Апокалипсис 1920

Феликс — Кошмары Альчеры

Словно демон в лесу волхвований, Снова вспыхнет моё бытиё, От мучительных красных лобзанийЗашевелится тело моё. И пока к пустоте или раюНеоборный не бросит меня, Я ещё один раз отпылаюУпоительной жизнью огня. Николай Гумилёв, "Завещание"

Четвёртая печать — Смерть

Я проснулся от того, что жаркое солнце жгло мою кожу и неприятно било прямо в закрытые веки. Немного поворочавшись, я обнаружил, что лежу на довольно горячем песке, так что каждое движение отдавалось противным жжением по всему телу. Мои губы пересохли и потрескавшийся язык не мог их увлажнить.

На дрожащих ногах и руках, я кое-как поднялся на четвереньки. Еле открыв глаза, я обнаружил себе на берегу небольшого озерца. Из последних сил, я бросился к мутной воде. Жадно зачерпывая её лапами и вливая в пересохшее горло, я не чувствовал себя сильно лучше. Сухость не проходила.

Наконец, я выхлебал столько жидкости неизвестного происхождения, что уже не мог выпить не капли. Хотя бы мои внутренности слегка увлажнились, чего нельзя было сказать, например о лице. Поэтому я нагнулся над водной гладью, чтобы умыться как следует.

Но практически сразу осёкся, стоило моему отражению возникнуть в воде. Ибо на моей голове больше не было того уродства, к которому я привык с детства: мой проклятый, вспухший и гнойный красный глаз бесследно исчез. На его месте было просто лицо, такое же, как и с другой стороны. Я не мог поверить отражению и потому бросился трогать внезапно излеченную часть. На ощупь она тоже была вполне нормальной.

Я ещё раз взглянул на отражение: в ответ на меня посмотрел вполне себе милый и приличный лис. Ничуть не отличающийся от других. Такого бы и семья приняла, и общество. У такого судьба точно сложилась бы просто прекрасно. Он был бы всеобщим любимцем, гордо носил бы свою фамилию и не оказался бы отверженным.

Мне даже не верилось, что он теперь был здесь. Что он теперь был мной. В голове стали всплывать очень обрывочные воспоминания о недавних событиях. Что, чёрт возьми, произошло? Я… умер и попал в рай? Это какое-то видение, подобное которому Зефир наслал как-то на Йозефа?

Йозеф… А где, собственно, Йозеф? Тоже… мёртв? И в смысле "тоже"? Я ещё не выяснил, мёртв ли я… Я ещё вообще ничего не выяснил! Что… что Мартин, чёрт возьми, сделал?

Я внимательно осмотрел своё тело. На нём не было ни единого пулевого отверстия. И прежде, чем я успел сделать из этого хоть какой-то вывод, я вдруг почувствовал, как по моей ноге что-то начало ползти. Этакая неприятная щекотка, которая моментально вызвала у меня панику, ибо практически сразу, я увидел огромного паука, который фривольно примостился там, где ему не было места.

Я стал бегать и прыгать в бессмысленной попытке скинуть незваного пассажира с помощью как можно большего количества беспорядочных движений. Паук не хотел отлипать. Поэтому я ударил по нему рукой. Это его разозлило. Очень разозлило. И он вцепился своими хелицерами мне в ногу, впрыскивая больно жгучий яд. Наконец, я смог сбить огромную тварь на землю и безжалостно затоптал его ногой.

С чувством победителя я простоял совсем недолго, ибо практически тут же снова упал на горячий песок. На этот раз от яда.

Не знаю сколько времени прошло до следующего пробуждению, но я снова очнулся в странном месте. На этот раз, ещё и в окружении странных людей. Это была пещера с красными стенами, полная полуголых дикарей: мужчин и женщин, украшенных красной охрой. Здесь сильно пахло жжёным сандалом. Я поднялся со слегка кружащейся головой.

Одна девушка поднесла мне чашу, сделанную из коры дерева, и настойчиво, клокочущими звуками, по всей видимости предлагала мне выпить странно пахнущее содержимое. Посмотрев на перевязанную какими-то листами ногу, я подумал, что едва ли эти люди хотят мне зла и, верно, сейчас спасают меня от моей собственной неудачливости. А потому я принял напиток и осушил ёмкость с кислой жижей.

После этого мне и правда стало легче, да настолько, что я собрался было совсем подняться на ноги, но девушка строго остановила меня жестами и на пальцах попыталась объяснить, чтобы я не слишком активно двигался, при этом приговаривая что-то вроде:

— Ав'сер! Ав'сер! Ав'сер! Ав'сер! Ав'сер! Ав'сер! — своим звонким, мелодичным голоском.

Я опять повиновался и лёг на спину. Тут же ко мне стали подходить и остальные туземцы. Они что-то говорили, гладили меня, дарили мне какие-то странные безделушки из дерева и камней. Я вдруг стал окружён такой волной внимания, которой, казалось вообще никогда не был окружён. Сразу куча людей обо мне заботилось и чуть ли не носили меня на руках. Причины такого поведения мне было не объяснить, но не сказать, что в тот момент мне уже хотелось что-то объяснять.

Я тонул в странной безвозмездной любви аборигенов. Такой, какая обычно бывает у детей по отношению к родителям: чистой, искренней и абсолютно не взывающей ни к какой ответной мзде. Однако в момент, когда мне уже было, в сущности, не до ответов, они сами нагрянули ко мне.

В пещеру внезапно вошёл Мартин, одетый явно не в тон окружающему антуражу: во всю ту же австралийскую диггерскую форму, какую он носил с нашей первой встречи. Аборигены расступились и притихли, при его появлении.

— Не обычный ты выбрал способ меня найти! — сказал, улыбаясь, тилацин.

— Где мы, чёрт возьми? — спросил я гневно.

— Как бы тебе объяснить…

— Как есть.

— Мы внутри пространства моих мыслей. Нравится тебе в этой пещере? Я когда-то с неё и начинал свой путь. Сначала ничего не значащим щенком, а потом и шаманом. А эти звери… Ну… они, вроде как, моё племя. По крайней мере такое, каким я его помню. Знаешь, за столько лет в памяти всё стирается.

— То есть, это всё не на самом деле?

— Отнюдь, тут как раз всё на самом деле и есть. Это Альчера — сонмище воспоминаний и мыслей всех живущих людей, обретающих здесь очень даже материальную форму. Её не то что ни отличить от мира, к которому ты привык. В каких-то аспектах, Альчера даже более настоящая, чем он. Потому что после смерти в нашем мире, звери переносятся сюда. А вот при смерти здесь… Я не знаю, что с ними происходит. Но, в общем-то они больше не существуют. И ты, только что, чуть не умер навсегда. Если бы не охотники, которые тебя подобрали…

— Что с Йозефом? И с Марией?

— Они тоже тут. Ну, не в моих воспоминаниях, но в Альчере точно. Они сейчас в своих персональных адских муках… или напротив, в райском блаженстве? Но я больше склоняюсь к первому варианту. Людям свойственно циклиться на негативном…

— Значит… Они мертвы?

— Верно.

— И… Мы тоже?

— Абсолютно точно. Но у нас всех есть шанс вернуться обратно, в свои глупые тела, в иллюзорном мире. Если ты, конечно, будешь мне помогать.

— Помогать с чем?

— С убийством бога, конечно. Ты меня к нему проведёшь, потому что ты мой навигатор в этом мире. А по пути, так уж и быть, чтобы у тебя было больше мотивации, мы заскочим к твоим друзьям в послесмертные кошмары и заберём их оттуда. Как тебе идея?

— Отвратительно. Но выбора у меня нет. Ты же всё так изначально и спланировал, чтобы мы все оказались здесь?

— Именно! И это оказался довольно безупречный план. Не представляешь, сколько зайцев я убил за раз!

— Надеюсь, не в буквальном смысле.

— Кто знает, mate, кто знает! Ну да, если ты очухался, мы можем выступать. Не стоит терять время в таком месте и при таких обстоятельствах. У нас ещё много-много труда!

— Что ж, тут, верно, у меня тоже выбора нет?

— Только судьба, mate, только судьба.

— Но могу я кое-о-чём попросить?

— Валяй!

— Расскажешь мне всё как есть, без прикрас? Вот всё, что знаешь сам. Не хочу больше ходить в дураках.

— Да не вопрос, mate! Даже лучше, я тебе всё покажу. Идём, как раз точка перехода всё покажет…