Арагонские хроники

Интерлюдия 12. Новая надежда

Свинцовые тучи нависли над головой, обещая непогоду или даже бурю. Здесь, в высокогорье, лето еще не вступило в свои права. Клодия видела узенькую зеленеющую полоску Кадэна, начинающиеся за ней Серые Земли, пустынные и жаркие, но тут, в Золотых Полях, все еще лежал льдистый, напоминающий крупу снег. Ноги девушки утопали в нем, перемешанном с мелким пепельно-желтым песком. Если всего, что сделала и намеревалась сделать Клодия, окажется недостаточно, ее тело, тела всех ее друзей и еще многих, многих людей и нелюдей найдут в этом мерзком холодном месиве свое последнее упокоение. Баронесса крепче сжала в кулаке древко арагонского вымпела, еще раз обернувшись на доверившихся ей соратников.

Вот они все. Барон де Монте, закованный в волшебный доспех, неоднократно спасавший ему жизнь, но — Клодия точно знала — бессильный против ужасного оружия древних. Тил Пам, скользящий наивно-восторженным взглядом по рядам нелюдей, строящихся в боевые порядки. Скучающий Джек, хитро прищуривший свои кошачьи глазки. Нервно помахивающая хвостом Фессаха. Эвистрайя, как изваяние застывшая по левую руку от баронессы. На плече эльфийки устроилась Сиилин, с любопытством ковыряющая одну из труб элиона, пока не заметила хозяйка. Арагон ХIII, расслабленно поигрывающий рукоятью «Убийцы Богов», пытающийся скрыть свое волнение за напускной бравадой… и Гилберт. Лицо его не выражало никаких эмоций: он точно надел маску прежнего кроткого, почтительного и прямодушного Гилберта поверх чего-то ужасного. Правая рука молодого человека скрывалась в складках плаща, левая же покоилась на ремне пустой перевязи, лишь иногда еле заметно вздрагивая, точно он смирял в себе какой-то порыв. Несмотря на высказанные им ранее многочисленные призывы не тратить времени на глупые переговоры с врагами, сразу вступить с ними в бой, сюда Гилберт явился безоружным — ни меча, ни доспехов.

Клодия еще мгновение рассматривала ставшего абсолютно чужим любимого когда-то мужчину, затем перевела взгляд на процессию, выдвинувшуюся навстречу отряду.

К ним приближалась одна из машин нелюдей. Гладкий корпус, изогнутые, лишенные углов обводы — механизм напоминал металлическое веретено. Артефакт бесшумно плыл над землей под действием неведомых сил. Впрочем, когда штуковина приблизилась, Клодия услышала негромкий дребезжащий звук и увидела, что «веретено» висит в воздухе не совсем ровно. Неисправность, хоть и небольшая, успокаивала.

На матово поблескивающем корпусе, вобравшем в себя хмурые оттенки неба, стояла Царица Бурь. Ее высокомерный взор обжигал холодом, но в нем читалась и вполне человеческая грусть. Рядом с «колесницей» Марджолины двигалось еще десятка два фигур. Старейшины эйрайских и эйлерийских кланов вместе со своими элион-эйя, сухонький древний гоблин-шаман, старик-огр, увешанный амулетами, тяжело опирающийся на посох толщиной с фонарный столб, и… Клодия затруднялась сказать, что это такое. Существо — наверное, все же существо — походило на громадный каменистый холм. Кое-где на нем курчавился мох, в шкуру вросли острые камни, или, наоборот, именно они и были шкурой. На уровне шести-семи метров над землей в холме пульсировали красным две искры — очевидно, глаза твари. Впрочем, Джек, задиристо помахав своему незадачливому тюремщику рукой, прояснил ситуацию: то был легендарный Крогг, царь троллей.

Клодия приветствовала Марджолину, выступив вперед. Та ответила. Ее слова тяжелыми мертвенно-холодными льдинками упали в тишину. Повисло тягостное молчание. Взгляды стоящих друг напротив друга существ скрестились, точно клинки. Медлить было нельзя.

— Мы не враги друг другу! — страх и неуверенность как рукой сняло, едва Клодия произнесла первое слово. — Наши боги, наши предки принесли себя в жертву не для того, чтобы их потомки убивали друг друга. Вспомните все, сделанное ими для нас!

И Эвистрайя начала играть, наполняя сознание слушателей видениями удивительного прошлого. Золотой Век разворачивался перед мысленными взорами в своем легендарном великолепии. Внезапно один из эйрайских элион-эйя из свиты Царицы Бурь вплел в мелодию Эвистрайи собственный мотив, спустя мгновение уже не осталось других звуков, кроме музыки десятков элионов и голоса Клодии.

Угрюмое небо над горным плато исчезло, наполнившись сиянием прекрасных городов, в которых жили древние боги. Сверкающие ладьи бесшумно проносились в звездном океане. Мир был безграничен и молод.

Но вот окуталась кровавым пламенем одна твердыня, другая, третья… Из тьмы за гранью покрытой звездами сферы показались чудовища. Огромные, могучие, лишенные всякого сходства с любым известным существом, Фин-Да-Йа бросали в свои раззявленные ненасытные пасти тела богов, их ажурные башни и лодки, пожирая целые созвездия. Вышедшие с другого края неба гиганты Дра-Уг-Ла напоминали людей. Их удлиненные, неправдоподобно тонкие конечности были заключены в могучие доспехи. И если с одной стороны приходилось противостоять дикой, неукротимой, пылающей ярости черных демонов, то с другой богов разил холодный расчетливый ум звездных великанов.

Небосклон полыхал, города рушились, в огне метались вопящие от ужаса тени, светила гасли одно за другим. Казалось, мироздание обречено.

Вдруг небесная сфера очистилась. Аспидная пустота заполнилась яркими разгорающимися точками. Боги собрали целый флот, чтобы раз и навсегда одолеть зло. Расшитые гербами паруса величественно раздувались под напором звездного ветра, льдистый свет мерцал на остриях копий ратников. Демоны и великаны спешно строились в боевые порядки. Внизу, в еще не тронутом тогда цепкой дланью войны мире, миллионы людей и нелюдей с надеждой подняли взоры.

И грянула великая битва. С отчаянием обреченных демиурги громили врагов, присоединившиеся к сражению смертные бились наравне с ними. Дрогнув, обратились в бегство драугларские исполины, а визжащие полчища финдианцев были истреблены.

Из пламени, дыма, обломков кораблей восставали лики божеств, знакомые всякому, кем бы он ни был. В печальных взорах теплилась вера в то, что их жертвы оказались не напрасны.

— Они отдали все ради нас! — взывала Клодия. — А мы разрушаем Леодар, ослепленные ненавистью! Хотим втоптать своих детей в пыль, не дав им даже родиться!

Девушка закрыла глаза, позволив себе сделать крохотную паузу, и грустно договорила:

— Неужели мы вновь поднимем друг на друга клинки?!

Ее вдохновенная речь, сопровождаемая игрой элион-эйя, завершилась этим вопросом, который впился в сердца, сбил со слушателей наваждение музыки.

По щеке Марджолины скатилась слеза. Старейшины застыли в раздумьях, поникнув головами. Только алеющие глаза царя троллей все также злобно сверкали во мраке каменных глазниц.

— Я верю тебе, дитя, — мягко проронила Марджоли. — Теперь докажи, что ты веришь мне.

Взор Царицы Бурь остановился на артинском свистке, висящем на шее Клодии. Та, поколебавшись несколько минут, сняла цепочку и протянула артефакт эстарийке.

Сиилин напряженно вытянулась в струнку, ее крылышки чуть дрожали, готовясь потягаться в резвости с солнечным лучом, мыслью или падающей звездой.

**

Гилберт закрыл за Клодией дверь каюты и вновь опустился на колени перед алтарем. Маленький лучемет, напоминающий формой кастет, достался Гилберту в качестве трофея после победы над магистром Гленном. Вещица совсем не выглядела опасной. Но юноша доподлинно знал: эта блестящая игрушка таит в себе разрушительную мощь, способную сокрушить гору. Значит, Царице Бурь тоже должно хватить… если удастся заполучить огненный камень.

Устройство механизма поражало простотой — даже ребенок разобрался бы в нем. А Гилберт и без того хорошо представлял, как пользоваться лучеметом: в родовом замке Эйнхандеров хранился точно такой же. Тот, конечно, не работал, будучи в гораздо худшем состоянии, но отец не раз объяснял любопытному мальчугану принцип действия реликвии, согласно семейной легенде, принесенной первым из Эйнхандеров с небес.

— Александр, направь мою руку, — бормотал Гилберт, склонившись у алтаря, — помоги мне сразить чудовище, защити меня от недругов…

Никто, кроме безвестного оруженосца, не мог теперь спасти Леодар. Король с бароном боялись Царицы Бурь. Гилберт явственно чувствовал их страх, который один прятал за напускной бравадой, а другой — за постыдными речами о союзе с нелюдями. На Сореала юноша еще пару месяцев назад смотрел как на полубога, однако тот до сих пор ни разу не сразился с достойным противником, испытывая позорное наслаждение от легких побед. При этом барон, несомненно, считал себя великим воином. Арагон же оказался избалованным напыщенным юнцом, лишенным понятий чести и долга, допускающим такое унижение, как переговоры с нелюдями. Мужчины должны сражаться и побеждать, о мире пусть помышляют женщины. Впрочем, ни одна женщина, будь она в своем уме, не пожелала бы мира с тварями, поедающими человечью плоть и растягивающими людскую кожу на кольях.

Гилберт исчерпал разумные доводы в спорах со своими бывшими друзьями; все, что у него теперь оставалось, — надежда на твердость руки и остроту глаза.

**

— Он работает подмастерьем у Гортона Донгвера, знаменитого на весь Эрбек ювелира, — Гвинет робко обратилась к молодому человеку. — Если бы вы передали Дольфу весточку от меня… Мне кажется, вам известно, что такое настоящая любовь, поэтому я и прошу вас об одолжении… — дварфийка умильно мигнула большими фиалковыми глазами.

Такого шанса юноша упустить не мог. Обаятельно, как он умел, улыбнувшись, Гилберт уверил девицу в своем согласии.

Искомый подмастерье оказался некрасивым типом с жидкой бородой, свернутым на сторону носом-картошкой и обширными, несмотря на молодость, залысинами. При одном только взгляде на него Гилберт понял — с этой стороны проблем не возникнет. Не смущаясь, юноша соврал, будто это он, тронутый печальной историей Гвинет, выкупил ее у аэнарских работорговцев и сопроводил в Меригард. Записка дварфийки, заблаговременно умело дополненная Гилбертом, увлекавшимся каллиграфией, во всем подкрепляла его слова. И, наблюдая за тем, как расцветает на лице Дольфа робкая улыбка, услышав поток сбивчивых благодарностей, оруженосец рассказал осчастливленному простачку, что вынужден, в свою очередь, испрашивать у него помощи. Гилберт, несмотря на стесненность в средствах, предложил даже заплатить за услугу, понимая, как эти деньги пригодились бы влюбленной парочке и, следовательно, увеличили бы усердие Дольфа. Гном, признательный самоотверженному юноше, не раздумывая согласился добыть огненный камень (вернее всего, украсть у мастера) и завершить работу за пять дней. Оруженосец заранее позаботился о том, чтобы позаимствовать у Арагона, не особенно-то следившего за «Убийцей Богов», образец — благо гнезда для камней во всем древнем оружии были единообразны, — и вручил кристалл Дольфу. Теперь следовало решить проблему пресловутых средств.

С нагрудником и щитом отца Гилберт расстался с затаенной душевной болью, а вот меч, подаренный бароном, продал даже не торгуясь. Вырученная солидная сумма в платине предназначалась для оплаты работы Дольфа и покупки набора зелий, повышающих скорость и точность движений.

Как и во всем Эрбеке, меригардские магазины предлагали волшебные предметы и снадобья по бессовестно завышенным ценам, но Гилберт не скупился. После уничтожения Царицы Бурь деньги ему не понадобятся. О том, как он примет смерть на горе из трупов поверженных врагов, сложат песни по всему Леодару, Клодия горько пожалеет, что отвергла его… но будет слишком поздно. Впрочем, Гилберт практично рассчитывал на исход, в котором он выживает, покрыв себя славой, спасает Клодию и доходчиво втолковывает ей, насколько нелепа идея дружбы с нелюдями. В этом случае деньги тоже не понадобятся — трофеи, полученные в бою, позволят Гилберту выкупить родовые земли и безбедно жить до преклонных лет.

Правда, некоторое беспокойство у молодого человека вызывал Тил. Тот слишком уж подозрительно, словно о чем-то догадываясь, поглядывал на Гилберта за общим столом, сталкиваясь случайно в гостиничном коридоре или во дворе у импровизированного тренировочного манекена. Да, Тил всего лишь туповатый деревенский увалень, но и он мог создать проблемы. Возможно, стоило бы его прикончить, однако подобное происшествие могло наделать много шума, да и боец, надо признать, Тил отменный. Это все усложняло. К счастью, в толпе гномов здоровяка было очень легко заметить, и Гилберт без труда избегал ненужных встреч на улицах города.

**

В самый последний момент план чуть не рухнул.

Гилберт поместил огненный камень в гнездо на рукоятке лучемета (гном прекрасно справился с работой) и вдруг заметил приближающихся барона, Клодию и Тила. Судя по всему, он тревожился не зря, и «друзья» следили за ним. Наверное, здоровяк поделился своими подозрениями с остальными.

Встречу с Дольфом назначили в конце безлюдной кривой улочки, уходившей в лабиринт каменного леса к тайному выходу из дварфийской столицы. Прямо скажем, до следующего утра, когда отряд готовился покинуть Меригард, этой троице здесь нечего было делать. Гилберт зло сощурился, прикидывая варианты отступления. О его сделке с Дольфом никому не следовало знать. Гвинет, тоже заметив знакомые лица, сбивчиво забормотала какую-то ерунду, желая попрощаться и поблагодарить своих спасителей и отдать записку для феи. Гилберт призвал все свое самообладание и, вместо того чтобы врезать пустоголовой нелюди, шепнул Дольфу: «Бегите! Работорговцы выследили нас! Не волнуйся, я их задержу!» Гном без лишних слов коротко кивнул, схватил оторопело хлопающую ресницами подругу за руку и затерялся среди камней. Даже Клодии на ее метле не удалось настигнуть парочку среди подгорных «зарослей».

Но придраться к Гилберту даже после этой встречи никто не мог. «Друзьям» пришлось поверить байке про Гвинет, которая приняла их издалека за дварфийскую стражу, испугалась и бежала со своим ненаглядным.

**

В данный момент Клодия совершала очередную женскую глупость — отдавала артинский свисток заклятому врагу. Гилберт аккуратно переместил скрытую плащом руку с лучеметом. Волшебное зелье разлилось по его телу, обострив чувства до предела. Он был уверен — выстрел достигнет цели, не задев белобрысую дурочку. Палец мягко надавил на кнопку, активирующую оружие, и пульсирующий фиолетово-красным голодный луч рванулся к своей жертве.

**

Тил не сомневался — оруженосец что-то прячет под плащом. Но что? Клодия просила присматривать за ним, опасаясь каких-то неожиданных выходок, однако ничего определенного не сказала. Честному и открытому деревенскому парню претили тайные игры леди Клодии с мужчинами, свидетелем которых он порой становился, заметив то ласковую улыбку девицы, адресованную Гилберту, то пылкий мимолетный поцелуй, подаренный королю, то нежное рукопожатие с Джоном. Но раскрывать ее секреты Тилберт не спешил, быстро сообразив, что баронесса все запутала не из коварного умысла. Ох, эти глупые девчонки, везде одинаковые — и в избе, и во дворце!

С детских лет Тил был наблюдателен и рассудителен не по годам. Это заменяло ему десятки прочитанных книг вкупе с практическим опытом. Не отрывая взгляда от медленно поднимающейся руки Гилберта, Тил размышлял. Плащ скрывал, скорее всего, оружие. Не меч — предмет был явно маленький, к тому же остальные держали клинки на виду. Арбалет вряд ли повредил бы могучему божеству, ведь из него иной раз не убьешь и волка.

Внезапно все встало на свои места. Конечно же! Оруженосец прятал ксандрийский громобой! Тил хорошо запомнил те вылазки во время осады Аэнара, в которых успел поучаствовать. Эта небольшая, но чрезвычайно смертоносная штука легко пробивала доспех, нанося страшные раны.

Если Гилберт сейчас выстрелит, то Царица Бурь, может, и не погибнет, но переговоры тут же превратятся в резню. Тил с отчаянием озирался, ища поддержки у своих более ловких, опытных и умных товарищей, но кто-то еще находился под влиянием эльфийской чарующей музыки, а кто-то напряженно следил за Клодией, протягивающей артинский свисток Марджолине. Времени не оставалось. Надеяться приходилось только на собственные силы. Тил стремительно бросился к Гилберту и вздернул его правую руку к небесам. Судя по хрусту, он немного не соразмерил силы, как минимум вывихнув оруженосцу плечо. Вспыхнул плащ, запахло паленым, волшебный луч ушел в мрачное серое небо. Озадаченно хмыкнув, Тил покрепче сжал юношу в своих медвежьих объятиях.

**

Вопль ярости и неподдельной ненависти прорезал торжественную тишину. Все взоры устремились на Гилберта, извивающегося в руках Тила. Клодия переглянулась с Царицей Бурь. Марджолина едва заметно кивнула, и свисток с жалобным скрежетом смялся в ее кулаке, превратившись в бесполезную железку. Эстарийка расправила плечи и обозрела пепельные просторы. Глаза ее хитро сощурились.

— Ты даже не представляешь, какое это искушение, — прочла Клодия по ее губам, — но нет.

— Не после того, как мальчишка чуть не прикончил меня… всех нас, — произнесла Царица Бурь уже громче. — Эра богов подошла к концу, — могучий, мелодичный голос набирал силу, — настало ваше время бороться, страдать, ненавидеть, любить. И принимать решения, верные или нет. Эта девочка, — она указала на Клодию, — права. Мне здесь больше не место. Но прежде чем уйти, я принесу вам дар, достойный сестры богини жизни!

Эстарийка заливисто расхохоталась, закружилась, словно маленький ребенок, обрадовавшийся летнему дождю, и соскочила со своей «колесницы».

А потом Царица Бурь начала расти. Она тянулась к облакам, постепенно теряя антропоморфные очертания, сквозь ее фигуру просвечивали горные вершины. Эльфийские старейшины и элион-эйя пали ниц. Эвистрайя, благоговейно воскликнув малопонятные слова «мана-аватар», последовала их примеру. Гоблин и огр почтительно склонились.

Наконец, коснувшись облаков лучистой сферой, заменявшей теперь ей голову, Марджолина гулко вздохнула. Поднявшийся ветер закружил вихри снежной крупы, с шорохом бросив ее в щиты первых рядов войск, взметнул одеяния и стяги, запутался в волосах… Полупрозрачный великан распался на мириады ярких голубоватых нитей, каскадом рассыпавшихся вокруг. Часть из них устремилась к Клодии, пронизав ее, заключив в сияющий кокон.

— Теперь у тебя есть сила! — прошептала Марджолина в сознании девушки. — Сила оправдывать или судить — как тебе будет угодно. Леодар остается в надежных руках. Я могу уйти с легким сердцем.

— Смотрите! Пустыня! Она… — остроглазый Тил увидел чудо первым.

Тучи, нависавшие над полем битвы, разошлись. Чистое, залитое солнечным светом небо заботливо обняло плато. Внизу, за границей кадэнских рощ и лугов, Серые Земли исторгали из себя ростки молодых деревьев, стремительно рвущиеся ввысь. Теперь горизонт терялся не в болезненном перламутровом мареве, дрожащем над древней пустыней, а в нежно-зеленой дымке будущих лесов.

Клодия почувствовала, как что-то щекочет ее голень. Из безжизненной почвы Золотых Полей, так же покрывшейся нежным изумрудным пушком травы, выстреливали навстречу солнцу клейкие бутоны, с тихим хлопаньем распускаясь в золотистые шары из лепестков. Это действительно был дар, достойный богини.

**

Последние отблески чуда, рожденные волей ушедшего божества, погасли. Казалось, на землю снизошел долгожданный покой. Армия нелюдей, точно подчиняясь неслышному зову, разбредалась, стремясь к новой расцветающей стране. Однако не всех устраивал подобный исход.

Гилберт рыдал, оставленный Тилом там же, царапая ожившую почву здоровой рукой. У него украли подвиг, украли женщину, украли честь и цель жизни. Сквозь застилавшие глаза слезы он не заметил подошедшую к нему Клодию.

— Гилберт, твоя боль порастет травой, душа возродится, только позволь ей это сделать, — тихо промолвила баронесса, пытаясь помочь юноше встать. Тот отшатнулся, с ненавистью взглянув ей в лицо. — Прошу…

Клодия хотела еще что-то добавить, но в этот момент раздался оглушительный рев и лязг металла прямо над ее головой. Девушку обдало мелкой каменной крошкой и кусочками мха. Барон Сореал с трудом отразил удар каменной лапы царя троллей. Монстр явно не проникся всеобщим настроением. Разметав остальных старейшин, как кегли, он рванулся в атаку, избрав своей целью ту, кому, по прихоти Царицы Бурь, перешли власть и сила. Впрочем, эти жалкие огрызки эстарийского могущества не спасут малявку от крогговой ярости!

В хаосе начавшегося боя Гилберт отполз в сторону, прижимая к себе вывихнутую руку, поднялся на ноги и побежал, не разбирая дороги, прочь от позора.

**

Откуда в моем оруженосце накопилось столько злости? Он обозвал нас всех трусами, которые лишили его славы и предали человечество. Печально, но в его заблуждении есть и моя вина. Я не донес до юноши, что долг рыцаря не отнимать жизнь, а защищать ее. Подвиг не всегда связан с битвой, и порой свершается не оружием.

Про любовь я вообще мало мог поведать Гилберту. Сказать, я ожидал подобного? Но здесь мальчик поразил меня, сжигаемый изнутри страстью такой силы, которую, боюсь, не удалось бы укротить никому. И, видно, не удастся. Лишь ответное чувство баронессы, ее согласие на брак стали бы достойной оправой для любви Гилберта. Хотя я даже не хочу представлять себе ситуацию, в которой Клодия совершила бы над собой насилие ради успокоения вулкана в душе юного оруженосца. Скорее всего, их жизнь закончилась бы трагично и нелепо.

Впрочем, теперь уже поздно обдумывать ошибки. Окончательно лишившись надежды стать героем и завоевать тем самым сердце белокурой красавицы, Гилберт убрел с поля несостоявшегося сражения. Любовь — вполне подходящий повод потерять голову и пустить свою жизнь с молотка.

Кто знает, встретимся ли мы еще?

**

Крогг, царь троллей, был ровесником этого мира. Он видел многое, помнил многое, а еще больше забыл.

Крогг признавал лишь силу. Удивительные, сотворенные из иных материй, нежели камень и лава, эстари пугали его — их мощь вызывала боязливое уважение. Но теперь, когда последняя из Старших, Царица Бурь, исчезла, растворившись в воздухе, Крогг снова стал сам себе хозяином. И хотел он одного — убивать.

Попади удар в цель, от девушки не осталось бы и следа. В последний миг путь ему преградило лезвие меча. Встретившись с камнем, сталь зазвенела, но клинок выдержал. Рассвирепевший монстр ударил второй лапой, на сей раз выбрав мишенью закованную в металл фигуру. Барон де Монте отпрянул, пропуская гранитный кулак мимо себя. Глыба с грохотом врезалась в землю, взметнув вверх комья земли в венчиках изумрудных травинок.

Клодия в изумлении застыла на месте, похоже, не осознавая, что произошло, все еще протягивая руку рыдающему Гилберту. В следующий миг Арагон уже подхватил ее за талию, унося подальше от взбесившейся твари. Джек с Тилбертом прикрыли стремительное отступление, одновременно набросившись на противника. Клевец Тила вышиб из бока гиганта сноп ярких искр, а луч-клинок в руках кота мелькал сияющим колесом перед мордой тролля, отвлекая того.

Сейчас башка исполина, смахивающая на замшелый валун, нависала над бароном. Сореал попытался достать до красного глаза острием меча, но Крогг, страшно лязгнув зубами, рванул оружие, откинув и его, и самого рыцаря в сторону. Правда, глаз ему спасти все равно не удалось. Фессаха, защищая своего хозяина, вспрыгнула монстру на плечо, с воинственным мяуканьем полоснула когтями, затем в ход пошли зубы. Око лопнуло, и из опустевшей глазницы хлынула маслянистая черная жидкость. Хищница взвизгнула, видимо, обжегшись, попятилась, споткнулась и заскользила по каменной шкуре Крогга. Огромная ручища подхватила кошку за ногу. Тролль оглушительно ревел, в этом вое боль мешалась с ненавистью. Фессаха извивалась, стараясь выбраться из гранитного кулака, царапалась, кусалась, но, конечно, безрезультатно. Пальцы чудища сжались еще сильнее.

— Помогите Фессахе! — крикнул Сореал.

Тилберт кинулся на зов, но отлетел назад от удара троллиной ладони, по счастью, лишь слегка задевшей его.

Барон поднялся и вытянул из ножен за спиной запасное оружие. Оно не имело волшебной силы, в отличие от клинка, лежавшего сейчас в нескольких десятках метров в траве. Не стоило и надеяться перерубить им длань, удерживающую кошку. Тем не менее Сореал рванулся в бой. Вокруг тролля продолжал скакать Джек. Колдовской меч превосходно справлялся с камнем, но монстр даже не замечал, что его пилоноподобные ножищи обтесывают. А врубиться глубже в «плоть» Крогга мешал не прекращающийся град осколков, льющаяся из глазницы жижа и, разумеется, яростные атаки твари. О какой победе может идти речь, если постоянно нужно уворачиваться от лап, грозящих наступить, смять, ударить? Джек раздраженно фыркнул и уцепился за пролетающий над головой корень какого-то растения, застрявшего в локте тролля. Наверху уж точно представится шанс либо окончательно ослепить царя, либо освободить глупую женщину.

Горящие лучи пронзили лапу тролля одновременно в двух местах: человек-кот, забравшись на холку Кроггу, рубанул в плечо, а подоспевший король, дождавшись, когда кулак с Фессахой врежется в землю рядом с ним, рассек «запястье» тролля. Рука, отделившись от тела, тут же превратилась в груду ничем не скрепленных булыжников, и Фессаху погребло под завалом. Арагон, отправив в адрес Джека пару крепких словечек, успел отскочить.

Де Монте, наконец, присоединился к друзьям. Крогг тут же предпринял попытку откусить ему голову, но промахнулся, и клинок барона проткнул второй глаз чудища, вырвав его на выходном движении. Пузырящаяся жидкость потекла вниз — доспехи Сореала покрылись глянцевыми исчерна-бурыми пятнами. Джек воткнул меч в основание крогговой шеи, норовя лишить тварь головы, однако потерял равновесие и скатился на землю. Прямо под яростно топочущие ноги тролля…

Арагон тотчас ринулся спасать невезучего кота. Сореал, невзирая на опасность, принялся вызволять Фессаху.

Царь троллей чувствовал, как возвращается зрение, — булькающий сгусток земляного масла в голове стремительно формировал новые глаза. Обрубок руки чесался — уже через несколько мгновений конечность окажется на месте. Столь жалким оружием Крогга можно было, при известной удаче, вывести из строя на пару минут, но не убить.

Скоро мелюзга поймет, кого стоило бы страшиться в этом мире по-настоящему, кто будет править ими всеми.

Хотя к знакомым понятным ощущениям, сопровождавшим обновление тела, примешивалось что-то еще. Но Крогг стряхнул с себя нерешительность, на миг овладевшую им, и занес ножищу над крошечными фигурками Джека и Арагона.

Рев троллиного царя, многажды повторенный раскатами эха, оглушал. Но вот он стал походить на стон, потом — на вздох. Страшилище застыло, из трещин в его каменной коже выбились ростки неведомого растения. Исполин превращался в обычный холм.

— Усни! — разнесся над Золотыми Полями повелительный шепот.

— Клодия, мне срочно нужна твоя помощь! — закричал барон, осторожно высвободив израненную кошку из заваливших ее камней.

— Вас вообще нельзя ни на секундочку оставить? — раздался ехидный вопрос Сиилин. — Только я решила глянуть хоть одним глазком на все эти штуковины, которые понатащили сюда для завоевания Леодара, а вы уже лужок испохабили!

Мир и покой воцарились в Леодаре, а мы отправляемся в Аэнар для участия в торжествах в честь окончания войны. Лишь бы празднество не затянулось надолго, как-никак, теперь я могу, наконец, отправиться в пустыню, разыскать «упавшую звезду» и вернуть прежнего себя.

Радость от победы омрачает глупая выходка Гилберта, но, как бы то ни было, тропы, сплетающие наш Путь, выбираем мы.

Надеюсь, он все же отыщет свое счастье. А если верить Эвистрайе, оно найдет его само.

**

— Конец одной истории — начало для другой.

«Быстрее ветра» нес победителей в столицу. На борту царила радостная атмосфера, а Клодия не находила себе места.

Ее угнетало чувство вины за произошедшее с Гилбертом, страшило предстоящее признание Арагону, что она носит его дитя, а ведь потом еще последует отказ Джону. Кроме того, уже вставали перед глазами грядущие масштабные проблемы, вызванные неожиданным успехом переговоров с нелюдями, шатким перемирием с Ксандрией, халатным правлением последних арагонских государей. Да, баронесса уже не могла отрешиться от королевских дел. Хотя, возможно, Арагон XIII предпочтет предложить ей лишь роль очередной фаворитки?

Некоторое время Клодия стояла перед зеркалом, изучая себя. Она изменилась: меж бровей залегла легкая складка, совершенно исчезла детская мягкость в чертах лица, изгибы тела стали чуть резче из-за проступивших мышц, кожа непривычно загорела (Фредерику нравилась жемчужная бледность его одалисок). Живот? Нет, он еще был идеален. Но сейчас все это ни к чему! Девушка надела единственный уцелевший во всех перипетиях наряд (помимо походного) — строгое официальное черное платье, расшитое серебром, — и забрала волосы в тугую косу.

И все-таки, в первую очередь — к графу Оллгуду. Она не могла себе позволить даже мысли о постыдной лазейке. Пойди она сначала к Арагону, получилось бы, что Джон всегда был для нее запасным вариантом. Клодия раздраженно мотнула головой, отгоняя непрошеные идеи. Рыцарь узнает о ее выборе первым, и это решение останется неизменным в любом случае. Баронесса фон Штейн не станет наложницей короля, но и женой графа ей тоже не бывать. Главное — не допустить фальши!

Девушка постучалась в каюту к Джону, дождавшись разрешения, вошла и осторожно, словно хрустальную, прикрыла дверь. До ее прихода тот, видимо, читал, лежа в гамаке. Граф поднялся и отложил книгу на столик, где сиротливо лежали ненужные теперь перстни, медаль Шерифа и попугайский шлем.

— Никак не верну имущество законным владелицам, — усмехнулся Джон, потрепав перья на шлеме, потом удивленно обернулся к гостье снова. Все повторялось: предчувствие, которое он усердно гнал прочь, внезапный визит Клодии, бледной и решительной, теперь, кажется, решившейся окончательно, и больно бьющие слова. Но вдруг он ошибся?!

— Габриэль, я сделала свой выбор… сердцем, — тихо вымолвила баронесса. — Не хочу не успеть еще раз. И так слишком поздно, слишком нечестно. Умоляю, прости меня!

Девушка слегка приподняла тяжелую юбку и опустилась перед онемевшим рыцарем в глубоком реверансе.

— Клодия, зачем?

Нет, не ошибся, но разве это поменяет его собственное решение? Опомнившись, Джон кинулся к ней, но, наткнувшись, как на острие копья, на взгляд девушки, замер, нависнув над ней.

Баронесса поднялась, разрешив себе опереться о поданную руку, встряхнула платье, возвращая первозданную негнущуюся правильность складок, и робко улыбнулась.

— Ты станешь великой королевой, девочка, — рыцарь взял ее ладони в свои и, легко пожав их, досказал: — По-другому поступить ты не имела права.

Заметив в глазах девушки наворачивающиеся слезы, он мягко прибавил:

— Мы подарили друг другу столько любви, сколько в нас было. Я рад, что встретил тебя. Не протестуй и не оправдывайся — виноватых нет. А теперь…

Джон выпустил руки баронессы, она благодарно кивнула ему и вышла.

Честно говоря, Клодия еле сдерживалась, стараясь не разрыдаться и не засмеяться одновременно от облегчения. Она выбежала на внешнюю корабельную галерею. Пусть ветер остудит горящие щеки, высушит вспотевший лоб, пусть у нее будет еще пара минут перед встречей с Арагоном!

Граф закрыл дверь за Клодией, сжал кулаки и прикрыл глаза.

— Вальдо, черномазый говнюк, почему ты опять оказался прав?! — пробормотал Джон. — Эх, Кло, за тобой должна бы тянуться череда разрушенных городов в сердцах мужчин, а твои бесчинства скромны. Впрочем, в отличие от мальчишки я умею проигрывать. Моя твердыня будет отстроена заново.

Баронесса неторопливо подходила к королевским апартаментам, там царила подозрительная тишина. Девушка подняла руку, чтобы постучаться, но дверь рывком распахнулась, и перед ошарашенной Клодией появился государь.

— Я уже сам хотел идти за тобой, как видишь! — с упреком воскликнул Арагон и отодвинулся, пропуская ее в комнату.

Вдруг он, театрально закрыв рукой лицо, попятился и плюхнулся на диван, оставив растерявшуюся баронессу стоять посреди комнаты.

— По какому поводу ты так вырядилась? Сейчас что, намечается очередной сеанс дипломатической нудятины? — простонал король.

— Нет, ваше величество, в данный момент я пришла по личному вопросу, — несколько смутившись, ответила Клодия.

— О, для таких дел у меня всегда полно времени! — Арагон внезапно приподнялся, схватил девушку за талию и уронил в свои объятия. — Уже готов! — торжествующе воскликнул он.

— Мне придется вас огорчить, — после такого вступления баронесса не сумела подавить улыбку, — но все гораздо серьезнее и важнее.

— Да что может быть важнее?! — король вскочил от негодования, столкнув Клодию на диван рядом с собой, затем, как-то сразу успокоившись, сел и прошептал: — Глупости, самое главное — это…

Пылкий сластолюбец придвинулся к девушке вплотную, провел пальцами по ее щеке, поймал руку, пытавшуюся отстранить его, и поцеловал, лукаво глядя исподлобья. Боясь не успеть договорить, пока Арагон готов ждать (а это время исчислялось секундами), Клодия выпалила:

— У вас будет наследник… — и замолчала, не зная, как продолжить, и нужно ли вообще говорить что-то еще.

Юный монарх слегка отпрянул, смерил Клодию долгим взглядом, а потом откинулся на спинку дивана и какое-то время, уставясь в потолок, молчал. Девушка, грустно усмехнувшись, начала вставать. Тогда он снова усадил ее и, оказавшись с ней лицом к лицу, почти соприкасаясь лбами, медленно произнес:

— Моя. Всецело, безраздельно! Королева. И зачем было столько ломаться?

И был праздник, и был пир. Государь щедро наградил героев сражения при Золотых Полях — нас. Пускай само сражение, по сути, не состоялось — это неважно. Арагон же бесшабашно заметил: «Кто я такой, чтобы мешать своим подданным поздравить меня и повеселиться?!» Как бы то ни было, мы все приняли участие в этом спектакле в угоду народной молве, ведь надо же позволить людям сложить новую легенду, дать им возможность потрепаться о тех чудесных временах, когда…

Торжество проходило на главной площади столицы, перед королевским дворцом. Лестница к парадным дверям послужила помостом, где восседал блистательный (во всех смыслах) Арагон XIII. В нескольких шагах от нижней ступени выстроилась шеренга гвардейцев, а за ней — колыхалось пестрое людское море. Все ближайшие здания, как водится в таких случаях, облепили разномастные зеваки. Сейчас лорды смирились с вынужденным соседством черни, хотя, конечно, окружили себя личной стражей. Впрочем, молодые дворяне в компании обычных горожан штурмовали балконы и лепнину, не брезгуя подставить обтянутое шелком плечо под грубый башмак простолюдина.

А поглазеть было на что! Фасад дворца убрали цветами и флагами, аристократы разоделись в пух и прах, но наиболее любопытной деталью, похоже, стала наша скромная на общем фоне компания. Король приказал нам явиться как есть — в походной одежде, боевых иссеченных доспехах. Особую пикантность ситуации придавало отсутствие среди награждаемых знаменитых арагонских военачальников, привычных глазу прихлебателей и прочих персон, которым традиционно достаются медали.

**

Герольды громко оглашали происходящее на помосте.

— Барон Сореал попросил у государя меч себе под стать, ибо, по словам рыцаря, ни злато, ни новые земли не напомнят ему об этой славной победе!

— Граф Габриэль Оллгуд, оставивший путь Странствующего воина и вернувший себе титул, получил в свое владение земли Арго!

— Тилберт Пам производится в рыцари!

Тут оглашение королевской грамоты прервалось надолго. Торжественный ритуал посвящения проводил лично Арагон XIII. Сын кузнеца принял из рук монарха свой клевец, поклявшись служить истине, где бы ни оказался. Это обещание стало первым сюрпризом для зрителей. Чаще всего присягали на верность короне, а не расплывчатому понятию. По слухам, молодой рыцарь таким образом воздал должное своему наставнику, бывшему Белому магистру Джону. Возможно, Орден Странствий возродится, но уже с иными целями. Так или иначе, государь благосклонно принял слова Тилберта. Сверх того, он поощрил пылкого идеалиста увесистым кошелем с золотом.

— Джек, иноземный путешественник из далекой Солярии, согласился принять пост Главнокомандующего Арагонскими войсками!

Второй сюрприз возмутил собравшихся на площади дворян донельзя. Однако большинство сошлось во мнении, что должность имеет условную значимость, а монарх в силу молодости просто падок на экзотику.

— Род Эйнхандеров освобождается от всех долгов казне!

— За родом Фин-Сеалов закрепляется звание государевых виночерпиев. Отныне налоги они имеют право выплачивать «Росой Черного Леса»!

Девица Лексиз с детской непосредственностью потребовала восстановить замок своих предков и обеспечить ее сонмом «красивых слуг». Так как содержание многочисленных любовниц не шло вразрез с королевской честью, в толпе раздались смешки, умиленные вздохи и комментарии по поводу внешности новой фаворитки его величества.

Эвистрайя, Певица богов, отказалась от какого-либо подарка. Зато сама она пообещала сложить достойную песню о событиях, которым была свидетельницей, и разнести ее по миру.

Сиилин, сидя на макушке своего питомчика Татхи, заявила свои права на один из дворцовых садов, якобы намереваясь взрастить там цветочный круг, самый-самый красивый, естественно.

— Также, — фея принялась загибать пальчики, — я хочу собственную статую из золота и личные апартаменты… нет, лучше личный дворец в моем саду! Еще…

Пикси не договорила. Король расхохотался, что-то шепнул подбежавшему слуге, и через некоторое время на помост внесли огромную канареечную клетку со множеством насестов, качелей, поилок, кормушек и прочих птичьих удобств. Зато жилище было позолоченное, а до сего момента в нем обитали исключительно благородные пернатые. Сиилин гневно пискнула, но ее, уже бросившуюся на венценосного обидчика с кулачками, поймал Татхи. Ящер поклонился Арагону и, подхватив свободной лапой, забрал клетку, которую с трудом поднимали четыре лакея.

Монарх не забыл ни про Вальдо, чернокожего спутника рыцаря Джона, ни про мага Ферджина, ни про Кайта Сида. Собственно, свиток с перечислением людей и наград достигал пары метров в длину, но дальнейшие благодарности носили скорее шуточный характер, порой на грани унижения. Среди присутствовавших возникло ощущение, будто король освобождает закрома дворца от хлама. Ну а особо утонченной издевкой стало упоминание двух последних имен.

Ксандрийский генерал Данхил принял от государя великолепные латы и меч, принадлежавшие Арагону X. Вроде бы истинно королевский жест, но в то же время эта дань уважения врагу заслужила среди родовитых дворян весьма неоднозначную характеристику.

Ну а баронесса Клодия фон Штейн получила в награду титул королевы! Или таким образом царственный хитрец наградил самого себя?

Арагон XIII поднялся с трона, передав монаршие регалии в руки хранителей, стоявших неподалеку наготове, и торжественно направился к подданным. Он спускался по ступеням, а гул голосов постепенно стихал. Сегодня многажды подтвердилось, что юный правитель любит эпатировать публику, и все ждали, затаив дыхание.

Государь остановился напротив Клодии, а потом медленно опустился перед ней на колени и, обняв ее ноги, ткнулся лицом девушке в живот. Баронесса зарделась, поднесла ладони к губам и склонила голову, растерянно глядя на коронованный затылок Арагона. Кажется, по пальцам ее потекли слезы, и две-три капельки, все-таки предательски сорвавшись, исчезли в волосах монарха. Эта немая картина вызвала перешептывания в толпе.

— Она спасла нас всех! — голос короля звонко прокатился над площадью, он уже вновь поднялся и взял Клодию за руки, а в его глазах заплясали шкодливые огоньки. Тем не менее следующую фразу он произнес мягко и серьезно: — Баронесса фон Штейн, вы согласны стать моей супругой и королевой Арагонской?

Что тут началось! Чаша терпения переполнилась. Ведь государь позволил себе презреть вековые обычаи, поставил себя в неловкое, прямо-таки опасное положение, сделав предложение прилюдно. В свете возможности отказа, хоть и маловероятной, его «шутка» угрожала чести королевской фамилии. Браки заключались при согласии семей (или между официальными представителями сторон), часто еще в младенчестве, дабы несогласие невесты не нанесло официального оскорбления жениху — либо наоборот — и во избежание прочих неприятностей. Не говоря уже об отсутствии приличной родословной у наглой белобрысой выскочки!

Поэтому сейчас в рядах лордов и леди случилось несколько легких обмороков, парочку пожилых графинь хватил удар, и произошла одна скоропостижная кончина — герцог Голфаг не перенес выходки внука. Кроме того, девица позволила себе еще минуту подумать — хотя, может, у нее просто перехватило дыхание, — доведя тем самым высшее общество до неистовства. Надо отметить, Арагон ждал ответа как ни в чем не бывало, спокойно любуясь своей избранницей.

— Я согласна, — тихо ответила баронесса фон Штейн.

Облегченный вздох разнесся над толпой, раздались аплодисменты, смех и ликующие возгласы, сейчас все действительно радовались. Аристократы, скорее всего, затаили обиду, чернь, похоже, пребывала в эйфории от того факта, что женой короля станет не знатная девица. Такие истории всегда пользуются успехом в кабаках: они любили друг друга, преодолевая тернии, презрев общественное мнение, жили долго и счастливо.

Арагон XIII под локоть возвел Клодию к трону, где слуги уже завершили приготовления, установив кресло королевы. Осанка юной баронессы всегда отличалась безупречностью, но теперь приобрела царственную величественность, — она прекрасно повела свою роль.

**

Праздник победы плавно перетек в грандиозную свадьбу — еще два дня вся столица буквально ходила ходуном. Было весело и легко.

Однако вновь наступают будни, пора собираться в путь — обратно, в земли Штейн.

Вот мы и дома. Забавно, но за последнее время я и впрямь привык считать замок Штейн вторым домом.

Слово «мы», правда, теперь куда менее весомое. Королевская чета осталась править в Аэнаре. Джек осваивается в новой должности, жутко выбешивая, на радость Арагону XIII, стариков-генералов. Джон и Вальдо пока гостят здесь, но оба основательно запили, отмечая, по-видимому, завершение ратных трудов, а через пару дней уедут осматривать новые земли Оллгуд. Айден продолжает собственноручно восстанавливать имение Фин-Сеалов, кажется, на повестке дня у молодого чародея мебель. Гилберт и Ферджин так и не объявились. Я, Фессаха, Эвистрайя, неугомонная Сиилин вместе с Татхи и Лексиз, да Тил — вот и все «мы». Кроме того, завершается паломничество Эви: началось лето, Вторая Луна вскоре скроется с небосклона, и эльфийка вернется в Черный Лес. Впрочем, некогда грустить по этому поводу — мне-то не сегодня-завтра опять в дорогу.

Кстати, Клодия отказалась от титула в пользу Моны. По-моему, это вполне достойная награда за то, что Мона де Лонзо взяла под свою опеку баронство. Вот так. Трактирщицу эта новость не удивила и не особенно взволновала. Она лишь кивнула, прочитав гербовую бумагу, и направилась на восточную стену, где высятся строительные леса. Замок ее усилиями быстро реставрируется.

Уже глубокой ночью дополняю дневник. Из своего окна я наблюдал, как с небес опустился пламенеющий шар, ненадолго завис над Риовейном и медленно полетел над лесными просторами. Некоторое время над вершинами деревьев вдали сияло зарево, будто от пожара, а потом сфера пронеслась обратно в сторону Серых Земель.

По словам Эвистрайи, это мог быть только корабль богов, но вместо радости его появление посеяло в ее сердце тревогу. Сполохи мерцали как раз в тех краях, где обитает Дом Эвин. Эльфийка попросила меня с Тилом проводить ее к родичам. Это отодвигает мой поход, но нет важнее дела, чем помощь другу. Выступаем завтра на рассвете.

Через два дня езды сквозь чащу мы прибыли на место, где находилось эйрайское поселение. Используя прошедшее время, я, к сожалению, не оговорился.

Теперь в изящных древесных жилищах царит безмолвие, на «улицах» лежит с десяток тел эльфийских воинов, и повсюду — следы тщетного сопротивления. Даже зверье не осмелилось до сих пор сюда сунуться.

Каким-то чудом до нашего приезда сумел продержаться наставник элион-эйя, он-то и поведал нам, что случилось: «С небес спустились боги. Они были точно ожившие легенды, только вели себя иначе. Высшие забрали Дом Эвин с собой…» Старик умер, не успев объяснить, зачем местные воины сражались со своими богами.

После увиденного Эвистрайя твердо решила найти свой народ. Она пожелала сопровождать меня в пустыню. Не утаю — мне будет приятна ее компания. Ну и я сделаю все, чтобы облегчить ее миссию.

Мы вернулись в замок. Следует тщательно подготовиться к путешествию. Тем не менее главное — одиночество в странствиях мне не грозит.

И еще: необходимо отправить гонцов в Аэнар — если «боги» решат вернуться, король и королева должны устроить им достойную встречу!