Алые Евангелия

1

Гарри передал, что им следует рассредоточиться и искать путь в собор. Лана и Дейл, сопровождаемые несколькими демонами, пошли в одну сторону. Гарри и Кэз пошли в другую. Гарри пришло в голову, пока он направлялся вдоль стены собора, выходящей на берег, что если что-то когда-либо взывало к творцу своего создателя: — Посмотри, что я сделал, Отец! Разве ты не горд? То это — мерзость, сотворенная Люцифером. Умоляющий вопрос, как предположил Гарри, остался без ответа.

Пока он искал любой вход в собор, спокойные воды озера слегка всколыхнул Куо'ото, подняв из воды одну из своих сегментированных ног, напоминая о своем смертоносном присутствии. Гарри переключил свое внимание с озера на собор и пошел с Кэзом, тенью следовавшим за ним, обратно к передней части здания.

— Сукин сын, — сказал Гарри, повернувшись к Кэзу, — с этой стороны двери нет.

— Да, ни одной не видать, — сказал Кэз. — Но мы оба знаем, что это не одно и тоже.

— Кэз, ты столь мудр.

— Не насмехайся надо мной, Гарольд. В следующий раз, когда тебе понадобится новая татуировка, моя рука может и дрогнуть.

— Ты вот скажи мне, старый друг Кэз, — сказал Гарри, меняя тему разговора. — Зачем кому-то вкладывать столько труда во что-то и скрывать это от всех?

Кэз посмотрел на непристойность и пожал плечами.

— Хотел бы я знать.

— Ага, — откликнулся Гарри, глядя на фасадные высоты. — Может, там есть проход. В этом было бы столько же смысла, сколько и во всем остальном касательно этого богом забытом…

— Д'Амур! Д'Амур!

— Это Лана, — сказал Кэз.

— Я вижу ее, — ответил Гарри.

Она бежала вдоль пляжа.

— Что случилось? — прокричал ей Гарри.

Лана выкрикнула односложный ответ: — Дверь!

Вход в собор находился в задней части здания, сами двери были высотой пятнадцать футов и сделаны из темной, повидавшей виды древесины, утыканной рядами гвоздей с головками в виде пирамид. Одна из дверей была слегка приоткрыта, но ничего из внутреннего убранства здания не было видно.

— Кто-нибудь еще это чувствует? спросила Лана, касаясь шеи сзади.

— Однозначно. — Гарри кивнул.

Гарри беспокоился, что его татуировки, перегруженные опасностью вокруг, исчерпали себя. Но теперь, когда он стоял перед этим огромным порталом, а его взгляд блуждал по аркам, изобилующим узорами, Гарри почувствовал, как они задергались изо всех сил. Их предупреждения ничего не меняли; он отправился на поиски двери не для того, чтобы неуверенно топтаться на ее пороге.

— Ладно, — сказал Гарри, — чтобы все было ясно, здесь нет героев: только мертвые и не мертвые. Поняли?

— Что будет, если умереть, находясь в аду? — спросил Дейл, глядя на щель между створками.

— Если узнаешь, — сказал Гарри, — дай мне знать.

С этими словами он вошел в собор Люцифера. Когда Гарри вошел, сделав три или четыре шага от порога, он остановился, ожидая, пока глаза привыкнут и разберут из чего состоит интерьер. То, что он смог разглядеть, когда его глаза окончательно приспособились к полумраку, заполнило все поле зрения по всем направлениям — от пола в ярде от того места, где он стоял, до сводчатых потолков, поддерживаемых двойными рядами колонн в обхвате больше зрелой секвойи, но на что именно смотрели его глаза, было трудно понять.

Все, что не являлось неотъемлемой частью строения, как то: камень, мощеный пол, исполинские колонны, ребра сводов и сложная каменная кладка между ними, выглядело призрачным, и подобная прозрачность позволяла видеть сквозь по всем направлениям. Весь интерьер, казалось, состоял из работ сотен амбициозных рабочих, вооружившихся строительными лесами, чьи труды бросали вызов всем законам физики. Сухопарые башни поднимались от пола до потолка в полутысяче мест, образуя некое единство благодаря переплетению стержней, перекрещивающихся между ними. В некоторых местах лестницы уносились в высоту, в других — зигзагообразные лестничные пролеты, соединявшие одну башню с другой. И как только он начинал тешить себя мыслью, что немного разобрался в общей конструкции, ему преподносились очередные поразительные сюрпризы. В одном месте строительные леса, казалось, были оккупированы чудотворными пауками, создавшими огромные вертикальные паутины, претендующие на элегантность, но периодически уступающие хаосу; некоторые из них непрестанно вращались по спирали, некоторые напоминали ступени, другие ощетинились колючками. И по всей этой призрачной обстановке перемещались наистаннейшие машины, формами напоминающие гигантские кристаллические человеческие скелеты, одетые в полупрозрачные оболочки, и курсирующие по одному и тому же маршруту — одни в составе величавых процессий, другие в гордом одиночестве.

Эти фигуры и устройства, заполнявшие собор, были абсолютно бесшумны, что только усиливало их таинственность. Гарри долго наблюдал за ними, стоя на одном месте, одновременно завороженный и смутно разочарованный. Ничто из увиденного не отвечало его ожиданиям. По его опыту деятельность Ада на Земле всегда носила физический характер. Демоническая душа — если таковая существовала — знала природу физического бытия: она была сладострастной, прожорливой и одержимой погоней за ощущениями. Гарри всегда представлял себе, что если когда-нибудь столкнется с Дьяволом, то увидит самое яркое доказательство такой доктрины. Он всегда полагал, что где Дьявол, там и все плотские излишества. Но представшая экспозиция огромных шелестящих форм не наводило на мысль о рассаднике разврата; скорее, здесь было умиротворяюще — даже красиво в своем роде. Гарри не мог взять в толк: каково место Дьявола в этом мире покровов и грез.

— Гарольд?

Голос Кэза вернул его к реальности. Гарри оторвал взгляд от машин и увидел, что все глаза устремлены на него.

— Прости? — сказал он.

— Ты хоть что-то услышал из сказанного мной?

На мгновение он уставился на них, подыскивая слова, и, обнаружив, что их нет, просто покачал головой в знак отрицания.

— Оставайся со мной, ладно? Мы не можем тебя потерять, — мягким тоном проговорил Кэз.

— Кэз, отвали. Я в порядке. Просто… я ожидал другого.

— Хорошо. Просто проверяю. Думаю, Дейл нашел подвал.

Как по команде, позади Кэза, откуда-то снизу показалась голова Дейла.

— Они точно пошли туда, — сказал он. — Я все еще чую их. Лыко да мочало… опять.

— Я и сам не смог бы сказать лучше, — ответил Гарри. — Держись, Норма. Мы почти на месте.

Говоря так, он шел твердым шагом к тому месту, где появилась голова Дейла. Сначала показалось, что Дейл парит в воздухе, но когда Гарри пересек огромное фойе и приблизился, то увидел, что Дейл стоит на призрачной полупрозрачной лестнице. И хотя он видел, что Дейл спокойно стоит в нескольких шагах от него, Гарри пощупал перед собой носком ботинка, проверяя неясную ступеньку под ногой, и, обнаружив, что она совершенно твердая, Гарри начал спуск.

2

— Наконец-то мой король лежит передо мной, — выдохнул жрец Ада. Он разговаривал с Нормой, стоявшей рядом с солдатами-демонами в вестибюле на нижнем этаже огромной башни Люцифера. — Теперь ничто не останется прежним. Повернувшись к солдатам, жрец Ада сказал: — Ваши обязанности — ждать здесь до следующих распоряжений.

— Так точно, мой повелитель. Ответили они в унисон, в их голосах слышалась дрожь.

Сенобит отвернулся от них и встал лицом к двери. Как и все остальное в причудливом соборе, дверь перед ним была богато декорирована. Некий мастер вырезал на дереве сотни строк иероглифов, значение которых было непостижимо для Сенобита.

Он изучил все языки — даже семиотику существ, которые едва взаимодействовали с нематериальным миром, не говоря уже о материальном. И все же беглого осмотра крошечных символов было достаточно, чтобы убедиться, что перед ним язык, подобного которому он никогда раньше не видел. Мораль была проста: как бы тщательно ни готовился он к этой встрече с наилюбимейшим Ангелом Господним, полной готовности достичь невозможно или даже чего-то близкого. Усвоение содержимого всех библиотек за всю историю было бы недостаточно при подготовке к предстоящей встрече.

Сенобит тихо выдохнул и придал своему лицу выражение смирения. Оно казалось совершенно чуждым его облику. Он не являлся существом, созданным для раболепия. Но он слышал бесчисленные истории о том, сколь мало нужно, чтобы вызвать гнев Дьявола. Он не собирался совершать подобную ошибку. Не теперь.

С застывшим лицом он взялся за ручку и повернул ее. Дверь мгновенно откликнулась, хотя и не открылась. По крошечным рядам символов пробежало мерцание. То тут, то там глифы вспыхивали и исчезали, будто сгорая. Здесь был задействован некий шифр, догадался жрец Ада, символы приносились в жертву пламени по какому-то принципу, неведомому ему. Сканирование строк продолжалось до самого низа двери, а затем прервалось.

Жрец Ада ждал, с трудом скрывая свое нетерпение. Шли секунды, складываясь в минуты. Дверь не двигалась. Жрец Ада редко не находил нужных слов или не знал что делать, но в этот момент он растерялся. Собираясь во всем своем порочном великолепии, иллюзорные образы событий, приведших его в это место и время, вставали перед его мысленным взором: волшебники в своих пентхаусах или лачугах, все без исключения изрыгавшие проклятия, пока крючья Сенобита сдирали их плоть и гнули их кости вопреки природному замыслу. Все, за исключением лишь некоторых, выдали свои секреты, прежде чем им было даровано быстрое упокоение за их покладистость.

Он также видел запятнанные и пожелтевшие страницы всех редчайших магических книг: книг, содержащих обряды призыва и изгнания, законы, иерархии и заклинания, книг, которые он выучил наизусть, книг, которые отправились в печь после того, как он закончил их изучать, чтобы остаться единственным обладателем знаний, заключенных в них.

И все это время — истребляя, поглощая, и двигаясь дальше — он лелеял картину того, как это будет, выучив все, что нужно, быть готовым предстать перед Падшим, предлагая свои услуги во служение величию. И вот он здесь, готов на сколько возможно, переполняемый знаниями и амбициями, пропитанный убийствами с макушки до подошв — и все же дверь не открывалась.

В нем закипала ярость, он поднял руки, сам того не осознавая, и издал звук, бывший предсмертными криками всех погибших ради того, чтобы он мог здесь оказаться. Ладони сжались в кулаки, и кулаки обрушились на эту изощренную, непостижимую дверь, неся в себе и за собой неумолимую силу знания, устремленного к божественным высотам. Звук, прозвучавший после удара в дверь, не был звуком плоти о дерево; это был звук сейсмического сотрясения, разверзшего трещины в стенах и полах и обрушившего большие куски мрамора с потолка. Стражники не ослушались приказа своего господина. Они, не сходя с места, отбивали и разбивали любой падающий кусок мрамора, способный причинить вред им или их слепой обузе.

— Что происходит? — осведомилась Норма.

Прежде чем кто-то из солдат успел ответить, кулаки жреца Ада обрушились на дверь во второй раз, причем сила удара только усугубила повреждения. В полу образовался разлом шириной в ярд и более, пересекший помещение от находящейся рядом запечатанной двери до лестницы, по которой он затем поднялся, петляя между стен. Жрец Ада не потрудился обернуться, чтобы оценить нанесенный им ущерб; дверь по-прежнему насмехалась над ним. На мгновение он приостановился, чтобы внимательно осмотреть толстые доски, ища малейшую царапину или трещину, указывающую на то, что его натиск возымел какой-то эффект. Проклятая дверь осталась невредимой.

Тогда он уперся в нее плечом, вся его фигура как будто раздулась от бушевавшего в нем гнева. Его сановная мантия, ставшая заскорузлой и хрупкой от крови, разбрызганной в бесчисленных комнатах, где он искушал и пытал, местами порвалась, а в местах переплетения мантии с его собственной плотью, теперь открывались новые раны, проливая его собственную кровь на одеяния.

Он погрузил руки в струйки крови, но та текла недостаточно быстро, чтобы соответствовать его разъяренному состоянию, поэтому он впился себе грудь, где его мускулатуре, навсегда лишенной кожного покрова, не позволялось заживать по причине скрупулезной чистки ее поверхности самим жрецом. Он принялся за эти застарелые раны с обезображивающим неистовством, срывая одеяния, с целью полностью оголить грудь, на которой пульсировали обнаженные вены, как бы охотно подставляя себя для удовольствия. Затем он сдернул клочья кожи и ткани, висевшие у него на поясе, и выбрал два ножа с короткими лезвиями — инструменты, предпочитаемые им для интимной работы с особо непокорными людьми — и впервые в своей истории обратил их на себя: используя кривое лезвие для вскрытия вен, а прямое — просто вонзая в мышцу и кость, а затем дергая лезвие вверх и наружу, прежде чем снова вонзить его. Кровь хлынула из его тела. Пока вены еще пульсировали, он поднял свои алые кулаки и ударил в дверь, как и в первый раз. Кровь инициировала новое и чрезвычайно быстрое сканирование строчек крошечных иероглифов; каждый из них, казалось, был из легко воспламеняющейся субстанции.

Однако жреца Ада не интересовала реакция, вызванная его штурмом. Охваченный яростью, он просто продолжал отбивать барабанную дробь, кровь хлестала из его груди, заливая руки, пока он бил ими по дереву, снова и снова, и снова. И тут раздался звук, будто одновременно закрутилась тысяча подшипников.

Он замер и впервые увидел, что пылающие перед ним глифы задвигались, переворачиваясь снова и снова, а огонь разгорается всё ярче с каждым поворотом. Он посмотрел вниз чтобы увидеть, как лужи крови вокруг его ног также пришли в движение. По крайней мере, в дюжине мест сформировались отдельные потоки, которые, не подчиняясь гравитации, направлялись к двери. Начиная с правого нижнего угла и далее по неподдающемуся расшифровке тексту справа налево, начертанные на двери глифы ненадолго раскалялись добела, а затем сгорали один за другим — и так до конца строки, затем наступал черед следующей… справа налево… снова и снова. Скорость выжигания увеличилась настолько, что третья строка сгорела в два раза быстрее первой, а шестая — вдвое быстрее третьей.

Дверь открывалась.

Ему нужно обождать всего полминуты, прежде чем можно будет войти, но он уже чувствовал, как волны холодного воздуха окатывают его лицо и тело. Пазухи ожгло горьким ароматом. Он прокрутил в голове возможность как-то заявить о своем присутствии, но все из придуманного не звучало иначе как жалко с учетом обстоятельств исключительной важности, поэтому он предпочел сохранить молчание. Жрец Ада не сомневался, что сила, ожидающая его внутри, знает о своем посетителе все, что ей нужно знать. Лучше хранить почтительное молчание, решил Сенобит, и говорить только когда к нему обращаются.

Последняя строка глифов уже исчезла, и дверь открылась полностью. Он ждал, затаив дыхание, полагая, что, возможно, Дьявол снизойдет произнести какие-то слова приглашения. Не доносилось ни звука. Через некоторое время Сенобит взял инициативу в свои руки и перешагнул через порог в покои.

Первое, на что он обратил внимание, были источники света, расположенные прямо в полу; из невидимых подсвечников в мраморе вырывались тысячи язычков пламени высотой в палец, и все они горели могильным холодом. Их свет освещал помещение, не имевшее ни малейшего сходства ни с величественным внешним видом собора, ни со зрелищем недоделанных вещей, заполнявших его интерьер.

Это место, как увидел жрец, было почти таким же широким, как сам собор над ними. Длина его, однако, оставалась загадкой. Все пространство было заполнено шкивами и поршнями, цилиндрами и коленчатыми валами, образующими под потолком сложные гудящие конструкции, спускавшиеся вниз к устройствам, некогда явно находившимся в исступленном движении. Своим расположением они образовывали витиеватые узоры, загораживая ему обзор и не позволяя оценить истинные размеры помещения.

Хотя детали по-прежнему сияли чистотой хорошо обслуживаемых машин, не отмечалось никаких признаков, что их недавно приводили в движение. Поршни были отполированы, но не смазаны, а пол под трубами и таинственными устройствами, в которые они заходили, был сухим. Не было ни единого пятнышка хотя бы от капли, просочившейся из соединения, нуждающегося в затяжке, или из трещины в одном из железных и стеклянных коллекторов размером со свернувшегося калачиком человека, являвшихся в нескольких местах частью машинерии, подобно частям древней астролябии. В совокупности они напоминали замороженные спутники, кружащие вокруг мертвого солнца.

Какой цели все это служило, для жреца Ада было так же непостижимо, как и строки иероглифов на двери. Но ему и не нужно было понимать Он просто придерживался направления переходя к более крупным частям двигателя и, как он полагал, обладающим большей значимостью. Однако следование данному принципу осложнялось одной проблемой: чем дальше он удалялся от двери — а значит, как он предполагал, тем ближе подходил к создателю всей этой бесшумной машинерии, — тем чаще механизмы становились настолько большими, что полностью перекрывали ему путь, поэтому пять раз приходилось искать новый проход, а обнаружив таковой, он часто оказывался очень далеко от намеченного маршрута. Он осознал, что попал в лабиринт и уже глубоко погрузился в клубок его переходов, при этом ни на йоту не волнуясь об обратном пути; там не было жизни, не было удовольствия, которое он снова желал бы вкусить. Вся его жизнь вела к этому лабиринту и существу, поджидающему в его сердце.

Взглянув вверх, он увидел вырезанные в мраморе сложные геометрии, обеспечивающие доступ к хитроумно проложенным трубам, смахивающим на спящих змей. И там он обнаружил капилляры стеклянных шаров, соединенных короткими трубками толщиной не больше пальца, которые сотнями ниспадали с потолка и обвивались вокруг друг друга в своем ленивом нисхождении. В их сверкающей красоте ничто не намекало на их назначение. Он находился в мире, созданном разумом, настолько превосходящим его собственный, что жрец мог лишь надеяться приподнять завесу его тайн.

Он остановился на пару мгновений, чтобы просто насладиться удовольствием, внезапно охватившем его. Его повелитель был близко. Он почувствовал это своим костным мозгом и кончиками пальцев. Он еще раз поднял голову, чтобы изучить воздуховоды спускающиеся вниз от вспомогательных двигателей. Они располагались на возвышении собора и сходились воедино — множество развальцованных труб и девственно чистых трубок, сливающихся вместе (если верить его ограниченному обзору) — не далее чем в десяти ярдах от того места, где он стоял.

Если бы он когда-нибудь овладел наиболее трудной для изучения частью магии, позволявшей своему обладателю проходить невредимым сквозь твердую материю, он бы напрямую прошел к месту схождения, где наверняка ожидал его хозяин, без сомнения наблюдая издалека и оценивая сможет ли нарушитель границ зарекомендовать себя достойным лицезреть его, добравшись до сердца лабиринта из присмиревших двигателей. И что же произойдет, когда он наконец достигнет трона своего повелителя? Может быть, шепот создателя приведет в движение эти огромные двигатели, и он будет вознагражден за свое упорство и безжалостность видом главного труда Дьявола в работе?

Он устремил взгляд на сходящиеся артерии и, ускоряя шаг, направился к пятачку, над которым они собирались. Поворот, другой, третий: лабиринт издевался над ним своими извивами даже сейчас, пока он не свернул за последний угол и не обнаружил, что его путешествие подошло к концу.

3

Гарри добрался до последней ступеньки и встал перед шедевром жреца Ада: разбитыми останками двери в бункер Люцифера. Сразу после него появилась Лана, Кэз с Дэйлом подошли последними. Всем открылась картина разрушения: что-то проломило мраморные пол и потолок всего в двадцати ярдах от того места, где они ступили на пол. Трещины расходились во все стороны, некоторые из них разбежались достаточно далеко, чтобы пройти зигзагом прямо под ступнями усталых путников.

— Какого черта здесь случилось? — спросил Гарри.

При этих словах Гарри изнутри помещения раздался сдавленный голос.

— Гарри? Это ты?

— Норма! — закричал Гарри.

— Норма! Боже мой, подружка! Ты где? — спросил Кэз.

Норма появилась в дверном проеме, держась за раму.

— Батюшки светы! — воскликнула она. — Это вы! Я не смела поверить, но это правда вы!

Увидев ее состояние, Гарри замер на месте. Хотя магические действия Феликссона избавили ее от боли, они мало поспособствовали исцелению ее искалеченного тела, представлявшего теперь собой массу багровых синяков и мокнущих ран.

— Господи Иисусе! Это он сделал с тобой? Я, блядь, прибью…

— Гарри, просто обними меня, дурак. Он так и поступил.

— Давайте убираться от сюда к чертовой матери. А где Пин…?

Из запыленных теней позади нее вышли самые высокие и здоровые демоны, которых Гарри когда-либо видел: солдаты Ада. Гарри потянулся за пистолетом. Кэз, Дейл и Лана, одинаково встревоженные видом внушительных охранников, схватились за оружие.

— Норма! — спросил Гарри. — Сзади!

— Гарри Д'Амур. Опусти руку, — пожурила она. — Меня бы здесь не было, если бы они не несли и не защищали меня. Никакой драки. Я запрещаю. Ты слышишь меня?

— Норма…, — заговорил Гарри, его сложившейся ситуаций явно читалось в том, как он произнес ее имя.

— Я серьезно, Гарри, — сказала она, жестом указывая на самого крупного демона. — Нотчи. Я об этом человеке тебе рассказывала, — сказала она, затем продолжила, повернувшись к детективу — Гарри, это Нотчи.

Нотчи расправил плечи. Гарри прикусил губу и убрал палец со спускового крючка своего пистолета в кобуре. Он указал на исполинских демонов и заявил: — Я просто хочу, чтобы вы все знали: если бы не ее слова, вас бы сейчас не уже существовало.

Демоны неподвижно стояли на месте. Нотчи хрустнул костяшками пальцев, кости его массивных рук затрещали так громко, что звук отразился от стен.

— Ну ладно, — сказал Гарри, оглядываясь на свою группу. — Проследите, чтобы Норма благополучно выбралась отсюда.

— Она никуда не идет, — сказал Нотчи.

Гарри повернулся к солдату и пристально посмотрел на него, одновременно обращаясь к Нормой. — Норма, мне показалось, ты сказала, что эти парни — командные игроки? Мы не уйдем без тебя. Так что скажи этой сраной горе двигаться, иначе мы сами ее подвинем.

— Не угрожай мне, — предупредил демон. — У меня есть приказ моего господина. Солдат никогда не оставляет свой пост.

Норма повернулась к Нотчи, опуская нежную руку на его покрытое венами предплечье, бугрящееся мышцами.

— Мне нужно идти. Спасибо, что уберег меня. Спасибо вам всем. Но ваш господин приказал оставаться здесь вам. Не мне.

Остальные солдаты попытались возражать, но этому не суждено было случиться. Норма закрыла глаза, и когда она это сделала, демоны заснули мертвым сном.

— Ни хрена себе, Норма! — сказал Кэз. — Никогда не думал, что ты способна на такое.

— У старушки еще осталось несколько козырей в рукаве, — ответила Норма. — Хотелось бы, чтобы это сработало на их повелителе. Тогда покончили бы с этим бедламом давным-давно. Но, Боже, он силен.

— Норма, где он? — спросил Гарри.

Норма обернулась и изящным жестом руки указала местонахождение жреца.

— Ну конечно, — сказал Гарри. — Норма, ты идешь с Кэзом, Ланой и Дейлом.

— Гарри, не стоит. Давайте уйдем все вместе.

— Я не могу, — ответил Гарри.

— Гарольд, ты серьезно? — спросил Кэз. — Брось его. Давай убираться отсюда нафиг. Гарри заглянул в покои Люцифера.

— Я должен посмотреть, — сказал он.

— Нет, — уточнил Дейл. — Ты должен наблюдать.

— Просто идите, — проговорил Гарри. — Я буду в порядке.

Норма поцеловала Гарри в щеку, затем повернулась к Сошедшим, и с их помощью начала подниматься по лестнице.

— Лучше бы тебе, блин, вернулся, — пробомотал Кэз.

— Когда вернешься, — сказала Лана, — я хочу услышать подробности!

— С меня хватит, — возвразил Дэйл. — Я уже достаточно насмотрелся ужасов для ночных кошмаров на две жизни вперед. До встречи наверху, Гарри. Надеюсь, в прямом смысле. Может и метафорически.

Гарри безмолвно наблюдал, как они поднимаются по лестнице, и только убедившись, что Норма находится в полной безопасности среди его друзей, повернулся лицом к покоям. Он глубоко вдохнул и шагнул в комнату, где ему предстояло встретиться с Дьяволом лицом к лицу.

Гарри прошел через лабиринт из техники, разложенной по огромному помещению. Все время пока он шел, татуировки пульсировали, направляя своего владельца сквозь вереницу коридоров, кишащих потенциально смертоносными механизмами. Гарри лавировал, медленно, у него выступал на лбу пот и струился по лицу. Ему было интересно, дойдет ли когда-нибудь до конца. По мере того как татуировки вели его через промышленное уродство, которым являлась эта комната, его мысли начали блуждать. Вся эта чертовщина началась с головоломки — простого изобретения скромного игрушечника — и с этого мгновения жизнь Гарри стала чередой головоломок, хитросплетений и лабиринтов — одни физические, другие метальные, но все они были сложны до невозможности.

Гарри надеялся, что после этого случая, чем бы всё ни закончилось, он, по крайней мере, надолго избавится от необходимости решать какие-либо загадки. И при этой мысли татуировки Гарри повели его за последний поворот. Перед ним стоял жрец Ада, а перед жрецом, восседая на мраморном троне, был сам Владыка Ада. На нем была белая мантия, а кожа — нагромождение багровых пятен и желтых потеков. Глаза его были открыты, но ничего не видели.

— Мертв, — произнес жрец Ада. — Владыка Ада мертв.

4

Гарри подошел ближе. Изучив неподвижное тело, стало очевидно, что трон, на котором восседал Дьявол, при всей своей изящной резьбе представлял собой не что иное, как искусно изготовленный смертный стул. Теперь Гарри осознал, что все механизмы, между которых он прокладывал себе путь, в конечном итоге вели к этому роковому трону. Вся комната предназначалась только для активации веера лезвий длиной с копье, расположенных подобно перьям павлиньего хвоста. Эти лезвия вонзались в Дьявола слева, справа и снизу и бесцеремонно выходили из него в идеальной симметрии.

Все лезвия, не смотря на близость друг к другу, располагались безупречно, поэтому только из головы выходило целых семнадцать, их яркий сонм образовывал жуткий ореол, возвышавшийся на семь-восемь дюймов над черепом Дьявола. Кровь стекала по его лицу из семнадцати ран, и засохла багровым подтеком в палево-светлых кудрях. Господи, а он был красив: лоб гладок, почти славянские черты лица, скулы высоки, орлиный нос, а губы на столько же безмятежны, на сколько и чувственны. Рот был слегка приоткрыт, как бы испуская последний вздох, перед тем как машина для сведения счетов с жизнью вогнала в него свой арсенал оружия.

По обеим сторонам симметрично расположенные лезвия проникали через прорези в мраморном троне. Они пронзали труп с одной стороны и выходили с противоположной, сверкающие узкие наконечники копий как бы окружали его, образуя знаки прославления, даже в смерти. Из каждой из этих многочисленных ран, конечно же, также вытекала кровь, пропитывая его некогда девственно чистую мантию; потеки яркого пурпура на белизне ткани.

— Как долго… — сказал Гарри.

— Неведомо, — ответил жрец Ада. — Тысяча дней. Тысяча лет. Плоть ангела неповластна тлену.

— Ты знал?

— Нет.

— Я ожидал встретить…

— Разум, замкнутый в себе на протяжении веков, всецело в поисках божественного. Одним словом — величие.

— Да.

— Он видел Его, и знал Его, и был наиболее любим Им.

— Но утрата всего этого…

— Стало большим, чем он мог вынести. Я думал, что он будет искать знак Создателя внутри себя и утешаться его наличием. А вместо этого… вот.

— Зачем такое изощренное самоубийство? — спросил Гарри, жестом указывая на окружающую обстановку.

— Господь Бог — мстительный Бог. Смертным приговором Люцифера была жизнь вечная. Он был выше смерти. Он нашел способ хитростью преодолеть бессмертие.

Пока он говорил, жрец Ада шагнул на помост, обогнул трон, затем протянул руку и схватил конец одного из копий, пронзавших труп Люцифера. Раздался короткий, внезапный крик сверхъестественных голосов, и Гарри, оглянувшись на Сенобита, увидел, как тот вызывающе держится за конец копья, прикрепленного с помощью троса толщиной в два дюйма к защитному механизму, среагировавшего на близость жреца Ада к телу. Даже в смерти Люцифер несомненно желал уединения.

Через тело жреца прошел выброс энергии, от которого того неистово застряло. Жрец устоял, тогда раздался второй вдесятеро усилившийся крик, и сила энергий, вырвавшаяся из копья возросла соизмеримо. На этот раз жрец ада не смог удержаться на ногах. Его отбросило с помоста назад и через недра машины.

Однако он не покинул трон без сувенира. Он достаточно долго удерживал копье, чтобы оно полностью выскользнуло из трупа. Однако в момент удара об пол его рука разжалась, и копье оказалось не более чем в паре ярдов от того места, где стоял Гарри. Детектив подошел к копью немного ближе и опустился на ноющие корточки, чтобы рассмотреть его получше. Он не смог определить, из какого металла было изготовлено копье. В его субстанции присутствовала некая радужная переливчатость, увлекшая Гарри, после того как завладела его вниманием, в место, казавшееся безграничным, как будто ангел каким-то образом поймал и заключил отрезок бесконечности внутри копья.

В этот миг огромные двигатели, заполнявшие вдоль и поперек помещение под собором, обрели для Гарри некий смысл. В устройствах лабиринта он видел свидетельства почти всех видов магических практик, с которыми был знаком (и многих, с которыми не был): древние изображения первобытной магии, нанесенные на устройства из белого золота, все по форме напоминали мужские и женские половые органы; диаграммы, выгравированные в полированном серебре, предназначавшиеся, если ему не изменяла память, для открытия дверей там, где таковых не имелось. Конечно, их было больше, бесчисленное множество, на большинство из которых он лишь мельком взглянул. Он увидел, что Люцифер придал силу своему последнему грандиозному акту неповиновения, собрав вместе части всех магических систем, созданных человечеством в своей жажде до откровений, и сделал себя своим собственным палачом, тем самым успешно обойдя Волю Создателя.

Все это понимание заполнило голову Гарри в считанные секунды, за это время жрец Ада поднялся с того места, куда его отбросил удар, и возвращался на помост, двигаясь с бесстрастной легкостью, вытянув руки перед собой, из его ладоней, открытых ран на груди и из глаз вырывались сгустки искрящейся тьмы. Наблюдая за ним, Гарри заметил, что только в самый последний момент, когда Жрец одним большим шагом взошел на помост, его лицо выдало ярость, подпитывавшую эту контратаку.

Он являлся существом, ценившее чувство собственного достоинства очень высоко, и удар от трона, небрежно его отбросивший, ущемил и его гордость. Теперь он намеренно потянулся к трону, несмотря на силу, которую тот только что продемонстрировал, и без колебаний повторил свое преступление, вытащив второе копье. При этом произошел очередной выброс энергии, но на этот раз он был готов к нему. Чёрные сгустки, продолжавшие увеличиваться в числе вокруг и позади него, обтекли его голову словно волна, и их тёмная прибойная волна столкнулась с силой, высвобожденной троном и движимой собственным голодом, и прошла сквозь неё, подобно ярому революционеру, преобразуя по ходу продвижения..

Жрец Ада уже перемещался к третьему копью, а затем к четвертому, его лицо освещалось снизу дугами силы, вырывающимися из трона и разбивающимися о его тело. Если он и чувствовал их, то не подавал вида; он просто продолжал заниматься своим делом — разбирал беспощадный механизм смертного стула, извлекая одно вонзенное копье за другим. Время от времени он отсоединял змеевидную трубу от древка копья, в которое она входила, что сопровождалось выбросом кислотных газов. В других случаях он просто выдергивал лезвия прямо из трупа Дьявола и отбрасывал их в сторону, одно за другим, пока помост, на котором восседал Люцифер, не превратился в гнездо металлических змей, выкованных из неизвестных человечеству сплавов.

Жрец Ада оглянулся через левое плечо и прошептал сгустившейся тьме, приближавшейся к нему, как обеспокоенный союзник, полный решимости не пропустить ни единого его приказа. Гарри наблюдал за всем происходящим, пока в его голове роились вопросы. Была ли эта странная фигура, все более обмякавшая на месте смертника по мере извлечения поддерживающих её клинков, действительно Врагом рода человеческого, Воплощением Зла, Падшим, Сатаной? Сидя на своем смертном троне, он выглядел до жалости слишком человечным. Мысль о том, что вот это когда-то могло быть наиболее любимо Богом, казалась смехотворной, городской байкой, распространяемой напившимися ангелами. И все же Гарри видел достаточно свидетельств исключительного понимания Люцифером оккультных систем — их кода, их знаков, их последствий — чтобы увериться, что существо на троне было чем-то большим, чем казалось на первый взгляд.

Тем временем предмет перешептывания жреца Ада со сгустившейся тьмой стал очевиден, как только ее потоки устремились под трон и начали процесс извлечения копий, пронзивших труп снизу. Пока они занимались своими делами снизу, Сенобит вытягивал клинки с другой стороны тела, непринужденно преобразуя выбросы силы из трона, в мелкие темные частицы, подпитывающие грозовую тучу позади него. Наконец, он отступил от трона, глядя на Падшего полным ненависти взглядом.

— Ты ожидаешь, что он поблагодарит тебя? — спросил Гарри.

— Чему может научить сие жалкое зрелище… — ответил жрец Ада.

Затем Сенобит снова зашептал, обращаясь к сопровождающей его тьме, и из нее, словно пули, вылетели пылинки поражая тело Люцифера. Для столь мелких размеров они обладали поразительной силой. Они подхватили труп и подняли его с трона на вытянутых в стороны руках. Аллюзия на сцену на Голгофе не прошла мимо Гарри; даже то, как голова Дьявола упала на грудь, наводило на мысль о Муже скорбей.

В то время как Падший зависал в воздухе, более сотни пылинок роились над его телом, разъедая швы, обеспечивающие целостность его одеяния, состоящего из множества лоскутов ткани. Одежда с легкостью распалась на части, обнажив под своими роскошными складками истинную природу Люцифера. Под мантией все его тело было заключено в броню из темного металла, по которому растекались радужные круги словно от бензина на водной глади. Каждую деталь доспехов украшали безупречно нанесенные узоры.

Невзирая на изящный дизайн, броня определенно не справилась с задачей, ради которой ее ковали и клепали: защитить своего владельца. Однако этот факт мало что значил для жреца Ада: было ясно, что он намерен завладеть ею. И на этот раз жрецу не нужно было наставлять своих пособников. Они прекрасно поняли его волю. С висевшего над смертным местом бледного, стройного тела Люцифера по частям снимали доспехи.

Гарри продолжал завороженно наблюдать, пока Сенобит извлекал нож из длинных ножен у левого бедра. Он ничем не походил на другие орудия пыток, которые жрец носил на поясе. Начать с того, что клинок был гораздо больше, а во-вторых, он не был запятнан кровью и кусками разлагающейся плоти. Это оружие сверкало на свету. Гарри было очевидно, что нож никогда не использовался. Жрец, похоже, приберегал его для особого случая. И теперь такой момент наступил, Сенобит исполосовал остатки своих черных одеяний с тем, чтобы они осыпались грязной кучей окровавленной ткани и кожи.

Его тело походило на мозаику из шрамов и ссадин и напоминало — как это ни абсурдно — стену камеры, заключавшей бесчисленное множество безумных, одержимых душ, и все они оставили следы своего пребывания: царапины, рисунки, цифры, лица — каждый дюйм наготы Сенобита нес на себе частицу духовного завещания. В этот краткий миг он взглянул на Гарри.

— У ангелов идеальная анатомия, — заметил жрец. — Немногие из нас наделены таким даром.

Затем жрец воздел непорочный нож и срезал дюйм, может быть полтора, уже освежеванных мышц со своей груди. Плоть завилась по лезвию, не оказывая никакого сопротивления, слой сочного темно-желтого жира скрывал серые мышцы благодаря кровопусканию. Сообразив на полпути, что разрез будет не достаточно глубоким, чтобы обнажить кость, он извлек нож и срезал второй ломоть, обнажая грудину и часть ребер.

Гарри увидел, что кости Сенобита тоже подвергались сомнительному кошмару, нанеся на них царапины и надписи наподобие тех, что и на коже. Гарри не имел никакого понятия, как это было проделано. Все что было в его силах — выполнить просьбу жреца Ада: наблюдать.

И он наблюдал. Жрец Ада продолжал пропиливать плоть на груди и далее вниз к животу, обнажая всё новые участки кровоточащих мышц с каждым последующим движением лезвия. В районе пупка он наконец отсек длинный ломоть кожи, и тот упал перед ним на землю. Жрец Ада изображал полное безразличие, однако на его лице выступили бисеринки пота, собравшиеся в бороздках шрамов.

Он поднес нож к складке выступающей плоти на бедре и отсек большой кусок, полностью состоящий из жира. Едва тот ударился о землю, как он снова начал резать по тому же месту, глубоко вгрызаясь в плоть под уже нанесенной раной и держа нож обеими руками, чтобы удостовериться в том, что лезвие придерживалось заданного курса. Он сосредоточился на заветном разрезе и погрузил лезвие на целых два дюйма глубже, после чего был вознагражден зрелищем крови, выплескивающейся крошечными гейзерами и стекающей вниз по боковой поверхности голени. Он остановился, тяжело и неровно дыша, только обогнув бедро, пот свободно стекал с лица в тех местах, где его шрамы доходили до линии челюсти.

После чего Сенобит отвернулся и обратил взгляд на теперь уже обнаженного Люцифера. Каждый фрагмент доспехов Дьявола висел в воздухе на расстоянии вытянутой руки от той части тела, с которой был снят. На взгляд Гарри, в том была некая церемониальная красота: труп и его доспехи были совершенно неподвижны.

Пока Гарри восхищался, Сенобит продолжал свои жестокие усилия по внесению новых изменений в собственную плоть, чтобы подогнать ее под костюм Дьявола: сначала обтесал до красного мяса другое бедро, затем принялся за руки, срезая плоть с задней части трицепса, при этом перекладывая нож из левой руки в правую и обратно, одинаково легко орудуя обеими. Место вокруг его ног выглядело как пол в мясной лавке. Повсюду были разбросаны куски и ломти жирного мяса.

Наконец, жрец кажется удовлетворился. Он бросил нож среди обрезков и обрубков, а затем развел руки, воспроизведя позу Владыки Ада.

— Король мертв, — сказал Сенобит. — Да здравствует король.

— Вот дерьмо, — произнес Гарри.

Наблюдая за разворачивающимся перед ним безумием, Гарри вдруг услышал слова Дейла, эхом отдававшиеся в его ушах: Наблюдать — это не то же самое, что видеть. Всю свою жизнь Гарри наблюдал. Он наблюдал, как Грязнулю сжигали заживо. Он наблюдал, как обезумевший лидер культа истреблял всю свою паству. И он наблюдал, как демон утаскивал его подругу в Ад. Теперь Гарри с ужасающей ясностью осознал, что больше не желает быть свидетелем подобных зрелищ. Это не был мир, к которому он принадлежал. Хотя Ад не раз приходил по его душу, Гарри всегда удавалось избежать его хватки и, не смотря ни на что, продолжал бороться с ним. Сегодняшний день, решил он, ни чем не отличается. Всепоглощающее любопытство узнать, что будет дальше, мгновенно покинуло Гарри, и он подумал, что сейчас самое время пуститься наутек.

5

Гарри, бежавший изо всех сил, приблизился к выходу из комнаты, когда помещение начал заполнять тревожащий гул. Источник звука было трудно определить: барабанный бой, не обладающий каким-либо ритмом, но раздающийся и затихающий сначала с одной стороны сводов собора, а затем с другой.

Гарри продолжал стремительно бежать, не обращая внимания на гул, и, как это часто бывает, обратный путь оказался гораздо проще. Гарри в кратчайшие сроки преодолел обратный путь к вестибюлю у подножия лестницы. Но из-за жуткого грохота над головой Гарри вряд ли мог чувствовать себя победителем. Он оставил своих друзей в надежде уберечь их. Теперь он, что есть мочи, надеялся, что не спрыгнул с адовой сковороды прямо в огонь.

Гарри взбирался по лестнице, прилагая все силы, чтобы подготовиться к тому, что ожидает его наверху. Пока он сосредоточен на том, чтобы вытащить своих друзей отсюда, он не слишком напортачит. Но ему следует действовать быстро; им всем необходимо убраться из этого проклятого места до того, как внизу дебютирует Великий Лицемер.

Оставался последний поворот лестничной клетки, и Гарри оказался на первом этаже. Выбравшись из отверстия в полу, Гарри увидел своих друзей, стоящих вместе с Азилями в противоположном конце собора и терпеливо ожидающих перед дверью.

— Бегите! — закричал Гарри. — Ну. Бегите, мать вашу!

Все взгляды обратились к Гарри, пробиравшегося виляя сквозь лес призрачных форм, заполонявших интерьер.

— Гарри! — закричала Норма. — Все кончено.

— Поэтому и надо двигать отсюда! Быстро!

— Нет, Гарольд. Плохи дела, — ответил Кэз.

— Я, мать твою, знаю, что плохи, — отозвался Гарри. — Послушайте меня!

Никто не сдвинулся с места, когда Гарри добрался до своих друзей и, пробежав мимо них, схватился за богато украшенную полированную ручку входной двери в собор.

— Гарри, пойми, — сказала Лана.

— Нет, — ответил Гарри, широко распахивая дверь. — Это вы поймите. Я сказал…

Какие бы слова ни намеревались сорваться с его губ, они испарились, словно вода в пустыне. Глаза Гарри расширились, когда он увидел, что находится снаружи. Как бы быстро ни распахнул он дверь, захлопнулась она вдвое быстрее, и Гарри в панике прижался к ней спиной.

— Там целая армия демонов, — сказал он. Именно тогда он понял, что является источником ужасного грохота.

Дейл от страха схватил Кэза за руку. Кэз обнял его, пытаясь утешить.

— Откуда они, блядь, взялись? — спросил Гарри.

— Я бы предположил, что из Ада. И они призывают жреца сдаться, — сообщил Дейл.

— Хорошо. Они здесь не ради нас, — сказал себе Гарри. — Может сработать.

— Что сработать? — сказала Лана. — Ты совсем охренел?

— Это не имеет значения. У нас преогромная проблема в подвале, а снаружи стоит армия, желающая решить эту проблему. Сейчас самая большая загвоздка в том, что мы имеем несчастье застрять прямо между этими двумя гребаными жерновами. Поэтому все, что нам нужно сделать, это отойти в сторону и позволить им нейтрализовать друг друга.

— Не самая лучшая стратегия, Гарольд, — заметил Кэз.

— Гарри прав, — сказала Норма. — Не нам влезать в эту битву.

И, как по команде, прямо под ними раздалась серия громких ударов, плиты мрамора раскололись под их ногами.

— Чтоб меня, — сказал Гарри. — Должно быть это Король Пинхуй. Слушай, пол может провалиться в любую минуту. Нам нужно убраться с глаз долой и будь что будет. Пол прочнее у стены. Пошли.

Он рявкал приказы пока вел свою группу к стене собора позади двух больших колонн. Когда они достигли ближайшего к ним столба, под их ногами оказался твердый пол.

Грохот надвигающейся армии, казалось, доносился с обеих сторон собора. Гарри осознавал, что в любую минуту они разделят этот пол с огромным весом нечестивой плоти. Ему оставалось только надеялся, что его друзья переживут катастрофу.

6

Выражая смесь благоговения и ужаса, толпа демонов ворвалось в собор. Туман, скрывавший большую часть здания снаружи, не позволил им оценить масштаб того, что ожидало их внутри. Как результат, некоторые были настолько ошеломлены, что потеряли всякий контроль над своими естественными отправлениями; другие падали на колени или лицом вниз на плиты, читая молитвы на бесчисленных языках, а некоторые просто повторяли одну и ту же мольбу снова и снова.

Гарри со товарищи отступили в тень, готовые дать отпор. Каждый член его отряда знал какой-нибудь мощный защитный прием, которые они вполне были способны применить, если враг подойдет слишком близко.

Но им не стоило беспокоиться. Последнее, на что могла обратить внимание надвигающаяся демоническая сила, — это несколько незваных гостей из рода человеческого. Пока пока толпы солдат входили шеренгами внутрь, Гарри и его друзья отступили подальше, в одну из небольших боковых часовен, благодаря за возможность укрыться там и наблюдая, как число демонов, входящих в собор, продолжает пребывать, и как теснящиеся в дверях заставляли вошедших ранее двигаться быстрее. Те в свою очередь не горели желанием, чтобы их против воли заталкивали в это загадочное место, заполненное полупрозрачными башнями и спиральными лестницами. Но таковы были численность и любопытство толпы, напиравшей сзади, что они могли двигаться только вперед, а продвигаясь вперед, издавали протестующие крики, различимые на фоне приглушенного шума голосов собравшихся внутри масс только в качестве бессвязных выкриков, которые бесцеремонно игнорировали.

Те, кто первыми вошли в собор и оказались во главе толпы, добрались до середины сооружения, где треснули мраморные плиты и ослаб пол благодаря разыгравшемуся внизу буйству. Их совокупный вес оказался больше, чем могли выдержать поврежденные плиты. Раздалась серия тресков, когда по полу во все стороны побежали трещины, а затем пол обрушился под демонами, которых вынудили решиться ступить на ненадежную поверхность. Шум их криков был достаточно громким, чтобы привлечь внимание предводителя этой проклятой армии — Непоглощаемого.

Он проложил себе путь сквозь толпу, не встречая сопротивления, а когда достиг передней линии орды, демон-хозяин поднял руки, и две пылающие спирали света вырвались из его рук; поднявшись в воздух на дюжину ярдов над его головой, они разорвались, образовав огромный зонт радужного огня, чьи спицы понеслись во все стороны, опережая расходящийся круг света с неровными краями, чтобы взорваться, ударяя в колонны или стены — в зависимости от того, что первым окажется у них на пути.

Зарево быстро утихомирило большую часть толпы, но не оказало никакого эффекта на гомонящих, всё пребывающих на пляж демонов, на которых сзади наседало еще большее количество воинов из армии Непоглощаемого, представлявшей собой огромное неорганизованное скопище, текшее по исполинскому дереву, переброшенному над девственно прозрачными водами озера в качестве моста для переправы.

Последствия для уже толпившихся на пляже, были не очень приятными: многим приходилось отступать на мелководье и отходить все дальше и дальше в озеро по мере увеличения живой массы. Куо'ото прекрасно понимал их положение. Он то и дело поднимался на поверхность, перекатываясь с боку на бок, и, оставаясь незамеченным среди хаоса высадки, бесшумно и буднично выхватывал несколько закусок, бредших в воде. Внутри естественно никто не ведал о нарастающем хаосе на берегу. Свежепритихшая толпа внимала только словам своего лидера.

— Тихо! — приказал Непоглощаемый голосом, разнесшимся по всему внутреннему пространству. — Давайте все будем помнить, что это святое место. Здесь сила, не имеющая себе равной под Небесами, мы обязаны ей нашими жизнями и служим этой силе.

Повисло неловкое молчание, прежде чем раздались первые шепотки: — Люцифер, Повелитель Люцифер.

У стены собора, пережившей разрушения, вызванные огромным наплывом демонов, пришедших за Непоглощаемым, Гарри, его друзья и небольшое скопление демонов наблюдали, как кумир этой неимоверной толпы, которая по внешнему виду и количеству включала представителей всех мыслимых демонских орденов, обратился к своим последователям.

— Братья и сестры, я сражался за вас, — проговорил он. — Когда вас обложили налогами и каждую чашу костного мозга, которую вы приносили к своему столу, отбирали и большую часть забирали, прежде чем вернуть, я протестовал. Я оплакивал вас и молил, чтобы о страданиях ваших было услышано и внимание было обращено к ним… — Он сделал паузу, оглядывая свою паству. Хотите услышать правду? Так ли? В конце он понизил голос до шепота, разнесшегося, тем не менее, с неестественной силой по всему собору, доказательством чего послужило множество ответов, донесшихся со всех сторон.

— Да… да… — скандировала толпа.

— Тогда я скажу вам, потому что в итоге, как и во всех заговорах, ответ сводится к одному.

Последнее слово пронеслось ропотом по огромному пространству собора. — Одному? Одному. Одному!

— Да, одному. К одному злодею, ответственному за ваши невзгоды. За все ваши страдания. К одному негодяю, выдававшего себя за мелкого искусителя душ и все это время вынашивавшего свои планы против спокойствия государства. Беспорядки на ваших улицах? Он разжег их. Неужели в вашей мясной лавке нечего купить, кроме костей и хрящей? Это потому, что он продает все самое лучшее мясо человечеству, в котором он годами воспитывал вкус к себе подобным. Вы узнаете его лицо, когда увидите его!

— Покажи нам! — раздался призыв откуда-то от двери. Его тут же подхватили со всех сторон.

— Покажи нам! — требовали они снова и снова. — Покажи нам! Покажи нам! Покажи нам!

Непоглощаемый послал вверх струю пламени цветом ядовитым, а свет, пролитый им на поднятые взгляды демонических сил, осветил в каждом свидетельства их наихудших отличительных черт. Их слишком широкие рты, глаза — крошечные дротики злобы или просто широко распахнутые, излучающие слабоумие. Среди многих тысяч освещенных лиц не было двух одинаковых. В обличительном свете каждый был гротескно совершенен, их амбиции пылали на их безрадостных лицах и горели в их безумных глазах.

Пламя, выпущенное Непоглощаемым, фактически утихомирило толпу внутри собора, хотя находящиеся за порогом продолжали выть и реветь.

— Забудьте о них, — сказал Бессовестный. Им тоже представится возможность, но когда я решу и не ранее. А теперь, вы просили меня предъявить вам преступника, замыслившего множество преступлений против вас. Да узрите вы его. Этот лиходей уничтожил весь свой Орден. Изувечил верховного жреца. Он больше не ускользнет от нас. Он выбросил в воздух над своей головой еще один язык пламени, где он замер на мгновение, а затем стремительно нырнул мимо него, мимо возвышения, на котором он стоял, и устремился дальше меж разверстых мраморных плит пола в потайное помещение внизу.

Не спеша, стремясь выжать из ситуации как можно больше драматизма, он повернулся и сошел на пол.

— Здесь, товарищи, тот злодей находится. Тот вор. Тот уничтожитель. Его голова покатится до конца сего дня.

— Еще не пришло мое время, — заявил жрец Ада через зияющую в полу дыру.

Именно в этот момент из-под растреснутого пола появился жрец Ада, облаченный в доспехи Люцифера. Несмотря на невероятную толчею, толпе все же удалось освободить пространство вокруг жреца Ада, пока тот совершал свое вознесение. Полностью поднявшись над уровнем пола, он повернулся лицом к своему предполагаемому палачу.

Не колеблясь ни мгновения, Бессовестный изваял огненный меч и со всей силы ударил им по жрецу Ада, который поднял облаченную в доспех руку и схватил пылающий клинок. Искры белого пламени били струями между пальцев жреца Ада, а он смеялся, будто это была его наилучшая забава за долгое время. Продолжая смеяться и удерживать в руке пылающий меч, он нашел время указать другой рукой в сторону стоящих и наблюдающих солдат-демонов.

Крюкоголовые змеевидные цепи, извиваясь, проносились между ног зрителей, поражая бритвенно острой кромкой любого, оказавшегося достаточно глупым, чтобы преградить им путь. С появлением первого крюка приговоренные осознали, какие ужасы неизбежно последуют за этим, и каждый пытался избежать кары. Но для жреца Ада эта игра была столь же привычна, как и дыхание.

Падали ли его жертвы ниц, моля о спасении, один поступил именно так, или пробовали сбежать от преследующих крючьев, как попытались двое других, или просто предприняли попытку выступить против своего врага, как против любого другого, с мечом и кинжалом, так поступили многие, — все нашли свой конец. Крюки находили их глаза, их рты, их задницы, их животы, а найдя, глубоко вонзались и безжалостно рвали, в считанные секунды превращая свои жертвы в бьющиеся, уму не постижимые узлы подергивающихся мышц.

Они все еще издавали звуки, возражая против своего мучительного состояния, но ничто из произносимого, даже отдаленно, не походило на слова. Желудок одного из них был подцеплен и протащен наружу через горло; лицо другого выходило из заднего прохода, словно произошла экстраординарная дефекация. Их анатомии не могли вынести столь жестокого обезображивания. Демоны разрывались, их тела раскрывались подобно перезрелым фруктам, выплескивая содержимое.

Гарри видел такое и раньше, но никогда в таких масштабах. Это была полномасштабная война, весь Ад на одной стороне и единственный облаченный в доспехи священник на другой. Гарри задумался о последствиях светопреставления, разыгравшегося перед ним. Если победит жрец, продолжит ли он свою битву на Земле, а позже и на небесах? Когда же он утолит свою жажду? Гарри никогда не предполагал, что окажется на стороне исчадий преисподней, наблюдая и даже молясь за победу Ада будучи не в силах предпринять ничего другого.

Гарри не сводил глаз с враждующих фигур в центре этой битвы. Жрец Ада, испытывающий чувство удовлетворения за то, как быстро его цепи расправлялись с ордой, все еще удерживал огненный меч Непоглощаемого и отклонял его назад к своему обладателю — испытание силы, в котором он неуклонно одерживал верх. Внезапно он навалился всем своим весом, и быстрым скручивающим движением вырвал клинок из хватки Непоглощаемого.

Жрец Ада выпрямился, доспехи превосходно облегали его тело, не как твердый, но хрупкий, панцирь, они струились вокруг и сквозь него, их мощь перетекала в него, сочеталась с ним узами. Он являлся мощью в себе, недосягаемой для любого живого существа, и хотя годы, приведшие его к этому моменту, были наполнены наисильнейшими личными страданиями, муки стоили этого славного, захватывающего дух момента, когда доспехи Люцифера заместили силой всю слабость, оставшуюся после монашеской жизни, которую он вел, и наполнили блаженством мышцы, которые он обтесал, дабы подогнать свое тело под царственные доспехи.

Владыки верхние и нижние, что за наслаждение! Еще никогда он не ощущал единство своей плоти, разума и души как сейчас — единая система, лишенная всяких противоречий. Он и не жил до этого момента.

Уголком глаза он заметил Непоглощаемого: его руки подняты над головой. Другие два меча вытравливались из накаленного добела воздуха над кулаками демона; потоки вещества подобного сырой лаве лились с их пылающих форм и растекались по раздробленному мраморному полу. Жрец Ада не опасался ступать по жидкому огню, будучи облаченным в полные доспехи Короля Ада.

Он двинулся к Непоглощаемому, разбрызгивая огонь на ходу, и оказался перед своим врагом в три размашистых шага, целясь боковым ударом в его живот. Непоглощаемый снова набросился на жреца Ада, рассекая мечами, как спаренными цепами, воздух. Но жрец Ада не намеревался отступать; не дрогнув, он парировал по очереди каждый меч противника, и силы его ударов было достаточно, чтобы немного замедлить приближение противника. Но порывы ветра, поднятые молотящими мечами, внезапно заставили языки пламени между противниками взметнуться вверх, образуя пылающую стену, и Непоглощаемый прошел сквозь огонь, непрестанно вращая мечами.

Жрец Ада поднял свой клинок, чтобы защитить голову, и левый меч Непоглощаемого ударил по нему, породив змеевидные молнии, разлетевшиеся над головами собравшихся демонов, поражая насмерть тех, кто оказался достаточно глуп, чтобы потянуться вверх и попытаться схватить их. Заблокировав клинок жреца Ада одним из своих, Непоглощаемый использовал другой, чтобы нанести удар по незащищенной груди своего антагониста. От места удара по доспехам жреца Ада прокатились потоки энергии, их блеск слился с доспехами, поглотившими энергию удара, тем самым увеличивая собственную мощь.

Жрец Ада почувствовал прилив сил и мгновенно воспользовался этим; он взял свой меч обеими руками и бросился на Непоглощаемого, издавая рев наслаждения. Непоглощаемый снова поднял левый клинок, чтобы отразить атаку жреца, но в момент удара его меч разлетелся вдребезги: металлические осколки, осыпавшись на пол, превратились в искры. Удар был оглушающим. Каждое существо в холле, избежавшее безвременной кончины, наблюдало за тем, как Непоглощаемый, отпрянув, с отвисшей челюстью уставился на стоявшего перед ним Сенобита.

— Что это за магия? — спросил Непоглощаемый голосом, малодушно дрожащим в ожидании неравной схватки.

— Венец Ада, — ответил Сенобит.

— Не может быть.

— О, но это так.

Непоглощаемый на несколько шагов отступил от Сенобита. Он быстро повернулся к своим солдатам и, брызжа слюной, истошно завопил: — Это враг Ада! Он обратит всех вас в прах, если вы сейчас же не выступите против него. У меня были видения. Спасите Ад, пока он не уничтожил нас всех!

Его слова растворились в темноте, оставив после себя порожний воздух.

— Видения? — спросил жрец Ада, приближаясь к Непоглощаемому.

— Я узрел твои честолюбивые замыслы, жрец, — сказал Непоглощаемый, отшатываясь.

— Быть такого не может, — возразил Сенобит. Затем, обернувшись к солдатам, он указал на свои латные доспехи. — Доспехи, которые я ношу, — это дар Люцифера, возродившегося во мне. Теперь моя власть абсолютна. Теперь мое слово — закон.

— Безумие! — воскликнул Непоглощаемый. — Солдаты! Настал ваш час! Я привел вас к врагу вашему. Теперь дело за вами! Вы должны выволочь его из этого священного места и разорвать на куски! Не слушайте его вранье. Он боится вас! Разве вы не видите этого? На вашей стороне справедливость, у него же — ничего. Ничего!! Он пришел сюда только с одной целью — обокрасть нашего господина Люцифера — да будет благословенно его имя — в месте его благочестивых размышлений. Он сам признал это! Доспехи принадлежат Деннице! И верю я, что наш господин будет щедр в своей благодарности, если вы сорвете их с этого гнусного вора.

Речь Непоглощаемого возымела эффект. Толпа тут же заревела "Да!", а Непоглощаемый тем временем погрузил острие своего клинка в бушующее пламя над своей головой. Свет мгновенно отразился сияющим отблеском, брызнувшим вспышкой белого каления по всему кафедральному фойе.

Единогласное, зычное "Да!" усилилось, когда лучи взорвались о каменные стены, пробивая в них рваные дыры, каждая из которых была не меньше десяти футов в поперечнике, а многие и вдвое больше.

— Входите все! — заорал Непоглощаемый, его голос обладал достаточной силой, чтобы донести его слова до полчищ, теснившихся на пляже вокруг здания. — И уничтожьте!

Гарри и его друзья отступили глубже в тень, когда десятки тысяч демонов, которым было отказано в доступе, просочились внутрь через проломы в стенах, а их костистые спины, прижатые друг к другу, напоминали бурлящий поток тараканов, перелезающих друг через друга и падающих в трясину из тел тех, кто забрался на уступы и перевалился на другую сторону раньше них.

Этот безумный поток нахлынувших демонов заполнил пространство не рассчитанное и на малую толику такой толпы, их ярость подпитывалась иллюзорной жаждой оказаться в самом средоточии духовного очищения, мельком являвшегося им в мечтах на протяжение всей жизни. — Да! — кричали они. — Да! — крови и свету; —Да! — мученической смерти, если такова будет цена их присутствия здесь.

Жрец Ада понимал, что перед ним зал для приемов, заполненный населением небольшой страны, которому он может свидетельствовать, и у него есть картина, способная положить конец стремительно нарастающему безумию, спровоцированному Непоглощаемым. Пусть убедятся, что великий владыка не придается размышлениям где-то там, ниже; пусть они сами узреют.

— Взгляните на паданца! — воскликнул Сенобит. — Ваш славный лидер говорит о вечных размышлениях Люцифера о природе греха. Ваш славный лидер обманул вас. Я покажу вам ангела Люцифера. Во всей своей замызганной славе.

Он жестом направил заряд силы в пол, который разверзся под ним, увлекая за собой сотню или около того солдат; затем он опустился на несколько секунд и снова поднялся на всеобщее обозрение, с трудом удерживая в одной руке труп Люцифера. Он представлял собой жалкое зрелище — свисающий из кулака жреца Ада мешок переломанных костей, зернистое посеревшее лицо, словно вырезанное фото из книги зверских преступлений, запавшие глаза, зияющий рот, ввалившийся нос, представлявший собой всего лишь две дырочки на лице.

— Это… — сердечно прошептал жрец Ада, его голос снова охрип, но был слышен всем собравшимся, — … владыка, за которого вы сражаетесь. По мере того, как говорил, он, не прилагая заметных усилий, поднимался сквозь загустевающий суп из затхлого и гнилостного воздуха, пока не оказался приблизительно в двадцати футах над толпой. Он выполнил один полный оборот и выпустил труп — тело упало обратно на охваченный пламенем помост, а затем в отверстие, использованное жрецом Ада для спуска вниз, и скрылось из виду.

7

Над армией воцарилась напряженная тишина, и единственным звуком, который можно было услышать, было равномерное потрескивание нежно льнущего пламени. Непоглощаемый, явно удивленный видом своего павшего повелителя не меньше остальной армии, изо всех сил старался ободрить своих павших духом солдат.

— Этот мерзавец убил нашего Короля! — прокричал Непоглощаемый. — Его нужно уничтожить! Вперёд!

Но него не послушали. Медленно, но неуклонно приспешники Непоглощаемого поворачивались к нему лицом, пока вся его армия не воззрилась на него с выражением предательства и осуждения на своих лицах.

— Вы что, спятили? — закричал Непоглощаемый.

— Вполне вероятно, — ответил жрец Ада. — Они лицезрят свои отражения, не прикрытые лживыми прикрасами. Бремя истины слишком велико, Ваша светлость. С удовольствием представляю вам свою армию. И это последнее, когда-либо виденное вами.

Затем жрец издал боевой клич, эхом отразившийся от стен собора, повторяясь в ушах каждого присутствующего. Он поднял руки и ринулся на Непобедимого, призывая меч в правую руку. В мгновение ока жрец отсек руку Бессовестного чуть выше локтя и пронзил ее мечом для пущей верности. Это было первое ранение, полученное Непоглощаемым на протяжении многих веков. Шок от травмы вызвал у него непроизвольное извержение языками пламени, а затем он начал бормотать глоссолалию.

В течение нескольких этих мгновений демонстрируя всю степень своей слабости, Непоглощаемый оказался абсолютно беззащитен пред атакой своих бывших сподвижников. И они воспользовались этой возможностью, спеша и паникуя не успеть, стремясь как можно скорее покончить с ним. К тому времени, как Неприкаянный повернулся лицом к своим предателям, в его спине было уже четыре клинка, и вдвое больше ран — самая тяжелая из них, пришедшаяся на затылок, была результатом удара, явно предназначавшегося для его обезглавливания, и, возможно, так бы и случилось, если бы он не успел перехватить клинок оставшейся рукой, когда тот вонзился в его пылающую плоть, и мгновенно расплавить его.

— Убивцы! — прорычал он, и пламя, бившее из его отрубленной руки, приняло форму исполинской косы. По мощи она ничем не уступала своему железному аналогу. Она лишила ног семерых его врагов и рассекла надвое восьмого на уровне талии.

Пока Непоглощаемый своей косой забивал и крошил на куски лишившихся ног, один из переживших таки эту бойню, подкрался к нему сзади и одним ловким ударом отсек руку с косой у плеча. Непоглощаемый резко крутанулся, желая встретиться лицом к лицу с этим членовредителем, а встретил очередную сотню живых убийц, остервенело набросившихся на него: они резали, рубили, потрошили, пронзали; их атаки были столь стремительны, что смертоносные пламёна, порождаемые жизненной силой Непоглощаемого, — пламёна, способные в мгновение ока испепелить его убийц, — так и не разгорелись.

Дальше последовало лишь безжалостное, равнодушное расчленение: тело упало на колени, тело оперлось на единственную уцелевшую руку, потом на локоть, потом завалилось на бок, едва различимы горящие ноги, напоминающие топочные отходы, и два куска руки, также горящие, и вот уже от всего этого поднимается удушливый черный дым, пахнувший на Гарри, когда дым достиг его, горящей кучей мусора.

— И так все кончено, — вымолвил жрец Ада. — Многие годы мне являлось видение, что подготовившись всеми известными мне способами, я армию поведу из этой преисподней, где страдали мы за грехи Падшего.

Он постучал себя по лбу. — Здесь все великие труды, некогда принадлежавшие волшебникам Наземного мира. Они не расставались с ними без борьбы. Многие ожесточенно сопротивлялись мне. Я был терпелив. Я знал, что этот день наступит в назначенный срок, и моим долгом было прийти к вам в этот день, обладая всей мощью, которой когда-либо владели наши супротивники. Со знанием, доступным мне, я мог бы погубить мир десять тысяч раз и воскресить его десять тысяч раз сызнова, ни единожды не повторившись. Теперь мы на перепутье. Я готов разделить эту магию с теми, кто последует за мной. Кто примкнет ко мне, чтобы повели мы агнцев на заклание?

Реакция толпы была схожа с ревом некоего огромного животного, подающего голос после пробуждения. После того, как армия издала свой первобытный клич, через дыру в полу собора из растрескавшейся внизу земли поднялась теневая пелена. Она поднялась в воздух позади жреца Ада, некоторые ее части поднимались быстрее других, осыпаясь при этом почерневшей пылью.

Это зрелище не осталось незамеченным демонами, находящимися в соборе. Сначала они предположили, что это очередное колдовство их нового, восхитительного лидера. Но уверенные крики, порожденные таким допущением, вскоре уступили место суеверному ропоту, когда теневой занавес продолжил подниматься, а рассыпаемая им пыль распространяла весть, гася каждое пламя, играющее над каждым факелом, и дым их затухания преумножал количество теней, сгущавшихся в воздухе.

— Что это за немощное волшебство? — воскликнул жрец Ада.

Тени обступили собор. Они поднимались до самого потолка, распространяясь до самых стен, пока не осталось ничего, что могло бы осветить внутренности собора за исключением последних угольков умирающего огня.

А потом и они исчезли, и собор полностью погрузился в непроглядную темноту. Демоны начали выражать свою обеспокоенность.

— Владыка, поговорите с нами! — взывал один из них.

И другой: — Это испытание нашей веры?

— Я верую, Владыка.

Тысячи прошептали: — Да!

— Мы все веруем.

— Изгоните тьму, Владыка. Она ослепляет нас!

Крики толпы внезапно прекратились, когда в темноте за платформой сверкнула молния, а вместе с ней раздался голос, величественный и звучный.

— Кто осквернил святилище Мое? — спросил голос, и завеса тьмы поднялась.

8

Освещенная фигура обнаженного Люцифера зависла в воздухе. Зрелище было необычайное. Гарри с удивлением увидел, что теперь, когда Король Ада больше не сидел согбенным и сломленным, он, стоя в полный рост, возвышался на восемь с лишним футов.

Анатомия Люцифера была человеческой, но в его пропорциях были едва различимые отличия, придававшие ему исключительный, присущий только ему, облик. Конечности его длинны, как и шея с носом, на редкость широкий лоб, нетронутый ни единой морщиной сомнений. Его гениталии были необычайного размера, глаза — необычайного голубого цвета, кожа — необычайно бледной. Его волосы были столь коротко острижены, что их почти не было видно, однако казалось, будто они люминесцируют, как и легкая поросль на лице и шее, а также волосы, разросшиеся на груди и животе и особенно пышно в паху.

Ни единая душа не осмелилась заговорить. На этот раз, представлялось, что даже пламя, пылающее в соборе, замерло в молчаливом ожидании, пока Люцифер произнесет свои следующие слова. Когда это наконец произошло, из его горла вырвался свет и осветил облачко тумана, переносившего его слова.

— Я был наилюбимейшим Господа Бога Иеговы, — произнося это, он развел руки в стороны, являя себя собравшимся. — Но я был низвергнут и лишен любящего присутствия моего отца, потому что я был слишком горд и слишком амбициозен. Его отсутствие стало моим наказанием, наказанием на столько суровым, что моя душа не могла вынести его. Хотя я пытался, но горе было слишком велико. Я хотел положить конец жизни, данную мне моим Создателем. Я хотел навсегда избавиться от бытия и знания, являвшиеся частью страдания. И я умер для этой жизни. Я освободился. Упокоен с миром от своей собственной руки в гробнице под собором, который я построил на краю Ада… Его голос смягчился, когда он заговорил о своей свободе, постепенно стихая до едва слышимого шепота. А затем, тишину разорвал рев ярости:

— НО СМЕРТЬ ОТВЕРГЛА МЕНЯ! Я ПРОСЫПАЮСЬ НАГИМ, В ЗАПУСТЕНИИ МОЕГО РАЗРУШЕННОГО СКЛЕПА! В МОЕМ СВЯТИЛИЩЕ, ГДЕ Я ДОЛЖЕН БЫЛ ПРЕБЫВАТЬ ЭПОХИ В ОБЪЯТИЯХ ТИШИНЫ, Я ОБНАРУЖИВАЮ ТОЛПУ, СМЕРДЯЩУЮ БЕЗУМИЕМ И УБИЙСТВОМ, УПИВАЮЩУЮСЯ КРОВАВОЙ ЯРОСТЬЮ… РАЗГРАБЛЯЮЩУЮ МОЕ МЕСТО ЗАБВЕНИЯ.

На мгновение он стих, позволив отголоскам своего справедливого гнева, казалось, разносившимся несколько минут, утихнуть. Когда он заговорил снова, голос его был не громким, однако каждый слог отозвался в черепах всех присутствующих.

— Почему я наг? — спросил Падший, мгновенно поворачиваясь лицом к жрецу Ада, облаченному в доспехи Дьявола. Сенобит ничего не ответил. Дьявол улыбнулся. Он повторил вопрос тоном, источавшим елейное искушение. — Почему я наг?

Гарри наблюдал за происходящим из своего укрытия, сдерживая побуждение моргнуть.

— Давай, — прошептал он так тихо, что даже Норма, стоявшая рядом с ним, сжимая его руку, не расслышала. — Убей ублюдка!

Жрец заговорил

— Мой Король, вы были мертвы, — сказал жрец Ада. — Я пришел за Вами. Вся моя жизнь была…

—... подготовкой к тому моменту, когда мы встретимся, — закончил Люцифер.

— Да.

— Даже смерть не может спасти меня от этой пытки повторения.

— Мой повелитель?

— Я уже слышал эту историю. Я уже видел тебя. Я уже видел всех вас! В бесчисленных воплощениях! — прокричал Дьявол толпе, внимательно следившей за каждым его движением. Когда он заговорил снова, речь его была медленной и неторопливой. — Я больше этого не хочу.

Произнося последнюю фразу, он поднялся в воздух и потянулся к жрецу Ада. Но доспехи, которые он некогда носил, теперь сменили верноподданство и отреагировали на приближение Люцифера, выпустив защитные световые нити, поражавшие, разматываясь, новообретенного врага.

В мгновение ока страх Сенобита испарился. Броня приняла его в качестве своего владельца, его магия была бесконечно сильнее, чем когда-либо, а Дьявол стоял перед ним, обнаженный и потускневший. Война еще не закончилась. Победитель еще не определен. Жрец Ада сделал глубокий вдох, а затем произнес роковое заклинание призыва Восьмого Орудия:

— Уз … Ях … Ай … Аль … Ак … Ки … Ут … Ту … Ут … Ту … Йех … Маз … Аз … А … Ях … Нех … Арк … Бей … Еэ … Ут … Ту.

Едва поток звуков иссяк, как мощь, заключенная в них, вырвалась на свободу, порождая смрад, зловоние жизни и смерти, сливающиеся в одну чудовищную реку разумной густоты, в которой секреты зарождения мира и, без сомнения, секреты его конца закружились вместе в едином соблазнительном ликере. Все поветрия — истребители планет были здесь, кружили в воздухе вокруг его головы — как и их противосредства, если бы у кого-нибудь хватило терпения выделить их из ядовитой массы безумств и болезней. Именно этого желал жрец Ада, и он погрузил руки по запястье в Иной Гумус.

Гумус откликнулся мгновенно, не только обволакивая его снаружи, но и безболезненно торя стезю добродетели в его плоть, кости и костный мозг, так что вязкая субстанция завладела им. Только когда она поднялась по позвоночнику и начала закачивать свою сильнодействующую материю ему в голову, он испытал приступ беспокойства. Наполнить этой первобытной мощью свои конечности, сердце и живот — одно дело; заполнить ею свой мозг, над которым он всегда властвовал безраздельно, тем самым отказывая себе в возможности побаловаться даже ничтожным количеством веществ, изменяющих сознание для сохранения ясности мысли, — не столь приятно. Субстанция, казалось, почувствовала его кратковременное сопротивление и, прежде чем он смог воспротивиться, полностью затопила его голову.

Он издал единичный хрип, и его тело, все еще удерживаемое в воздухе элитарной броней, окаменело. Затем жрец ада начал медленно подниматься, переходя в горизонтальное положение лицом вниз. По мере вращения, идеальная симметрия его покрытого шрамами лица разрушалась образованием новых вен, продирающим себе путь по его лицу, усеянному гвоздями — магия, призванная им, вырезала в его неприспособленном для подобных новообразований теле силовые каналы. Она не только сформировала новые вены на его лице, но и хлынула по мышцам под доспехами Люцифера, заставляя их наливаться силой, пока ангельский панцирь не заскрипел под давления его растущего тела.

Все это — от произнесения заклинания до его новой ориентации в воздухе, — заняло сущие секунды, в течение которых глаза жреца оставались закрытыми. Когда действо подошло к концу, Люцифер заговорил.

— У тебя есть что ещё сказать?

— Только это, — ответил жрец Ада, открывая глаза, и в его перетянутых венами руках возникли два изогнутых клинка — проделки его новообретенной силы. Затем Жрец набросился на бывшего Короля Ада, и оба титана выдали карт-бланш своей нераскаявшейся ярости.

9

Характер сражения, развернувшегося внутри собора, изменялся несколько раз. Битва меж демонами, кажется не знавшими и не беспокоящимися на чьей они стороне, теперь трансформировался в кровопролитие, перешедшее, несомненно, в финальную фазу, когда два главных действующих лица кружили друг вокруг друга высоко над головами демонов-мутантов, а каждое скрещивание их клинков сопровождалось выбросом волн пылающего воздуха.

Гарри все еще поражался, видя, как существо, которое он считал мелким искусителем в инфернальном пантеоне, настолько преобразилось благодаря плодам своих преступлений (убийствам, кражам и т. д.), что теперь сражается с самим Люцифером, словно они могут быть ровней. Две природные стихии не обменивались словами, они просто сходились и кружились, сходились и снова кружились, казалось что каждая из них была одержима бескомпромиссным желанием уничтожить другую, неистово стремясь вырвать у той другой жизнь, будто ее никогда и не существовало.

В конечном итоге громкие боевые кличи стихли; слышен был только грохот яростных ударов, наносимых Сенобитом и Князем Тьмы. Недавно набранная армия Жреца сократилась до тысячи демонов, молча наблюдавших за происходящим и болевших за его; остальные сгинули, либо испытав на себе смертельный удар Люцифера, либо просто сбежали с поля боя, испугавшись. Даже жалобы и мольбы умирающих (демоны, как и люди, чаще всего в конце звали своих матерей) поутихли.

Причину всего этого было нетрудно понять: волны энергии, высвобождавшиеся в результате столкновения Люцифера и жреца Ада, по силе превосходили многое из того, что большинство из них было в состоянии выдержать. Теперь только в дальних уголках собора, куда не доходили волны эвтаназии, оставалось лишь несколько выживших, и даже они неуклонно слабели, по мере того как кровь и дыхание медленно покидали их пронзенные тела. Необъятное пространство, бывшее всего несколько часов назад пустым и нетронутым, теперь превратилось в полуразрушенное место совершения массовых убийств, где две силы неизмеримой мощи сражались над усеянным трупами полом.

Гарри сильно сомневался, что на данный момент жрецу Ада есть какое-то дело до него и его Сошедших, или что он вообще о них помнит. Битва с Люцифером полностью поглотила внимание жреца Ада. Мечи, которыми они сражались, были, конечно, не единственным оружием в их распоряжении. Глаза, кожа, дыхание и пот Люцифера сами по себе являлись инструментами силы, в то время как призванная заклинанием жреца Ада энергия продолжала распространяться, прорываясь сквозь структуру доспехов и извергая терновые нити черных молний, которые обвивались вокруг конечностей Люцифера, нанося опасные раны.

Здесь скопилось достаточно трупов, чтобы их уход остался незамеченным. А поскольку жрец Ада и Падший продолжали неистовствовать, лучшего времени, чтобы ускользнуть, сохранив свои жизни в целости и сохранности, было не придумать.

— Ну хорошо. Время двигать, — сказал Гарри. — Нам следует убраться отсюда, пока они не закончили мериться пиписьками. Все готовы?

— Я готова, — ответила Норма. — Не выношу запах этого места.

— Не могу не согласиться, — сказала Лана.

— Точно- точно! сказал Дэйл. — Давайте покончим с этим, чтобы все могли свалить по домам.

Гарри и Сошедшие обошли разлом, через который поднялся Люцифер, и стремительно двинулись к одной из продырявленных стен, незамеченными. Гарри отпихнул с дороги одно из тел, чтобы освободить путь для Нормы, но, когда они двинулись дальше, глубокий, рокочущий голос обратился к ним.

— Ты будешь свидетельствовать, чем это закончится! — прогремел он. Все разом обернулись и увидели, что глаза жреца устремлены на них, вернее, на Гарри. — История близится к развязке. Ты не можешь уйти сейчас. Не раньше, чем всё произойдет.

Гарри почувствовал, как его тело замерло. Не от всеохватывающего ужаса, но физически реагируя на неслышную команду. Он пытался пошевелиться, закричать, чтобы спасти своих друзей от той же участи, но ничего не получилось. Он только чувствовал, как тело разворачивается против его воли, чтобы лицезреть яростную битву, бушевавшую над головой. Гарри попался в ловушку жреца. Он находился во власти приказа Сенобита: свидетельствовать.

Как теперь осознал Гарри, постоянно стараясь идти наперекор требованиям жреца, он с самого начала играл ему на руку. Он был свидетелем великого исхода жреца, воскрешения, а теперь был вынужден наблюдать за его окончательной победой. Жрец, как стало ясно, не собирался отпускать Гарри, пока не завершится эта потрясная история. Похоже, прозорливый совет Дейла пошел коту под хвост. Сейчас, когда более всего хотелось отвести взгляд, Гарри был бессилен против диктата своего тела.

И тут он услышал вдалеке голоса своих друзей.

— Ебать-колотить, — сказал Дэйл.

— Да пошел он! — прокричал Кэз. — Не останавливаемся. Что он сделает, перестанет сражаться с Дьяволом?

— Кэз! — закричала Лана.

— Не оглядывайтесь! Он именно этого и хочет.

— Нет! Кэз! — запротестовала Норма. — Гарри там!

— Мы должны продолжать… Окончание фразы Кэза ускользнуло от Гарри, а затем: — Гарольд! Какого черта?

Гарри направил все остатки убывающих сил в свои мышцы, внутренне горланя своему телу, чтобы то повиновалось ему. Последняя услуга — это все, о чем он просил, а затем он будет довольствоваться исполнением заложенного в него приказа. Его мышцы дергались и напрягались, но он чувствовал, что они двигаются, медленно, болезненно. Наконец его глаза встретились с глазами Кэза. Слезы катились из глаз Гарри, а его губы с трудом пытались обрести свободу, чтобы произнести слова. Мучительно медленно Гарри процедил одно слово:

— Уходите.

— Ни хрена подобного, Гарольд! — начал возражать Кэз.

— Обещай мне! — взмолился Гарри.

Кэз потянулся к нему, но ударная волна выплеснулась из тела Гарри, опрокинув Кэза на землю. Гарри смог передать просьбу о прощении только взглядом. Будь у него власть изменить ситуацию, он бы так и поступил, но его власти хватило только на еще одно слово:

— Обещай.

В этот момент его голова вернулась в требуемое положение, и он увидел, как клинки Жреца и Короля высекают искры, снова ударяясь друг о друга. Гарри собрался с духом и приготовился наблюдать за доигрыванием сей живописной сцены до самого конца, одновременно слыша, что его друзья продолжают свое бегство все дальше, и как у них вырываются скорбные всхлипывания, когда они покидали святилище.

10

Люцифер и жрец Ада все еще продолжали единоборство, хотя судя по медлительности нанесения ударов и по тому, как опускались их головы между ударами клинка о клинок, было очевидно, что они сражаются из последних сил.

Жрец Ада начал произносить нечто среднее между песнопением и уравнением: цифры и слова переплетались. Произнося заклинание, он с поразительной скоростью двигался вокруг своего врага, уклоняясь от клинка Люцифера и постепенно опускаясь вниз, пока не оказался стоящим на телах внизу. Сочетание слов и цифр, которые он озвучивал, производило какие-то необычные изменения в мертвых и умирающих. Казалось, что процесс разложения их плоти ускорился; их мышцы вздымались, будто мухи облюбовали их для своих кладок.

Он отбросил свои мечи, хотя Люцифер кружил над ним, готовясь устремиться вниз и нанести смертельный удар. Затем жрец вытянул руки перед собой, ладонями вниз, и поднял их к груди. Какую бы жизнь в посмертии он ни посеял на поле боя, на котором теперь стоял, он забирал ее обратно, поглощая ее.

Мертвецы бешено извивались у его ног, покуда литании и уравнения жреца Ада вытягивали из их иссохших трупов все демонические силы до последней капли. Его тело превратилось в горн, в котором ярко пылали кости, а его органы растапливали любые примеси, находящиеся в сосуде, коим являлось его тело. Нечистоты выплеснулись за пределы его тела. Он купался в них, хлеставших из его пор, глаз, ушей, носа, рта, члена и задницы. Его тело исторгло все до единой частицы несовершенной плоти через каждое отверстие, наличествующее в нем, создав существо вне энтропии. Существо, больше не нуждавшееся в легких для дыхания и кишечнике для испражнения. Существо, питавшееся собственной пылающей субстанцией.

И когда Люцифер коснулся земли и приготовился нанести удар, плоть жреца испустила ослепляющий блеск. Люцифер прикрыл глаза, как и все живые существа в помещении, помимо жреца Ада, приветствовавшего смерть своего старого тела. Он по-прежнему сыпал последовательностями слогов и цифр, положивших начало трансформации, трупы под ним дергались и вертелись, откликаясь на его команды, но вдруг последовательность слов и цифр достигла точки невозврата, и головокружительные преображения в теле жреца Ада слились в одно стремительное движение, и тогда Гарри со всей отчетливостью понял, что каждая яркая нить связок в теле жреца является душой, похищенной у кучи трупов, на которой жрец Ада подготавливал свою последнюю презентацию своих возможностей. Он посмотрел на Люцифера, нетерпеливо подготавливающегося к следующему этапу битвы.

Однако когда Дьявол предпринял атаку, жрец Ада протянул огненные конечности и схватил Люцифера за шею. Люцифер наносил ему колющие удары с обеих сторон, но тело жреца было уже невосприимчиво к таким атакам. Языки белого огня вырывались из ран, вытягивались и обвязывались вокруг меча Люцифера, вокруг его рук и кистей. Люцифер издал яростный вопль и попытался освободиться, но изменчивое тело его врага изрыгнуло свежие струи пламени, которые схватили его за гениталии.

Люцифер предпринял еще одну попытку вонзить острие своего меча в жреца, переместив цель с туловища на голову. В ответ жрец Ада скрутил руки Люцифера за спиной, раздробив суставы в кровавую пыль и переломав кости в дюжине мест. Меч выпал из руки Люцифера, и жрец одним быстрым движением сломал каждый палец на руках своего противника, дабы быть уверенным, что они никогда не смогут обхватить другое оружие.

Гарри ожидал, затаив дыхание, ответных шагов Люцифера. Но, к ужасу Гарри, ничего не последовало.

— Значит, это конец? — спросил жрец Ада.

Если Люциферу и было что ответить, то он не мог облечь это в слова. Все, что он смог, так это поднять тяжелую голову, чтобы встретить пристальный взгляд жреца Ада.

— Смерть, устыдись… — произнес жрец.

С этими слова из его тела вырвалось множество огненных форм — одни не более чем нити накаливания, другие подобны многосуставчатым конечностям насекомых, охваченным пламенем, все с огненными шипами, — которые переплетались между собой тысячами, отскакивали на десятки футов от тела своего хозяина, а затем разворачивались и мчались обратно к своей жертве.

От одного этого зрелища, Гарри пребывал в столько глубоком трансе, что больше ничего не замечал, и с замиранием сердца ожидал неминуемую казнь. Теперь из тела жреца ада появилось еще больше острых отростков, все они колыхались в едином ритме, ожидая команды нанести решающий удар.

Выглядело так, что Люцифер не замечал их присутствия. Он больше не силился обратиться к своему палачу, а откинул голову назад, глаза закатились под трепещущие веки, и из его открытого рта вырвались протяжные крики, постепенно сходящие на нет. Одержав победу и будучи способным нанести удар милосердия в любой момент, по своему усмотрению, жрец Ада окинул взглядом ангельскую фигуру перед собой.

Сенобит на мгновение закрыл глаза, его губы шевелились, как будто он возносил молитву про себя. Затем, когда он открыл глаза, орудия казни, призванные им из своей собственной плоти — от тончайшей нити до самого чудовищного шипа — вонзились в Денницу.

Ни единая часть тела Люцифера не избежала поражения. Самое крупное оружие жреца Ада пробило себе путь через грудь Люцифера и, дико извиваясь, вырвалось меж шрамами на его спине, где некогда коренились его крылья. Атака была беспощадной: один заряд попал в адамово яблоко, три с непогрешимой точностью пролетели между зубами, еще один приколол язык к нижней губе, а один скальпелеголовый дротик пробил левое глазное яблоко, откуда по лицу потекла окровавленная жидкость.

Люцифер дергался и извивался, когда первые орудия пронзали его, но чем больше ударов ему наносили, тем слабее он реагировал, а вскоре вообще перестал двигаться. Раненый в полутысяче мест, он неподвижно лежал у ног жреца.

Жрец Ада внимательно осмотрел собор, все еще освещенный энергией, высвобожденной в этой схватке. Не смотря на всю резню, учиненную здесь, выживших оказалось предостаточно. У многих были раны, способные отправить на тот свет любого смертного человека, но было достаточно и тех, кто пережил битву, отделавшись парой царапин.

Все взоры выживших были устремлены на жреца Ада, ликующего над своим врагом. Энергетические потоки, выплеснувшиеся из его тела, чтобы повергнуть Люцифера, расслабленно свисали с его тела, все еще соединяя их, подобно напалмовой пуповине. Жрец Ада оставил их обвисать в качестве доказательства всем, имеющим еще глаза, что он действительно автор второго низвержения Люцифера.

А затем, раскинув руки, он произнес внутренний монолог:

— Я знаю, что многие из вас принесли сюда древнюю вражду. У вас были свои счеты, и вы пришли сюда не потому, что вас волновало, кто сидит на троне Ада, а потому, что вы хотели убить какого-нибудь собственного врага под прикрытием битвы. Многие обменялись виноватыми взглядами, а один или двое даже попытались выступить в свою защиту, но жрецу Ада было что добавить. — Теперь я ваш Король. И потому, я приказываю вам оставить свои вендетты, забыть прошлое и следовать за мной с сего момента, чтобы выполнить лучшую, более ужасную работу.

Последовали секунды полной тишины. А затем со всех сторон раздался длительный боевой клич одобрения.

11

Плотская шелуха, некогда бывшая Денницей, протянула руку и вцепилась в ногу жреца Ада.

— Хватит, — простонал он.

На мгновение жрец Ада просто уставился на своего противника в недоумении, а затем начал предпринимать попытки освободиться.

Но Люцифер, несмотря на свои раны, не собирался отпускать жреца Ада. Он поднял другую руку, приобретшую в своем нынешнем раздробленном состоянии удивительную гибкость щупальца, и схватил облачение, в котором он однажды возлег на смертное ложе. Ухватившись покрепче, он подтянулся и встал лицом к лицу со жрецом Ада — его тело все еще было пробито в бесчисленных местах, кровь свободно вытекала из ран, собираясь в ручейки, стекавшие по ногам.

Люцифер вогнал свои руки в живот жреца. Жрец Ада закричал, когда Люцифер ухватился за его внутренности. Оружие, порожденное телом Сенобита, чтобы повергнуть Дьявола, теперь усыхало, так как жрец Ада отозвал энергию, его подпитывающую, в надежде хоть как-то защититься от Люцифера, но Дьявол удерживал его в своей хватке и не собирался отпускать своего ранителя. Люцифер погрузил руки еще глубже в тело жреца, тем самым продолжая издеваться над ним.

— Давай-ка какое-нибудь заклинаньице, глупец. Он извлек из чрева жреца Ада часть кишок и потянул за нее, разматывая внутренности демона. — И прекрати этот жалкий вой. Я думал, тебе нравится боль. Он отпустил кишку, позволив им упасть петлями между ног жреца Ада. — Иначе зачем тебе это, — он провел окровавленными переломанными пальцами по гвоздям в голове демона — если не получать удовольствие от боли? Затем он сжал кулаки, вправляя выбитые суставы на место. Он поднес большой и указательный пальцы к лицу Сенобита и выбрал один из гвоздей в щеке существа. И потянул. Немного повозившись, он извлек его и обнаружил, что более половины длины было вколочено в кость Сенобита.

Жрец Ада был слишком поражен, чтобы как-то отреагировать. Люцифер бросил гвоздь и взялся за другой, вытащил и снова бросил, затем перешел к третьему и к четвертому. Кровь стекала по непотребной сетке, покрывавшей лицо Сенобита. Он больше не кричал. Какие бы муки он ни испытывал, когда из него вырывали внутренности, они были ничтожны по сравнению с обезображиванием, которое он претерпевал сейчас. Люцифер во все ускоряющимся темпе беспорядочно вырывал гвозди. В конце концов, демон заговорил:

— Пожалуйста, — взмолился жрец Ада.

— Это возражение, несомненно, ты слышал тысячу тысяч раз.

— Слышал.

— Ты путешествовал по пустошам Ада и сражался с Люцифером. Сенобит, ты единственный в своем роде. И все же твоя жизнь в моих руках, а ты низведен до глупо ухмыляющегося стереотипа.

— Это…

— Да?

Жрец Ада покачал головой. В ответ Люцифер вырвал еще один гвоздь, и еще, и еще. Отчаявшись остановить его, Сенобит продолжил свою исповедь.

— Это моя сущность.

Люцифер сделал паузу, чтобы рассмотреть гвоздь, только что выдернутый из лица Сенобита. — Этот ржавый кусок металла? Извини меня. Но тебе следует вернуть их. Он сорвал горловину доспеха, вогнал гвоздь в горло жреца и забил ладонью на всю длину.

В этот миг Гарри почувствовал, что чудотворная хватка Сенобита на его теле ослабла. Гарри упал на пол, жадно хватая открытым ртом воздух. Даже его легкие служили прихоти жреца. Гарри собрался с силами и, довольный тем, что стал свидетелем окончания этого события и, более того, конца эпохи — а возможно, и войны, которая могла охватить Небеса и Землю, — начал ползти в направлении ближайшей разрушенной стены. Ему не требовалось видеть смертельный удар. Он желал лишь снова оказаться со своими близкими.

Пока Гарри выбирался из святилища, жрец Ада дотянулся до лица Люцифера и, будь у него такая возможность, наверняка выколол бы ангелу неповрежденный глаз, но Люцифер был слишком быстр, чтобы упустить преимущество. Он отбил руки жреца Ада.

— У тебя был шанс, — сказал он. — Но ты его упустил и другого не представится. Помолись, дитя. Пока в кроватку.

Гарри покидал собор. Он услышал всевозможные звуки: крики демонов, наблюдавших за финальным противоборством жреца Ада и Дьявола, непроизвольные стоны умирающих, другие звуки, возможно, вызванные атакой Люцифера на Сенобита — разрыв ткани и плоти, переламывание костей.

Гарри взобрался и перелез через последнюю кучу тел, и в его поле зрения оказался выход. Некоторые демоны все еще мешкали у порога, явно не понимая, стоит ли им отважиться зайти или нет. Гарри проплелся между зеваками и вышел на открытый воздух. Там на берегу озера его ждали друзья.

— Гарольд! Спасибо, блин, Господи! — бегом направляясь к нему, прокричал Кэз. — Я, блядь, сказал им, что даю тебе еще пять минут и пойду вытаскивать тебя!

Гарри осмотрелся вокруг. Если отбросить колоссальное дерево, переброшенное через озеро, и полчища демонов, карабкавшихся на его, чтобы сбежать из зоны инфернальной зоны боевых действий, озеро выглядело немного более спокойным, чем когда Гарри со своими соратниками кружили вокруг собора, а Куо'ото в своем неистовстве вспенивал воды. Вид темного озера и беззвездного неба над ним был удивительно успокаивающим после сцен бойни, оставшихся позади. Кэз вместе с Гарри прошли к кромке воды и замерли, глядя на раскинувшуюся перед ними tabula rasa[35].

— Танцевал с Дьяволом, Д'Амур? сказал Дэйл.

— Ни за что, — проговорила Норма, отвечая за Гарри. Она и не подозревала на сколько была права.

— Что за хрень там произошла? — сказала Лана.

— Это неважно, — ответил Гарри. — Я вам вот что скажу, в первый и последний раз: давайте-ка двинем за этими демонами.

Норма замеялась. — Я уже четвертый раз слышу это от тебя.

— Норма, мне тебя не хватало, — проговорил Гарри. — Давай отведем тебя домой.

Сошедшие повернули к импровизированному мосту, по какому многие выжившие решили отступить из-под стен собора; у многих из ран струилась кровь, но они все еще держали в руках нож или меч для самозащиты, возникни такая необходимость, однако, в толпе уходящих не наблюдалось особой враждебности. Они были слишком озабочены оказаться вне собора — вдали от того, что сейчас происходило внутри, — чтобы затевать драки друг с другом или, если уж на то пошло, вообще с кем бы то ни было.

Когда Гарри со товарищи подходили к мосту, из собора внезапно послышался рокочущий голос Люцифера:

— Некогда я был ангелом! У меня были такие крылья! О, такие крылья!

Все посмотрели в сторону собора, на немногих устоявших стенах которого плясали световые потоки.

— Но теперь они лишь воспоминания, — продолжал он, — и мне оставили лишь боль, невыносимую для меня. Вы слышите меня? Слышите?!

Повторение его вопроса было болезненно громким даже для находящихся за стенами собора. Здание, несмотря на все колонны и контрфорсы, поддерживающие его громадность, содрогнулось, когда голос Падшего усилился. Каменная пыль осыпалась мелкими сухими струями, сопровождаемая нарастающим грохотом от скрежета камня о камень.

— Я покончил со своей жизнью, — сказал Дьявол, — покончил с этим Адом, который сам и построил. Я был мертв и счастлив. Но выходит так, что я не могу быть уверен в смерти, пока не обрушу все это на наши головы, и не будет Ада, который снова призовет меня обратно.

С Адом будет покончено. Вы поняли? Если вам есть куда уйти — идите, пока можете, потому что когда я закончу, не останется ничего. Ничего!

12

К тому времени, как квартет Сошедших плюс Норма отправились в обратный путь от собора, аудитория Люцифера в полном составе осознала всю серьезность своего положения и стремилась убраться подальше любыми доступными способами. В стенах появились трещины, поднимающиеся от земли подобно черным молниям, арочные контрфорсы рушились по мере того, как соединяющая их каменная кладка трескалась и обваливалась, капитуляция каждого контрфорса подвергала центральную конструкцию всё большему риску полного обрушения.

— А что будем делать, когда выберемся с этого острова? — спросил Кэз на ходу. — Как мы вернемся домой?

Гарри бросил на него полный отчаяния взгляд. — Ни малейшего понятия, блин. Но та старая демоница упоминала что-то о возвращении домой, так что думаю, нам следует нанести ей визит. Насколько я могу судить, мы выбрались живыми.

— Но удастся ли нам выжить, сохранив рассудок? — вот в чем вопрос, — сказала Норма.

— А я, — сказала Лана, — точно буду алкогольничать, когда все это закончится.

— Присоединяюсь, — вторил Дэйл.

Исход из собора представлял собой хаотичный поток испуганных демонов; многие из них, спеша оказаться подальше от разрушающегося здания, а особенно от существ внутри, бежали по мелководью озера, чтобы обогнуть переполненный пляж. Это был лишь вопрос времени, когда их стремительное погружение в прибрежные воды привлечет внимание Куо'ото.

Чудовище стремительно вынырнуло на поверхность, вздымая пенящуюся воду, и, похоже, вывихнув свою нижнюю челюсть, чтобы она выдвинулась вперед намного дальше верхней, легко сгребла двадцать демонов одним махом. Затем оно запрокинуло голову, забрасывая улов в свою темную глотку, и снова погрузилось в озеро, чтобы всплыть менее чем через минуту и проделать то же самое дальше по берегу, ближе к входной двери.

Его появление почти ни у кого из толпы не отбило желание почти сразу же броситься в воду, предпочитая рискнуть быть схваченным чудовищем, чем находиться где-то поблизости от собора. Их неистовство было вполне объяснимо. Крыша уже начала рушиться, поднимая пылевые вихри, подсвечиваемые изнутри мерцающим голубым светом.

Но для Сошедших была и хорошая новость: недавно построенный мост, наведенный армией Непоглощаемого через озеро, облегчил переправу обратно на берег — теперь не придется драться за лодку. Переправа не являлась продуманным сооружением, но пока Куо'ото был занят перевариванием оставшихся демонов, Гарри и компания пересекли водную гладь и без происшествий добрались до безопасного берега. Они бежали всю дорогу со всех ног; Кэз держал Норму на руках. Когда они наконец коснулись земли, это произошло недалеко от лагеря демонов, откуда они изначально стартовали на лодках.

— Нам нужно идти в деревню, — сказал Гарри. — Старуха там.

— Вы останетесь здесь, присмотрите за Нормой, — сказал Дейл. — А я пойду. Это не далеко.

— Я пойду с тобой, — возразил Кэз.

Гарри, Лана и Норма остановились выше по берегу под кровом некогда небольшой рощи, теперь превратившейся в несколько высохших, безлистных деревьев.

— Мы подождем вас здесь, — сказал Гарри.

— И если не вернетесь через час или около того, я пойду искать вас, — вставила Лана. — Не доверяю я этой старушке.

Кэз и Дейл направились к лагерю, пока Гарри прилагал все усилия, чтобы с удобством устроить Норму на неровной земле.

— О чем думаешь, Гарри? — спросила Лана.

— Ха! — пролаяла Норма. — Ящик Пандоры открылся.

На душе у Гарри потеплело. Норма снова оказалась в его объятиях — израненная, но живая — и, услышав ее знакомый материнский тон, он почувствовал, что в кои-то веки все может сложиться в его пользу. Он повернулся к Лане и проговорил:

— Пройдя через все это, — сказал Гарри, жестом указывая на поврежденное здание, — я чувствую себя совершенно обессиленным внутри. Но ведь все будет хорошо, правда? Разрушение собора продолжалось, хотя и замедлилось, так как его стены в некоторых местах представляли собой не более чем груду обломков.

— Не думаю, что так устроена жизнь, — сказала Лана. — Но, по крайней мере, на это можно рассчитывать с самого того момента, как только мы попадем в этот долбаный мир. Я думаю, что дети плачут сразу после рождения, потому что они уже рождаются с осознанием всего ужасного дерьма, которое с ними произойдет. Именно поэтому у меня никогда не было детей. Любая жизнь — это смертный приговор. Мы просто забываем об этом позже, как сны — в момент пробуждения. Не важно, обеспокоены мы этим или нет, дерьмо все равно прилетит. Главное — мы здесь. По крайней мере, пока.

— Обнадеживающе, — сказал Гарри.

— Еще одна причина убраться отсюда как можно скорее — Лана посмотрела на пляж. — Я потеряла парней из виду. Надеюсь, эта старая сука чем-то поможет.

— Вот и ты, свидетель.

Жрец Ада появился внезапно. Он сошел с моста и направлялся к ним, его тело было настолько потрепанно, а лицо напрочь лишено былой симметрии и элегантности, что если бы он не заговорил, Гарри бы прошел мимо него, не обратив никакого внимания. Теперь они стояли лицом к лицу, а толпа проходила мимо них, поднималась вверх по пляжу и уходила в темноту. Д'Амур вдруг сообразил, что его татуировки не подавали никаких сигналов тревоги уже несколько часов. Возможно, он выжег их. Как бы то ни было, они изменили ему. Он встал перед Нормой, защищая ее. Лана вскочила, приготавливаясь к бою.

— Господи Иисусе, — сказал Гарри. — Выглядишь страшнее черта.

— Мой свидетель… Мой верный, непогрешимый свидетель.

— Из этого получится чертовски хорошая книга, Пинхэд.

Жаль, что теперь вы не увидите конца истории. Ты живешь во тьме, Д'Амур. Туда ты и вернешься, — ответил жрец Ада. Сказав это, он поднял левую руку к лицу и прошептал неразборчивое заклинание. Его слова породили огонь меж почерневших пальцев, сложенных горстью.

— Еще трюки? — спросил Гарри. — До сих пор они творили с тобой чудеса.

Он переместился вправо от демона и спустился на два, возможно, три шага вниз по пляжу, чтобы занять более удачную позицию для боя, но у жреца Ада были другие планы, и Гарри почувствовал, что против своей воли снова теряет контроль над своим телом.

— Гнида! — закричал Гарри.

— Гарри? — воскликнула Норма.

— Нет! — прокричала Лана, двигаясь вперед.

— Прочь, сучка, — сказал ей жрец. — Или я позабочусь, чтобы твое наказание намного превзошло твои преступления.

— Норма. Лана. Проехали, — сказал Гарри. — Это только между мной и Пинхуем.

В глаза Гарри словно вонзились иглы.

— Боже. Что ты делаешь? Его пульс ускорился, сердце не просто учащенно забилось, но начало колотиться. И с каждым мощным ударом покалывание только усиливалось, словно невидимые руки размеренно вонзали в его глаза раскаленные добела иглы. Он попытался моргнуть, но веки отказывались смыкаться. Жрец Ада повернулся, чтобы посмотреть на него, и глаза Гарри уловили отблеск холодного голубого света, который излучал Люцифер. По мере усиления боли, в поле зрения Гарри, начиная от края, вползала темнота.

— Посмотри в последний раз, свидетель.

Хотя Жрец еще обладал магией, ее действенность явно снизилась, и воздействие на тело Гарри уже и близко не напоминало парализующее порабощение, каким оно было в соборе. Гарри, сопротивляясь магии, протянул руку и соприкоснулся с холодным, влажным телом жреца Ада. Его пальцы нашли во что вцепиться, хотя являлось ли это оторванной плотью или частью украденного жрецом Ада облачения, Гарри не знал да и не хотел знать.

— Чего еще тебе от меня нужно? — сказал Д'Амур. — Зачем я тебе? Мне нужны глаза. Я — детектив.

— Тебе следовало бы подумать об этом, прежде чем отмахиваться от своих обязанностей.

Темнота надвигалась со все возрастающей скоростью, и Гарри уже был не в состоянии охватить лицо жреца Ада одним взглядом, ему приходилось сканировать его зрачком по все сужающемуся полю зрения. Он не обнаружил в лице демона ничего, что могло бы навести на мысль о какой-либо отсрочке. В его глазах был только холодный свет, являвшийся отражением сияния Падшего. Все остальное, что когда-то было неким совершенством, пропало.

Такова была твоя жизнь, — проговорил внутри холодный, монотонный голос, очевидно, невосприимчивый к ужасу, спутавший все остальные его мысли. Ты бродил среди злобных тварей, охваченный болезненным упоением, манившее тебя исполнить роль героя, хотя все это время ты потакал своей зависимости. Эта печальная правда была невыносима для него. Почему именно сейчас его мозг решил вынести такое обличающее суждение? Оно продолжало прокручиваться в голове по кругу, постепенно отходя на второй план перед все более сгущающимся кошмаром.

А затем сгинула последняя крупица зрения.

13

Через некоторое время шум хаотичного отступления демонов стал более прерывистым, хотя изначально он воспринимался как журчание единого потока, и в конце концов стал сходить на нет. Теперь прибывали раненые, многие задыхались, изо всех сил пытаясь взобраться по берегу, часто стонали от боли, некоторые даже тихо плакали. Именно хныканье одного из таких демонов разбудило Гарри. Он потерял всякое представление о времени, пока лежал на камнях, лицо саднило от ран, полученных им при падении, случившимся непонятно где и когда.

— Эй? — спросил Гарри. — Лана! Норма! Кто-нибудь?

— Гарри! — услышал он приглушенный голос Ланы, зовущий его. — Ты очнулся. О, Господи… — Послышался звук ее приближающихся шагов.

— Лана! Это ты?

— Ты о чем? Я же тут.

Теперь она оказалась рядом с ним и коснулась его лица. Глаза Гарри были открыты, но он ничего не видел.

— Твою мать. Я… я думаю, этот ублюдок ослепил меня.

— Слава Богу, ты очнулся. Гарри услышал боль в голосе Ланы. — Гарри. Это ужасно…

— Эй. Не волнуйся. Не впервой я ослеплен демоном.

— Нет, — сказала Лана, чуть не плача. — Дело не в этом.

Гарри оборвал себя на полуслове.

— Лана?

— Он…

— Нет! — спросил Гарри. — Лана! Скажи, что с Нормой все в порядке. Лана не выдержала. Гарри услышал, как она заплакала. — Лана! Чтоб тебя! Скажи что случилось!

— Она все еще жива, но, Господи, в ужасном состоянии. Я пыталась остановить его, когда он вырубил тебя, но… Я не могла пошевелиться, Гарри. Он бросил мне в лицо несколько гребаных слов, и я свалилась. Я могла лишь наблюдать, пока он…

— Что?

— Он, блядь, изнасиловал ее, Гарри. Прямо у меня на глазах. И заставил меня смотреть. Я даже не могла закрыть глаза.

— Ёпт, я прикончу его. Клянусь, я вырву его чертово сердце. Где она?

— Я отведу тебя. Лана взяла Гарри под локоть.

Гарри постоянно говорил, пока они шли, частично, чтобы нарушить тишину, пропитавшую воздух, но в основном, чтобы заглушить шум в своей голове.

— Рано или поздно что-то должно было произойти, — пробормотал он. — Уже сколько раз я должен был оказаться в мешке для трупов, но почему-то всегда оставался невредим. Пара сломанных костей. Никогда ничего серьезного. Норма постоянно повторяла, что за мной присматривает ангел. Она сказала, что иногда видит его, когда я захожу к ней в гости. Но, видимо, сегодня у него были другие дела.

— Теперь осторожно, — сказала Лана.

— Понял, — сказал Гарри, взбираясь по склону пляжа, при этом из-под его сапог все время выскальзывали свободно лежащие камни.

— Помедленнее…

— Сколько еще?

— Два-три шага и уклон заканчивается.

— Ты видишь Норму?

— Ага. Она лежит там же, где я оставила ее.

— Как она?

— Она еще дышит. Я знала, что она не сдастся, пока ты не вернешься. Слава Богу, что ты очнулся. Еще несколько шагов.

— Норма! Норма! Это Гарри!

Старая леди что-то пробормотала.

— Лежи спокойно, — услышал Гарри наставления Ланы, но Норма по жизни придерживалась своих собственных законов и сейчас не собиралась подчиняться приказам.

— Что он сделал, Гарри? Скажи мне. Не ври. Просто скажи мне. Что он сделал?

Гарри слышал боль в ее голосе. Его будто под дых ударили. — Меня всегда интересовало, как выглядит мир твоими глазами, — сказал он ей. — Теперь я знаю.

— Ох… дитя…

Лана убрала руку с локтя Гарри и отступила назад, чтобы дать Гарри возможность устроиться скрестив ноги. Норма тут же протянула руку и нашла его лицо с той же легкостью, как если бы была зрячей. Она погладила его небритую щеку.

— Тебе не больно?

— Нет. А вот тебе да, не так ли? Лана сказала мне, что сукин…

— Гарри, не трать напрасно слов. Нам нужно поговорить о других вещах. Только ты и я. Лана, не оставишь нас на минутку?

— Безусловно, — ответила Лана. — Я обожду поблизости. Просто крикните, если…

— …меня в Детройте услышат, если возникнут проблемы, — сказал Гарри.

После этого она оставила Гарри и Норму обмениваться последними словами, и он услышал затихающие звуки скрипящих под ее ногами камней.

— Гарри она могла бы стать твоей второй половинкой.

— Да брось, Норма. Мы оба знаем, "половинки" — это не для меня.

— Людей не просто понять. Конечно, большую часть времени они носят маски, по крайней мере, пока живы. Но знаешь, как только умирают, то прекращают заниматься всеми этими глупостями. Тогда и можно увидеть правду. Чаще реальная картина оказывается намного богаче и страннее, чем можно было бы предположить, глядя на их маски.

Ее голос перестал звучать хрипло и нерешительно, как раньше, когда Гарри только подошел к ней. Теперь она заговорила настойчивым шепотом.

— Я оставила все инструкции человеку по имени Джордж Эмбессан.

— Какие инструкции?

— На случай моей кончины. Что произойдет очень скоро.

— Норма, ты же не собралась…

— Да, Гарри, собралась, и ты нам обоим сделаешь одолжение, если перестанешь тратить время на банальности. Мое тело — это мясо, только и всего. Все сотворенное Пинхедом ускорило мой путь на выход, и, честно говоря, не могу быть неблагодарна за это. Мне нужно почить на некоторое время. Вернуть аппетит к жизни прежде, чем я выберу новых родителей, и вернуться в игру со всем багажом знаний, запрятанным в глубине моей души. Это будет та еще жизнь, со всеми-то моими знаниями.

— Я бы хотел быть рядом.

— Ты будешь. Будешь.

— Точно?

— Разве я стала бы тебе врать? — сказала она с искренним возмущением. — Мы будем вместе. Другие лица, те же души. Так что не горюй. Просто подхвати мой флаг.

— В смысле… помогать мертвым найти дорогу?

— Чертовски верно. Чем еще ты собираешься занять свое время?

Гарри позволил короткому, недоверчивому смешку вырваться из своего горла. — Ты же знала, что это буду я.

— Нет. На самом деле, нет. Это полнейшее откровение для меня самой.

— Норма, я не могу помогать мертвым. Я ничего о них не знаю.

— Ты знал достаточно, чтобы спуститься в Ад и спасти мою несчастную душу.

— И как замечательно всё для нас закончилось.

— Думаешь, полный облом?

— Конечно, да, — сказал Гарри. — Ты умираешь.

— Гарри, Гарри, — успокаивала она его, гладя по лицу. — Послушай меня. Вещи никогда не являются тем, чем кажутся. Ты поступил, как считал нужным, потому что ты хороший человек. Ты спустился в Ад, чтобы найти меня. В сам Ад, Гарри. Не многие поехали бы в Джерси ради собственных матерей, не говоря уже о том, чтобы отправиться в бездну ради какой-то старой, слепой, полусумасшедшей старухи.

— Ты не…

— Послушай меня. В конечном счете, дело не во мне. Никогда не было во мне. Я была лишь наживкой.

— Я не понимаю.

— А я тем более, если тебе от этого легче. Но задумайся. Только подумай, как все изменилось здесь, в самом этом месте и, очевидно, в тебе самом, готова поспорить. И все потому, что ты решил отправиться на мои поиски.

— Значит, кто-то подстроил все это. Ты это хочешь сказать?

— Вовсе нет. Это магическое мышление.

— Но ты сказала, что ты приманка. А значит, должен быть и рыбак, не так ли?

Норма долго размышляла, прежде чем ответить.

— Гарри, это касается всех нас вместе взятых. Мы все — частицы этого рыбака. Я понимаю, что это звучит как полный отстой, но ты поймешь, когда начнешь работать с мертвыми. Все сопричастны: самые невинные малыши; дети, прожившие день, час — они все равно причастны ко всему, даже к собственным смертям. Я знаю, что тебе сейчас очень трудно это осознать, но поверь тому, кто провел много времени со смертью.

Она сделала паузу, и Гарри услышал, как у нее вырвалось полуподавленное болезненное восклицание, когда сменяла положение своего покрытого синяками тела.

— Я все равно убью его, — сказал он.

— Я в порядке, Гарри, — сказала она, — Тебе не нужно беспокоиться обо мне. Или о нем. Он просто один из Заблудших и Напуганных. Все такие пропащие. — Она беспечно засмеялась. — На самом деле это не смешно, — продолжила она, когда утих смех. — Мировая душа больна, Гарри, безумно больна. И если каждый из нас не выполнит свою часть работы и не попытается докопаться до источника ее боли и выжечь его, то все будет напрасно.

— Так что же мне делать?

— Я не могу ответить на все твои вопросы, Гарри, — заявила Норма, и в том, как она это произнесла, послышалась тревожащая отстраненность. — Не на все из них можно получить ответы. Тебе нужно… тебе следует принять это.

— Как насчет компромисса? Я признаю это, но не приму.

Норма потянулась к Гарри и схватила его руку с точностью и силой, поразивших его.

— Я счас… Я счастлива… только мы…

— Ты правда счастлива? — спросил Гарри. Он постарался, чтобы в его голосе не прозвучали сомнения, но осознал, что потерпел неудачу.

— Ко… нечно…, — ответила Норма. С каждым слогом ее голос становился все слабее.

— Я буду чертовски скучать по тебе, Норма.

— Я… люблю… — У нее не хватило сил закончить. Она умолкла, когда дыхание, несшее ее слова, прервалось с едва слышным щелчком в горле. Ему не нужно было произносить ее имя и не получить никакого ответа, чтобы понять, что она скончалась.

Он неуверенно протянул руку в надежде найти ее лицо, чтобы закрыть ей глаза. К собственному удивлению, его пальцы нашли ее щеку с той же сверхъестественной точностью, не единожды демонстрируемой ею; образ проделываемого им возник в его сознании, застыв подобно картине: Попытка закрыть глаза слепой женщины после смерти.

Это оказалось проще, чем ему того хотелось. Ее веки повиновались легкому прикосновению его пальцев и закрылись навсегда.