Апокалипсис 1920

Печать первая — Йозеф — И снова нехороший дом

— Дальше никого пускать не велено! Даже сотрудников ЧК! Карантин! — сказал красногвардеец в противогазе, поднимая ладонь вверх в призыве остановиться.

— У нас тут особое разрешение от товарища Дзержинского. — произнёс я и подал ему лист бумаги, который мне выдали в конторе.

Солдат на блокпосте долго всматривался в документ, а затем подозвал своего коллегу. Тот тоже долго смотрел на буквы и чесал лоб. Остановивший нас красногвардеец спросил:

— Ну, что там написано?

— "Особым разрешением главы Временного Чрезвычайного Комитета Ф.Э.Дзержинского, допустить сотрудников Особого отдела ВЧК Й.Ярузельского и Ф.Рокоша в любые зоны, находящиеся под карантинным надзором. Всячески содействовать в их рабочей деятельности и снабжать всей необходимой информацией". Вот что здесь написано. И подпись Феликса Эдмундовича стоит. — сказал его товарищ и отдал мне бумагу.

— Тогда, полагаю, вы можете проходить. — смущённо проговорил красноармеец, когда его сослуживец ушёл.

— Благодарю. — сказал я, и, вдруг, остановившись, решил спросить, — А у вас, в химвойсках, такое впервые?

— В смысле?

— Ну, карантин-заражённые…

— В Москве — да. В волостях что-то такое и раньше бывало.

— Да ну?

— Ага… — он слегка потупил взгляд, а затем произнёс, — Быть может, вы мне не поверите, но такое частенько случается в деревнях, где ведьм линчуют. Вот не понравится сельским местная ведунья, с ней что-нибудь учудят, а потом вся деревня вот так дичает. Как об этом узнают, так тогда деревню только сжигать и остаётся, ибо живых и разумных там уже нет. Ну, если к тому моменту, сами одичавшие не сгниют. У них это быстро бывает.

— Надо полагать, что за колдунов считаются проклятые?

— Ну а кто же ещё то? — он развёл руками.

— Ну да. Ладно, спасибо за познавательную минутку, но мы с товарищем пойдём. — сказал я и распрощавшись с солдатами на посту, двинулся на знакомую улицу.

Феликс шёл следом, напряжённо сжимая два пистолета в руках. Видимо, всё ещё не отошёл от вчерашней стрельбы и опасался "повторения банкета". Впрочем, учитывая, что нескольким заражённым удалось пережить вчерашнюю перестрелку и разбрестись где-то в этом районе, из-за чего улицы и перекрыли, опасения эти были не столь уж глупы. Благо, народ в большинстве своём эвакуировали, так что образование новой безумной толпы можно было бы и не ждать.

Вот мы снова подошли к знакомому дому и снова поднялись по мраморной лестнице на второй этаж. Внутри было пусто. На этот раз абсолютно точно.

Наконец, мы могли спокойно осмотреть комнату покойного Павла. Жаль, его самого допросить больше не выйдет. Например, о его довольно внушительной лаборатории, пусть и прибывавшей в хаосе. Чего тут только не было: конфорки, склянки, перегонные кубы, котёл, всякие чашки и даже пара электрических устройств. Благо, центр Москвы и элитное прошлое дома позволяло снабжать их энергией.

Феликс опустился к столу и заключил, глядя на царивший беспорядок:

— Кажется, он знал, что мы придём. Выглядит всё так, будто бы он пытался спрятать все свои пожитки. — он указал на наполовину заполненный мешок под столом.

— Скорее всего видел нас в окно. Но тогда выходит, что он был ещё нормальным в момент, когда мы пришли?

Я опустился на корточки рядом с мешком и всмотрелся в ворс ковра. В нём блестели маленькие осколки чего-то стеклянного. Взяв один из них и положив себе на перчатку, я увидел, что на нём были следы чего-то засохшего. Принюхавшись, я почуял знакомый мерзостный запах:

— Заккум. Дерево проклятых.

— Получается, он экспериментировал с его соком?

— И во время суматохи разбил склянку с продуктом своего эксперимента.

— Но пусть заккум и ядовит, он всё же не превращает людей в…

— Помнишь, что сказал солдат? Про то, что такие случаи уже бывали в сёлах, где убивали ведьм?

— Хочешь сказать, что никакой мистики в тех случаях нет?

— Скорее всего ведьмы знали какой-то рецепт из сока дерева. Может быть, профессор с сообщником, решили его повторить?

— Но на кой чёрт?

Я промолчал. У меня не было ответа на этот вопрос. Мы продолжили осматривать комнату, в надежде найти что-то открывающее глаза на исследование "чёртова дерева". Пока Феликс прилип к книжному шкафчику, вытаскивая книгу за книгой и пролистывая их, я подошёл к скромной кровати в углу комнаты. На табурете возле неё лежала книжка в кожаном переплёте. На её обложке было написано: "Великое проклятие". Неужели она меня преследует?

Достав из-за пояса ту копию, которую я позаимствовал у доктора, я понял, что они абсолютно идентичны: тот же странный язык, те же не очень аккуратные картинки. В общем, та же белиберда.

— У нас тут, кажется, второй "манускрипт Войнича"! — сказал я, продемонстрировав товарищу находку.

— Может, хоть у этого будут ключи к разгадке? — сказал Феликс и вдвойне яростнее принялся перелистывать книги.

Внезапно, из одной книжки выпал аккуратно сложенный листок бумаги. Мой напарник поднял его и аккуратно развернул. Пробежавшись глазами по тексту, он незамедлительно зачитал его мне:

— "Павел, прошу, приезжай сегодня ко мне и забери мои наработки. Время не ждёт. Боюсь, он скоро придёт по мою душу, и только ты можешь сохранить плоды нашего труда. Он не в курсе, что ты помогал мне лечить его врагов и вряд ли тебя тронет. На тебя вся надежда…" Кажется, это от Шарикова.

— И говорят они о Матфее…

— Почему ты так в этом уверен?

Не дав мне ответить, со стороны коридора разнеслись громогласные шаги и через несколько секунд на пороге появился батюшка в противогазе:

— Извините, дети мои, что задержался. Рад, что не упустил вас на условленном месте. — он откланялся.

Мой товарищ откланялся в ответ:

— Нет, что вы! Мы только-только осмотрелись и теперь, вероятно, готовы обсудить наш вопрос.

— Что происходит, Феликс? — спросил я.

— Это тот мужчина, которого я спас вчера. Мне подумалось, что он может знать о местных прихожанах больше нашего. В иных обстоятельствах он вряд ли стал бы сотрудничать с советской властью, но поскольку я геройствовал…

— С чего ты взял, что он что-то знает про нашего химика?

— Осмотрись внимательнее: у него икона в углу, библия на полке, и крестик над кроватью. Наверняка он ходил в ближайший работающий храм и был довольно верующим, особенно учитывая его буржуазное прошлое…

— Прошу прощения, что вмешиваюсь, но могу точно заверить, что этот человек в мой храм не ходил. — сказал батюшка, — Однако, я его и шайку его безбожников знаю отлично.

— Что вы имеете в виду под "шайкой безбожников"? — спросил я.

— Эти люди… Среди которых был и этот гражданин. Они… Ну… Верили в Христа, вроде как. Но ничего святого в них не было. Они почитали проклятия и мыслили, что это божественная награда, а не кара. У них была целая секта, где почти все были прокляты. И почти все выходили из общего аристократического круга. Эта секта и до сих пор существует.

— Откуда вы про это знаете?

— Они заседают прямо напротив Христа Спасителя. Вроде как, в качестве издевательства за то, что наш приход их отвергнул. Да и с Эйнемом у них какие-то связи.

— Кондитерская фабрика… — догадался Феликс.

— Да. Именно. — подтвердил батюшка, — Когда один из наших понёс ересь и был изгнан из епархии, его приютили именно в недрах фабрики на Берсеньевской набережной.

— Из ваших значит… А как его звали? — спросил я.

— Отец Матвей.

— Вот картинка и начала складываться. — заключил Феликс.