Посёлок Новый. 23 июня 2020 г. Ближе к вечеру.
Оставив машину на стоянке у супермаркета, я отправился покупать цветы.
Я сдержал слово. Я приехал на выпускной, успев свернуть свои дела в Москве и прибыв на Кольский накануне вечером.
В цветочном ряду меня встретили как родного. Сегодня здесь, соответственно празднику, господствовали розы. Поколебавшись, я выбрал бледно-розовые.
— Ой, вам бы пораньше, Сергей Александрович, — сетовала давняя моя знакомая, Аня Солнцева. — Такой ассортимент был, да всё в школу ушло с самого утра. Вам подарочные оформить или как?
— Валяйте подарочные.
Аня запорхала руками вокруг цветов, воздвигая пену из зеркального кружева, тюлевых розеток и золотистых лент.
— Ловко всё-таки у вас получается! — не удержался я.
— Я курсы дизайнерские закончила, — похвасталась Аня. — И Веруньку свою обучила. Ой, а как ребята-то вам обрадуются. Верунька рассказывала, вспоминали они вас часто, скучали.
Аня вручила мне огромный воздушный букет, я отсчитал несколько купюр и расплатился.
— Я-то вот тоже доторгую да приду посмотреть. Праздник сегодня у нас. Радость, — Аня вдруг заплакала, вытирая краем вышитого фартука крупные слёзы.
С букетом я зашагал по знакомым улицам прямиком к школе. За те два месяца, что я здесь не был, посёлок преобразился до неузнаваемости: скучные шахтёрские домики теперь утопали в зелени, глаз веселили клумбы и аккуратные европейские газончики, тянувшиеся вдоль тротуаров.
Школа сияла гирляндами праздничных огней, как океанский лайнер, и словно бы плыла в надвигающихся сумерках. И плыли оттуда через сумерки, тревожа давно забытые чувства, волны ностальгических мелодий, мелодий прощания с детством.
Когда уйдём со школьного двора
Под звуки нестареющего вальса…
Перед школой было чисто выметено и пусто, лишь возле ступенек лежал кем-то оброненный огромный белый пион. Какое-то странное чувство пронзило меня при виде этого белого пиона, неясное, но тревожное. Я задержался перед дверями. Кругом было абсолютно безлюдно, музыка больше не звучала, и я уже начал думать, что она мне пригрезилась. Я заглянул в вестибюль — ничего и никого, кроме подносов, наполненных отборной клубникой.
Я постоял на крыльце, потом, осенённый догадкой, обошёл школьное здание и вступил по тропинке в сад. Ну, конечно, они были здесь. В полном составе, вместе с учителями — на зелёном пригорке, на лёгком вечернем ветерке. Красивые и юные. Счастливые и взволнованные. Светлые и отрешённые. Улыбающиеся лица, фотограф с камерой, и цветы, цветы, цветы — в руках, на платьях, в волосах… Прощальное школьное фото. Как я сразу не догадался.
— Сергей Александрови — и - ич! — пронёсся по саду восторженный стон — и ряды, тщательно выстраиваемые для съёмок, дрогнули.
Я успел лишь невнятно преподнести свой монументальный букет Эльвире, а дальше был окружён, схвачен и воздвигнут в центр многоэтажной пирамиды желающих засняться на память. Несколько колких вспышек — и этот миг был навсегда запечатлён для потомков.
Пирамида снова рассыпалась, и возгласы вокруг моей персоны утроились:
— Мы вас так ждали!
— Ой, мы думали, вы не придёте!
— Ой, мы думали, вы уехали уже!
Я ошалело вертел головой, никого не узнавая. Ни девчонок в длинных платьях с вечерними причёсками, ни мальчишек в щегольских костюмах — даже жесты у них стали другими, величественно-небрежными. «Где же Лика?» — подумал я, но тут откуда-то, похоже, с самого неба, послышались звуки вальса.
— Дорогие выпускники, в зал! К столу! — захлопотала Эльвира. И она была неузнаваема сегодня в светлой, прозрачной накидке. Ей очень шли мои розы.
— Жаль, что вы не успели на церемонию вручения, — с сожалением заговорила она, когда мы вернулись к школе.
— Дела, — коротко объяснил я
— А где вы теперь?
— В Оленегорске, — нашёлся я, не задумываясь.
— Желаю вам успеха, — с чувством произнесла она. — Надеюсь, коллега, вам запомнится наш скромный выпускной бал.
Я заверил Эльвиру, что не забуду этот бал никогда, пропустил её вперёд, открыв перед ней дверь, вошёл в вестибюль — и замер.
Из увешанной воздушными шарами и цветами полукруглой арки, как из радуги, ко мне навстречу выходила королева. Высокая, стройная, с прекрасной осанкой, с диадемой на голове, она величественно спустилась по ступенькам в вестибюль и приблизилась ко мне, сияя улыбкой.
— Мы рады видеть дорогих гостей на нашем прощальном вечере, — немного заученно произнесла она и подала мне руку в атласной перчатке-митенке, украшенной трогательными цветочками. Я взял эту руку и церемонно поцеловал. Королева присела. В другой руке она держала тиснёную золотом книжицу.
— Ну и ну! — восторженно выдохнул я, ещё не очнувшись от впечатления. — Поздравляю выпускницу. Чем порадуете старого учителя?
— А вот, например, — лукаво глядя, она подала аттестат. Я взял его, раскрыл. Лебедева Анжелика Максимовна, родилась, окончила, показала знания. Напротив каждого из предметов красовались аккуратно выведенные «отлично». С невольным уважением я вернул аттестат девушке.
— В честь золотой медалистки тур вальса, соблаговолите, ваше величество?
— Соблаговоляю, но сначала в буфет, — потребовало величество, — умираю, хочу пить.
Под музыку мы прошли сквозь гирлянды воздушных шаров, свернули в буфет. Здесь плавал подкрашенный софитами лирический полумрак и приглушённо звучало танго. Мы сели за столик, нам принесли на подносе лимонад, два бокала с шампанским и нарезанные фрукты в вазе.
Мы чокнулись краешками бокалов.
— Не звенит, — удивилась Лика.
— Это же шампанское, госпожа отличница. В нем много пузырьков воздуха, а воздух плохо проводит звук.
— Сергей Александрович, — укоризненно улыбнулась Лика. — С физикой теперь покончено на всю оставшуюся жизнь.
— Кстати, о жизни, — я преподнёс ей за хвостик половинку груши. — Какие планы строите? Замуж, как я понимаю.
— Замуж Тамара Силуянова выходит, — сообщила Лика. — Ждут, когда ей восемнадцать исполнится. Нет, я хочу учиться, — она посмотрела на меня прямо. — В Москве.
— Ну, что ж, — сказал я весело. — Значит, встретимся.
— Я надеюсь, — сказала она очень серьёзно.
— А что Андрей Мухряков? Что-то его не видно, — спросил я, чтобы ликвидировать возникшую паузу.
— Как, вы разве не знаете? — удивлённо спросила она, — у Андрея отец же пропал.
— Что значит пропал?
— Не вернулся из шахты. Его уже сутки в забое ищут.
— Вот как? — я насторожился. — А что могло случиться на шахте?
— Я не знаю точно. Какая-то авария. Андрей только получил аттестат — и домой, у него там мать одна.
Мы помолчали. Танго закончилось высокой звенящей нотой, и через минуту за стеной, в зале, зазвучал вальс.
Лика подняла на меня глаза:
— Вы мне обещали танец.
— Это вы мне обещали вальс, королева, — поправил я её, вставая из-за стола.
Мы прошли в зал — здесь было ещё больше софитов, цветов, воздушных шаров. Вальс был упоительным. Глядя на красивые пары, я пожалел, что в моё время танцы в школе не были, как сейчас, обязательным предметом. Я вывел Лику за руку в круг танцующих, и она медленно подняла
на моё плечо руку в белой перчатке.
Внезапно софиты погасли, и музыка смолкла.
— Что это? — тихо спросила Лика.
Кто-то рядом щёлкнул зажигалкой и крикнул в темноту:
— Эй, хорош прикалываться! Врубай музу! — Я узнал голос Гарика Шустрова.
В зале послышался свист, и замелькали огоньки других зажигалок.
— Ребята, — раздался мегафонный голос Эльвиры, — в посёлке авария. Нигде нет света. Потерпите немного и мы всё уладим.
— Братва! — снова заорал Сашка, — Звучок есть у кого? Вжарь!
В притихший зал снова ворвалась музыка, и огоньки зажигалок закружили вокруг нас.
— Подожди минутку, — шепнул я Лике, осторожно снимая с плеча её руку.
— Я с вами, — отозвалась она.
Мы пробрались к выходу и, миновав тёмный вестибюль, оказались на улице. Нас встретила прохладой и сумраком июньская белая ночь. Вдали, за посёлком, стояло зарево. Всполохи пожара беззвучно мечась над чёрными контурами домов, жадно лизали небо. Где-то в центре завыла пожарная машина.
В кармане заверещал комп. Я достал его и набрал код доступа.
— Сергей, ты сейчас где? — закричал в трубку Шатохин.
— В посёлке. Что у вас там за пожар?
— Пожар не у нас. У шахтёров подстанция горит. Причин мы пока не знаем, но горит красиво.
— А чего ж ты тогда мобилишь?
— ЧП в зоне. Радостин просил тебя разыскать.
— Что стряслось, Коля? — спросил я, холодея.
— Приезжай. Сам всё увидишь.
Я выключил комп и убрал обратно в карман. Лика смотрела на меня, зябко обняв руками свои голые плечи.
— Уезжаете? — спросила она, — а как же я?
— Это очень срочно. И очень важно, — я постарался ободряюще улыбнуться. — Ты же знаешь.
— Я знаю, но я так вас ждала, — голос у неё задрожал. — Мы даже не потанцевали…
В глазах у неё и в горле встали слёзы, и она замолчала. На её лице лежал красный отсвет, в каждой жемчужинке диадемы горело пламя пожара.
— Я столько ждала этого дня…, - тихо повторила она, — этого вальса…
— Да, совсем забыл, — спохватился я, засовывая руку во внутренний карман и нащупывая мини-
атюрную амфорку. — Я ведь подарок тебе приготовил. Держи. Береги от света.
— Марсианская капля! — шепотом воскликнула она. — Ой! — она взглянула на меня. — А почему мне?
— Гран-при за хорошую учёбу, — коротко объяснил я, прощально помахав рукой.
— За учёбу? — она грустно улыбнулась, делая за мной несколько шагов по траве.
В последний раз, почти на бегу оглянувшись, я увидел её издалека — одинокий белый цветок, обронённый кем-то возле школы. Может быть, мной.
Через несколько минут машина уносила меня из посёлка, и я уже не мог видеть, как плачет навзрыд за школой, в короне и белых перчатках, золотая медалистка и королева бала Лика Лебедева, одна, посреди пустынного сада, стискивая в ладонях маленькую хрустальную каплю.