Глава 2 Командировка

Зачем идете в горы вы? Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово!

Слова известной песни крутились в голове и все никак не хотели уходить. Действительно, зачем на Эльбрус идти, если он и с самолета прекрасно виден? Впрочем, я был не против туда и сходить. Но не так скоро! Не так варварски, что ли, вмешиваясь в мои планы. На этот вечер у меня были абсолютно другие дела. Я хотел встретиться с Лесей.

Но Молодов был другого мнения.

— Именно, в командировку на Эльбрус. Поэтому все мероприятия отменяются, кроме единственного — собрать вещи и как следует выспаться. Завтра предстоит сложный и долгий путь.

— А женский отряд летит? — не смог сдержаться я.

Молодов глянул на меня, едва заметно улыбнулся. Ответил:

— Не знаю. Там у них свой тренер, и какие ему поступили распоряжения, я не ведаю.

И потом, вдруг став предельно серьёзным, добавил:

— По периметру лагеря сегодня усиление. Не вздумайте в самоволку уйти. Как в прошлый раз не получится. Сейчас стрелять будут.

— Стрелять?! — воскликнули мы разом.

— А вы от Айдыновича чего-то другого ожидали? Ну ладно, стрелять может в вас и не будут, по залп в воздух в случае чего точно организуют. Так что без глупостей у меня тут. Сидеть в казарме и не высовываться. Предстоит первый выезд, очень серьёзное мероприятие. Там, на Эльбрусе, уже и важные люди собрались — перед ними тоже нужно отчитаться о проделанном этапе работы. Так что не подведите. Без озорства, без дурачества. Предельно сосредоточено.

— А почему именно на Эльбрус? — спросил кто-то из парней, за что тут же получил множественные упреки за глупый вопрос. — Нам же на Пик Победы нужно?

— До Пика Победы еще очень и очень далеко. Сейчас — тренировки. А Эльбрус — это отличный полигон. В этом месяце там много снега, что нам нужно. Спасательные работы, вытаскивание условного пострадавшего из трещин, ночное восхождение, подъем, спуск по снегу и фирну и прочее — очень хорошо там это все отрабатывать. Этот опыт вам сильно пригодится при подъеме на Пик Победы.

— При марше, — заметил кто-то совсем тихо.

— На самый верх пойдем, — проигнорировав замечание, продолжил Молодов. — По точкам походим, по южному склону. Заодно посмотрю, как вы в группах работаете.

У меня было двоякое чувство. С одной стороны, конечно же хотелось попасть на Эльбрус, я его никогда раньше не видел. С другой — встретиться с Лесей тоже было большое желание. Однако судьба или рок вновь вмешивались в мои планы.

Сбор рюкзака был не долгим, взяли только самое необходимое. Молодов сказал, что одежду и прочее выдадут в новом лагере.

А потом отбой. И никакого сна, хотя я и старался уснуть. В голове словно в густом киселе плавали мысли: о новой жизни, о горах, о девушке. И совсем немного — о прошлом. Вновь вернулось это странное ощущение нереальности, словно все происходит не со мной. Мысли сплетались, путались, трансформировались во что-то совсем уж необычное, и я не заметил, как уснул.

Пробуждение было ранним.

Громоподобный голос возвестил:

— Подъем!

И по комнатам тут же стало топать множество ног, сдирая с нас одеяла.

Помимо самого Молодова к нам в казарму зашло несколько солдат и под их молчаливые хмурые взгляды мы собрались гораздо быстрей.

— Погрузка на машины — и в аэропорт, — скомандовал один из солдат.

Из лагеря нас вывезли на двух крытых машинах, практически автозаках, от чего настроение и без того упадническое, стало скорбным. Однако, когда мы приехали в аэропорт и увидели самолет, на котором нас должны были доставить до нужной точки — огромный, красивый Ан-10, то настроение поднялось.

Ребята оживились, стали обсуждать предстоящий полет. А когда дали команду рассаживаться, то вовсе раззадорились и Молодову пришлось даже нас успокаивать.

Наконец, все заняли свои места. Утробно загудели моторы самолета, и мы вскоре уже были в небе.

Всю дорогу летели под рассказы Молодова, которого пробило на словесный поток. Вся его молодость прошла у подножия Эльбруса, и он с теплым трепетным чувством сейчас об этом вспоминал.

— Да я на Эльбрусе… с молодых лет… Посчитать, пальцев не хватит на руках… Каждый участок знаю, каждый отрезок, каждый маршрут…

Молодов мечтательно закрыл глаза, вспоминая былые деньки.

— А сколько восхождений? И с большими группами, и с малыми. Но раньше, конечно, не так все было, как сейчас. Это сейчас там все обустроено, все удобства. А раньше… Да вот даже телеграф взять.

Молодов растянулся в довольной улыбке.

— Стояло такое угрюмое серое здание, покосившееся сильно. И не работал никогда. Там персонал с трудом понимал, что нужно делать. Технически не грамотный. И телеграммы отправлялись только экстренные. Других не принимали. А отправлять нужно на базу три весточки за время похода — в начале, в середине, и в конце. Это закон. Информировать базу обязательно, родных, чтобы не волновались. Бывало, сунешься к старой той телеграфистке, тете Армине, чтобы отправить весточку, а та злая как собака, с порога, только услышит про поход и горы — тут же гонит.

И придумывали мы разное, что-то вроде шифра, заранее договорившись с базой. Сначала «бабушка тяжело заболела, дали пять таблеток». Это означало, что пятого выходим на маршрут. Потом «бабушка продолжает болеть, руки сильно побелели». Это значит, что поход продолжается согласно плану, но выпал снег. Ну а потом уже и гробим бабушку: «померла, тридцатого хоронить». Это значит, что поход успешно завершен, возвращаемся тридцатого числа обратно. Так мы этих бабушек за все время столько схоронили! На нас уже эта тетя Армина без жалости не смотрела. Потом и вовсе опасаться начала — чего это у нас все болеют и мрут, уж не заразные ли мы?

Молодов рассмеялся. Было видно, что теплые воспоминания молодости греют его.

— Всякое бывало в походах, на восхождениях… Вспомнить — на книгу хватит.

— А какой план у нас на Эльбрусе будет? — спросил Володька, что-то тщательно конспектируя у себя в тетрадке.

Я сидел рядом с ним и украдкой заглянул из-за плеча. Володька составлял распорядок дня, расписывая его буквально поминутно.

— В первую неделю отрабатывать различные приемы будем, о которых уже говорил.

Сперва на высотах до трёх с половиной тысяч. Акклиматизируемся, выйдем на четыре двести, там ночёвка. На следующий день штурм. Выйдем часа в три ночи, поднимемся и спустимся. Часов десять займет это дело. Посмотрим, на что вы способны. Это вам не по стенкам ползать.

При этих словах он глянул на меня, и я на мгновение увидел в его взгляде укол зависти. Молодов тоже много раз пробовал совершить известный трюк Нестерова, но все в пустую. Длился этот холодный взгляд одно мгновение, и я вскоре принял это все за наваждение. Показалось.

План получался понятный.

— Только осторожней будьте на высоте, — улыбнувшись хитрой улыбкой, произнес Молодов. — Алмасты бойтесь.

— Кого? — спросил Володька, оторвав взгляд от тетрадки. — Алмасты?

— Верно. Алмасты, ударение на последнем слоге. Так местные жители называют одно существо… Говорят, оно живет в расщелинах Эльбруса. Больше двух метров ростом, все лохматое, шерсть рыжая, руки длинные, почти до колен, а ноги — ну вот мою и твою вместе поставить, и то меньше будут.

— Сказки! — категорично произнес Костя.

— Кому сказки, а кому и… — Молодов не договорил, оставив многозначительную паузу, из которой стало понятно, что он знает больше, чем говорит.

Это еще сильней подогрело наше любопытство. Мы в одни голос начали просить:

— Расскажите! Расскажите про алмасты!

Молодов отмахнулся.

— Да я же в шутку!

— Нет, утаиваете что-то, расскажите! Ну чего вам стоит? Все равно еще долго лететь, а делать совсем нечего.

Моторы самолета мерно гудели, в иллюминаторах белели облака, закрывая собой весь обзор. Делать и в самом деле было нечего, и Молодов сдался.

— Хорошо, расскажу. Только имейте ввиду, что официальной наукой существование йети не доказано.

— Но и не опровергнуто! — тут же ввернул Костя.

— По одной из версий это потомство одичавших людей, выживших в лесу или выкормленных зверями. По другой — предок человека, некое недостающее звено в эволюции.

— А может быть, и существа из параллельных миров, — добавил я, вспоминая какой-то старый фильм с Рен-ТВ.

Все удивленно глянули на меня. Такую версию явно никто еще не рассматривал.

— Может быть и так, — осторожно кивнул Молодов. — В общем, многие альпинисты его видели. Но мало кто признается в этом. Кто-то списывает на игру теней увиденное, кто-то на усталость.

— А вы? Вы видели? — не унимался Генка.

— Видел, — после долгой паузы ответил Молодов. — Еще в молодости. Хотя, после стольких лет уже и не понятно, где правда, а где игра воображения. Сейчас даже до конца и не уверен я в правдивость произошедшего.

— Расскажите!

— Друг у меня был, Серега Акентьев. Мы с ним на Эльбрус решили пойти без подготовки — такие молодые были и бесстрашные. Дураки, одним словом. Вещи собрали, маршрут проложили. Пошли. Три с половиной тысячи бодро взяли, погода помогла. Палатку разбили. Перекусили, спать собрались уже. И даже вроде задремали, как слышим — дышит кто-то. Тяжелое такое сопение, с присвистом. А за палаткой тьма — хоть глаз выколи. И холод. Выйдешь — и верная погибель. Не найдешь обратно дороги. А там ходит кто-то, реально топает, снег под ногами хрустит. И дыхание такое… До сих пор вон «мурашки» по рукам бегут, как вспомню.

Молодов замолчал. Было видно, что этот рассказ не приносит ему удовольствия. Но нас было не остановить. Мы хотели знать все детали до единой.

— А потом? Что потом? Вы не вышли из палатки?

— Не хотели выходить, — кивнул Молодов. — Но гость непрошенный продолжал дышать. Ходить. К тому времени он приблизился к нашему лагерю и бродил кругами, словно пытаясь понять кто мы такие и что делаем в его обиталище. Страшно нам тогда было как никогда прежде. Серега говорит, что как ни крути, а отогнать зверя надо — мы к тому времени сами себя убедили, что это какой-нибудь зверь, может быть, волк или еще кто. Хех, на такой-то высоте! Но мозги тогда не работали совсем. Да такая версия даже лучше была, спокойней стало. Ведь волк это — сами себе говорили мы, — не какой-то йети или другое существо. Простой волк. Почти как собака. А собака — это друг человека. Вот какие фортеля разум испуганный выдает!

Молодов нервно хихикнул.

— А потом? — совсем тихо спросил Володька, тоже заинтересовавшись рассказом.

— Насмелились выйти. Вдвоем. Взяли ледорубы, фонарик. Выползли. А метет — с ног сбивает. Тьма такая, что кажется руку протяни и сожми кулак — сок потечет, какая она концентрированная. Фонариком светим, а он эту тьму пробить не может. Посмотрели по сторонам. Да только что толку? Ничего не видно и не слышно. И только следы на снегу…

Молодов судорожно сглотнул. Потом развел руками, демонстрируя размер следа. Выходило сантиметров пятьдесят.

— Вот такие.

Я хотел в шутку упрекнуть его, что не бывает таких следов, но увидев глаза Молодова, промолчал, поняв, что тот не шутит.

— И ведь не след от протектора ботинка. Голая лапа. Ямка от пятки, боковое углубление, пальцы. Косолапый такой след. Мы как его увидели, едва в разные стороны не рванули. Серега меня тогда за локоть схватил. Ох, если бы не он, я бы точно рванул куда глаза глядеть. И не сидел бы сейчас с вами тут. Так вот вам урок — никогда, ни при каких обстоятельствах, на горах не паникуйте. Это верная смерть. Схватились мы тогда друг за друга и стоим. Оторопь взяла. Ветер в лицо снег швыряет колючий, стегает, словно бы говоря: «зайдите в палату, а то замерзнете». И только мы в себя пришли, собрались обратно к себе в убежище, как видим…

Молодов замолчал. Он с трудом подбирал слова, чтобы выразить увиденное.

— Во тьме этой колючей, кромешной, два огонька красных горят. Мы и не поняли сразу что это. Я подумал, что самолет пролетает или спутник. Ну откуда еще двум огонькам взяться тут? А они не движутся. Если бы самолет, то двигались бы. А они замерли. И на нас смотрят… Не сразу я сообразил, что это за огоньки такие. А когда понял, едва сознание не потерял. Это глаза. Его глаза. Алмасты. Он из тьмы на нас все это время смотрел, как мы, мелкие такие по сравнению с ним, с ледорубами хотим отогнать его. Смешно.

— Это йети был? — спросил Костя.

— Разные у него названия есть. На Кавказе его алмасты называют, у нас — йети, кто-то эльбрусской девой кличет.

— Так это девка что ли?! — вытянулся в лице Костя.

— Что, решил подружку себе заиметь? — улыбнулся Володька и все рассмеялись.

— А я слышал, что вместо пальцев у него стальные альпинистские крюки. И если встретишь ее, то жди беды.

— Насчет беды не знаю, — пожал плечами Молодов. — Мы наутро вполне себе хорошо и удачно поднялись на запланированную высоту и так же удачно спустились, без приключений. Правда другой мой знакомый рассказывал, что тоже видел алмасты, который вроде как звал его куда-то. Говорит, словно гипнозом его прошибло, еле сдержался. А утром глянул на то место, куда его существо звало и расщелину там обнаружил. Говорит, если бы ночью пошел, точно бы провалился и упал. Так что будьте внимательны. Помните, что горы — это место, где возможно все. И я сейчас не только об мистическом и страшном, а том, что любую кажущуюся невозможной преграду или путь можно пройти. Главное верьте в себя, не терять самообладания и все у вас получится. О плохом главное не думать.

— Как же тут не думать, когда вы таких историй понарассказывали! — пробубнил Костя.

Молодов рассмеялся.

— Да ладно тебе, поверил, что ли?

— Так это не правда?

— Правда, не правда — какая разница? Тут штука в другом. Если боишься — лавины, снега, снежного человека, — то нечего тебе делать на горе. Понимаешь? Страх хуже всякой лавины или монстра. Подпустишь к сердцу его — и все, уже проиграл, даже на маршрут не встав. Понял?

Костя кивнул.

На вопрос о том, выдумка ли история про алмасты Молодов так и не ответил.

Самолет заходил на посадку. Мы не ожидали, что лагерь наш будет почти у самого подножия Эльбруса и потому прилипли к иллюминаторам, стараясь наглядеться на представшее чудо. Однако насладиться зрелищем не получилось — из хриплого динамика объявили, чтобы мы сели на свои места и пристегнули ремни. Пришлось повиноваться.

Посадка была мягкой. Едва спустили трап, как мы тут же высыпали на улицу и уставились на гору.

Эльбрус встретил гостеприимно, поразив нас своей величественностью. Он нависал над миром двумя вершинами, Западной и Восточной, упираясь в небосвод. Пушистым воротником стелились по его загривку белые облака.

Первый взгляд — и схватило дыхание. Я смотрел на гору и не мог оторваться, ощущая себя совсем крохотным, практически песчинкой, которая по сравнению с этим седым старцем просто ничто. Эльбрус видел многое. Перед его умудренным взором проплывали сотни лет, как одно мгновение, сменялись эпохи и времена, а он по-прежнему оставался здесь, вечный, постоянный, бережно хранящий в молчаливой хмурости свои тайны.

На других ребят Эльбрус тоже произвел впечатление. И только Кайрат Айдынович визгливо ругался с пилотом, требуя от него каких-то смет и накладных.

Подкатил грузовик, куда мы сели. Мы отправились в лагерь.

Лагерь… слишком громкое название для того места, куда нас привезли. Одно старое деревянное и ветхое строение, бывшее когда-то, кажется, загоном для скота, да забор, такой же ветхий, едва стоящий — вот и весь лагерь.

Погода тут была иной и стоял пронизывающий холод. Я глянул на крышу лагеря и с радостью отметил про себя наличие там трубы. Печка есть — значит не пропадем. Как же я тогда заблуждался, назвав представшее перед нашими взорами глиняное изваяние печкой! Рядом стояло ведро с чем-то смутно похожим на сухие коровьи лепешки. Видимо этим придется топить.

Все тут же принялись осматриваться, словно там, за пределами лагеря, были более уютные жилища.

— Далеко не убежите, — словно прочитав наши мысли, произнес Кайрат Айдынович. — Тут кругом дикие места. Так что советую за ограду вообще в одиночку не выходить — дикие кабаны и медведи точно мимо вас стороной не пройдут.

Айдынович взглянул на наручные часы.

— На сегодня у вас отбой, а с завтрашнего утра начинаем тренировки. Будьте готовы. По результатам этих испытаний мы отсеем еще половину вашей группы.

И Кайрат Айдынович в отрытую посмотрел на меня, как бы говоря — я сделаю все, что ты попал в эту половину.

Загрузка...