Апокалипсис 1920

Печать первая — Феликс — Допрос

Я проходил через приёмную со стеклянной бутылью, когда наш штатный секретарь вдруг остановил меня неожиданным вопросом:

— Я так понимаю, что ваше дело оказалось не столь уж и скучным, как следовало бы полагать?

— Учитывая, что мы подвергли опасности полгорода? — я задумался на секунду, а затем продолжил, — Вполне. Это даже не слишком похоже на наказание.

— Теперь вас едва ли кто-то снова накажет или отнимет ваше дело. Начальство отметило вашу роль в устранении угрозы заражения.

— Но всё планировалось не так?

— Планировалось, что вы сразу провалитесь и будет резонный повод вас отстранить.

— А оно вот как вышло, ха! — меня обуяло злорадство над несбывшимися планами Бельчина, нашего начальника.

— Но этот успех всё ещё не искупает ТОТ СЛУЧАЙ… — ибис помрачнел.

— Ну да, ТОТ СЛУЧАЙ… Вы из-за него и хотели от нас избавиться, я понял.

— Тебя никто не винит. А вот товарища Ярузельского…

— И, тем не менее, избавиться вы хотите от нас обоих?

— Ты же понимаешь, что это всё вполне себе заслужено? По крайней мере с точки зрения других сотрудников Особого отдела?

— Ну спасибо хоть, что как профессионалов нас цените! — возмущённый этим скоротечным диалогом, я направился дальше.

Мне и думать то более не хотелось о ТОМ СЛУЧАЕ. Но мне, конечно же, все будут постоянно о нём напоминать, забывая и про мои прошлые заслуги, и про то, что моей вины не было. Как, всё же, иногда одно событие может повлиять на репутацию человека столь сильно, что его иногда и, собственно, за человека перестают считать.

Мне было жаль, что такое случилось с Йозефом. Да и себя самого было жаль не меньше. Но жалость ситуации не исправит, особенно той, что уже произошла и переросла в факт. Так что приходится жить с тем, что мы имеем. И стараться не сильно вспоминать о прошлом. Оно всё равно само о себе напомнит.

Я дошёл до двери, у которой меня ждал мой напарник. За ней располагалась небольшая комнатка для допросов, куда мы оба и направились без лишних разговоров. За столом сидел козёл, закованный в наручники. Его глаза всё ещё не переставая слезились, и я всё ждал, когда же вода в его организме закончится. Но воды в нём, кажется, был неиссякаемый источник и несмотря на покраснение глазных яблок, монах чувствовал себя бодрячком.

— И так, Матфей, Матвей или как там тебя ещё звать… зачем ты убил доктора Шарикова? — спросил Йозеф, грозно хлопнув по столу.

— Я его не убивал. Не знаю, с чего вы это взяли… — козёл покачал головой.

— Шарикова убили палашом. Мы нашли палаш… — начал было я, но Матфей меня быстро прервал.

— Вы что?! Вы думаете я мог убить кого-то священным клинком короля Иштвана?! Или вы всех считаете святотами навроде себя?

— Ну да, едва ли он мог… — шепнул я товарищу, а затем вновь обратился к допрашиваемому — А что ты скажешь насчёт того, что таких мечей в Москве почти нет? А на твоём есть капли крови.

— Это кровь Базула, князя, что восстал супротив Иштвана. Ей лет девятьсот уже! Кроме того, вы не думаете, что палаш не настолько редкий меч, чтобы подозревать одного меня. Мало в Москве музеев? А бывших кавалегардов мало?

— Значит, ты и про кавалегардов знаешь. — заметил я.

— Знаю. Они даже среди нашего маленького аристократического сообщества были.

— И много из них в городе на семи холмах? — спросил Йозеф.

— Один. Но с вашим профессионализмом в обвинении случайных людей, вы его точно не поймаете. Почему этим делом вообще занимаетесь вы, а не сотрудники московского уголовного розыска?

— Кто это? Кого ты имеешь в виду? — Йозеф ещё раз стукнул по столу.

— Скажу, когда ответите на мой вопрос. Я на ваши вопросы охотно отвечаю. Почему меня мучаете вы, а не МУР?

— Сотрудники уголовного розыска не занимаются делами, связанными со смертью проклятых. Это наша работа. — пояснил я.

— Кроме того, Шариков сотрудничал с ВЧК. — добавил мой напарник.

— Правда? Почему ты мне об этом не сказал? — я был удивлён вскрывшемуся факту не меньше, чем наш пленник.

— Потому что сам только недавно узнал. Шариков и правда был кротом. И в руководстве Особого отдела знали, куда примерно нас приведёт эта ниточка. — сказал Йозеф.

— И думали, что нас этот контрреволюционный клубок задушит. Ясно. — я кивнул.

— Так всё же, кто этот московский кавалергард? — мой напарник вернулся к допросу.

— Морозов.

— Глава Синдиката? — глаза Йозефа радостно расширились

— Он самый.

— И какой у него был мотив? — спросил я, не доверяя возникновению нового подозреваемого.

— А вам нужен мотив? Меня вы, кажется, решили обвинить без мотива. — козёл покачал головой.

— У тебя мотив как раз был. — сказал я, — Едва ли ты одобрял эксперименты Шарикова с заккумом, в чём бы они там ни заключались.

— Не одобрял, — подтвердил Матфей, — но и не препятствовал им. Да, то что он хотел даровать проклятия простым смертным, является явным вмешательством в божий замысел. Но как я сказал во время твоего рассказа об Иштване, мы верим в то, что вскоре может прийти человек, который перевернёт устоявшийся порядок вещей. И уж я больше поверю в то, что это будет благоразумный интеллигент с его странным экспериментом, чем какой-нибудь неотёсанный смерд, решивший взять богом данную власть в свои грязные руки. Я настолько благоприятно относился к экспериментам этого доктора, что даже позволил ему взять плоды со священного дерева.

— Почему же они с Заречным тебя тогда так сильно боялись, что хотели скрыть свой эксперимент?

— От меня? Нет, быть не может. Мы как раз собирались об этом вчера поговорить. Все втроём. Они хотели меня о чём-то предупредить. Мне кажется, что это мне стоило бояться того разговора. Всё же, как сейчас выяснилось, Шариков был из ваших. Значит он вас ко мне и привёл.

— Нас к тебе привёл настоятель храма на набережной.

— Вот оно как… Значит, мне не стоило звать его в наш маленький круг. Да и Шарикова тоже не стоило. Знаете что? Следить за чистотой наших рядов было работой Морозова. Вот вам и мотив. Может он знал, что наш доктор, на самом деле — крыса? Он даже пригласил меня поговорить о безопасности нашего сообщества недавно. Может, как раз о том, что хочет расправиться с Шариковым.

— И где эта встреча должна была произойти? — Йозеф проявлял какой-то чрезмерный интерес к Синдикату и всему, что с ним связано.

— Сегодня в восемь вечера, в клубе "Чёрная кошка". Знаете такой?

— Известное кабаре. — произнёс я, — Но на кой чёрт ты нам так просто это рассказал? Разве вы не… м-м, сообщество?

— У вас, дорогой чекист, в руках бутылка явно не с водой. Это ведь спирт, так? — он указал на бутыль, что я всё ещё держал в руках, — Я разумею, как он действует на проклятые органы и части тела. Я пользовался им ещё когда состоял в епархии. С его помощью мы "очищали нечистых". Я этим не горжусь, особенно учитывая, что я сам был проклят. Но испытывать что-то такое на себе, я бы не хотел.

— А тебе стоило бы. — я поставил бутыль перед ним.

— И вам бы не помешало. — шикнул козёл.

— Ладно. — заключил Йозеф, — Пошли, Феликс, навестим "Чёрную кошку".

— А меня вы не собираетесь освобождать? — спросил вдруг Матфей.

— Нет, с чего бы вдруг? — сказал мой товарищ, — Подозрения с тебя ещё не сняты. Кроме того, даже если не брать убийство, ты виноват ещё во многих других контрреволюционных делах. Например, в пособничестве бандитизму, организации антинародных религиозных структур и прочих, прочих нарушениях.

Выходя из комнаты, он добавил:

— Не скучай, святоша. Как вернёмся с главой синдиката под мышкой, проведём очную ставку с Морозовым.

Оказавшись в коридоре, вне досягаемости глаз и ушей козла, он спросил уже у меня:

— Что думаешь?

— Думаю, что вы стоите друг друга. Удивительно, сколь похожие люди могут быть по разные стороны баррикад.

— И чем же я на него похож?

— Он такой же язвительный пофигист.

— Ты так говоришь, будто бы тебе это не нравится.

— А ты так говоришь, будто бы тебе не нравится, что я этим возмущаюсь.

— Ха! Справедливо. В любом случае, я хотел спросить про то, что ты думаешь о поимке Морозова.

— Я думаю, что нам надо проверить эту версию. Но как мы его узнаем, когда придём на место?

— Я знаю, как он выглядит, поверь.

— Но откуда?

— Мы как-то пересекались, в прошлом.

— Ты не рассказывал.

— У меня должны быть хоть какие-то секреты от вас, пан следователь? У тебя, Феликс, наверняка тоже есть что скрывать от меня.

— А если я тебе расскажу свою тайну?

— Тогда и я поделюсь своей.