Алый, как снег

Глава IX КРУЖЕВНАЯ СВАДЬБА С СЮРПРИЗАМИ

Звенели струны сразу двух виолонов — в руках Шедариса и Леверлина. Сварог тоже мог сыграть, не вызывая у слушателей желания дать ему виолоном по голове, — но решил с этими двумя не соревноваться.

Давно известно: одну и ту же песню, пусть и грустного содержания, можно петь и как печальную балладу, и как бравурный военный марш. Смотря по обстоятельствам. Сейчас не было ровным счетом никаких оснований для печали, наоборот, и музыканты играли браво. И пели браво.

Это была старинная, одна из самых любимых песен Вольных Топоров. Все остальные старательно подтягивали Шедарису с Леверлином. Конечно, выходило у каждого по-своему. Мара и Тетка Чари петь умели, Сварог, в общем, тоже не ударил лицом в грязь. Бони с Паколетом, давно известно, медведь на ухо наступил, — но они старательно возмещали недостаток мастерства усердием и глоткой.

Одна Яна не подтягивала, сидела молча — что ее, по глазам видно, заставило самую чуточку взгрустнуть. У нее был хороший голос, и пела она неплохо, но слов «Семерых сорвиголов» не знала. Но все равно ей было весело, она сидела во главе стола, рядом со Сварогом, в роскошном и затейливом вишневого цвета платье, открывавшем точеные плечи, с золотистым кружевным бантом, приколотым справа. У Сварога пониже правого плеча тоже красовался такой — как и полагалось на «кружевной свадьбе».

Отзвучали последние аккорды, зазвенели золотые чарки с хелльстадским гербом Сварога. Он смотрел на бравых сподвижников, на душе было тепло и покойно — ничего не осталось от потрепанных, запыленных бродяг, когда-то пробиравшихся в совершенную неизвестность, к хелльстадской границе. Таларская королева, король из Вольных Маноров, граф, маркиз и дважды барон Паколет, все остальные — благородные титулованные дворяне, успешные, веселые. Все, в том числе и Сварог, в парадных мундирах гвардейской гран-алы, которой командовал он сам, при имперских и таларских орденах.

И в голове неведомо с какого перепугу вдруг пронеслась мысль: видела бы его сейчас бывшая жена… Впервые за все годы, что прожил здесь, эта мысль навестила. Ни малейшего злорадства он не ощущал, лишь легкое удовлетворение. Возможно, он и чуть позлорадствовал бы — все мы люди, все человеки — останься он на Земле, разойдись с ней и, скажем, выбейся в полковники, получи полк. А так… Слишком высоко он поднялся, чтобы всерьез злорадствовать над дешевой шлюхой. Забыл не только ее лицо, но и имя — он многое забыл, немало помаленьку вымывалось из сознания, потому что возврата к нему не было, его миром на всю оставшуюся жизнь был один, этот…

Все ничуточки не изменились — мушкетеры встречались не двадцать лет спустя и даже не десять, всего-то полгода прошло с тех пор, как Странная Компания гуляла на свадьбе Сварога и Яны, и было что вспомнить. Никто не считает мелочей вроде взятия Дике (в котором участвовали только трое из шести), того, как Мара почистила Пограничье от разбойников, а потом вместе с Шедарисом едва ли не начисто извела в Ямурлаке тамошнюю нечисть. Кто бы такие мелочи считал, когда за спиной три серьезнейших и опаснейших дела, где все до одного могли потерять головы, — операция в Равене, закончившаяся уничтожением Глаз Сатаны, рейд в Море Мрака и Токеранг…

Бони с прежним крестьянским старанием округлял и приращивал доставшуюся ему землицу: был теперь властителем уже восьми Вольных Маноров и собирался обзавестись девятым. Самое последнее его приобретение граничило с королевством Шотер, тем самым, чей король на свадьбе у Сварога распихал по карманам немало золотой утвари. На сей раз дело было не в здоровых крестьянских рефлексах — Бони всерьез решил стать королем королей, пусть и Вольных Маноров. Его армия уже без особых боев продвигалась по означенному королевству — и король Тейл, как докладывала разведка Сварога, на свое будущее смотрел пессимистически и силы свои оценивал трезво: уже отправил за границу обоз с казной, сбережениями и драгоценностями и готовился со всем семейством и немногими согласившимся сопровождать его приближенными отправиться следом.

Паколет носил четыре дворянских титула по тем же причинам, что и Бони свои — к некоторому удивлению Сварога, он всерьез принялся воевать соседей, занял два соседних Манора и нацелился на третий. Конечно, полководец из него, как из Шедариса балерина, но он обзавелся парочкой нестарых и толковых отставных полковников (не без помощи Гарайлы) и внушительным отрядом оставшихся не у дел Вольных Топоров (не без помощи Шедариса), так что дело шло гладко. Сварогу он с глазу на глаз признался откровенно: все от скуки, просто так сидеть на троне в Вольном Маноре — тоска смертная, тем более что балов он как-то не любит, охота его не привлекает, а фаворитками почти что и не увлекается. Так что война — все же какое-никакое развлечение.

Сварог всерьез подозревал: если так пойдет, парочка в конце концов, чего доброго, захватит и честно поделит пополам все до одного Вольные Маноры. Изгнанные со своих тронов прежние властители по сложившейся уже практике слали слезные жалобы Сварогу, как Высокому Покровителю Вольных Маноров. Всякий раз Сварог подмахивал давно заготовленный его канцеляристами стандартный текст: он весьма сожалеет, но старинное право ваганума никто не отменял. Отменить его может лишь Виглафский Ковенант, да и то, если соберет три четверти голосов. Новых жалоб, как правило, не поступало — все прекрасно знали расклад, сложившийся в Виглафском Ковенанте. Тем, кто в поисках правды добирался до Диамер-Сонирила, принц отвечал опять-таки стандартно: такими вопросами не занимается ни Канцелярия Земных Дел, ни сама императрица, они находятся в ведении исключительно Виглафского Ковенанта (в чем с точки зрения писаных параграфов был абсолютно прав). Так что Бони с Паколетом продолжали резвиться, один тешил исконную крестьянскую тягу к приращению землицы, второй боролся со скукой… Имелась, конечно, пара-тройка Маноров, где резвая парочка могла столкнуться с серьезным отпором, — но Сварог не сомневался, что они и с этим справятся, очень уж вошли во вкус и приобрели должную сноровку…

Тетка Чари и Шедарис купили приличный особняк в Латеране, да вдобавок Сварог им отписал имение из королевского домена. Чари из-за крестьянского происхождения, как и Бони, тянуло к земле. В законный брак они так и не вступили — Тетка была привержена церкви Руагату, а Шедарис — Симаргла, и ни один не соглашался проводить обряд по правилам другого. Но им, судя по всему, хорошо и так.

Леверлин давно помирился с отцом, переставшим считать его шалопаем после нескольких имперских орденов и близости ко двору Сварога. Леверлин, закончив полный курс, остался при Ремиденуме «кандидатом факультета» (нечто вроде советского аспиранта) — вот только никто, кроме Сварога и еще пары-тройки человек, не знал, что пишет он не магистерскую диссертацию, а с разрешения Сварога, получив все секретные бумаги, ищет подлинную биографию Асверуса. Книга, конечно, в ближайшие лет двадцать напечатана для широкого читателя не будет, распространение получит лишь в узком кругу, и за облаками, и на Земле, но Леверлин вовсе не одержим честолюбием и не печалится оттого, что не станет известен как автор очередного сенсационного труда, срывающего покровы с тайн прошлого…

Мара… Ну, земная история ее жизни известна превеликому множеству народа, в том числе и непосвященного. Пользуясь суконным языком советских характеристик — перспективная, растущая королева. А ведь, пожалуй что, и Стагар возьмет, что в первую очередь в интересах самого Сварога…

Шарик в левом кармане его камзола запульсировал так, что это почувствовалось моментально. Никому ничего не объясняя, Сварог встал из-за стола и прошел к двери. За дверью стоял верный статс-секретарь, как обычно, невозмутимый. Подал свернутую трубочкой бумагу и вновь застыл в ожидании распоряжений. Прочитав расшифрованную депешу, Сварог поневоле ухмыльнулся, привычным жестом отпустил секретаря и вошел в комнату, в Рыцарский зал, который он специально выбрал для дружеской пирушки. Быть может, не самое подходящее место, чтобы отмечать юбилей свадьбы, но Сварогу этот зал нравился, Яне тоже, да и Странная Компания себя здесь чувствовала как рыба в воде: рыцарские доспехи в нишах, стены увешаны богатейшими коллекциями оружия разных времен с двух планет, выцветшими знаменами и вексиллумами (трофеи прежних королей, как ронерских, так и снольдерских). Сводчатый потолок, светильники в форме старинных факелов, массивный стол из черного дерева, сделанный нарочито грубовато, с простотой давних рыцарских эпох, такие же кресла — в общем, уютное местечко. Особенно когда за столом не придворные кавалеры и благородные жеманницы, а Странная Компания…

— Тишина! — гавкнул Сварог, и моментально воцарилась тишина. — Всем наполнить чарки, есть хороший тост!

Он не хотел, чтобы под ногами путались лакеи — какие бы они ни были надежные и перепроверенные, вечеринка, можно сказать, домашняя, и лишние уши ни к чему. Тем более кое-что из прозвучавшего уже здесь относилось к событиям, о которых большинство людей на Таларе и представления не имели. Поэтому с самого начала роль виночерпия стал исполнять Паколет. Вот и сейчас он проворно прошелся вокруг стола с большой оплетенной бутылью, наполняя чарки отличным таромайским вином, самую чуточку густоватым, темно-алым с черным отливом.

Все, в том числе и Яна, выжидательно воззрились на Сварога, а он, взяв свою чарку, остался стоять. Сказал, улыбаясь во весь рот:

— Кто хочет, остается сидеть, но, думаю, все же следует встать. Выпьем за короля королей Вольных Маноров! — и сделал легонькое движение чаркой в сторону Бони.

Загрохотали отодвигаемые тяжелые стулья, встали все, даже Яна, зазвенели чарки, сталкиваясь. Послышались поздравления во всю глотку. Бони со скромным видом раскланивался.

Когда чарки осушили и все уселись, Сварог покачал над столом бумажной трубочкой:

— Только что пришла депеша… Час назад конница его величества без боя заняла столицу Шотера. Король давно бежал, бароны съезжаются выказать почтение новому властелину, хотя его там и нет пока. Бони, я вот одного не пойму… Тут уточняется: король, убегая, выгреб из дворца все ценное, что только умещалось в повозки, а вот корону со скипетром и все Королевские Печати оставил на прежнем месте… Странно это чуточку… А?

— Да ничего странного, — сказал Бони с хитроватым крестьянским видом. — Еще до того, как мои сорвиголовы поскакали через границу, я ему отправил письмо с гонцом. Сам писал, выучился, а как же, королю положено… В общем, я его предупредил: если только, когда будет удирать, прихватит регалии и королевские печати — под землей найду и самолично… — он сконфуженно осекся, покосился на Яну. — Короче, бяку заделаю…

— Дипломат ты у нас, — сказал Сварог под общий смех.

— Ремесло такое, — потупился Бони.

— И вижу я…

Он вновь ощутил вибрацию шарика, подумал с легкой досадой; ну что за вечер сегодня, непременно должно объявиться что-то срочное, не терпящее отлагательств…

— Сейчас вернусь, — сказал он и вышел в коридор.

На сей раз там стоял Интагар, прямо-таки сиявший от радости — хотя при его бульдожьей физиономии ему следовало бы улыбаться пореже. Он и сам это знал, улыбку обычно пускал в ход на допросах как дополнительное средство убеждения (и отлично действовало, между прочим), но и в обычной жизни не всегда мог сдержаться.

— Ну, что там? — спросил Сварог, уже догадываясь, что произошло нечто интересное (и радостное, несомненно, иначе Интагар держался бы совершенно иначе).

Выслушав короткий доклад, Сварог, как не раз бывало в подобных случаях, бурной радости не ощутил — этакую чуть усталую. Так бывает, когда дело затягивается надолго и успеваешь к успешному финалу перегореть… А поиски шли больше года…

Чуть подумав, он спросил:

— Как он там, хворым не выглядит?

— Ничуть, государь, — сказал Интагар. — Живехонек-здоровехонек, хотя и напуган изрядно, что в его положении не удивительно. Вина просит чуть ли не на коленях…

— Ну, принесите ему, — сказал Сварог. — Бутылочку чего-нибудь полегче, мне он пьяный не нужен. Я приду через несколько часов, когда все закончится, — он кивнул на приотворенную дверь, из-за которой доносились веселый гомон, звон чарок и перебор виолона. — В кои-то веки удалось посидеть со старыми друзьями. Ждали больше года, так что еще несколько часов потерпим.

Интагар склонил голову:

— Слушаю, государь. Можно, я пока легонечко…

— Ну конечно, — сказал Сварог. — Убедите его с помощью вашей неподражаемой улыбки и ласкового обращения, что со мной следует быть полностью откровенным. Ведь крутит легонечко, а?

— Крутит легонечко… Чего-то явно боится.

— Вот и растолкуйте ему, что здесь надо бояться в первую очередь меня, а потом уж всего остального… Идите.

Он вернулся на свое место, и в самом деле не испытывая особенного нетерпения. Однако получилось так, что дожидаться окончания пирушки не пришлось: Яна прошептала на ухо:

— Я бы тут с превеликим удовольствием просидела до утра, раньше ведь не угомонятся?

— Уж это точно, — так же шепотом заверил Сварог.

— Только мне, думаю, лучше уйти, — прошептала Яна не без сожаления. — Я же чувствую, что изрядно их стесняю своим присутствием…

В точку угодила, умница. Не будь ее, давно бы перешли с вина на келимас, и шутки стали бы гораздо вольнее, и песни — фривольнее, и в выражениях можно не стесняться…

Сварог поднял ладонь, и настала тишина.

— Ее величество вынуждена нас покинуть, — сказал он, вставая и подавая Яне руку. — Неотложные государственные дела, сами понимаете, тут двое в королевских коронах да и остальные не дети… Я скоро вернусь.

Яна, обведя всех взглядом, сказала звонко:

— Вы замечательные люди, правда!

Загрохотали стулья — Странная Компания, щелкая каблуками в лучшем гвардейском стиле, встала навытяжку. Да так и стояла, пока за Яной со Сварогом не закрылась дверь.

— Пошли, — сказал Сварог.

Яна чуть недоуменно пожала плечами:

— Зачем тебе меня провожать? Сама прекрасно дойду, спальня недалеко. Тебе ведь хочется повеселиться с ними всерьез…

— И тем не менее придется отлучиться, — сказал Сварог. — Думаю, и ты с превеликий охотой пойдешь со мной к Интагару. Только «личину» надень, чтобы не было лишних разговоров…

— Случилось что-то? — с любопытством спросила Яна.

— Да нет, в общем, — сказал Сварог. — Просто сцапали наконец брата Юло, как ни прятался по закоулкам…

Глаза Яны распахнулись, что называется, во всю ширь души:

— Того, кто знает, где четвертое Воплощение?

— Якобы знает, — уточнил Сварог (вдруг придется разочароваться?). — Идешь?

— Ну конечно!

Вечер был поздний, и придворных уже не было — в коридорах одни лакеи и караульные гвардейцы. Все равно они видели не Яну, а ничем не примечательного гвардейского лейтенанта Зеленых Егерей, незнакомого им, но не вызывавшего никаких недоуменных мыслей, — мало ли по какой надобности гвардеец таковой мог оказаться вечером в королевском дворце?

Охранявшие одну из комнат в отведенной Интагару части дворца сыщики в цивильном, увидев Сварога, вытянулись в струнку.

В небольшой, казенного вида комнате сидели двое: Интагар и как раз наливавший себе вина незнакомец: в потрепанной монашеской рясе, невысокий, плюгавенький, почти совершенно лысый, с незначительным, скучным лицом. Увидев его, Сварог даже почувствовал нечто вроде легкого разочарования: этого недомерка плюгавого больше года искали по всему Харуму и агенты восьмого департамента, и все тайные полиции Сварога, и все четыре Братства Единого, и даже братья-рыцари из военных орденов Симаргла, тоже не питавшие любви к Князю Тьмы, — тысячи людей сбивались с ног…

Монах отставил бутылку и уставился на Сварога с почтительным страхом. Сварог, оглядевшись, кивнул Яне на расшатанный канцелярский стул, сам уселся на другой. Достал из воздуха сигарету, прикурил, сказал ворчливо:

— Интагар, вы бы мебелишку обновили, что ли, а то сидишь и не знаешь, когда ножки подломятся… Мало я вам денег выделяю?

— Прослежу лично, — заверил Интагар. — Я не думал, что именно здесь…

— Ладно, — махнул рукой Сварог. — Давайте к делу. Как случилось, что этого субъекта больше года не могли найти? Должны быть веские причины…

— Они и сыскались, государь… — ответил Интагар. — И монахи из Братств, и наши люди, и все прочие искали брата Юло… А он уже не один год жил под другим именем… (монашек угодливо покивал). Видите ли… Все как-то забыли про орден братьев парротинов. Самый маленький и захудалый, всего-то три монастыря — в Ронеро, в Снольдере и на Катайр Крофинде. У них одних и принято каждые семь лет принимать новые имена — согласно абзацу в какой-то книге…

— Святой Пригенус, — шелестящим шепотом, явно желая угодить, подсказал монашек. — «О сущности духовной и телесной», глава…

— Это неважно, — сказал ему Сварог. — Продолжайте, Интагар.

— В общем, государь, парротины давным-давно считают, что каждые семь лет телесная сущность человека обновляется полностью — вот и меняют имена. Еретиками их, как мне объяснил брат Кормик из Братства Святого Роха, все же не считают, но относятся без особого расположения, распространения их взгляды не получили, вот и прозябают… Девять лет назад этот вот проказник, состоя в монастыре братьев-синоритов, стянул и пропил несколько серебряных сосудов из монастырской церкви (монашек в ужасе вжал голову в плечи). Ну, быстро выяснилось… Сосуды нашли у трактирщика, выкупили, хотели сначала лишить этого прохвоста сана, но решили не поднимать шума, чтобы не было ущерба для репутации ордена, — у монахов такое тоже случается, не только в обычной жизни… Выставили его за ворота, до конца жизни переведя в странствующие монахи, а все упоминания о нем из монастырских книг вычеркнули. Этот монастырь тоже проверяли, но не было ни строчки о брате Юло… Странствовать до смерти ему не хотелось, он и прибился к парротинам, — Интагар ухмыльнулся. — Во всех прочих орденах проверяют прошлое таких вот гостей, одни парротины, скудные числом, сплошь и рядом принимают кого попало. Через семь лет ему, как у них полагается, переменили имя, так что он уже два года живет как брат Ксантий, а монастырские книги у них запущены и толком не ведутся. Многие братья-парротины выпить не дураки, хотя и не докатываются до такого, как этот вот… Один из них попался нашему агенту в кабачке, помянул мельком об этой истории — наш тут же доложил, и мы потянули ниточку…

— Что же это вы так, брат Ксантий? — усмехнулся Сварог. — Знаю я иных служителей божьих, что позволяют себе разные… вольности. Все мы — живые люди, даже святой Рох в молодости изрядно покуролесил, но чтобы церковную утварь пропивать…

— Еще лет двести назад на костер бы отправили, — злорадно сказал Интагар. — Мне монахи говорили…

Плюгавый монашек уставился на Сварога с нескрываемым ужасом, явно ожидая для себя самого худшего. Прошелестел, бледнея и потея:

— Ваше величество, черт попутал…

— Ну да, конечно, — кивнул Сварог. — В таких делах всегда черт виноват, а человек — нисколечко… Ну, успокойтесь, брат Ксантий, успокойтесь. Наказывать вас я не собираюсь. Это дело не светское, а церковное, моему суду не подлежит, коли уж вас столько лет назад отпустили с миром, так тому и быть… Налейте себе стакан, если хотите. Интагар, помогите ему, а то он и прольет все, и себя обольет… Да не тряситесь вы так, отец Ксантий, — сказал он мягко. — Наказывать вас никто не собирается, а вот вознаградить по-королевски могу. Выпили? Отлично. Если перестанете трястись как овечий хвост и будете отвечать на мои вопросы толково, велю еще бутылочку принести, да получше, чем этот пиркет для кухонных мужиков… Ну?

Он сам вынул из воздуха бокал с келимасом, сделал так, чтобы второй появился на столике перед Интагаром. Видел краем глаза, что и у Яны в руке появился стакан с вином. Усмехнулся.

— Ну вот, господа мои, как-то незаметно создалась самая непринужденная обстановка… — и сменил тон на более жесткий: — Вот что вы себе накрепко уясните, брат Ксантий… Отвечать на мои вопросы следует незамедлительно и обстоятельно. У меня, как и в любом королевском дворце, сыщутся и подземелья с золотыми, и пыточные. Ну, предположим, в самом дворце пыточных нет, но ехать до них недалеко. Да, имейте в виду: я умею безошибочно определять, когда мне врут.

— Я слышал…

— Вот и прекрасно, — сказал Сварог. — Вы когда-то хвастались в кабаке одному моему… знакомому, что знаете, где обитает Воплощение Воздуха, и что оно собой представляет. Даже какие-то карты ему рисовали на первом попавшемся клочке бумаги. Брехали ради угощения или это правда? Отвечайте!

После недолгой паузы монашек решился:

— Тут правда с брехней пополам, ваше величество…

— Подробнее, — сказал Сварог.

— Карту, что уж теперь, я и в самом деле рисовал ради угощения, — признался монашек. — Ради подкрепления рассказа. Так оно убедительнее. Что оно такое, я знаю… то есть знаю, что говорили отец с дедушкой. Безумный Зодчий. У нас в семье это знание держалось с давних времен, я толком и не знаю, с каких — прапрапрадедушка или кто-то еще постарше… А вот где… Я и знаю, и, получается, не знаю…

Самое любопытное, что он нисколечко не врал. Сварог спокойно, без лишнего нажима спросил:

— И как это понимать — знаете, но не знаете? Странновато звучит…

— Да уж… Только так оно и есть.

— У вас в роду все были монахами? — спросил Сварог, чтобы его разговорить.

— Ваше величество, будь все монахами, как бы продолжался род?!

— Да, действительно, — сказал Сварог. — Тут я недодумал… Дальше. Поконкретнее.

— Все у нас в роду были печниками, Медная гильдия, я первым пошел в монахи… («Наверняка в поисках легкой жизни», — подумал Сварог, но перебивать не стал). И с давних пор, так уж исстари повелось, учились грамоте, читали книги, ученые тоже… Я был самый старший сын… Когда вошел в совершеннолетие, отец с дедушкой мне рассказали… И сделали… Извольте посмотреть ваше величество…

Он задрал до плеча просторный рукав потрепанной рясы. Сварог, не вставая (комната была ярко освещена, и разделяла их какая-то тройка уардов), наклонился вперед и присмотрелся к щуплой немытой руке. Там красно-бурой тушью была довольно искусно наколота татуировка: две недлинных строчки, какие-то символы перемежаются с числами. Где-то он подобное уже видел… Но где?

Монашек продолжал:

— И на другой руке тоже есть, и на обеих ногах… Дедушка был человек предусмотрительный, сказал: мало ли что, бывает люди и без рук, и без ног остаются, так уж, чтобы было надежнее… Это — указание на место, где обитает Безумный Зодчий, только я понятия не имею, что за указание и что за место — ни отец, ни дедушка сами не знали, их отцы и дедушки тоже…

— И что со всем этим следовало делать? Какие наставления вам дали?

— Ждать случая, когда появится подходящий человек, который в этом что-нибудь поймет. Все предки всю жизнь так и делали. Кое-кто из них пару раз показывал татуировки ученым книжникам, я тоже, только никто ничего не мог понять… Хотел как-то пойти к вам, о вас ходили слухи, что вы причастны к смерти двух Воплощений… Но не решился… Прижился как-то в глуши, и уютно там было… Дедушка с отцом говорили, что особо распространиться об этом не следует — могут прознать и заявиться эти не к ночи будь помянуты, и в лучшем случае, унести надписи вместе со шкурой, а в худшем… — он передернулся. — Ну не подвижник я, ваше величество, чего уж там, мне бы тихонечко дожить где-нибудь в уголке… Да и насчет вашей милости — только слухи…

Действительно. Только слухи. Канцлер по каким-то своим соображениям разрешил сообщить правду об участи Великого Кракена и Митгард с ее дружком только четырем Братствам Единого. Весь остальной мир должен был знать одно: с обоими Воплощениями покончено, и точка. Слухи, конечно, поползли, иные из них связывали как раз со Сварогом смерть не только Кракена, но и гигантских морских змеев — но слухами они и остались, о Свароге ходило немало самых разнообразных слухов, и забавных, и жутковатых, и многие из них не имели ничего общего с реальностью. К некоторым он относился равнодушно, а некоторые тайной полиции было предписано строжайшим образом пресекать — иные не просто портили ему репутацию, откровенно порочили в глазах людей, Интагар давно уже подозревал, что их распускают не просто так, не из одной глупости людской, но доказать пока что ничего не мог… Это историю с Глазами Сатаны Канцлер (опять-таки по неведомым Сварогу соображениям) нисколечко не секретил, наоборот…

— А больше мне и сказать нечего, ваше величество, — сказал монашек, робко потянувшись к бутылке. — Хоть что вы со мной делайте, а сказать больше нечего…

И ведь не врал… Сварог решительно не представлял, о чем его еще спрашивать, все и так как на ладони.

— Писать умеете? — спросил он.

— Как все в роду, государь, грамотен…

— Интагар, — сказал Сварог, — устройте нашего… гостя где-нибудь в отдельной комнатке, под дружеской опекой… — он бросил Интагару многозначительный взгляд, и тот понятливо кивнул. — Кормить, поить… Впрочем, вином пока что не особенно баловать. Дайте бумаги, чернил и стилос, пусть завтра же подробнейшим образом напишет все о своем роде — точнее, о знании, которым род обладал. Все, что только сможете вспомнить, брат Ксантий. Понятно вам?

— Конечно, конечно…

— Когда напишет все, тогда дадите и вина получше, — продолжал Сварог. — Успокойтесь, брат Ксантий, я кое-что проверю и, если вы принесли пользу, без награды не останетесь…

Он встал, и за ним поднялась Яна. Интагар самую чуточку растерянно вопросил:

— А… дальше?

— А дальше я буду думать, — сказал Сварог. — Всего наилучшего!

Они медленно пошли по коридору. Как обычно в эту пору, половина светильников уже не горела, а телохранителей на постах тоже, как обычно, прибавилось.

— А я ведь вспомнила, где уже видела такие знаки, — сказала Яна тихо.

— Я тоже, — сказал Сварог. — Примерно с помощью такого же кода ты через мой компьютер в Вентордеране улизнула в Заводь с озерным чудовищем. То же сочетание символов и чисел, часть символов схожа… Разве что здесь две строчки, а не одна, но количество символов-чисел то же самое — пятнадцать. Очень похоже, дорога лежит через мой компьютер…

— Очень похоже, — согласилась Яна. — Я, правда, до сих пор не возьму в толк, каким образом те символы попали из Хелльстада в книгу, написанную тысячу лет назад…

— Попали как-то, — сказал Сварог. — А как они попали к предкам этого типа? Помнишь, я тебе рассказывал: кроме мэтра Лагефеля у Фаларена был и второй придворный?

— Ну, конечно. Тот, что сразу после… сбежал через компьютер? А значит, умел с ним обращаться…

— Безусловно, — сказал Сварог. — Кстати, я его давненько объявил в тайный розыск, рожу запомнил прекрасно, но пока не нашли — забился куда-то, надо полагать. Надо потом тебе попробовать, может, Древний Ветер поможет. Не нравится мне, что где-то разгуливает человек, обладающий кое-какими знаниями о моем компьютере… Я сейчас о другом думаю. А что, если у этого чертова беглеца были предшественники? Иначе никак не объяснить, почему такие знания оказывались в большом мире, к книжникам попадали, таким вот потомственным печникам… Вообще-то можно подыскать и другие версии, но нет смысла ломать над ними голову, все равно получатся чистейшей воды умозаключения, фактами не подкрепленные…

— И что теперь делать? Проверить, конечно? Ты ведь должен был знаки запомнить накрепко, раз не стал записывать.

— Накрепко, — сказал Сварог. — Вот завтра утром и полетим в Хелльстад, если тебе интересно…

— Еще бы!

— Завтра утром, — повторил он, подумав. — Смысла не вижу немедленно нестись туда сломя голову. Как думаешь?

— Точно так же.

— Значит, мы с тобой повзрослели, — хмыкнул Сварог. — Лет несколько назад я немедленно вызвал бы виману и очертя голову помчался в Хелльстад, да и ты тоже. А теперь оба прекрасно понимаем: то, что ждало несколько тысяч лет, может подождать еще одну ночь. Так что… Тьфу ты!

Он встал как вкопанный, взял Яну за локоть, остановил. Как-то незаметно они свернули на Ажурную лестницу, прозванную так за то, что когда-то была целиком изготовлена из чугуна искусным мастером — ну, не вся целиком, конечно, по частям, которые потом собирали. Ажурные, несказанной красоты перила… ступеньки, правда, сплошные, чтобы не проваливались каблуки сапог, башмаков или дамских туфелек…

— Давай-ка вернемся и пойдем другой дорогой, — сказал Сварог.

— А что такое?

— Последняя неделя Фиона, перед Календами, — сказал Сварог. — Все дворцовые призраки, сколько их ни есть, вылезают… И не только они. Мы на той самой площадке, откуда можно увидеть…

И замолчал. Это и называется, накликал. На один лестничный пролет ниже, на такой же широкой площадке, неведомо откуда появилась она, Алая Плясунья — молодая, красивая черноволосая женщина в пышном алом платье, принадлежавшем неизвестно какой эпохе, — ни один книжник подобного платья не нашел ни в одной стариной книге…

Сварог ее уже видел однажды, мельком, издали — и сразу ушел, чтобы не испытывать судьбу, памятуя все, что о ней говорили, и как-то не горя желанием проверять это на практике…

Как и в первый раз Алая Плясунья, то ли и в самом деле не замечая их, то ли притворяясь, принялась танцевать под слышную только ей одной музыку: грациозно, поднимая над головой согнутые руки, медленно вертясь волчком и выписывая незнакомые пируэты. Какое-то время смотреть можно, но следует побыстрее уходить: все старинные поверья сходятся на одном — как только и ты начнешь слышать эту музыку, тут тебе и конец. И ведь бесследно исчезали во дворце, пусть и редко, и титулованные придворные, и лакеи…

— Пошли отсюда, — сказал Сварог. — Ты про нее не могла не слышать…

— Подожди, — сказала Яна, оставаясь на месте и с любопытством разглядывая Алую Плясунью. — Подожди, это очень интересно…

И вдруг преспокойно шагнула на ступеньку ведущего вниз пролета. Высвободила локоть из пальцев кинувшегося следом Сварога, не оборачиваясь, подняла согнутую в локте руку:

— Мне это ничем не грозит. Честное слово. Стой спокойно!

Он все же метнулся следом — и наткнулся на незримую преграду — Яна, конечно… Бессильно выругался про себя: он ничего не мог, ровным счетом ничего, оставалось только стоять и смотреть…

Яна преспокойно спускалась вниз. К его несказанному удивлению, Алая Плясунья, когда Яна оказалась на той же площадке буквально в паре шагов, вдруг перестала танцевать. Стояла, опустив руки, — и у Сварога создалось впечатление, что Яну она видит… Мысли суматошно скакали в голове: Яна давно перестала устраивать всякие взбалмошности, если уж она так уверена в себе, быть может, и обойдется… Что он, в конце концов, знал о Древнем Ветре? Всего ничего…

Яна и Алая Плясунья стояли, глядя друг другу в глаза, а сверху на них бессильно смотрел Сварог, повторяя про себя, как заведенный: лишь бы обошлось, лишь бы обошлось…

Странно: они не произнесли ни слова, их губы не шевелились, но все равно отчего-то казалось, что они беседуют…

Он не знал, сколько времени прошло в мучительном ожидании. Внезапно Алая Плясунья стала медленно отступать, медленно пятиться — и вдруг исчезла, как не бывало. Яна посмотрела на него, спокойно сказала:

— Пошли, она не вернется… ну, по крайней мере, сегодня.

Он сбежал по лестнице, заранее зная, что невидимой преграды больше нет.

— Не надо на меня смотреть так укоряюще, — сказала Яна. — Могу тебя заверить: мне она ничего не сделала бы. Тебе — вполне возможно. А вот против Древнего Ветра она бессильна…

— Вы что, говорили? — спросил Сварог оцепенело.

— В каком-то смысле… — сказала Яна. — Не словами и не мысленно, но — в каком-то смысле… Не могу объяснить точнее, слов таких нет…

— Что она такое?

— Я не поняла до конца… Не человек, безусловно. Но и не нечистая сила.

— А люди пропадали…

— Верю, — сказала Яна. — К людям она бывает недоброй, похоже, это ее натура. И ее не переделаешь. Самое интересное, она — не отсюда.

— А откуда?

— Я не смогла понять, — пожала плечами Яна. — Но точно не из нашего мира. Знаешь, она заблудилась, вот это я поняла, и ошибки быть не может. Заклубилась где-то между мирами, меж временами, меж реальностями… Я так и не поняла до конца. Но она заблудилась. Очень, очень давно. И не знает, как ей вернуться назад. Ее гложет тоска…

— Ага, — сердито фыркнул Сварог. — А она от гложущей тоски гложет других…

— Какая уж есть, — сказала Яна. — Решительно не представляю, как ее вернуть туда, откуда она пришла, или изгнать. Говорю тебе: это не человек и не нечистая сила, что-то другое… Продолжайте обходить ее стороной, коли уж с ней ничего не поделать, вот и все. Пошли?

«Черт знает что, — сердито думал Сварог, вспомнив Радужного Демона. — Какая только нежить не шляется по моим землям: пережившая свои времена на миллион лет, заблудившаяся на неких неведомых тропах…»

— Я пойду спать, а ты иди к ним, — сказала Яна. — Тебе же хочется… Там сейчас, подозреваю, самое веселье…

Она оказалась права: когда Сварог вошел в Рыцарский зал, Паколет разливал уже келимас, а Шедарис, перебирая струны, горланил «Балладу о путнике и Прекрасной мельничихе» — как говорится, детям до шестнадцати… Сев на свое место, он кивком поблагодарил Паколета, тут же наполнившего его чарку келимасом, и постарался отрешиться от всех забот.