Глава 5. Пленум

11 марта 1985 года. Москва, улица Косыгина.


Романов вернулся в свою квартиру на Косыгина, предоставленную ему управделами Совмина, уже в первом часу ночи. Жена вчера уехала в Ленинград повидаться с дочкой, так что он один был в этих огромных трехкомнатных аппартаментах на третьем этаже. Он полистал сегодняшнюю прессу и сводку новостей, составленную его помощником, задержался на ситуации в Афганистане…

К марту 85-го стало совершенно очевидно, что советское руководство совершило большую ошибку, введя войска в эту страну в морозном декабре 79 года. Случилось ожесточённое противостояние двух внутриафганских группировок, в котором не было видно никаких просветов на ближайшие годы. Бабрак Кармаль при этом вёл себя так, как будто наши войска собираются прикрывать его вечно. В феврале были две успешные атаки оппозиции — на авиабазе Шиндант сгорели 11 бомбардировщиков Ил-28. А в Рухе Ахмад-Шах разгромил базу ДРА, так что в живых совсем никого не осталось.

С Афганом надо что-то делать, подумал Романов, причём чем скорее, тем лучше, иначе мы получим то же, что получили американцы во Вьетнаме. Полное поражение, экстренная эвакуация и позор на весь земной шар. И Бабрака надо бы поменять на более гибкого политика… и командующего 40-й армией тоже хорошо бы сменить, Генералов, хоть и носил соответствующую фамилию, обстановку контролировал слабо. Надо сразу Громова туда поставить, вот что…

В этот момент зазвенел аппарат правительственной связи АТС-1 с гербом страны на диске.

— Слушаю, — сказал в трубку Романов, затем выслушал несколько предложений, говорившихся быстро и сбивчиво, сдвинул брови и набрал другой номер, который знал и без справочника.

— Сергей Леонидович, — сказал он министру обороны, — прошу прощения за поздний звонок… ситуация экстренная… да, угрожает… девятка может не справиться, прошу подбросить подкрепление… взвода вполне будет достаточно… хорошо, жду.

И вслед за этим он оповестил своих союзников по текущей борьбе, которые проживали в этом же доме, но на других этажах, и предупредил их о нововведениях.

— Я сейчас к тебе зайду, — сказал Щербицкий, — мне недалеко.

И через буквально пару минут в квартире Романова прозвенел дверной звонок.

— Что стряслось? — спросил Щербицкий, — зачем десантники?

— Мне только что позвонил один доброжелатель, которому я доверяю, — ответил Романов, — по его информации сегодня ночью возможны разные провокации.

— Стой-стой, — притормозил его Щербицкий, — что за провокации, от кого исходят, почему против нас?

— Начну с последних вопросов, — усмехнулся Романов, — потому что мы главные соперники товарища Горбачёва, и исходит всё это естественно от него. А насчёт деталей мой источник ничего сказать не смог… могу только предположить, что нас могут например аккуратно вывезти куда-нибудь и не допустить на завтрашний пленум.

— Бред какой-то, — немедленно отреагировал Щербицкий, — нас же девятка охраняет, кто и куда нас может вывезти?

— Девятка это ведомство Чебрикова, а он на стороне Горбачёва, — заметил Романов, — так что как говорит восточная поговорка — «на аллаха надейся, а ишака привязывай», десантники не помешают.

— Другой вопрос — как на это отреагирует тот же Горбачёв, не говорю уж о Чебрикове, на дополнительных десантников.

— Пусть как хочет реагирует, — зло отозвался Романов, — а нам главное дотянуть до пленума и правильно там проголосовать. Хрущёв в октябре 64-го, кстати, тоже наверно думал, что его девятка охраняет, а у девятки было своё мнение на этот счёт.

— Ну может быть ты и прав, — задумался Щербицкий, — выпить есть что-нибудь?

— Конечно, — открыл стеклянный шкаф Романов, — что предпочитаешь — коньяк пять звёздочек, Столичная, во, виски ещё есть, Джонни Уокер…

— Давай водку, — махнул рукой Щербицкий, — я тут краем уха слышал, что на похороны собирается весь мировой бомонд — с ними ведь встречаться придётся… ну тому, кто выиграет борьбу за пост. Ты как, готов к этому?

— Всегда готов, — ответил Романов, проглотив стопку Столичной, — я знаю, что точно приедут Гельмут Коль, Франсуа Миттеран и Беттино Кракси. Тэтчер под вопросом, а от американцев вице-президент должен быть, как его… Буш кажется.

— А от Китая?

— Дэн собирался… с ним очень хотелось бы поговорить поподробнее.

В это время зазвонил телефон правительственной связи, Романов выслушал, что ему сказали, потом обернулся.

— Всё в порядке, периметр нашего дома взят под контроль. Сейчас идут переговоры с людьми из охраны… опять звонят.

На сей раз это оказался Чебриков, который желал узнать, что за люди прибыли к дому на Косыгина и с чем это связано.

— Виктор Михайлович, — ответил ему Романов, — мне поступили данные о возможных провокациях против меня, Щербицкого и Кунаева. Я принял необходимые меры… нет, с вами я планировал связаться сразу после этого, но вы быстрее позвонили…


Остаток ночи и утро прошли без происшествий — перед тем, как спуститься в личную чёрную Волгу, он позвонил Соколову и отменил дежурство десантников. Щербицкий с Кунаевым предпочли ехать с ним в одной машине, от греха.

— У нас ещё час до начала совещания, — сказал Романов, глядя в окно на проносящуюся мимо весеннюю Москву, — можно попытаться перетянуть на свою сторону кого-либо из горбачёвских сторонников.

— И кого же конкретно вы имеете ввиду? — справился Кунаев.

— Так, кто там у нас в списке, — Романов достал лист бумаги из кармана и развернул его, — вычёркиваем самого Горбачёва и его свиту, Громыко, Алиева, Чебрикова, Шеварднадзе с примкнувшими Лигачевым и Рыжковым. На этих тратить время бесполезно… а вот Соломенцев, Пономарёв и Капитонов заслуживают нашего внимания. Давайте так сделаем — побеседуем с каждым с глазу на глаз, а затем может быть объединимся и попробуем устроить что-то вроде мозгового штурма…


Кратенькая справка по персоналиям.

Соломенцев Михаил Сергеевич (да-да, как Горбачёв), 72 года, из Липецка, инженер-механик по образованию, на фронт не попал, потому что налаживал танковое производство на Урале. Затем резко пошёл по партийной линии — Челябинск-Караганда-Алма-Ата-Ростов. Ещё более резко поднялся после снятия Хрущева, стал секретарём ЦК и завотделом тяжёлой промышленности, затем предсовмина РСФСР. Андропов передвинул его на позицию председателя Комитета партконтроля.

Из интересных подробностей его жизни можно вспомнить шашни с замужней медсестрой в Казахстане, из-за чего он полгода просидел без работы, а также неприязнь к украинцам — он, к примеру, не один раз упрекал тогдашнего первого секретаря КПУ Шелеста в излишнем увлечении украинским языком и возвеличивании Тараса Шевченко и Леси Украинки. Брежнев же, например, считал его заместителем по России (отдельной российской компартии у нас нет, говорил он, так что будешь неформально заниматься этими делами).

Снимут Соломенцева со всех постов через 3 года, в 88-м.

Пономарёв Борис Николаевич (а этот как Ельцин), 80 лет, из Рязани, повоевал на гражданской, затем после двух высших образований (этнологический факультет МГУ и институт красной профессуры) передвинулся на партийную работу с уклоном в международную область. Директор института истории партии, референт Георгия Димитрова в Коминтерне, международный отдел ЦК. Готовил новую редакцию Программы партии в 58-60, да-да, именно ту, которая обещала коммунизм к 80 году и утверждала Моральный кодекс строителя коммунизма, удивительно похожий на 10 заповедей.

Автор более сотни научных трудов, фактически формировал внешнюю политику СССР на протяжении 15 лет. Будет снят со всех должностей в феврале будущего года.

Капитонов Иван Васильевич , тоже из Рязани, 70 лет, строитель по образованию, но по специальности не работал ни дня, сразу пошёл по партийной линии. Работал в основном в Москве — секретарь райкома, завотделом МГК, второй секретарь, первый секретарь МГК. При Брежневе вошёл в Политбюро, заведовал отделом партийной работы.

Серый и бесцветный сотрудник аппарата, с которым даже ни одного скандала не случилось. В июле этого года его сначала подвинут из отдела партработы (замена на Лигачёва), а затем и на пенсию одновременно с Пономарёвым.


Всё это Романов и процитировал своим партнёрам по борьбе. Исключая, конечно, то, что произойдёт в будущем, тут он обошёлся оборотами вроде «по информации из моих источников» и «наиболее вероятно, что».

— Ну что же, — хмыкнул Щербицкий, — мне как-то не с руки беседовать с Соломенцевым, беру Пономарёва.

— А я Капитонова, — добавил Кунаев.

— Значит мне никого не остаётся, кроме Соломенцева, — подытожил Романов. — Кстати, а что мы будем делать, если никто не изменит своего мнения и голоса опять разложатся поровну?

— По-моему ясно что, — ответил Щербицкий, — выносить на пленум обе кандидатуры и устраивать открытую конкурентную борьбу. Кстати вам, Григорий Васильевич, придётся выступать с предвыборной речью — готовы к такому?

— Уж к чему, к чему, — усмехнулся Романов, — а к произнесению речей я готов в любое время года и суток. 40 лет партийного стажа это не шутка.

— Тогда вперёд, труба зовёт, — пошутил Кунаев. — С теми, кто голосовал за нас, тоже неплохо бы побеседовать — вдруг оппоненты кого-то перетянули за ночь на свою сторону…

— Это правильно, — задумался Романов, — займитесь, пожалуй, этим делом, а Капитонова я на себя возьму.


— Что вы там за детские игры устроили? — это были первые слова Чебрикова, он встретился нашей троице в коридоре перед комнатой заседаний. — Почему через меня нельзя было действовать?

— Извините, Виктор Михайлович, но нам продиктовала свои особенности оперативная обстановка, — вежливо, но твёрдо ответил за всех троих Романов. — Лучше перебдеть, чем недобдеть, чтобы потом не стало мучительно больно.

Чебриков искоса оглядел всех троих, а затем без слов скрылся за дверью. Романов тоже заглянул внутрь — там сидели ещё Алиев с Шеварднадзе и больше никого.

— Пойдемте покурим, — предложил Романов своим напарникам, — а там, глядишь, и остальные подтянутся.

Курительная комната, совмещённая с предбанником туалета, здесь была расположена в начале длинного коридора, так что если оставить дверь открытой, можно было видеть всех проходящих мимо. Через пять минут Романов углядел в проёме двери Соломенцева, двигающегося старческой шаркающей походкой.

— Мой выход, — загасил он сигарету в пепельнице, — а вы не пропустите Пономарёва с Капитоновым. — Михаил Сергеевич, можно вас на пару слов? — сказал он в спину тому.

— Григорий Васильевич? — обернулся он, — доброе утро! Как спалось?

— Спасибо, неплохо, — не стал вдаваться в детали Романов, — есть небольшой, но очень важный разговор к вам.

— Давайте поговорим, — сразу согласился Соломенцев, — худой мир, как говорит наша пословица, лучше доброй ссоры. Глядишь и договоримся о чём-то полезном.

Они зашли в пустующий кабинет напротив комнаты заседаний, и Романов сразу же взял быка за рога.

— Как вы относитесь к антиалкогольной кампании? Её же, если всё правильно понял, собираются запустить со дня на день.

— Неплохо отношусь, Григорий Васильевич… народ спивается, потребление спиртного на душу населения растёт, семьи разрушаются, дети рождаются с нарушенной наследственностью. Надо что-то делать.

— Совершенно с вами согласен, Михаил Сергеевич, — воскликнул с преувеличенной артикуляцией Романов. — Делать надо, но не рубить с плеча, а тщательно изучив проблему.

— Вы её уже изучили? — прищурился Соломенцев.

— Да, пришлось немного углубиться в тему, — Романов наконец перестал ходить туда-сюда и сел напротив. — Вы знаете, какой процент наполняемости бюджета обеспечивает водка?

— Догадываюсь, что немалый.

— Не просто немалый, а где-то под четверть, — веско заметил Романов, — и что будет, если мы с одного маха уберём эту доходную часть? Реформа же подразумевает кратное сокращение выпуска алкоголя.

— Наверно бюджету от этого лучше не станет, — заметил Соломенцев.

— Точно… это я уже не говорю о неизбежном всплеске самогоноварения… и как следствие пропажу из торговли сахара, его на самогон лучше всего раскупают. Плюс дополнительная напряжённость в обществе — зачем нам на пустом месте устраивать народные волнения. Плюс неудачная мировая практика по сухому закону — в США пытались его ввести в тридцатых…

— Да-да, помню, — прошамкал Соломенцев, — гангстеры, бутлегеры…

— Вот-вот, отменили всё это через несколько лет в связи с резким ростом преступности.

— Но в Финляндии, как я знаю, — возразил Соломенцев, — уже много лет есть что-то подобное сухому закону, но никаких народных волнений я там не припоминаю.

— Вы ошибаетесь, Михаил Сергеевич, — возразил Романов, — сухой закон в Финляндии имел место в 20-30-х годах, но давно отменён. Причины те же, контрабанда, самогоноварение, рост преступности. Сейчас там продают алкоголь, правда по очень высоким ценам. Поэтому финны ездят в соседние страны оторваться, так сказать, по полной программе. Я в Ленинграде насмотрелся на их художества по этой части.

— А вы что предлагаете? — наконец перешёл к конструктиву Соломенцев.

— Бороться с алкоголизмом необходимо, — твёрдо ответил Романов, — но с учётом всех возможных последствий. Повышать цены, это безусловно, но одновременно дать какую-то альтернативу народу — пьют-то сейчас от серой невзрачной жизни, алкоголь немного скрашивает действительность. И на мой взгляд лучше бы передвинуть удар на табак…

— Неожиданно, — произнёс Соломенцев, — почему на табак?

— Последствий для здоровья практически столько же, как от алкоголя, но вдобавок к этому надо приплюсовать огромные потери рабочего времени — перекуры же на заводах сейчас длятся чуть ли не больше половины рабочего дня.

— Хм, — хмыкнул Соломенцев, — возможно вы в чём-то и правы… но дорогой Григорий Васильевич, вы же не за этим меня сюда завели, чтобы про антиалкогольные кампании рассуждать?

— В корень смотрите, Михаил Сергеевич, — развеселился Романов.

— Ну так говорите прямо, что вам нужно, я очень внимательно слушаю…

Загрузка...