совсем уж честно, причине. Ну нехрен таскать не приспособленного к таким делам человека туда, где зазеваешься – так и убить на хрен могут. В деле с нумидийцами давеча, хоть и рядом держался и не особо-то лихачил, а один хрен как-то ухитрился словить охреначником в лобешню, отчего нагребнулся с лошади и ушиб копчик. Хоть и не смертельно, да и не привыкать ему, но – на хрен, на хрен. Он нам живым нужен, а не таким, о котором только или хорошо, или никак. Поэтому поручил ему перед отъездом минералы местные карфагенские поизучать, дабы чувствовал себя занятым нужным и полезным делом. А если сумеет при этом и в натуре полезное чего-то найти – так разве ж я хоть раз против?
Ну, раз уж с него начали – геолог он наш, этот Серёга Игнатьев, какой-никакой, а всё-таки геолог. Хоть и за неимением лучшего, а бериллы мне таки распознал и откуда надыбать их в Карфагене – тоже вспомнил, так что для сельской местности – уж всяко пойдёт. Просто не надо тыкать его в те ситуёвины, под которые он, будучи по реальной работе офисным планктонщиком, ни разу не заточен. Юлька Сосновская – хотя по факту её следовало бы тоже Игнатьевой числить – наша истеричка… тьфу, историчка. Пединститутская, к сожалению, но за неимением лучшей приходится терпеть эту. Я ведь не случайно насчёт истерички оговорился, если кто не въехал, и как бедный Серёга её стервозную натуру выдерживает – у него надо спрашивать. Это меня она при случае давно уже больше ради прикола подначивает, чем всерьёз, и я давно уже именно так её взбрыки и воспринимаю, и случается это уж всяко не каждый день, а вот его она пилит на полном серьёзе и ежедневно. Но то – их семейное дело, меня не колышащее. А делом занята полезным без дураков – систематизацией нашего попаданческого исторического послезнания и составлением для всей нашей компании и для наших нанимателей "летописи будущего". Оно ведь полезно зачастую бывает – знать то, чего не знают окружающие. Фактор инсайдерской информации, скажем так. Наташка Галкина, а фактически – Смирнова, и это к моменту нашего отъезда было уже даже заметно на глаз, является нашей ботаничкой и вообще биологичкой – кому ж ей ещё быть, как не студентке Лестеха? Особенно забавна она в качестве спеца по насекомым – с её-то насекомобоязнью, гы-гы! Однако ж шелководческую ферму мне наладить помогла, при которой и состоит теперь в качестве эдакого своего рода инженера-консультанта. Между прочим, достаточно важная статья нашего благосостояния на перспективу – спрос на шёлк растёт, особенно – на косский, не такой дорогой, как индийский и китайский. А там, глядишь – и ещё чего полезного вспомнит и подскажет.
Володя Смирнов, супружник ейный и автор уже заметного на глаз признака ейной принадлежности – наш главный хулиган. В смысле – непревзойдённый драчун, бывший армейский спецназер. Не мыслитель ни разу, обычный работяга-автослесарь, но там, где нужен надёжный и ловкий человек под рукой на случай всяких непредвиденных неприятностей, Володя уж точно окажется при деле. А ещё – если надо что-нибудь смертоубийственное из подручных материалов сделать, да ещё и самому при этом на воздух не взлететь или каким-нибудь иным способом не самоубиться. Драчуны-то у нас уже и местные есть, а вот это – его бесспорный конёк. Спецназерский опыт и руки, выросшие не из жопы и заточенные не под один только хрен – явление для античного мира редкое, и этим – особенно ценное. Хренио Васькин… тьфу, Хулио Васкес – наш главный криминалист и контркриминалист. А кем ещё прикажете быть бывшему испанскому полицейскому? Кроме того, он – наш потайной козырной туз в рукаве, поскольку у него ещё остаётся двадцать четыре патрона к его табельному "стару". Его мы как-то ухитрились пока-что не засветить даже перед посвящёнными уже в нашу тайну нанимателями – ну, не считая моей супружницы, видевшей обойму и патрон, но уже определившейся с тем, что она теперь тоже одна из нас, и соображающей, с кем о чём поболтать можно, а с кем и о чём – никчему.
Ну и я сам – Максим Канатов, сволочь и эгоист, если по Юльке, а так – технолог-машиностроитель и профессиональный начальник в одном флаконе. Если надо чего-то эдакое соорудить – типа, сделай то, не знаю что, так сразу – Канатов, ты инженер или где? Ну, это-то ещё не самый тяжёлый случай, всё-таки понятие специализации для наших современников существует, и отмазаться от непосильной инженерной задачи, сославшись на некомпетентность в ней, всё-таки можно. А вот от управленческой – хрен отмажешься. Канатов, ты руководитель или нахрена? Вот и води руками, а разводить ими и без тебя есть кому. Продержит начальство в неведении до последнего момента, а затем огорошит задачей, которую нужно было решить ещё вчера. И разруливай её как хочешь, и никого не гребёт, что ты никак не хочешь, и не припомню что-то из таких "архисрочных" задач ни одной, к решению которой я был бы полностью подготовлен заранее. Подготовленным-то любой дурак разрулит, а ты вот так вот, не подготовленным изволь разрулить. Так что не привыкать к таким раскладам, и наша нынешняя ситуёвина, да и начальство наше нынешнее – весьма неплохой по сравнению с прежней жизнью вариант. Да и сами мы – мужики, конечно – давно уже не рядовые бандито-гангстерито, хоть и начали свою местную карьеру с рядовых стрелков-арбалетчиков. Отличились, выслужились, работаем уже больше головой, чем вооружёнными руками, и в этом смысле вошли уже в элиту принявшего нас на службу этрусского клана Тарквиниев. А я – так не только головой, но и головкой – ага, в самом буквальном смысле. Как-никак, на внучке главы клана женат, какой-никакой, а свояк, блатным, можно сказать, заделался. В прежней жизни всегда блатных сынков-зятьков-племянничков презирал, а в этой – сам теперь такой. Чтоб "досточтимый" – это только если с очень большой натяжкой, но уж "почтенный" – однозначно и без всяких базаров. Млять, эдак ведь и забронзоветь недолго…
А задача у нас – помочь Фабрицию организовать маленькую, но нужную Риму турдетанскую автономию у северной границы провинции Дальняя Испания. Точнее – не совсем так. Сперва сделать её, ещё не существующую, позарез нужной римлянам для прикрытия провинции от лузитанских набегов, а потом уж и саму её организовать. В идеале – по просьбе, а ещё лучше – под настойчивым принуждением со стороны самих римлян. Типа, дайте мне хоть какое-нибудь поручение, а уж особым-то я его как-нибудь и сам сделаю. Если это удастся – а мы, кажется, уже неплохо постарались в этом направлении и ещё ОЧЕНЬ постараемся – вряд ли римляне будут так уж возражать и против возникновения дружественного и союзного им турдетанского боевого хомяка на не принадлежащей им сопредельной территории. Правда, это сократит приток турдетанских рабов на рудники, но эту проблему римляне уж как-нибудь решат. Тех нумидийцев, что мы давеча захватили, мой тесть тогда оптом римскому работорговцу сбагрил, а уже здесь, в Гадесе, мы прослышали краем уха о приличной партии рабов-нумидийцев, прибывшей в Новый Карфаген и загнанной поголовно на рудники близ него. Те или не те – нам без разницы. Главное – эта проблема для римлян решаема и без порабощения тех турдетан, которые уйдут к Миликону. Зато их земли они высвободят для своих италийских колонистов без восстаний и без сожжения в ходе их тех италийских колоний вместе с их италийскими обитателями. Не станут турдетаны их жечь – это за них сделают и прекрасно с этим справятся и прорвавшиеся в обход владений Миликона лузитаны Ликута. Как раз будет римлянам и дополнительный повод для размышлений, не пора ли означенному другу и союзнику римского народа царю Миликону усилиться и расширить свои владения так, чтоб лузитанам обходить их потруднее стало. Исключительно по римской просьбе и даже под римским принуждением, гы-гы!
Как я себя при этом ощущаю, после эдаких циничных подлянок? А как прикажете ощущать? Это – политика. Если честно и без дурной злодейской бравады – то ощущаю я себя точно так же, как и Фабриций. Омерзительно. И турдетан немало пострадает при этих лузитанских набегах – бандитам ведь без разницы, кого убивать, насиловать и грабить. Да и италийцы – тоже ведь люди – две руки, две ноги, одна голова, хоть и бестолковая, раз на чужую землю при ещё живых её хозяевах польстились. Но мне и нашим турдетаны ближе. На них базируется клан наших нанимателей Тарквиниев, из них моя жена, из них же и большинство наших местных друзей-товарищей, с которыми мы вместе и мечами махали, и шкурой своей драгоценной рисковали, и всё это – не хрен собачий. Для нас – достаточно. Всех нам не спасти, но мы пытаемся спасти тех, кого ещё можно. Разве лучше будет, если и они либо погибнут в ходе отчаянных и заранее обречённых на неудачу восстаний, либо – несколько позже, но куда мучительнее – на рудниках возле Нового Карфагена и Кордубы, добывая металл – да побольше, побольше, работать, ленивые варвары, труд облагораживает человека – для сената и народа Рима?
Кто дал право судить и решать судьбы? А вот этого – не надо. Во-первых, я получил приказ, и тут уже не право – тут прямая обязанность. А во-вторых, права в реальной жизни не даются, а берутся. Часто – с оружием в руках и через реки крови. Ну и в-третьих наконец – в задницу досужих моралистов. Не морализаторство, а прагматичный цинизм – двигатель реальной, а главное – результативной политики. В известной нам истории те, кто хотел остаться белым и пушистым, просрали и народ свой не спасли. Перестали турдетаны существовать как народ, а по большей части – и биологически тоже. Рабы ведь в большинстве своём не размножаются и потомства после себя не оставляют. Вот так и сгинул целый народ, не считая растворившегося среди понаехавших италийцев ничтожного меньшинства. Из кого состояло это меньшинство, разжёвывать надо? Правильно, из жополизов, помогающих римлянам гнобить собственных соплеменников. Мы же – ни разу не в белых перчатках, это верно – пытаемся сделать хоть что-то и спасти, сколько удастся, куда более достойных…