Глава 2. 07.09.2123

Август испуганно открыл глаза. Что это было?

Он огляделся вокруг – кажется, это было именно то место, где он уснул вчера. Или не вчера? Какой сейчас год? Сколько он проспал?

Он с размаху ударил по красной кнопке вызова, и дверь тут же распахнулась, словно медсестра ждала приглашения войти. Август едва успел прикрыться одеялом.

Доброе утро! – бодро воскликнула она и, быстро взмахнув рукой, переключила экран на дневной режим. Он показал какую-то пустыню с палящим солнцем, и Август поморщился, словно оказался там – на жаре и без воды.

Уберите это, – прохрипел он. – Просто уберите. Совсем.

Но вид из окна не слишком… – начала медсестра.

Плевать, я хочу видеть реальный мир, а не эти ваши суррогаты!

Девушка приподняла одну бровь, но дала экрану команду свернуться, и Августу открылся вид из палаты. Ничего примечательного за окном не было. Впрочем, что можно было увидеть из окон первого этажа? Он в который раз ощутил, что за тридцать лет мир мало изменился. Или не за тридцать?

Какой сейчас год? – наконец задал он самый волнующий вопрос. – Сколько я спал?

Две тысячи сто двадцать третий, – отрапортовала медсестра, словно знала, что он спросит, и готовилась. – Как и вчера.

Она снова тронула себя за ухом и в воздухе засветились числа, графики и диаграммы.

Смотрите! Вы проспали восемь часов и шесть минут – отлично. Доля глубокого сна составила тридцать два процента – норма. Пульс немного учащен, что неудивительно. Но давление и температура в норме, поэтому никаких опасений ваше здоровье у меня не вызывает.

Август выдохнул. Значит, это был не сон. Вчера он действительно очнулся от тридцатилетней комы. И, к счастью, не впал в нее повторно, а достаточно неплохо поспал этой ночью.

Оскар Даниэльевич зайдет за вами примерно через час, как раз, когда закончится моя смена. Пока можете привести себя в порядок.

Она упорхнула, оставив Августа приходить в себя.

Зеркало в ванной отразило его помятое, но симпатичное лицо. Под серыми глазами слегка набухли мешки, а на щеках и подбородке уже проклюнулась темная жесткая щетина.

Он вдруг подумал, что до комы ему нравилось бриться дважды в неделю. Эта мода столетней давности казалась ему забавной, против лазерного удаления. Мужчины, навсегда избавившиеся от усов и бороды, виделись ему детьми. Крупными, постаревшими мальчишками.

Вчера он не встретил ни одного такого “мальчишки”. Большинство мужчин были именно выбриты. Гладко, но все же не до состояния “младенческой попки”. Видимо, современные люди разделяли его старомодные взгляды.

Руссо зашел ровно в восемь.

Поинтересовался, как спалось, и проголодался ли Август. Потом быстро просмотрел данные с Ассистента и удовлетворенно покивал:

Изумительно, просто изумительно!

И долго вы планируете меня тут держать? – прищурился Август.

Держать? – изумился доктор. – Кто вас держит, помилуйте? Вы можете покинуть больницу в любой момент времени. Только – куда вы пойдете? Вы помните ваш адрес? Ну, до комы? В каком состоянии ваше жилье? Или, вас кто-то ждет?

Вас надо спросить – связались ли вы с моими близкими. И, вообще, остались ли у меня близкие, пока я тридцать лет у вас тут прохлаждался?

Доктор укоризненно покачал головой и нахмурился:

Ваша беда даже не в том, что вы “ прохлаждались” тридцать лет, а в том, что сейчас вы хотите эти тридцать лет вместить в тридцать минут блиц-опроса. А когда вам не дают четких ответов, начинаете злиться. Не ищите здесь врагов – их у вас нет. По крайней мере, в стенах этой больницы.

В чем проблема прямо отвечать на мои вопросы? Есть у меня родные или нет? Да? Нет? Ну? Почему вы молчите?

Руссо заложил руки за спину, как старая бабка, и походил по палате. Он не спешил с ответом, словно специально доводя Августа до белого каления. Наконец, он разродился:

Дайте немного времени – не мне, а себе. Дайте вашим нейронным связям восстановиться. Позвольте памяти достроить картину мира, а недостающие кусочки я вам дам. Но не спешите. Да и некуда вам спешить – что вам еще пара недель к этим тридцати годам бездействия? Зато адаптация пройдет мягко, и вы сможете влиться в общество и полноценно жить.

Действительно, куда мне спешить? – хмыкнул Август. – Я же – ваш идеальный подопытный кролик! Крупнее крысы, разговаривать умею и даже – вот так новость – врач!

Прозвучало так, как будто вы меня вините в том, что произошло.

Ну что вы! – деланно возмутился Август. – Я уже понял, что сам виноват! Придется искупать вину в ваших лабораториях!

Доктор промолчал. То ли внутренне согласился, то ли просто не хотел продолжать конфликт.

Он подошел к окну:

Изучаете современный мир? И как вам?

О, из окна многое можно увидеть. Вы научились строить дома, а в мое время жили в пещерах и ходили с дубинками!

Отрадно, что вы заметили, – усмехнулся Оксар. – Я вас услышал – после обеда обязательно прогуляемся по городу. Походите по магазинам, пообщаетесь с людьми вне больницы, если пожелаете. Надеюсь, убедитесь, что вы не пленник и не кролик, а гость. Заметьте – высокопоставленный гость. Приходите в себя, наслаждайтесь бездельем, пытайтесь пробудить воспоминания. Предлагаю позавтракать прямо сейчас, как на это смотрите?

Август снова хотел сказать какую-нибудь едкую колкость, но ощутил, как в его животе беспокойно заворочался желудок. Плохое настроение могло объясняться банальным чувством голода, поэтому он кивнул:

Положительно.

Слава вашему благоразумию, вы хоть на что-то смотрите положительно!

Руссо воздел руки к небу и слегка потряс ими, словно призывая силы вселенной на помощь с придурковатым пациентом. Впрочем, он резко оборвал себя на полуслове и широкими шагами двинулся прочь из палаты, кивком головы позвав Августа за собой.

Столовая выглядела непривычно. В ней не пахло едой – во всех смыслах.

В помещении было очень светло, пусто – лишь несколько высоких столиков без стульев, окно выдачи и окно возврата, и круглое отверстие тестера между ними.

Доктор заглянул в лицо Августу:

Как пользоваться тестером – помните?

Издеваетесь?

Тестеры появились незадолго до рождения Августа. Сначала в качестве эксперимента, потом распространились повсеместно. К моменту, когда Август пошел в школу, тестеры уже стояли везде, даже в глухих, по меркам конца двадцать первого века деревнях.

Успех объяснялся просто – тестер был гениальным изобретением.

Достаточно было просто просунуть ладонь в аппарат и, спустя пару минут, прибор выдавал полноценный перечень продуктов в граммах, которые желательно было употребить обладателю ладони прямо сейчас.

Обычному пользователю было не слишком интересно, что творилось в недрах умной машины, но Август откуда-то знал, что аппарат измерял все жизненно важные показатели – уровень сахара, витаминов, микроэлементов и даже процент жировой ткани в организме. Если в анализах находились какие-то незначительные отклонения, то аппарат мог прописывать лекарства. При значительных отклонениях – рекомендовал посещение врача соответствующего профиля.

Позднее, аппарат усовершенствовали, и он стал записывать на прием тех, кто не знал о своем недуге, а то и мог вызвать бригаду врачей, если человеку грозила опасность.

Разумеется, стоил он недешево, но такую полезную вещь не могли не включить в госпрограмму, поэтому все школы, детские сады, заводы и прочие важные учреждения получили лучшие модели прибора совершенно бесплатно.

А еще чуть позднее к нему подключили автоповара. Штуковина занимала уйму места, зато полностью заменяла кухню с ее кастрюльками, плитами, холодильниками и прочими “радостями”.

Достаточно было загружать в нужные отсеки рекомендуемые ингредиенты по мере необходимости, и автоповар сам готовил необходимое блюдо. Такие громоздкие конструкции не могли размещаться в квартирах, поэтому сначала их установили, опять же, в учреждениях.

Но население с таким восторгом отнеслось к этой чудо-машине, что кондоминиумы подключились к программе и обзавелись автоповарами. Уже к моменту, когда Август закончил школу, люди в городах почти перестали готовить самостоятельно. Куда проще было спуститься в столовую кондоминиума и перекусить. Это было даже дешевле, чем покупать продукты и готовить самостоятельно.

Данные по каждому пользователю регистрировались и хранились в общей базе, поэтому многим удалось отрегулировать питание и сбросить лишний вес.

“Ваш калораж на сегодня достиг лимита, приходите не ранее, чем через шесть часов!” – запросто мог заявить аппарат, проверив состояние организма и сверившись с данными о последнем приеме пищи. Впрочем, он мог утешить небольшим батончиком или стаканчиком коктейля.

В очередной раз Август удивился тому, что в его голове нашлась столь ценная информация, зато совершенно потерялась любая, даже совсем не ценная, информация о нем самом, но голод был сильнее любопытства. Поэтому он смело подошел к тестеру и засунул ладонь.

Сейчас тестер работает куда быстрее, чем раньше, – начал Руссо. – К тому же…

Что это? – каким-то глухим голосом перебил его Август.

Тестер пикнул, и окно выдачи открылось, явив большой стакан воды и небольшой кубик какого-то вещества, подозрительно коричневого цвета. Размером он был не больше спичечного коробка.

Это кто-то съел до меня? – брезгливо поморщился мужчина.

Это ваш завтрак, – спокойно отреагировал доктор на хамство. – Теперь автоповар выдает брусок. Такой же сбалансированный, до милиграмма выверенный рацион со всеми необходимыми вам витаминами и микроэлементами на восемь часов, но в более удобной форме. Конечно же, с учетом ваших вкусовых пристрастий. Не волнуйтесь, данные хранятся бессрочно, поэтому вам понравится!

Это какой-то… пластилин, – не снимая маски брезгливости выдавил Август. – Это – не еда. Мне его на лоб намазать?

Откусываете кусочек, разжевываете, – терпеливо пояснил Руссо. – Запиваете парой глотков воды. Затем еще кусочек. Весь прием пищи занимает не больше пяти минут – здорово экономит время!

А что, нормальная еда теперь не в почете? Все перешли на комбикорм?

Оскар засмеялся:

Бросьте! Еда – все еще один из главных источников удовольствия, не так уж сильно мы изменились. Никуда она не делась – продается в магазинах. Нравится кашеварить – купите и готовьте. Есть и рестораны, и на шашлыки на природе люди везут вполне настоящее человеческое мясо! Не в смысле – мясо человека, а курицу и свинину, конечно. Кто к чему питает слабость. Но в рабочее время, а многим и после работы, удобнее пользоваться бруском. Да, смаковать и наслаждаться не получится, но…

Но наслаждаться теперь не принято, я понял, – отрезал Август. – Ладно, вам такую же бурду дадут?

Нет, – съязвил Руссо, потеряв терпение. – Мне наворотят царский завтрак из трех блюд и вареньем лысину помажут. Что вы опять начинаете гундосить на ровном месте? У меня сыну три года, он и то не такой капризный! Разумеется, мне тоже дадут брусок.

В подтверждение своих слов он засунул руку в тестер и, спустя минуту, продемонстрировал Августу свой рацион – такой же стакан воды и брусочек чуть большего размера и немного светлее.

Почему ваш отличается? – подозрительно прищурился Август.

Доктор закатил глаза:

Потому что ваш уже кто-то съел до этого, мы это уже установили! Слепили из того, что было. Кушайте на здоровье!

Август поджал губы, но откусил от бруска. Неожиданно, на вкус этот “пластилин” оказался весьма приятным. Он тщательно разжевал и запил водой получившуюся массу. В животе сразу стало как-то тепло и уютно, а в теле появилась бодрость.

Довольно вкусно, – наконец признал он.

Видите? Можете же не вести себя, как принцесска. Доедайте ваш завтрак и пойдем в лабораторию.

В лаборатории их уже ждали.

Навстречу им чуть ли не с объятиями бросилась низенькая коренастая женщина средних лет. Ее короткие светлые кудряшки обрамляли голову словно пушистое облако, а миловидное лицо светилось от счастья:

Август Мартович! Какая радость! Все эти годы я верила, что мне доведется вновь поговорить с вами!

Мы знакомы? – удивленно приподнял брови Август.

Разумеется, – уверенно кивнула женщина. – Вы принимали меня в интернатуру. Это было в девяносто втором году. Я так волновалась и переживала, а вы говорили: “Нет такого страха, который сильнее своего хозяина”, а мне казалось, мой страх сильнее меня…

Амалия Левановна, пожалуйста, – мягко перебил Руссо, и она оборвала себя на полуслове. – Август Мартович пока не готов к таким глубоким погружениям в свою прежнюю жизнь. Мы с вами прекрасно знаем, что самые прочные нейронный связи у нашего гения связаны именно с разработками, а не с девочками-интернами, какими бы хорошенькими они ни были в те годы.

Август слегка нахмурился. Оскар снова решал за него, какая часть его жизни важнее, и зачем-то затыкал тех, кто был готов поделиться реальными воспоминаниями.

К тому же, его покоробила эта очевидная, хоть и слегка прикрытая грубость. Напоминать женщине о том, что она была молоденькой и хорошенькой тридцать лет назад, было бестактно.

Лучше расскажите нам о компенсаторной камере. Это ведь вы тогда и решили поместить Августа Мартовича именно туда, а не в палату интенсивной терапии. Кстати, Август Мартович, можете поблагодарить эту чудесную женщину, которая своей смелостью и настойчивостью сохранила вам, а потом – и многим другим, все двигательные функции организма.

Весьма признателен, – слегка поклонился Август. Амалия Левановна ему нравилась. Казалось, она была искренне рада его возвращению, в отличие от Оскара, который вел какую-то свою игру.

Не стоит, не стоит, – зарделась она. – Сейчас все расскажу и покажу!

Амалия провела их в соседнюю палату, и Август увидел кушетку, покрытую большим прозрачным колпаком. Со всех сторон к колпаку вели блестящие трубки разного диаметра, заканчивающиеся круглыми отверстия внутри этого купола. Сама кушетка выглядела не совсем привычно – она состояла из сотен небольших фрагментов, как будто ее собирал ребенок из конструктора. Правда, “детали” выглядели мягкими и, даже издалека, приятными на ощупь.

Амалия жестом пригласила доктора Руссо войти под колпак и принялась рассказывать, пока он устраивался на кушетке.

Пациент помещается на компенсаторный стол. Вот так, да. Стол, естественно, подстраивается под его телосложение, вес, особенности строения и повреждений, если они есть и…

Она нажала несколько кнопок на пульте, который обнаружился за спиной Августа, и кушетка зашевелилась. Она немного прогнулась, так, что Оскар Даниэльевич оказался как в гамаке. Фрагменты мягко и бережно обхватили его запястья и икры, слегка развели руки в стороны и согнули ноги.

Как ощущения? – поинтересовалась она.

Фантастически приятно! – довольным голосом отозвался доктор Руссо. – Не будете возражать, если я тут буду отсыпаться после дежурства?

Амалия засмеялась и нажала еще несколько кнопок. Из окошек стали плавно опускаться какие-то приспособления. Август увидел кислородную маску, какие-то датчики, электроды.

Это что?

Все необходимое жизнеобеспечение, – охотно объяснила Амалия Левановна. – Кислород подается только в необходимом количестве. Датчики непрерывно мониторят состояние всех систем организма и дают сигнал, если что-то пошло не так. Какие-то мелкие проблемы электроника решает сама – запускает гимнастику, подает питание, вводит препараты. Для более серьезных случаев есть сигнал тревоги с кодами. Он поступает на пульт дежурного врача и тот мчится на помощь. Вот, в частности, ваш случай – стоило вам моргнуть, как вся больница встала на уши. Вас тут же повезли в интенсивную терапию, где вы и пришли в себя…

Амалия Левановна, прошу вас, – взмолился Руссо из объятий кушетки. – Давайте по делу.

Амалия обиженно поджала губы, но, взглянув на Августа, снова заулыбалась и продолжила:

Самая главная фишка здесь – стол! Задаем ему один из нескольких автоматических режимов и – глядите!

Она снова нажала на несколько кнопок, и кушетка стала бесшумно поднимать и опускать ноги доктора, затем она принялась крутить его ногами, словно он ехал на велосипеде, а по очередной команде стала сгибать и разгибать их, прижимая колени доктора почти к подбородку.

Августу показалось, что Оскару не слишком нравилась эта гимнастика, а вот на лице Амалии он прочитал удовлетворение. “Мстит, стерва!” – восхищенно подумал он.

И вот такой активностью стол занимается шестнадцать часов в сутки. С перерывами, конечно, и комплекс упражнений постоянно меняется – то руки, то ноги, могу показать, как он крутит голову и вытягивает спину…

Не надо! – пискнул Руссо.

Очень интересно! – с энтузиазмом отозвался Август. – Покрутите ему шею, я хочу увидеть, как это происходило со мной!

Амалия стала нажимать кнопки. Кушетка принялась демонстрировать способности, и доктор аж покраснел от этих “танцев”. Он уже был явно не рад тому, что стал подопытным кроликом.

“Получай, хитросделанный упырь!” – злорадно подумал Август.

Насладившись экспериментом, Август уточнил:

А почему только шестнадцать часов?

Амалия с явным сожалением прекратила издевательство и остановила режим вытягивания позвоночника, нажав на какую-то другую кнопку. Кушетка заботливо крутанулась, ласково уложив доктора на бочок и трогательно положив ему его собственную ладошку под голову.

Ночной режим – восемь часов отдыха, с периодичностью смены поз. Никаких пролежней, никаких застоев жидкостей, здоровые суставы, гибкие связки. Комфортнее, чем в материнской утробе!

Потрясающе! – восхитился Август. – А с мышцами как? Разве такие принудительные движения хоть как-то позволяют их укреплять? Или, хотя бы, поддерживать в форме?

Прекрасный вопрос! – крикнул доктор, освобождаясь от гиперопекающей кушетки. – Сразу видно – гениальный доктор, а не простой обыватель!

Август хмыкнул, а Амалия охотно объяснила:

Вон те красные электроды подключаются к вашим мышцам и стимулируют их разрядами. Я хотела бы вам продемонстрировать, как это происходит, но…

Но демонстраций пока достаточно, – отрезал Руссо, выходя из купола. – Главное мы уже увидели. Человек находится в коме, но всю активность за него выполняет уникальное оборудование. Таким образом, даже спустя тридцать лет, мы получаем не еле стоящего на атрофированных ногах старика, а бодрого подтянутого мужчину в самом расцвете сил!

Электроды приходится подключать вручную, – продолжила Амалия, не обращая на него никакого внимания. – Зато гигиенические процедуры – полностью автоматика. Никакой тяжелой работы для персонала.

Этим вы меня обрадовали сильнее всего, – смущенно пробормотал Август. – О том, кто мыл мне задницу тридцать лет, я как-то не задумывался. Неужели эту чудо-машину придумали вы специально для меня, Амалия Левановна?

Амалия быстро переглянулась с доктором и опустила глаза. Доктор сочувственно посмотрел на Августа:

Не вспоминаете? Это – ваше изобретение. Одна из ваших блестящих технологий. Как раз незадолго до комы вы изготовили первую компенсаторную камеру. Амалия Левановна – честь ей и хвала – довела камеру до ума, уже когда вас туда поместили, но я об этом только читал. Увы, своими глазами весь процесс не видел.

Некоторые дополнительные функции ввела, – поправила Амалия. – Не “довела до ума”, а немного добавила и расширила возможности, но это – нормальное течение прогресса.

Не скромничайте! – заспорил доктор. – Вы свою жизнь положили на эту…

Он запнулся, подбирая нужное слово.

В общем, – сдался он, не найдя очередного термина в превосходной степени. – Амалия Левановна – мать этой машины, а вы – отец. Патент, кстати, она оформила на вас обоих. Так что доходы с камеры получаете и вы!

Доходы?

А как вы хотели? – поднял брови доктор. – Думаете, вас одного надо в коме поддерживать. Да – именно вы были первым пациентом, но не единственным.

Примерно с год мы дорабатывали технологию, следили за каждым вашим вздохом, – пояснила Амалия. – Потом решились на внедрение для масс. Из интерна я выросла сразу до главы отдела компенсаторной терапии. Когда я представляю, что могла сдаться и не настоять на этом совершенно безрассудном эксперименте, то меня буквально парализует от ужаса. Ведь тогда вся моя жизнь сложилась бы по-другому. Да и вы не стояли бы тут на своих ногах.

Август болезненно передернул плечами. Выходило, что его изобретение и эта маленькая милая женщина буквально подарили ему возможность жить полноценной жизнью, пролежав больше четверти века, как кабачок на грядке.

Доктор по-своему истолковал нервное движение Августа и затараторил:

Август Мартович, понимаю, технология недешевая. Прямо скажем – бессовестно дорогая! Но вы же видите, какое это чудо. Рукотворное чудо! Да ни одна больница в мире не смогла бы дарить это чудо бесплатно всем нуждающимся! Ни одно государство не смогло бы покрывать расходы для всех пациентов. Как ни прискорбно, но услуга такого уровня не может быть доступна каждому. Но спрос есть, значит цена соответствует возможностям!

Может, просто выбора у людей нет? – резко отрубил Август.

Помилуйте, выбор есть всегда. Палаты интенсивной терапии, по-прежнему, совершенно бесплатны. Да, после них требуется реабилитация. Да, не всегда можно сохранить привычное качество жизни. Но сами жизни мы спасаем, а дальше…

Крутись, как хочешь, если у тебя нет денег! – закончил Август.

Амалия выглядела расстроенной. Август повернулся к ней:

Камера – восторг! Вы делаете невероятные вещи, Амалия Левановна. Уверен, что вы готовы давать миру больше, чем позволяет его финансовое положение.

По вашей задумке камера была бесплатной. Вас поместили в экспериментальный образец, построенный вами на ваши деньги, а дорабатывала я на свои вложения. На новые камеры я бы не потянула кредит, дополнительного финансирования не было, пришлось воспользоваться спонсорскими деньгами. А они, конечно, увидели потенциал и после первых трех образцов стали рассматривать этот проект не как благотворительность, а как инвестицию.

Так вы вложили свои средства, чтобы поддерживать меня на плаву? – изумился Август.

Не беспокойтесь, – махнула рукой Амалия. – Я не могла поступить по-другому. И все свои вложения давным давно покрыла. Доход с патента позволяет мне продолжать заниматься исследованиями. Так что, несколько бесплатных камер у меня есть – в них те, чьи родственники не могут оплатить терапию, но готовы на экспериментальные методы лечения.

Кто ж даст ставить опыты на платных пациентах, – вякнул Оскар, и Амалия наградила его таким взглядом, что у него заполыхали уши.

За тридцать лет не было ни одной неудачи, – твердо произнесла она. – И каждый из моих “опытов” впоследствии переносился в коммерческие камеры. Ни одна из идей не оказалась провальной. Все мои бесплатные пациенты выходили отсюда на своих ногах.

Не хотел вас задеть, уважаемая Амалия Левановна, – сдавленно пробормотал Оскар. – Просто, Август Мартович весьма отрицательно относится к идее платных медицинских услуг.

Я прекрасно знаю позицию Августа Мартовича, – слегка повысила голос Амалия. – И разделяю ее. К сожалению, только исследованиями я могу оправдать появление бесплатных услуг такого класса в стенах нашей больницы. В этом случае в выигрыше остаются все – я получаю возможность продолжать научную работу, бесплатники пользуются новейшими достижениями, платники получают уже проверенные технологии, больница получает доходы.

Руссо стушевался.

Август молча разглядывал чудо-камеру. Поистине великое изобретение, дающее людям возможность начать новую жизнь, после битвы со Смертью. Жаль, что такой простой природный навык, как самостоятельное передвижение после этой битвы, был доступен далеко не каждому победителю.

Что же, я думаю, на сегодня Августу Мартовичу достаточно впечатлений. Тем более, что утром я обещал экскурсию по городу. Не передумали?

Ничуть, – мотнул головой Август. – Но я хотел бы узнать, как я оказался в камере. Амалия Левановна, я думаю вы можете рассказать мне много интересного.

Достаточно, – повысил голос Оскар Даниэльевич и чуть тише повторил. – На сегодня достаточно. Переспите с этой информацией. Память должна работать сама. Если мы будем постоянно совать ей костыли, то никогда не вернем вас обратно. Аппаратура может за вас двигать ноги и напрягать мыщцы, дышать и принимать пищу, но ваш мозг, к сожалению, может “проснуться” только сам.

Он взял Августа под локоть и повел из палаты, на ходу прощаясь с Амалией Левановной. Август беспомощно оглянулся и увидел на ее лице замешательство и…страх?

В полном молчании они дошли до палаты. По пути в коридоре им встречались врачи – как мужчины, так и женщины, и все они улыбались, завидя Августа. На их лицах мелькало любопытство, но подойти и потрогать доктора Фостера или, хотя бы, поговорить с ним, не решался никто. Лишь здоровались, а потом исподтишка оборачивались, пройдя мимо.

Август чувствовал себя ожившим памятником. Впрочем, так оно и было. Шутка ли – человек пролежал в коме тридцать лет, а теперь гуляет по коридорам больницы, как ни в чем ни бывало.

Доктор попрощался с Фостером, пообещав зайти за ним после обеда.

Оставшись один, Август ощутил тоску. Прежняя жизнь упрямо не хотела вспоминаться. Он знал, как разговаривать, пользоваться предметами, понимал разницу между природными явлениями, но еще большего он не понимал. Он помнил, как его зовут, но не мог вспомнить, кем являлся до комы.

Гениальный врач, который совершил несколько абсолютно невероятных открытий?

Или простой мужик, которому морочат голову люди в белых халатах?

Почему доктор упрямо не желает выложить ему всю правду? Зачем он дает дозированную информацию, которая никак не укладывается в голове Августа?

Он правда хочет, чтобы в нем проснулся врач и изобретатель или просто внушает первому попавшемуся “подопытному кролику” мысли о том, кем он никогда не являлся?

Август почувствовал, что у него закружилась голова и прилег на койку. Ассистент предупреждающе мигнул красной полоской, и почти сразу дверь бесшумно открылась, и на пороге появилась медсестра.

Это была уже другая девушка. В таком же неприлично коротком халате, настолько же дерзко-красивая, но высокая и невероятно рыжая.

Август откуда-то знал, что в природе рыжие волосы давно исчезли, а значит, и эта девушка прибегала к модификации. Он вгляделся в ее безупречно красивое лицо и отметил, что практически все в ней было скорректировано. Ему стало интересно, как она выглядела до совершеннолетия. Наверное, была дурнушкой? Или кто-то ей внушил мысль о том, что она недостаточно хороша?

Август Мартович, давление немного упало. Как вы себя чувствуете? – взволнованно поинтересовалась она. – Вы хорошо меня слышите?

Прекрасно слышу и вижу, – прокряхтел Август, поднимаясь на кровати. – Просто устал. Почему вы зашли?

Он сел и посмотрел на ленту Ассистента. Доступ к “Сисе” он давал только предыдущей красотке. Она обещала, что после восьми утра отключится и уйдет домой. Как получилось, что при малейшем изменении состояния, к нему сразу же отправили помощь?

Не волнуйтесь, – она словно прочла его мысли. – Я – старшая медсестра. У меня законный полный доступ к вашему Ассистенту. Как раз на подобные случаи.

На какие? Я решил прилечь, а надо находиться вертикально? – съязвил Август. – А если я пойду в туалет, захочу потужиться и покраснею, вы выломаете дверь, опасаясь, что у меня припадок?

Надо будет – выломаем, – ничуть не смутившись, ответила она. – Можете звать меня Мари.

Какое интересное имя, – прицокнул Август. – Я таких давно не слышал. Только в старых книгах встречал, кажется.

Девушка пропустила его замечание мимо ушей и принялась с интересом изучать показания Ассистента, вызвав их легким движением руки.

Все хорошо, – наконец выдала она. – Все показатели нормализовались, но я рекомендую вам пообедать и немного поспать.

И проспать все самое интересное? Мне обещали прогулку по городу.

Мари улыбнулась:

Правда думаете, что там интересно?

Я не был там тридцать лет.

Как и тридцать лет назад, там никому до вас нет дела. Здесь вы знаменитость – вас узнают в лицо и еле сдерживаются, чтобы не сделать с вами фото и не выложить в сеть. А на улице вы – один из многих. Даже если будете идти голым, никто не обратит внимания.

Я и не хочу привлекать внимания, – пожал плечами Август. – Мне его тут хватает, более чем. Я хочу побыть наблюдателем, а не подопытным. Посмотреть, что изменилось.

Мари равнодушно повела плечом и вышла из палаты.

После обеда доктор Руссо зашел, как и обещал. В руках у него был объемный пакет. в котором угадывалась какая-то одежда.

Вот, – он потряс пакетом. – Принес вам джинсы и по мелочи всякое. Не передумали выходить в люди?

Нет, – мотнул головой Август. – Мне Мари сказала, что можно не заморачиваться с переодеванием и идти голым, все равно до меня никому нет дела.

Прямо так и сказала? – изумился доктор. – Она несколько преувеличила, но, в целом, верно. Люди не смотрят по сторонам, они слишком заняты собой. Но голым ходить не стоит, это по-прежнему порицаемо. Да и прохладно сегодня.

Август переоделся в туалете. Одежда села на него идеально, как будто он уже носил ее до этого. Однако этикетки и ярлычки не оставляли сомнений в том, что все было совершенно новое.

А я могу отправиться на прогулку один?

Разумеется, – кивнул Оскар. – Но давайте не сегодня. Вы многое забыли, многое и не знали. Да и с компанией веселее.

Насчет веселья доктор слегка приврал. Августу было не по себе.

Город встретил его шумом машин. После тихих коридоров больницы ему показалось, что он попал на рок-концерт. Толпы людей, погруженных в какие-то свои миры, сновали по тротуарам, лишь чудом избегая столкновений друг с другом.

И что – машины до сих пор не летают?

Руссо внимательно посмотрел на Августа:

А что, при вас они разве летали?

Не помню, – честно ответил Август. – Но я же в будущее, вроде как, попал. Отчего бы машинам не летать?

Вы пролежали в коме всего тридцать лет, а не триста. Прогресс не стоит на месте, но не до такой же степени.

Август не нашел, что ответить на это. Он жадно впитывал окружающий мир, стремясь пробудить в себе хоть какие-то воспоминания. Почему-то он легко узнавал многие предметы, понимал, для чего они нужны, и как ими пользоваться, но не мог вспомнить ровным счетом ничего личного. Словно кто-то вырвал страницы биографии, оставив лишь необходимые для выживания навыки.

Бесцельно прошатавшись несколько часов по улицам, Август сдался.

Я устал.

Ничего не удалось вспомнить? – заботливо поинтересовался доктор.

Нет.

Август сел на ближайшую лавочку и обхватил голову руками.

Мне кажется, моя личность мертва. Как будто я тут есть, но меня нет. Я – как робот. Все понимаю, все умею… Ладно – почти все, есть вещи, о значении которых мне приходится лишь догадываться. Но я не могу вспомнить ни одного момента, как я ими пользовался!

Оскар сел рядом и положил руку ему на плечо:

Ну-ну, коллега, не стоит так переживать. Всего два дня прошло, а вы уже себя похоронили. Ваша личность не мертва, а всего лишь спит. Крепко спит, но мы обязательно ее разбудим. Вы еще заявите о себе.

А если нет? – с отчаянием воскликнул Август. – Если я никогда не стану тем, кем, как вы утверждаете, я был?

Значит, вы будете спокойно доживать свой век. Но это станет огромной потерей для всего медицинского сообщества.

Действительно, – горько усмехнулся Август. – Сейчас бы мне еще за медицинское сообщество переживать. Тридцать лет оно без меня прекрасно обходилось.

У нас была надежда, – вздохнул доктор. – У нас были ваши наработки. Все, что могли, мы от них взяли. Жизнь людей стала лучше! Вы же видели своими глазами, какие технологии теперь на службе у пациентов.

У богатых пациентов, – ввернул Август.

Руссо поднялся со скамейки, хлопнув себя ладонями по бедрам и весело сказал:

Теперь, когда вы снова с нами, и у бедных появилась надежда. Давайте не будем ее у них отнимать, и отправим ваш гениальный мозг обратно в уютную и безопасную среду больницы, где вы сможете понемногу вливаться в обстановку и адаптироваться.

В больнице Августу стало спокойнее. То ли он и правда еще не был готов к выходу “в люди”, то ли он сам по себе был замкнутым человеком и раньше. Он не мог вспомнить. нравилось ли ему общество других людей до комы, но допустил, что гениальный ученый, наверняка проводил гораздо больше времени в одиночестве, чем в толпе.

От доктора Руссо он тоже устал. Хоть тот и порывался снова затащить его на какое-то обследование, Август твердо сказал, что на сегодня ему впечатлений достаточно.

Доктор спорить не стал, лишь слегка нахмурился.

Август так и не понял, был он недоволен тем, что ему возразили, или его встревожило состояние пациента.

Отвязавшись от сопровождения, Август решил прогуляться по больнице.

Аппетита не было – то ли от переживаний, то ли обеденный брусок оказался слишком питательным, поэтому Август направился в крыло, в котором еще был.

Палаты там были без окон, с непрозрачными дверями. Ломиться в них показалось ему бестактным и бессмысленным, поэтому он уныло побрел обратно.

Прогулялся, да уж, – пробурчал Фостер. – Ни на улице, ни в больнице ничего интересного.

Зря вы так! Это отделение неврологии – тут много интересного, Август Мартович!

Фостер обернулся на голос и встретился взглядом с высоким смуглым мужчиной, примерно того же возраста, что и он сам.

Мы знакомы? – удивился Август. Собеседник протянул руку и представился:

Рено. Вы со мной не знакомы, а я с вами – очень даже. Вообще-то, в больнице сложно найти человека, который вас бы не знал.

А есть кто-то, кого знал бы я?

Рено задумался, поскреб несуществующую щетину на подбородке и медленно произнес:

Те, кто работает здесь больше тридцати лет, я полагаю. А их мало.

Почему?

Пенсия! Пятьдесят лет исполнилось – добро пожаловать в мир свободы. В ваше время, если я не ошибаюсь, работали аж до шестидесяти? Сейчас пенсионный возраст сократили для всех. Смысла работать дальше нет, пенсия почти не отличается от зарплаты, поэтому работать остаются только такие энтузиасты как Амалия Левановна. И то – не из-за денег, конечно же.

А кто еще есть, кроме нее?

Рено снова задумался и покачал головой:

Вот так навскидку не вспомню никого. Можно справиться в отделе кадров, но я слышал, что у вас пока сложности с воспоминаниями?

То, как он мягко намекнул Августу на его проблемы с памятью, сильно походило на манеру Руссо переводить тему. Смутить, вернуть на землю, чтобы заставить забыть о главном вопросе. Не в этот раз.

Было бы неплохо, – кивнул Август. – Сложности есть, но я надеюсь, что знакомые лица помогут мне с ними справиться.

За тридцать лет любые лица могли измениться.

Неужели, вы еще не научились оставаться вечно молодыми? Я вот научился! – сострил Август.

Рено отреагировал как-то странно, он словно поперхнулся, сильно покраснел, потом побледнел, но не проронил ни слова.

Август наблюдал за этими метаморфозами с интересом юного натуралиста, который поймал бабочку и насаживает ее на тонкую соломинку. Он понимал, что Рено переполнен эмоциями, но не мог найти этому объяснения.

Тема вечной молодости и красоты существовала столько, сколько и само человечество. Логично было бы продолжать искать “молодильные яблочки” и сейчас, когда люди научились питаться брусками и комфортно выходить из комы, как из санатория.

Рено спас неожиданный звонок. Он поднял руку и тихонько стукнул себя за ухом:

Да, иду.

Он повернулся к Августу:

Срочный вызов, прошу меня простить.

Август пожал плечами. В этой больнице все вели себя странно, на его взгляд. Но он и сам не отличался вменяемостью, поэтому поведение очередного врача его не смутило. Срочный вызов не выглядел подозрительно, хотя и пришелся весьма кстати.

До палаты он дошел без приключений. В коридорах ему не встретилось ни души, что тоже не вызвало никаких подозрений – в вечернее время, наверняка, большинство сотрудников предпочитают находиться дома, за исключением дежурной смены.

Август лег на койку, мельком подумав о том, что есть риск снова вызвать медсестру своим перемещением из вертикали в горизонталь, но никто не зашел справиться о его здоровье. Он расслабленно вытянулся, скидывая кроссовки.

Несмотря на то, что умная аппаратура тренировала его мышцы все эти тридцать лет, от настоящих нагрузок он все-таки отвык. Ноги гудели. Но хуже них гудела голова.

Прошедший день дал больше вопросов, чем ответов. Как можно забыть всех, с кем ты общался, но помнить, как пользоваться тестером? Как можно совершенно спокойно разговаривать, называя вещи своими именами, но не помнить имен близких людей?

Или у Августа не было близких, а были только коллеги?

Он напрягся, вспоминая Амалию Левановну. Чуть больше тридцати лет назад она пришла к нему в больницу интерном. И, судя по тому, сколько усилий она вложила в восстановление здоровья Августа, они не были посторонними.

Были у них сугубо профессиональные отношения или более личные? Вряд ли можно вкладывать собственные деньги в жизнь человека, который тебе не более, чем наставник.

Или можно?

Или потенциал проекта компенсаторных камер уже тогда был настолько очевиден, что хваткая вчерашняя студентка вцепилась зубами в возможность развивать это направление, оттачивая технологию на ее же изобретатели?

Он оказался в камере благодаря ее гуманизму или научному любопытству? Он – подопытный кролик или мужчина, ради которого она рискнула карьерой, репутацией и деньгами? Ведь при неудаче ее, наверняка, ждала ответственность. В лучшем случае – серьезный срок и отлучение от медицины навсегда.

Внезапно мысли Августа вернулись к прошлому вечеру. Гостья из окна ясно велела никому не доверять. Впрочем, он не доверял даже ей.

Кто она такая и как попала в больницу, где даже прилечь невозможно так, чтобы это осталось незамеченным? Неужели нет никаких камер, которые круглосуточно охраняют территорию больницы? Датчиков, которые следят за любыми перемещениями по территории?

Он решил не ломать себе голову этими вопросами, и просто поинтересоваться у нее. Если ей нечего скрывать, то она точно обо всем расскажет. Если же предпочтет съехать с темы, как все в этой больнице, то, значит, она ничем не лучше и доверия не заслуживает.

Август подошел к окну, отогнул экран и распахнул створку.

На улице уже стемнело.

Город, казалось, не замирал ни на мгновенье – шумели машины, где-то вдалеке играла музыка, слышались разговоры и смех людей, проходящих мимо больничной ограды. Ему больше не хотелось туда. По крайней мере – сейчас.

Может, Оскар был не так уж и неправ, когда отговаривал его от прогулок и просил не торопить события. Пара недель – ничто, по сравнению с тридцатью годами комы.

А в стенах больницы тихо и спокойно, вкусно кормят какими-то брусками, приносят одежду, заботятся о здоровье. Может, Август заслужил немного отдыха перед тем, как все вспомнить и приступить к работе на медицинское сообщество?

Он попытался представить себя врачом. Мысленно примерил аккуратный белый халат. Ничто не отозвалось в нем воспоминаниями.

Чем он занимался? Исследовал, изобретал? Лечил пациентов? Вживлял им в мозг электроды, чтобы заставить мертвых говорить с живыми?

Август лег на кушетку, закрыл глаза и попытался увидеть себя в прошлом со стороны – молодой одаренный доктор, сосредоточенно рисующий каракули в блокноте – схемы будущий компенсаторных камер. Реальное воспоминание или игра воображения?

Он уснул, не успев найти ответ ни на один вопрос.

Загрузка...