Амбиции гайдзина

Глава 5

Привыкнуть к жизни без зрения было тяжело. Мне, как человеку, с постоянно ухудшающимся с раннего детства зрением, было в некотором роде проще, чем могло бы быть, но все равно… Неприятно. Темнота перед глазами, вечное чувство угрозы из нее…

Мозг, лишившийся львиной доли ежесекундно поступающей информации, мучаясь от сенсорного голода стал нагружать оставшиеся органы чувств — обострился слух, усилился вкус, даже тактильные ощущения стали распознаваться гораздо лучше. Никогда не замечал, что у гладкости есть столько оттенков.

Мое посвящение в самураи, если это вообще возможно так назвать, прошло задним числом. Просто в один момент Набуна заявилась в мою комнату, положила на стол длинный и короткий меч в ножнах и заставила принести клятву верности. Ну, ее японское подобие, которое особенно от европейского варианта не отличалось.

Сомневаюсь, что в реальной истории был хоть один гайцзин, ставший самураем, многолетняя самоизоляция этому не способствует, так что я в некотором роде стал первым.

На этом все изменения и кончились. Разве что мне выделили полноценные покои рядом с комнатами самой Набуны, видимо на всякий случай. Ну и одежду из двадцать первого века заставили убрать в ящик, вместо нее вручив местные кимоно, хакама и накидку, не помню как называется. Они были сделаны из мягкого и прохладного материала, так что я не стал отказываться.

Одеваться вслепую, впрочем, не пришлось — приставленый слуга с этим справился сам. Конечно, неприятно чувстовать себя бессильным даже в такой бытовой ситуации, но готовые в любой миг осветить мир багровым мистические глаза успокаивали. Я не могу применять их долго, чисто психологически хрупкий мир невыносим, но даже пара минут в день снимали стресс.

На глазах уютно лежала повязка, слегка сдавливая затылок. Для Набуны они стали слишком сильными, чтобы я мог сам их погасить, так что пришлось одевать ее для маскировки — не хочу признаваться в настоящих причинах.

Инвалидность от переизбытка силы и от слабости — две разные инвалидности.

Жизнь, к слову, почти не изменилась. Разве что из своих комнат я стал выходить только во двор, куда теперь приходила Набуна для ежедневных тренировок. Я все так же проигрывал, но теперь хотя бы получалось держаться первые два-три удара.

На самом деле драться стало даже проще — на месте противника был только серый силуэт, освеченный багрянцем линий и точки, и ничего не отвлекало. Даже страха не было — сложно боятся тонкой сетки из линий.

Ну а на прямые обязанности это вообще никак не повлияло — поначалу писать было сложно, но приноровившись ориентироваться на листе по краям и центру это перестало быть проблемой. Да, я стал писать медленнее. Но не хуже.

Так что, как ни удивительно, но моя слепота ни на что не повлияла. Все так же шли дни, только еду теперь приносил слуга и она стала немного выше качеством.

Жизнь будто сделала пару мирных серий перед тем, как начать новую, полную событий арку.

— Скажи, гайцзин, во что ты веришь? — на очередной лекции по истории Набуна решила коснутся темы религии. Я рассказал про христианство и его влияние на западный мир, но ее чем-то заинтересовали мои предпочтения.

Вопрос поставил меня в тупик. Спроси меня об этом до всех этих событий, я бы ответил, что ни в кого и ни во что, но сейчас это прозвучало бы глупо.

Забавно, но единственное существо, которое я мог бы безо всяких преувеличений назвать Богом, выглядит как красивая темноволосая девушка, способная в любой миг переписать этот мир.

— Это… Сложный вопрос, Ода-сама. Я не верю — я знаю, что сущности, невероятно могущественные сущности, существуют. — было бы глупо молится Гайе или Алайе. — Но молится… Им это просто не нужно.

Мольбы маленькой обезьяны на захолустной планете где-то с краю одной из миллионов галактик вряд ли кому-то интересны.

— Значит, твои боги злы? — надо же, а ведь в ее голосе нет пренебрежения. Все-таки до момента, когда религия выродится в сугубо коммерческое приложение к церкви еще несколько веков. И кто знает, может она тоже во что-то верит?

— Нет. Они безразличны. Она, если точнее. Насколько к ней применимо понятие пола. — раз из вселенной, описанной Киноко Насу ожили эти глаза, почему бы не быть реальностью Хроникам? Пусть в своем мире я за десять лет и не нашел ни единого следа магии, это ни о чем не говорит.

Каллейдоскоп миров бесконечных вполне обяснил бы такие мелкие различия, как Ода Нобунага женского пола.

— Ты говоришь, что в твое время от религии отказались, как от пережитка. Но в твоем голосе есть вера. Ты противоречишь сам себе. — ее голос звучал задумчиво. Меня анализировали даже сейчас, ища несовпадения среди всего, что я говорю, пытаясь поймать меня на преднамеренном изменении истории.

— Я… В шатре, когда я уничтожил двадцать человек… Я посмотрел на мир ее глазами. Пусть и на пару минут, но я приблизился к ее истоку. — к пустоте. Гибельной для меня, но дающей любые силы. Нет. Обесценивающей само понятие силы. — После такого сложно не поверить.

А какой тогда исток у меня?

Основа личности. Ядро, вокруг которого формируется все остальное. Цель, к которой неосознанно ведет каждое действие. Начало и конец, концепция составляющая личность.

Пустота. Поглощение. Нормальность. Табу. Бесполезность. Неподвижность.

Что из этого схоже со мной?

Я не выдержал испытания пустотой, не испытываю тягу к поглощению, меня тяготит нормальная жизнь и не притягивает нарушение запретов. Я могу что-то изменить.

Я уже умер один раз. Смерть?

Нет, возможностей для самоубийства у меня было много.

Саморазрушение?

Нет, рефлексии это средство, а не цель.

Самопожертвование?

Близко. Но я хочу не просто умереть.

Что-то еще. Близкое, но ускользающее из головы.

— Вот как? Значит, твои глаза это часть религии? — ох. Ей же не пришло в голову, что восприятие смерти можно получить так?

— Нет, Ода-сама. Такие глаза можно получить только погибнув и возродившись. — в моем случае этим послужила клиническая смерть в пять лет. Авария, три минуты остановки сердца, резко упавшее зрение и новые глаза в качестве напоминания. — И то, шанс на миллио… ард.

— Значит, они не передаются по наследству? — а, так вот что ее интересовало.

— Нет. — отлично, этот вопрос ре…

— Откуда ты это знаешь? — в ее голосе явно звучало сомнение, от которого мне резко стало неуютно.

Так было написано у Насу?

— Так написано в священной книге моей веры. — отличная отмазка.

— С которой якобы не связаны твои глаза. — черт!

— Что ты скрываешь? — я не вижу ее взгляда, но голос враз похолодел на пару десятков градусов.

— Я не слышал о еще одних таких глазах за всю свою жизнь. — ну правда. Что еще я могу сказать?

— Что ни о чем не говорит, ведь в твоем времени жило уже больше семи миллиардов человек. — она права. Черт, я полностью уверен, что эти глаза не передаются, но… — Значит, доказать ты это не способен.

— Да. Это на что-то влияет, Ода-сама? — надеюсь, что нет.

— Нет. Пока что нет. Но постарайся больше не отметать в сторону то, невозможность чего не можешь доказать. Я надеюсь, в твоей истории больше не было таких моментов? — фух. Пронесло.

— Нет, Ода-сама. — она, вздохнув, вышла из комнаты, оставив меня размышлять.

И не над ее поведением — в конце концов интерес к возможности получить новые мистические глаза естественнен, но над своими ответами.

Я ведь действительно и на полном серьезе говорил про Реги Шики как про богиню. Про персонажа из манги.

Органика и не органика, воздух и даже свет будто застывает, скрывая под собой еще один слой. В мире не осталось линий и точек, этот этап давно пройден, — из него можно вырезать любой элемент. Трехмерное пространство обнажает свой истинный облик под светом глаз, открывая многомерное пространство, которое взрывает агонией мозг просто при попытке обьять его взглядом.

Сбившееся дыхание, пылающая мигренью голова — и все от жалкого проблеска воспоминаний.

После такого действительно сложно не поверить.

Когда постучали в дверь, работа над хроникой становления Тринадцати Колоний была в самом разгаре. Я решил поэтапно расписать становление США, в особенно Отцов Основателей и их идеи — конечно, вряд ли с ними кто-то сейчас согласится, но может быть имея их на бумаге их признают раньше. Или хотя бы будут иметь в виду.

Стук… Удивлял. Набуна, конечно, тоже стучалась, но от нее это звучало требовательно, а не вопросительно. Шелест одеяний, уверенный четкий шаг — все буквально говорило: "Я войду, нравится тебе это или нет, и постарайся, чтобы я не увидела ничего, что может мне не понравится."

Слуги стучали тихо, вопросительно, но уверенно. Они знали, что это их работа, но таким образом спрашивали, нуждаюсь ли я сейчас в ее выполнении.

Этот стук отличался. Нарочито громкий, требовательный, но в то же время неуверенный. Вопрос, заданий в напоказ агрессивной форме. Защита в самом построении действия. Ожидание удара даже в насквозь мирной ситуации.

Кажется я знаю, кто стоит по ту сторону двери.

— Проходите, Шибата-сама. — она сейчас должна быть как открытая рана, даже мельчайшая невежливость может быть принята за намеренное оскорбление. Лучше не рисковать вызвать триггер.

Я могу и не успеть сорвать повязку. Или, что вероятнее, вообще не захотеть ее срывать.

С тихим шелестом дверь открылась.

Тяжелое дыхание, слабое громыхание доспехов и шум шагов, застывших на пороге.

Я повернул голову примерно по направлению двери — мне без разницы, но человеку психологически проще.

Интересно, отошла ли она от произошедшего?

Странно, но теперь, когда адреналин улегся и воспоминания улеглись я чувствовал к сидящей напротив меня девушки забавный коктейль эмоций.

Жалость — она прошла через такое. Интерес — она интересный объект для наблюдений. Уважение — она не сломалась. Гнев — по отношению к Нобуюки. Вину — я соврал Набуне на счет любви, и это могло принести ей некоторый вред. Вряд ли, нас подслушивали, конечно, но если пойдут слухи, я ей не позавидую. Быть обьектом влюбленности варвара…

Смешиваясь, это давало неплохой эффект. Самое то для вежливого общения.

Молчание длилось уже пару минут, но я чувствовал себя достаточно уютно — когда не видишь человека это проще. А судя по дыханию, она сидела через десять шагов от меня — при всем желании не дотянется катаной незаметно.

Я отнял у нее возможность отомстить, почти обвинив в неспособности сделать это самой, так что она вполне может попробовать смыть позор моей кровью.

Не то, чтобы я был против, но у меня еще незаконченная хроника. Да и заляпать кровью жизнеописание великого Вашингтона не хотелось бы.

— Зачем ты это сделал, варвар? — не вопрос, а крик, хоть и сказанный тихим голосом.

А ведь ей и правда интересно. Она не понимает, что заставило меня пойти на практически гарантированное самоубийство. И я не смогу это объяснить.

— Потому должен был. Не смог бы поступить иначе, если точнее. — мой голос удивительно отстранен, это заметно даже мне. Я прокручиваю в голове ситуацию, и снова прихожу к одному и тому выводу. — Это сильнее меня.

Каждый раз, когда я становлюсь перед выбором, моя жизнь или чужие, выбор исчезает. Остается простой и понятный путь, с которого я даже не захочу свернуть.

Не потому, что этот путь правильный. Потому что мой. Часть меня.

— Тогда ты просто идиот. Это была моя месть. — а она ведь смотрит на меня как на мартышку — расовые предрассудки никто не отменял.

Смешок вырвался сам собой.

— Ваша. Но я отомстил за вас, пока вы защищали Ода-сама. Что будете делать дальше? — чистый зоологический интерес.

Мы изучаем друг друга, тыкая метафизическими иголками. Дернется? А если ткнуть сюда?

Вот только даже тут у меня есть преимущество. Я хотя бы понимаю, кто сидит напротив меня.

— А что будешь делать ты, слепая обезьяна? — не можешь ответить — атакуй?

Будь я чуть менее усталым, я бы стерпел. Улыбнулся, покачал головой и вспомнил, что говорю с полностью переломанной девчонкой. Угрожать которой все равно что пинать инвалида.

Но багровые небеса выпили из меня все, что я имел. Включая выдержку.

Мир хрупок. Бесконечно, невероятно хрупок.

И только благодаря этой хрупкости я продолжаю видеть.

Багровая сетка линий и ограничивающий ее серый силуэт.

Удар.

— Я убил двадцать человек в открытом бою. Вы действительно думаете, что сможете справится со мной? — клинок осыпался металлической крошкой, получив удар в точку. — Шибата-сан. История с Нобуюки кончилась, вы можете чувствовать себя в безопасности на службе у Ода-сама. Пожалуйста, оставьте меня в покое. — спрятать нож, вернутся на место, на ощупь подняв стол и подровняв его относительно стула.

Сейчас равны в положении и я могу себе позволить такие вольности.

А если бы и не мог — плевать.

Внезапно накатившую апатию впервые не удалось подавить усилием воли.

Я действительно чертовски устал.

Вертолет, первая смерть, месяц в атмосфере всеобщего презрения, вылазка в лагерь, больше похожая на суицид, возвращение, потеря зрения…

Это все-таки на меня повлияло.

Я убил двадцать трех человек. Не то, чтобы это что-то значило — люди имеют свойство умирать, но я убил их абсолютно, без возможности перерождения.

Да, конечно, все люди равны. Каждый заслуживает жизни, пока не докажет обратного.

И разумеется, те, кто взял в руки оружие — не люди. Те, кто пытается убить тебя должны умереть. Вне зависимости от положения, цвета кожи, возраста или сексуальных предпочтений.

Так же как и ты сам перестаешь быть человеком в тот момент, когда берешь в руки оружие.

Пришел стрелять — стреляй. Взял в руки меч — будь готов его использовать.

Убивать имеет право только тот, кто готов быть убитым.

Я тихим стоном сжал виски руками. Как же я устал.

Мой срыв прошел незамеченным.

Я окончательно заперся в своих комнатах, и дело было вовсе не в неспособности ориентироваться за пределами небольшой комнаты.

Оказалось, я даже не понимал, насколько на меня давит общественное мнение. Раньше я был занят огромным количеством вещей, которые нужно записать и сделать, и даже тогда цеплялся за Нобуну как за единственного человека, нормально ко мне относящегося. Я был занят ежедневными тренеровками и избеганием способных проверить на мне остроту меча самураев, и это было незаметно. Но сейчас у Нобуны появилось слишком много дел, уроки сократились, тренировки и вовсе почти вышли в ноль — видимо, она уже достаточно поняла о моих глазах. А положение, дарованное за голову Нобуюки убрало опасность силовой расправы.

Дай человеку больше — и ты тут же заставишь его хотеть еще больше. Пока на меня давили обстоятельства меня волновало только выживание и цель. Стоило прямой угрозе исчезнуть, как мне захотелось большего. Нормального отношения.

И не важно, насколько я хорошо представляю психику окружающих, неважно, что они имеют полное право на такое отношение и даже плевать, насколько хрупок мир вокруг.

Человек это существо социальное. В независимости от моей самодостаточности я хочу… Чувствовать себя нужным. Хотя бы.

Не так уж и много, если подумать.

— Ода-сама желает вас видеть. — голос слуги раздался из-за двери.

Понятно. На Нобуну навалилась работа, и ей некогда бегать ко мне в комнату. Значит нужно прийти к ней в кабинет и дать внезапно понадобившуюся информацию из будующего.

Привычная работа.

Пальцы скользят по стене — так проще ориентироваться. А вот уже до зала придется идти, опираясь на спину Еситору-сана.

Унизительно, неприятно, даже страшно — я никак не контролирую обстановку.

Процедура, ставшая рутиной.

Стоило ли оно таких жертв?

Стоило. Я ведь делал это не ради благодарности.

Шаг за шагом продвигаюсь вперед во тьме, с облегающей глаза повязкой. Единственная опора и ориентир — плечо старика. Шум, издаваемый людьми, забивает уши. Смесь ставших восприниматься гораздо ярче запахов дурманит голову.

А вот и дверь. Поклон вместе со слугой, войти ровно на три шага.

Судя по дыханию в комнате было два человека. Один напротив меня и один справа.

— А вот и ты, гайцзин. Я рассмотрела твои предложения по изменению налоговой системы и, как ты ее назвал, "экономике" в целом… Они достаточно разумны. Я надеюсь, это не все, до чего додумались в Британии? — что?

Португалии? Изменению налогообложения?

А, это наверное про отмену таможни и запрет любых поборов внутри провинции. Но при чем тут вообще Британия?

Думай. В комнате два человека. Понятно.

— Конечно нет, Ода-сама. У меня есть еще множество идей, которые я буду рад предложить вам. — и к чему весь этот маскарад?

Хотя… Вряд ли она хочет показывать мое иновременное происхождение. Мало того, что в это вряд ли кто-то поверит, так еще и поставит множество неприятных вопросов, если все-таки поверит.

А так, все равно для местных Британия это совершенно неизвестная страна, так что отличия будут незаметны за отстутствием возможностей для сравнения.

— Отлично. Рядом со мной сидит Нагахидэ Нива, главная… — следующее слово я слышал как "экономистка", но очень сомневаюсь, что Набуна сказала именно это. Все-же мое интуитивное знание языка иногда дает корректные, но уж очень далекие от времени переводы. — Я хочу, чтобы вы обговорили технические достижения западных стран и возможность их применения на практике.

Отлично. То, чего я и хотел.

Видимо Набуна поняла свою некомпетенстность в финансовых вопросах, и подобрала более понимающего человека. Ну, или у нее просто нет на это времени. Плоды наших трудов все равно достанутся ей.

— Рада с вами познакомится, гайцзин-сан. Я надеюсь, наша совместная работа будет продуктивной. — удивительно мелодичный, даже нежный голос молодой девушки.

Если задуматься, я уже видел ее на совете!

Хрупкая темноволосая девушка, молчащая большую часть времени, но постоянно делающая заметки.

— Я тоже, Нагахидэ-сама. — как ни странно, я не чувствовал в ее тоне особого негатива.

Интерес, сомнение… И все.

Ни капли презрения или прнебрежения.

Не знаю, специально ли Набуна подобрала именно ее, поняв мое состояние, но работать с таким человеком действительно будет куда приятнее. И результативнее, что куда важнее.

— Работайте. — Набуна вышла, оставив нас наедине.

— Нагахидэ-сама. Я не очень понимаю, какой подход к ведению счетов принят в вашей стране, так что буду благодарен, если вы сначала посвятите меня в это.

Спустя полчаса я был готов схватится за голову.

Даже мне, четырнадцатилетке с профильным домашним образованием, было понятно, насколько все плохо. Нет, я понимаю, что экономика как наука появилась гораздо позже, а математика развивалась довольно тяжело… Но черт, тут ведь не было даже основ бухгалтерского учета! Каждый вел дела как считал нужным, без малейшей систематизации знаний и выработки общей системы правил или стандартов.

И ведь девушка то талантливая, очень талантливая это видно даже мне — но самоучка.

— Хорошо, Нагахидэ-сан. Я понял. Скорее всего вам знакомо понятие дебета и кредита, но под другим названием, так что я сразу перейду к двойной записи… — простейшие основы, разработанные в италии чуть ли не в четырнадцатом веке. Даже не основы — просто способ ведения счетов. Настолько основопологающий, что я даже не понимаю, как без него можно вести хоть какой-то учет. Но ей, видимо, это удавалось, и удавалось достаточно хорошо, чтобы Набуна держала ее на такой должности в таком молодом возрасте.

Концепцию она поняла быстро, и вскоре меня завалили практическими вопросами. Не знаю, сколько длилось занятие, но под конец я был выжат как лимон от постоянного перетряхивания головы в поисках того, что в нее вложили учителя.

Похоже, к урокам истории с географией добавились уроки прикаладной математики и экономики.

И черт возьми, будь я проклят, если не передам ей все, что знаю по теме.

— Хорошо. На сегодня закончим. — шло второе занятие, девушка оказалась чрезвычайно жадной до знаний, и заставляла меня вспоминать даже то, что я давно забыл. Так что начавшиеся с часа занятия уже ко второму разу перерасли в четырехчасовые.

— Варвар-сан… Ваша система записи слишком сложная. У меня не хватит писцов, чтобы использовать ее полноценно. — что?

Нива ничуть не глупее меня, я бы даже сказал что умнее. Да плевать на меня, последняя бухгалтерша, окончившая двухнедельные курсы без особых проблем справлялась с такими операциями.

— Прошу прощения, Нагахидэ-сан, но какие сложности вы видите? — да, я позволил себе небольшую наглость, и перешел на простой уважительный суффикс.

— Вот смотрите. Если вести двойную запись, как вы ее называете, придется как минимум дважды пересчитывать каждый счет. Даже для меня это сложно, а для простого писца совсем малореально. — не понимаю. Что сложного в банальном сложении?

Стоп.

— Нагихидэ-сан… А как вы считаете? — если все так, как я думаю…

— Смо… — она запнулась. — Наша система исчисления выглядит так. Есть числа от единицы до десяти, обозначаемые вот такими символами. — ей пришлось вырезать знаки на бумаге, чтобы я мог их ощутить. — Потом, двадцать, тридцать, пятьдесят, сто, тысяча…

Чем дальше она уходила в своих обьяснениях, тем сильнее на меня наваливался ступор. Она использовала непозиционные числа. Непозиционные числа по типу римских, каждое из которых обозначет отдельный знак. Единица и одиннадцать — разные числа, безусловно. Но одииннадцать записывается как один-специальный знак для десятков-один. А не один-один, как в позиционной системе. Двадцать, тридцать, сорок, сто, тысяча и дальше — все это отдельные знаки. Так чтобы вычесть из двух тысяч пяти тысячу девятьсот девяносто девять сначала придется вычитать тысячи, потом десятки… И при этом расписав каждое число, как тысяча, тысяча и пять, вычесть из этого так же разложенное на отдельные цифры выражение.

Это как… Черт, у меня нет сравнений.

— Да как вы вообще считать умудряетесь… — у меня сломало самоконтроль — Простите, Нагихидэ-сан. Давайте сделаем так. Я сейчас постараюсь обьяснить вам привычную мне систему чисел. Сначала вы выслушаете, потом зададите вопросы.

— Хорошо, варвар-сан. — в ее голосе, как ни странно, не было обиды. Досада, скептичность, терпеливое ожидание и сильнейший инерес.

Где Нобуна вообще отрыла это золото?

— Смотрите. — вырвалось случайно, но она, судя по вырвавшемуся фырку, смутилась. — Есть европейские цифры. — только бы не сказануть арабские, которые индийские. — Они, в отличии от ваших, позиционные. Хотя… Лучше начать с того, что вообще такое цифра. Понимаете, цифр всего десять — один, два и так далее до девяти. И ноль. Из них и только из них составляются числа. То есть если Вам нужно написать тысяча семь, вы пишите один, ноль, ноль, семь. Это почти так же, как в Вашей нынешней записи, только отпадает знак "тысяча" и "ноль" пишем не один раз, а столько, сколько нужно. Единица и три ноля — это тысяча. Тысяча семь — единица, ноль, ноль, семь. Это кажется небольшим, ничего не значащим усовершенствованием, но давайте теперь попробуем сложить два больших числа в нашей, европейской, записи…

Обьяснять такие основы было сложно — я сам не понимал, на скольких аксиомах строится мое сознание. "Мы стоим на плечах гигантов" оказалось чрезвычайно верной фразой. Спасибо тебе, Ньютон.

Девушка, поначалу скептично выслушивавшая каждое слово вскоре поняла принцип, и с, я подозреваю, загоревшимися глазами стала выспрашивать каждую деталь. Простейшая арифметика оказалась пройдена за два часа.

Деление в столбик, все методы сокращения записи и счета, начала алгебры — как решить линейное уравнение — и проценты, проценты, которые я выделил отдельно — Нива буквально проглатывала все, требуя добавки.

Голодный разум дорвался до источника знаний и сейчас, бесясь от своей недогадливости ранее, пытался ее компенсировать.

Я же был полностью доволен — несмотря на то, что никогда не любил математику, а физика вызывала стойкую главную боль, учителя вдолбили основы намертво. И теперь, имея явную необходимость разбирать каждый урок, не зазубривая, но понимая материал, голова работала гораздо четче, чем раньше.

Нагахидэ наводящими вопросами мне помогала в этом гораздо сильнее, чем думала, так что у нас вышел полный симбиоз.

— Хорошо. Вы все поняли, Нагахидэ-сан? Если нет, я всегда готов к любым вопросам. — не знаю, сколько прошло времени, но это занятие выжало из меня все силы.

— Да, варвар-сан. Благодарю за знания. Можно личный вопрос? — ого. Не думал, что ее волнует личная информация какой-то обезья…

Ах да, она же воспринимает меня как человека. Я уже и забыл, какого это.

— Разумеется, Нагахидэ-сан. — она не знает о моем иновременном происхождении, так что тут мы ступили на очень тонкую почву.

— Расскажите о себе. — мда. Ну вот и что я должен сказать?

— Не думаю, что это будет такая уж интересная история, но если вы так хотите… Я родился в столице Британии, в семье крупного торговца. — И ни слова лжи. Конечно, я в Лондоне бывал после рождения раза два, да и отца торговцом назвать можно с натяжкой, но для средневековья… — Я никогда не испытывал ни в чем нужды, а так как я был вторым сыном и предоставлен самому себе, я мог вволю учится. — на самом деле я просто не проявил никого интереса к делам, и отец решил подождать до окончания универа, но опять же, ненужные подробности. — В последствии отец решил отправить меня, чтобы не мешал, подальше от столицы и интриг. Так я и оказался тут.

История шита белыми нитками, но не докажут.

— И вы хотите вернуться? — так вот в чем была суть.

А ведь правда. Хотел бы я вернуться? К безопасности, деньгам и положению. Месту, где никто не посмел бы посмотреть на меня как недочеловека. Месту, где меня возможно даже любят.

— Не сказал бы, Нагахидэ-сан. — даже без зрения я чувствовал ее удивление. — Здесь у меня есть цель, и все зависит только от меня одного. Нет поддержки, но нет и контроля. Я свободен ровно настолько, насколько смогу удержать. Вы даже не представляете, что это такое после ежесекундного давления ответственности за семью. — Да. Тут я отвечаю только за себя, и за свои ошибки буду расплачиваться только я. — А что вы скажете про себя? — раз уж мы так разговорились, почему бы этим не воспользоваться.

После пары секунд молчания она все-таки ответила:

— Я родилась в семье Аки Нагахидэ, приближенного Ода Нобухидэ, предыдщего дайме. Первая дочь, получила, как видите, не слишком полное образование — на этом месте даже сквозь ее нежнейший голос прорвалась злость. — Как и отец, поступила на службу дайме… Не буду вдаваться во все равно не интересные вам подробности, но сейчас я занимаю должность… — и снова я услышал "главный экономист провинции", чего быть не может, потому что не может быть никогда. Не знаю, как у меня появился этот интутитивный переводчик, но он явно делал все максимально удобным для понимания. Все-таки она наверное главный управляющий или что-то такое. — Ода-сама, заняв место своего отца, решила оставить меня на этой должности.

Девушка, сумевшая к двадцати дорасти до высшей гражданской должности в провинции. Нет, судя по ее успехам в обучении и отсутствию предрассудков, интеллект соответствует положению, но все-же это очень и очень впечатляет.

— Раз уж мы так разговарились, варвар-сан. Вы ни разу не упомянули ни про свою жену, ни про невесту, хотя уже давно в подходящем возрасте для брака. — вот черт.

Нужно уже отвыкнуть от мерок двадцать первого века. Мои четырнадцать это уже два-три года семейной жизни и пара детей. И если я скажу, что дома возраст брака лет двадцать-двадцать пять, а то и все сорок, меня поднимут на смех — это слишком легко проверить.

— Так получилось, что моя семья довольно резко поднялась в иерарахии, и ранее назначенная невеста перестала подходить мне по статусу, а договорится с родителями второй отец не успел. — мда. То же мне, резко выросли в статусе. Было бы куда выше.

Но в это хотя бы можно поверить.

— А что на счет вас, Нагахидэ-сан? — ей двадцать, так что…

— В четырнадцать лет я по настоянию отца вышла замуж за Кадзиро-сама, с тех пор родилось трое детей. — понятно, как я и думал. — И раз уж мы так откровенны… Вы учите меня вещам, радикально отличающимся от принятых и способных дать огромное преимущесто. Вы разве не предаете свою страну?

Главное не рассмеятся, не рассм…

Я фыркнул.

— Нагахидэ-сан… То, чему я вас учу — основы основ. Говоря откровенно, я даже близко не закончил свою образование, и не могу выдать вам никаких тайн. Я не хочу вас обижать, но разница между нашими странами… Достаточно велика, особенно в социальном развитии. Для того, чтобы хотя бы самостоятельно перейти от досо к полноценной банковской системе вам потребуется сначала навести в стране порядок. Для этого я и служу Ода-сама, и в частности учу вас — чем большее количество компетентных людей будет в Японии и чем быстрее она будет обединена, тем лучшим торговым партнером будет. — ложь, смешанная с правдой. На самом деле я делаю все это просто ради скорейшего прогресса, но в такое не поверят. Приходится изворачиваться.

— Вот как? Что же вы тогда скажете про свои глаза? Как обладателя такой ценности могли отправить так далеко? Разве вы не были бы куда ползнее, служа своей семье? — черт. Ну почему проверять мою легенду принялась безумно талантливая девчонка, которая вполне может стать японским Адамом Смитом?

— Видите ли… В моей стране к таким вещам относятся крайне негативно. На самом деле, мне вполне мог бы угрожать костер, останься я дома на месяц дольше… — Европу сейчас трясет реформация, так что опять же, не докажут.

— Вы убили в открытом бою двадцать трех опытных воинов. — в ее голосе явно звучало сомнение.

— В святой инквизиции нашлись бы умельцы… В крайнем случае отправили бы экзекутора. — конечно, это не насуверс, но что-то я сомневаюсь, что дознаватели инквизиции сильно уступают по полномочиям.

— То есть домой вам лучше не возращаться. — вот к чему она вела. — Тогда как вы смотрите на то, чтобы разработать процесс обучения вашей системе счета? Разумеется, за соответсвующую оплату. У меня не будет лишнего времени на личное обучение новых писцов, но если вы составите руководства, это сильно облегчит процесс.

Ого. Значит, уже оценила все плюсы европейской системы.

— Согласился бы и бесплатно, Нагахидэ-сан. — мы поклонились друг другу, и перед тем, как она вышла, я задал последний вопрос.

— Нагахидэ-сан… Я не почувстовал в вас никакого пренебрежения, когда сказал, что я из торгового, а не военного рода. — очень странная реакция для средневековой японки.

— Я не считаю торговлю чем-то предрассудительным. На самом деле меня вообще не волнует война, пусть ей занимается дайме, сфера моей компетенции — деньги.

Девушка вышла, оставив меня в сильнейшей радости.

Не знаю, каким чудом такой человек вообще мог появится в этом времени, но раз уж она есть — я сделаю все возможное, чтобы научить ее всему, что знаю. В конце-концов, если не такие люди продвигают человечество вперед, то кто?

C нашей первой встречи прошло около недели — сложно считать даты, когда даже ночь и день превратились в сугубо абстрактые понятия. Я почти привык к слепоте — увлекшись работой над приспособлением под нужды местных известной мне математики я даже забыл про свои проблемы.

Не знаю, специально Нобуна устроила мне такую трудотерапию, или действительно расчитывала приспособить мои знания к делу, но результат уже был виден. Перевести писцов на новую систему было невозможно, но по словам Нива эффективность лично ее работы увеличилась на порядок и она смогла отвлечься от текучки на более интересные проекты вроде устройства своего подобия банковской системы. Прообраз был уже давно — "досо", банальные ростовщики, но с началом эпохи междуособных войн даже это подобие банков пришло в упадок.

Девушка уже давно хотела открыть подобную организацию под защитой лично дайме, но из-за традиций и общей ненависти к ростовщичеству не могла даже дернуться. Сейчас же, когда Набуна окончательно установила жесткий контроль и над аристократией, и над провинцией в целом, она махнув рукой дала карт бланш на эксперименты. Пока что в пределах города, и с предварительным планом ей на стол, но уже очень много.

От меня требовалось только поделится всем, что я знал о банковском деле. От всех сложных кредитных систем пришлось отказаться и максимально упростить систему, но если все удастся, то на островах может появится первый полноценный банк.

А там и до начала полноценного капитализма недалеко. Лет пятьдесят-сто, по моим прикидкам. Устроить бы еще акционерное общество и вообще ценные бумаги, но рано, рано.

Да и вообще, какой смысл прогрессорствовать оружием? Деньги, вот истинная цена вещей. Да и в целом, чем богаче правитель, тем приятнее для него мысль не отвоевавать, а купить — тем более, что все вокруг торговые партнеры и особенно оружием уже не помашешь. Эх, где ты, моя эпоха глобализации и полной взамоинтеграции…

Ладно, пока что это все не важно. С открытием предприятий Нива разберется сама, главное что начальство не против.

Кстати о начальстве. Я понимаю, что Нобуна не хочет делится информацией о будущем, но меня этот маскарад уже достал. Хотя чего это я. "Для личного пользования — это значит для меня, только меня и никого кроме меня". Будь ее воля, я бы сам все забыл, просто на всякий случай.

К счастью ей нужны мои глаза, так что не судьба мне получить чистые белые одежды в подарок к красивому мечу. По крайней мере не сейчас.

— Варвар-сан, а что связывает вас с Шибата-сан? — мы сидели после урока за чем то, похожим на мой неразвитый вкус на странный зеленый чай. Относительно горько, но освежает.

Хм. Вот что-то я очень сомневаюсь, что ей это интересно.

— Позвольте угадаю, Нагахиде-сан, вас просила это спросить Ода-сама? — и какой ей вообще от этого толк?

Ах да. Я же в нее безумно влюблен. Так, что поперся во вражеский лагерь с одним ножом. Неудивительно, что Нобуна не понимает, почему я ее почти открытым текстом послал.

— Именно. — ответила она с явно читающимся удовлетворением в голосе. — Вы ведь не откажете мне в таком маленькой услуге? — да-да, а голос стал еще нежнее.

— Ответ за ответ, Нагахидэ-сан? — почему бы и нет. В конце концов она единственный человек, с которым можно практически нормально поговорить.

Вежливые реверансы с именными суффиксами — не в счет.

— Хорошо, Варвар-сан. — мда. Это же до чего я дошел, если искренне наслаждаюсь даже таким подобием общения?

— На самом деле… Ничего. Если говорить откровенно, Нагахиде-сан, меня привлекла не столько она сама, сколько ее воображенная мной личность. Возможно, я излишне романтичен, но мне казалось, что, гм, помощнику, хотя бы не угрожают после оказания помощи. — я услышал смешок.

— То есть вы надеялись получить награду, а получили по лицу, Варвар-сан? — прозвучало как насмешка, но при этом не злая. — Тогда вы выбрали не того самурая. Шибата-сан всегда была скора на расправу.

— Я это уже понял, Нагахиде-сан. Вы узнали то, что хотели? — не самая приятная тема, особенно в свете того, что ни на какую награду я не расчитывал.

— Пожалуй, да. Теперь ваша очередь спрашивать. — наши пиалы наполнялись уже в третий раз, работа на день была сделана, так что можно и посидеть подольше.

Интересно, сейчас день или ночь?

— Вы говорили, что вас не интересует военная власть. Могу я узнать, как так вышло? — немного опасный разговор, но ни одному из нас нет ни малейшего смысла доносить. Я и так в полной зависимости, а она и так могла бы получить все, что хочет. Да и вряд ли Нобуну беспокоит возможность заговора тех, кто даже в идеальном случае никак не сможет претендовать на ее власть.

— Что такое военная сила, Варвар-сан? Мужчины, которые подчиняются приказам? Самураи, по кивку дайме способные отправится умирать и убивать? — ее голос звучал слегка расслаблено, так говорят когда для себя давно решили и выработали устойчивую позицию. — Войска без припасов, снабжения, оружия, доспехов и дорог это толпа скота, посланного на убой. Без денег невозможно ни содержать армию, ни создать ее. Войска, которые нечем кормить, негде разместить и которым нечем заплатить — угроза, а не защита. И постоянные войны не выход, рано или поздно грабить станет попросту некого. — она вздохнула. — На мечах можно прийти к власти, но них нельзя усидеть. Рано или поздно они сломаются под собственным весом, и насадят правителя на осколки.

Еще пара фраз, и я влюблюсь. Откуда в средневековье взялось такое четкое понимание первичности экономики?

— Я понял, Нагахиде-сан. Очень… Взвешенная позиция. — опережающая свое окружение на пару столетий. Обычно все считают, что армия это важнее всего.

Но о том, что делать, когда все вокруг уже разграблено, армия разжирела и требует больше денег, а взять их уже неоткуда они предпочитают не думать.

— Как работают ваши глаза? О них ходят очень… противоречивые слухи. — а вот, похоже, и ключевой вопрос беседы. И первый про Кацуи — просто отвлечение внимание.

Девушке интересно, как работает магия. Ну что же, мне не жалко.

— Мои глаза видят смерть. Не совсем точно. Я вижу слабые места в виде линий на всем, что существует в мире, и могу на них воздействовать. — судя по глубокомысленному молчанию, она ничего не поняла. — Могу показать, если хотите.

— Хорошо. — эх. Ладно, сам напросился.

Рука ложится на повязку сзади, медленно развязывая узел на затылке. Время замедлилось.

По серому миру, полному теней, пробежали багровые линии. Он хрупок. Болезненно, отвратительно хрупок.

Движение ногтя — и лежащий около стола бокен рассыпается на куски.

— Я могу сделать так что же со всем. Камни, вода, стены… Даже воздух. — говорить тяжело. Не смотреть на Нива еще тяжелее.

Хрупкая, красивая даже в сером полумраке девушка. Тонкие черты лица, лукавый вгляд, упершийся по привычке в пол. С телом, сияющим багрянцем. Шея, левый висок, грудь, две линии на животе, локти и ноги — лишь немногим меньше, чем на Кацуи. И гораздо больше, чем на Набуне.

Хватит прикосновения, чтобы она рассыпалась на части. Слишком хрупкая.

Повязка будто сама легла на глаза.

Да, так действительно лучше. Для всех, включая меня. Иногда не видеть ничего лучше, чем видеть лишнее.

— Так вот как вы победили один против двадцати трех… Да, теперь я понимаю. — повисло неуютное молчание.

Все таки мои глаза слишком сильны. Не уверен, что человек вообще должен был получить доступ к таким концепциям.

— Значит, вы можете убивать даже отдельные части тела? — сейчас уже вряд ли, хотя если попробовать понять, как я умудрился уравнять органику и неорганику.

— Да, пожалуй. Не факт, что получится сразу справится с кровеносной или эндокринной системой, но сердце или легкие убью легко. — мне ничего не ответили.

— Варвар-сан… А что такое "легкие" и "эндокринная система"? — меня будто ударили кувалдой.

Я… Нет, даже не дегенерат. Имбецил.

— Прошу прощения за вопрос, Нива-сан… Но как лечат ваши лекари? — я приготовился к худшему.

И даже это не помогло мне удержаться от того, что врезать кулаком в стену на середине разговора.

Они не имели ни малейшего понятия о привычной мне медицине. Болезни вызывают злые демоны. Кровоточащие раны залепляли паутиной! Лучший антисептик — долбанный хрен! Да-да, тот самый васаби! Что-то я подозреваю, руки перед операцией они мыть не будут…

Что уж говорить про регулярную смену повязок, стерилизацию хотя бы кипячением, правильное тампонирование ран и вообще основы использования медицинских средств.

Ладно. До этого по настоящему додумались в конце девятнадцатого века.

— Прошу прощения, Нагахиде-сан… Но мне нужно очень серьезно поговорить с Ода-сама. — и пусть все пойдет к черту, но обязательные стандарты обращения с ранами и стерилизацию я у нее выбью.

Потому что я и так клинический дебил, из-за инерции мышления которого после той битвы погибло гораздо больше, чем могло бы. Хватит лишних жертв.

Раз уж она начала ломать традиции, пусть делает это в правильную сторону.

— Ода-сама, у меня есть крайне важная рекомендация. — как я понесся к Набуне, так и обломался. У нее слишком много дел, так что время принять меня освободилось только спустя пару часов.

Вдобавок ко всему, у меня начали чесатся глаза под повязкой, и это бесило. Я пробовал ее смачивать, но влага держалась совсем не долго, к тому же это помогало совсем немного.

— Говори. — Набуна, судя по звуку, устало вздохнула и откинулась назад.

Как же меня бесит эта гребаная слепота.

— Прежде чем я выскажу свои идею, пожалуйста, ответьте на несколько вопросов. — нарываюсь, но так контраст будет очевиднее.

И боги, как же мне не хватает нормального обородувания для презентации. И самой презентации.

— Сколько воинов выжило после битвы при… — я замялся. Без понятия, как называется то место, где эта битва случилась в этой реальности. — В последней битве?

— Около двух тысяч раненых, лечение пережило меньше тысячи. — ох, отлично. Из-за моей тупости погибло около пяти сотен человек.

Даже представить эту цифру получалось не очень.

— Я знаю куда более продвинутые способы лечения… И с их помощью вы могли бы сократить потери в два-три раза как минимум. — Набуна, пожалуйста, не бесисись. Сам знаю, что идиот.

— Почему я узнаю об этом только сейчас? — и сейчас меня казнят за саботаж и предательство.

Вот зачем только я во все это только ввязался? Добрые дела не приносят ничего, кроме проблем, жизнь показывает это каждый раз.

— Я не подумал о том, что с вашей медициной все настолько плохо. Это просто не приходило мне в голову. — Набуна вздохнула.

К счастью, ей хватает ума понять, что такое разница в почти пятьсот лет временного разрыва.

— Проверь все свои знания с этой позиции. Можешь считать нас всех последними варварами, если это принесет пользу. — голос девушки стал несколько… сосредоточенее. — Но только между нами.

Еще бы. "Бремя белого человека" это отличный казус бели для всех, кого в этом случае назначили цветными. И отрубят одному глуповатому попаданцу голову, и правы будут. Печально все это.

— Я понял, Ода-сама. Но… — если бы я так мямлил перед начальством — меня бы уже вышвырнули на улицу, и дай бог "по своему желанию". Но начальство не может казнить меня в случае неудачи! — Предложенные мной меры будут противоречить всем традициям. Это может вызвать…

— Меня не волнуют традиции, если это идет в ущерб эффективности. Благодаря традициям варвары обогнали нас практически во всем, и этот разрыв будет только увеличиться со временем. Если твои меры могут сохранить жизни моим людям, значит старикам придется смирится! — даже жаль, что я не могу видеть ее сейчас. Готов поспорить, что глаза горят, а харизма зашкваливает. Впрочем, уверенность в голосе подкупала.

Вот уж точно, хроники не врали на счет характера Нобунага.

— В таком случае максимально исчерпывающее описание предлагаемых мной мер будет лежать у вас на столе через сутки. — раньше справился бы и за часов пять, но сейчас… Сейчас все куда сложнее.

— Можешь позаимствовать у Нива толкового писца. — мои проблемы поняли.

Ну, в принципе, информация ни разу не секретная, даже строго наоборот, так что…

— Понял, Ода-сама. — поклон, наощупь пойти к дверям.

— И Гайдзин… — я остановился и повернулся с девушке. — Я очень надеюсь, что это больше не повторится.

Ответа от меня не ждут. Еще один поклон, и можно наконец-то занятся настоящей работой.

Ах да, сначала нужно дойти до комнаты. Как же я ненавижу все это дерьмо.