Анифа. Пленница степей (СИ)

Глава 10

Лиша с трудом сдерживала ярость и негодование. Но слезы помимо воли всё текли по ее щекам, выбешивая ее еще больше.

Она не хотела смотреть на постель. Но, снова страшно обиженная приказом вождя, оскорбленная грубостью ее побратима, она не могла не глядеть на мужчин перед собой, которые самым невообразимым и диким образом делили между собой одну женщину. И сейчас коченица ненавидела эту женщину всеми фибрами души — больше и сильнее, чем когда-либо.

Разумеется, не признавать ее экзотической и утонченной красоты, чуждой ее родным местам, Лиша больше не могла. И потому она злилась еще больше. За дни совместного путешествия она даже стала понимать причины болезненной привязанности воинов к рабыне. Ее танцы, как бы Лише не хотелось этого не замечать, были невероятно красивы и чувственны и при этом лишены яркого эротизма и порочности. А хрупкость и нежность ее маленького тела, невинные глаза и личико вполне закономерно вызывали желание оберегать их обладательницу. Или же сломать.

Не зря Шах-Ран называл свою рабыню “цветочком”. Анифа действительно была похожа на нежное и экзотическое растение, которое требовало к себе пристального внимания и ухода. Думать об этом Лише было неприятно, но и не думать об этом она уже не могла — да, она ненавидела эту девку, но какой-то странной ненавистью. Все-таки это была добрая и простая девушка, смиренно принимающая жестокую страсть мужчин, и испытывать к ней по-настоящую сильную злобу, при всем желании, у Лиши не получалось.

Сейчас, видя с каким остервенением двое воинов берут ее вместе, она ощущала жалость и одновременно — ни с чем ни сравнимое вожделение. Чувство унижения, что она испытала, пока Рикс трахал ее рот, утихло, и на его смену пришли острые и терпкие ощущения по всему телу, но особенно — внизу живота. Там у нее стянулся настоящий и даже неприятный узел, который нетерпеливо ждал, когда его развяжут. Ей бы уйти, покинуть этот пропахший похотью и желанием, наполненный страстными вздохами и стонами шатер, позорно сбежать и остудить гудящую и тяжелую голову.

Но, завороженная зрелищем перед ней, она не могла даже с колен подняться. И только смотрела, смотрела и смотрела… Облизывала пересохшие от нервозности губы, комкала пальцами подол короткого платья и судорожно сглатывала несуществующую слюну в горле.

Она ясно видела все мельчайшие подробности соития трех людей перед собой. Видела влажные члены, скользящие в женском анусе и влагалище, белесые соки, жемчужными каплями оросящие пальцы и половые органы, белоснежную сперму, стекающую по упругому стволу, когда Шах-Ран кончил.

Она видела, с каким наслаждением Рикс вгрызался ртом в податливую нежную шею, безвольно изогнувшую под ним, и как яростно тот мял небольшие и крепкие груди.

Она видела, как пальцы вождя оставляли рядом с потемневшими от времени синяками свежие, слишком крепко сжимая ладонями точеные бедра. Как, толкаясь снова и снова, он снова наполнялся силой и желанием, а его опавший член опять становился крепким и мощным.

Мужчины крутили и вертели Анифу в своих руках, словно куклу — они ставили ее в такие позы и положения, от которых даже голова кружилась. Многочисленные одеяла и покрывалы скомкались и оказались отброшены прочь. Тела покрылись потом, и несильное пламя разожженного очага отражалось на коже замысловатыми отблесками. Но мужчины двигались и двигались и, казалось, усталость была им неведома.

Когда эта оргия наконец-то закончилась — шумно и восторженно, под долгие и сладкие стоны и грудные хрипы — Лиша даже вздохнула от облегчения. От напряжения ее тело сотрясалось в мелких конвульсиях и она опала на землю, закрыв лицо ладонями и крепко зажмурившись. На то, как утомленные, но удовлетворенные любовники растянулись бок о бок на постели, крепко зажимая тонкое девичье тело посередине, она уже не обратила никакого внимания. Но звуки их невероятной страсти еще долго шумели в ее ушах, не желая ни утихнуть, ни прекратиться.

Проснулась Анифа от жары и неудобства. Провалившись в сон, как в обморок, она даже не зафиксировала, что осталась между мужчинами. Ее разум после ночного испытания был если не сломлен, то ослаблен, а тело — изнуренно. Поэтому, открыв глаза и прислушавшись к своим ощущениям и окружающему миру, она даже не сразу сообразила, что с ней и где она.

А лежала она, зажатая с двух сторон воинами. Сама она инстинктивно и привычно прижималась к Шах-Рану, положив голову на его плечо, а ладонь — на мерно вздымающуюся грудь. А вот сзади, обхватив ее поперек рукой и тесно припавший всем телом к ее спине и ягодицам, спал Рикс. Его губы практически прижимались к ее затылку, и дыхание северянина жарко опаляли чувствительную кожу под волосами.

Когда же Анифа пошевелилась, пытаясь выбраться из тесного захвата и вздохнуть полной грудью, захват Рикса стал сильнее. Северянин практически вжал ее в себя, и девушка четко ощутила твердую плоть, упирающуюся ей в бедра.

А вот вождь практически не отреагировал. Только поморщился слегка и рот приоткрыл, вздохнув как-то по-особенно глубоко.

Анифа замерла. Похлопала немного ресницами, прогоняя туманную пелену с глаза, и снова попыталась немного приподняться и сдвинуть с себя ладонь Рикса. Все-таки ночью она кричала много и долго и сейчас ей очень хотелось пить, так как горло саднило и зудело.

Не говоря уже о теле, разумеется. Девушка остро ощущала запах пота и семени на своей коже и больше всего на свете хотела сполоснуться.

Ее попытки освободиться окончательно разбудили Рикса. Недовольно и глухо рыкнув, он резко перевернулся на спину и дернул на себя девушку. Та с тихим всхлипом тут же оказался сверху и, что страшнее всего, прямо лицом к лицу.

Синие глаза северянина обожгли Анифу, и она тут же покраснела. Девушка инстинктивно задвигалась, заерзала, находя точки опоры, и, разумеется, сразу оказалась в крайне щекотливом положении — с раздвинутым ногами, голой промежностью на эрегированном члене и обнаженной грудью прямо у предвкушающе улыбнувшегося рта.

— Пусти меня, — попросила Анифа тихо. — Мне надо выйти…

— Зачем же торопиться, девочка? — сладко пророкотал Рикс, жадно вглядываясь прямо в ее глаза.

— Мне надо помочиться, — смело заявила девушка, — А тебе — рот прополоскать. От тебя пахнет вином и тухлым мясом.

Мужчина беззвучно рассмеялся. И девушке бы, наверное, стоило испугаться или хотя бы насторожиться, но вместо этого она только нахмурилась и строго поджала губы. Упершись ладошками в стальную грудь, она что есть силы оттолкнулась, но этого оказалось недостаточно. Крепкие руки только сильнее сжали ее бедра и немного надавили вниз, чтобы девушка еще сильнее почувствовала степень его возбуждения.

Помимо воли Анифа затрепетала. Но взгляд, брошенный машинально на по-прежнему спящего вождя, отрезвил ее.

— Я принадлежу господину, Рикс, — спокойно и вкрадчиво заявила она, — И без его разрешения ты не посмеешь тронуть меня. Особенно в одной с ним постели. Пока он спит.

— Я уже получит его, крошка, — самодовольно хмыкнул воин, несильно толкнувшись бедрами. Анифа поморщилась. Вместе со специфическими спазмами в промежности пришла и боль, напомнившая о несдержанности мужчин этой ночью. И том грязном удовольствии, к которому они вдвоем смогли подвести ее.

Но девушка не собиралась сдаваться так просто. И хотя Риксу, похоже, было глубоко плевать на спящего рядом побратима, Анифа не могла не ощутить острую вину перед Шах-Раном.

И когда северянин все-таки сломил ее, подчинил и подмял под себя, чтобы взять — неожиданно медленно и чувственно, глубоко и жадно — она словно провалилась в какой-то гипнотический дурман. И она отдалась ему — с неожиданной для самой себя покорностью и безропотностью безмолвной рабыни.

После появления вождя в Дариорше жизнь в стойбище заметно оживилась и наполнилась движением.

Шах-Ран все-таки собрался в поход. И его воины восприняли эту новость с яростным восторгом и удовольствием — их кровь кипела и жаждала битв.

Медленно, но верно со всей степи потекли маленькие и большие отряды, стремящиеся присоединиться к армии Шах-Рана. Приходили и караваны — с оружием и доспехами, с отборными породистыми жеребцами и прочими товарами для торговли.

Дариорш наполнился наемниками и новыми рабами — мужчинами и женщинами и даже детьми. Видя такое скопление людей, Анифа содрогалась от непонятного предчувствия и, чтобы отвлечь себя, занялась вполне обычными для женщины делами — уборкой, готовкой еды и штопаньей одежды.

Помимо прочего, она взяла на себя обязанность заботиться о новоприбывших детях. Ее сердце сжималось при взгляде на них, ведь она с необычайной ясностью вспоминала свое собственное детство, когда сама, будучи ребенком, оказалась в стане Горха вместе с матерью. Им было непросто, хотя две старухи почти сразу же взяли их обоих под свое крылышко. Иным же повезло не так сильно. И Анифа до сих пор с болью вспоминает о других детях, которые, увы, не могли похвастаться ни каким-то особым отношением к себе, ни заботой, ни лаской.

Шах-Ран отнесся к ее идее спокойно, если не сказать — равнодушно. Ему было все равно, чем занимается его рабыня — лишь бы по вечерам она радовала глаз своими чувственными танцами, а по ночам грела его постель.

Иногда, правда, в его шатре появлялись и другие женщины — наложницы из гарема вождя. Красивые и ладные девушки, с горящими взорами и соблазнительными телами мгновенно невзлюбили Анифу, и та радовалась, что ей не пришлось делить с ними одну из палаток. Все ее вещи по-прежнему были в шатре Шах-Рана, и тот и не думал выселять ее к остальным. К тому же гарем жил обособленно от остального стойбища — в нем были свои правила и традиции. Наложницы редко появлялись на людях. Они не занимались тяжелым трудом. И проводили все свои дни в праздности, ухаживая за собой и примеряя новые наряды и украшения.

У Анифы же по-прежнему было всего два комплекта сменной одежды и одно платье для выступлений. А просить вождя об обновлении своего гардероба она не считала необходимым.

Но и этот вопрос решился само собой. Ей даже не пришлось прилагать никаких усилий для этого.

Когда в Дириорше появился очередной караван с сопровождающим его отрядом степняков, Анифа, как обычно, в первую очередь занялась детьми и их матерями — степняки посчитали правильным явиться к своему вождю с рабами, захваченными в очередном разграбленном поселении, в качестве даров.

Уже отлично знающая окрестности Дариорша, Анифа показала, где можно взять топливо для костра, утварь для еды и воды для питья и омовения. Взяв необходимые лекарства, она принялась за лечение ран и ссадин. А, закончив, принялась нянчиться и играть с самыми маленькими детьми, чьи матери, не в силах больше бороться с усталостью, улеглись бок о бок около костровища на отдых.

Именно за этим занятием ее и застал невесть откуда взявшийся Рикс.

Он появился незаметно и бесшумно и не сразу показался на глаза, хотя не очень-то и старался скрываться. Замерев возле большого светло-серого камня — некогда бывшим не то постаментом, не то частью идола — северянин сложил на груди руки и уставился на нежно воркующую с детьми Анифу. В этот момент она показалась ему как никогда прекрасной и необыкновенной. Сейчас, по истечению определенного времени, он мог уже с чистой совестью признаться себе, что тяготеет к ней и откровенно любуется маленькой и изящно скроенной танцовщицей. И беспрестанно вспоминает тот день, когда, по капризной воле подвыпившего побратима, она оказалась в его объятьях.

К горькому сожалению мужчины, больше такой возможности не представлялось. За две недели, что прошли после той разнузданной и сумасшедшей ночи, Шах-Ран не позволял ему больше оставаться в своем шатре. И при всем своем кажущимся равнодушии не допускал, чтобы Анифа оказывалась с побратимом один на один.

А ведь, единожды попробовав такой сладкий плод, Рикс хотел этой сладости только больше и больше. Каждую ночь он неистово трахался с той или иной девкой, несомненно, очень польщенной вниманием северянина, под руку однажды даже попалась Лиша, которая, к его удивлению, оказалась девственницей, но ни одна из них так и не смогла удовлетворить его. Временное облегчение в гудящих яйцах, конечно, приходило, но не более. Ему хотелось одну конкретную женщину — маленькую, хрупкую, но при этом очень чувственную и сладкую.

Да, она была очень сладкой. И чистенькой, так как Анифа каждый день с необыкновенным рвением купалась, пользуясь щедрым наличием в этих местах воды. Не раз он наблюдал, как девушка плавала в одной из тихих заводей, сопровождаемая одной лишь Лишей, прислуживающей танцовщице. Это был отличный шанс использовать молодую женщину по прямому назначению, но…

Каждый раз Рикса что-то останавливало. И каждый раз он просто продолжал, как сейчас, молча наблюдать и жадно пожирать взглядом ее словно самими богами вылепленное тело — нежное и безупречное.

“Эта одежда не идет ей”, - почти зло подумал Рикс, видя, как один из мелких карапузов играется с длинными шнурками узкого кожаного корсета, обтягивающего тонкую талию и приподнимающего грудь. Ребенок путался в этих веревочках и беспрестанно тянул в рот. А потом и вовсе дернул с такой силой, что узел ослаб, края корсета разошлись и слишком низкий ворот нижней холщовой сорочки сполз, обнажая совершенной формы грудь с маленьким кружочком соска.

Рикс непроизвольно задержал дыхание. А Анифа смущенно рассмеялась, аккуратно забирая шнурочки и одним движением стягивая корсет обратно.

“Без одежды куда лучше”, - про себя простонал северянин, на секунду прикрывая глаза. Там, в темноте под опущенными веками, образ обнаженной груди отпечатался с болезненной четкостью, и Рикс с жадностью уцепился за него, с шумом выдохнув струю воздуха через плотно сжатые губы.

Именно этот звук и выдал его. Привлеченные странным шумом, несколько детей обернулись и тут же испуганно вскрикнули, ужаснувшись жуткого незнакомца — помимо необъятных размеров, у того были необыкновенно светлые волосы и кожа, а лицо исполосовано шрамами, от чего его выражение было далеко от радушного и милого.

Анифа тоже повернула голову, чтобы понять, что так ужаснуло детей. И с какой-то четкой провидческой проницательностью поняла, что сегодня, как раньше, избежать общения с воином у нее не получится.

После той ночи в ней тоже что-то изменилось, и больше она не испытывала такого острого страха перед северянином, как раньше. Однако и спокойно смотреть на него она тоже не могла — не после его жадных поцелуев и пробирающих до дрожи откровенных ласк.

Еще и тело снова подводило! После всего, через что ей прошло пройти, оно стало порочным и развратным. И Анифа ужасно стыдилась этой стороны своей натуры, раскрывшейся в ней вне зависимости от ее желаний и стремлений. Ненавидела и одновременно боялась.

Поэтому, встретившись сейчас с Риксом взглядами, девушка непроизвольно покраснела. А северянин, будто поняв, почему, самодовольно усмехнулся.