Радуга засияла между деревьев, в том же самом привычном месте, откуда вырывались в наш мир диковинные древние твари, откуда пришел добрейший Мишкин отчим Павел Иванович Мельников, куда ушли многие и многие, и в том числе Лешин отец. Сейчас радуга открылась правильно: в темноту шатра, где сидела, сплетая и расплетая цветные нити, колдунья Несбет, жена Бокана и мать Ранаана. Увидев свет, она вскинулась, подбежала… Коля шагнул к ней сквозь радугу с собаками на поводке, с кошкой в сумке-перевозке, и женщина обняла его, припала к его груди. Леша смотрел на них смущенно. Было у него ощущение, что подглядывает за какой-то очень семейной, интимной сценой, совсем для посторонних глаз не предназначенной. Он хотел уже повернуть рычажки и отключить аппарат, но увидел, что Коля не забрал свой золотой диск.
— Николай! — окликнул Леша, изумляясь самому факту, что разговаривает с человеком через границу между мирами. — Вы забыли свою вещь…
Он протянул сквозь радугу руку с диском.
У Коли руки были заняты, диск с Лешиной ладони взяла женщина. Посмотрела на Лешу пристально и что-то заговорила на непонятном ему языке.
— Она говорит, что благодарна тебе за то, что ты открыл ворота и помог мне вернуться, — перевел Коля. — Она спрашивает, есть ли у тебя желание, которое она могла бы исполнить. Она колдунья и умеет сплетать нити судьбы, а иногда какую-то нить может подправить… Не всегда, но иногда может. Особенно когда судьба велит ей отдать долги. А перед тобой она чувствует себя должницей.
Леша пожал плечами. Не то чтобы он не верил в возможности этой женщины… Хотя если бы она была всемогущей колдуньей, она бы сама вернула себе ребенка, причем давно… Но с другой стороны — почему бы не рискнуть? В худшем случае ничего не получится. А желание у него было только одно. Всю жизнь — одно, самое главное.
— Пусть отец к нам с мамой вернется! — выпалил он.
Женщина улыбнулась и кивнула. Радуга растаяла. Леша даже не успел попрощаться с Колей.
Некоторое время Леша постоял, ожидая, не случится ли чудо. Потом начал разбирать и упаковывать аппарат. Нарочито медленно — он надеялся, что вот сейчас радуга засияет снова и из нее шагнет его отец… Но ничего не произошло. И пришлось ему возвращаться домой, размышляя, что же делать с Колиной машиной, брошенной возле леса.
Наутро, когда Леша умывался в сенях ледяной водой из рукомойника, случилось то, о чем он мечтал с детства: дверь отворилась, и в дом шагнул его отец.
Леша, конечно же, не узнал отца, которого и не помнил совсем — только по фотографиям, — в этом высоком, худом, заросшем, длинноволосом человеке, одетом в невероятно причудливый костюм: как из кино про Петра Великого!
Зато бабушка сразу узнала. Вскрикнула, уронила тарелку, кинулась в объятия, зарыдала…
Они долго стояли посреди горницы, слившись в объятии: Леше хватило времени осознать, что колдунья, похоже, исполнила его заветное желание, что это отец, что он действительно вернулся.
— Гена, Геночка, миленький, ты посмотри, посмотри, ведь это Леша, это сыночек твой Леша! — вспомнила наконец бабушка о Лешином присутствии.
Отец медленно обернулся и с радостным, недоверчивым изумлением посмотрел на Лешу.
— Господи… Правда какой вымахал! Ты отца-то помнишь?
— Помню, — шепотом соврал Леша. Отчего-то очень стыдно было признаться, что не помнит.
— Все равно заново знакомиться придется… У тебя же вся жизнь без меня прошла. А у меня — без тебя. А Ларочка как? А Санька моя?
— Ларочка взрослая, красавица, учится на этом…
— На экономическом! — подсказал Леша.
— А Сашенька ждет тебя, Гена! Так ждет, так ждет! Ох, позвонить ей скорее надо, как она рада-то будет… А вот Верка Перлова не стала Андрюшку дожидаться, другого себе нашла и дочку от другого родила. А наша Сашенька такая верная! Ой, Ген, а с Андрюшкой-то что случилось? Вы ж вместе тогда пропали…
— Да, вместе, — грустно сказал отец. — Андрей, друг мой верный, погиб в Персидском походе, у берегов Каспия. Тому уж шесть лет как…
— Ох! А где ж вы были-то все эти годы, сынок?
— Мы попали в прошлое, мать. Аккурат в одна тысяча семьсот восьмой год! И шестнадцать с лишним годов я прослужил государю нашему Петру Алексеевичу, под его опекой и покровительством инженерному делу понемножку обучал дворян молодых… Петра Алексеевича три с лишком года назад не стало. Меня поначалу Лександра Данилыч оберегал, хотя сразу же клеветники начали клепать на меня, что, де, я колдун и надобно казнить меня от греха…
— Это… Меншиков? Александр Данилович Меншиков, генералиссимус?! — уточнил Леша. — Ты его знал?
— Он. Знал. А что — его? Я у государя на пирах бывал, и не только на пирах, а и в кабинете… Об инженерном деле с ним говаривал. Какой был царь! Такого ведь ни до, ни после… Обо всем ведал. Всем интересовался. Ничто не считал ниже себя. Все было важно. И Россия при нем воспряла… А каким молодым мы его потеряли! И страдал перед смертью, говорят, не по-божески…
Отец с таким отчаянием говорил о персоне, которая для всех давно уже стала полумифической, что Леша просто не знал, как отреагировать. Надо бы проявить сочувствие, но даже при всем своем опыте столкновений с непознанным Леша не мог до конца поверить, что его отец лично знал царя Петра Великого и теперь вот о нем горюет!
— Лександра Данилыч меня после защищал, а как его свалили и выслали — и за меня взялись, — продолжал свой рассказ отец. — Все приборы разгромили, все порушили, разграбили… А меня чудом не убили. В ссылку везли. На привал остановились, и вдруг вижу — светится будто радуга прямо посреди поля. Я рванул туда… И успел! Когда выскочил в нашем лесу — каждое дерево перецеловать готов был. Ох, мама, — он снова притиснул к себе бабушку. — Я ж тебя не чаял увидеть, матушка моя! И Саньку, и Лешку, и Ларочку…
— Маме позвонить надо скорей, — Лешка бросился к своей куртке, вытащил мобильник, набрал номер.
— Что это у тебя? — заинтересовался отец.
— Телефон такой. Мобильный. Беспроводной.
— Недавно изобрели?
— Да вроде, давно уже, — пробормотал Леша и услышал в трубке мамин голос. — Мама? Мам, тут такое у нас случилось! Да нет, ничего страшного. Скорее наоборот. Мам, ты сядь. Села? Мам… Тут отец вернулся. Правда… Вот, даю его тебе.
Леша втиснул телефон в грязную отцовскую руку с обломанными ногтями. Отец, неловко держа, будто что-то очень хрупкое, поднес телефон к уху, прислушался к встревоженному маминому голосу, несущемуся оттуда, и сказал робко и хрипло:
— Санечка… Санька моя! Я вернулся.
Леша почувствовал, что сейчас заревет как маленький. И поспешил выскочить в сени. Плеща себе в лицо холодной водой, он слушал, как отец разговаривает с мамой. Слушал и составлял в уме список вопросов, которые надо задать отцу в первую очередь. И с Пасечниковым надо познакомить его. Непременно надо.