ГЛАВА ПЯТАЯ

Стигия и Дарфар

Ночью прошел дождь. Тугие струи обрушились на плотный слой листьев, изо всех сил пробивая дорогу вниз, к земле, превращая толстый пласт палой листвы и глины в липкую и вязкую кашицу. К утру ливень прекратился, но оставались промозглая сырость да водопады холодных капель, летящих с каждой случайно задетой ветки. Тонкие стволы здешних деревьев, напоминавших гигантскую траву, и без того плохо горели, а сейчас настолько пропитались водой, что любая попытка поджечь их заканчивалась неудачей. В третий раз стукнув вместо кремня себе по пальцам, Вайд от души проклял мокрые дрова, собственное неумение и мрачно уставился на лежавшие возле будущего костра тушки маленьких зверьков, смахивающих на раскормленных и перекрашенных в желтый и зеленый цвета поросят. Кабанчиков следовало приготовить, а Вайд не имел ни малейшего понятия, как это делается. С чего хотя бы начинать? Шкурки с них ободрать, что ли?

Крысенок озадаченно потыкал в ближайшего зверька ножом и поскреб в затылке. Воровать было не в пример легче… Куда все, кстати, подевались, к демонам прямиком провалились? Выкопать яму в мягкой земле не так сложно, а они возятся, точно решили построить вторую пирамиду Кеми…

Отряд шел через джунгли уже третий день. Собственно, здешние леса не были настоящими джунглями – непроходимые чащи начинаются южнее, в Куше и Черных Королевствах. Тут, в Стигии, за полосой буйно разросшейся зелени вдоль морского побережья, через которую пришлось прорубаться, начались вполне проходимые заросли. Солнце в Стигии вставало совершенно так, как и в иных землях, сбиться с нужного направления было почти невозможно, и отряд, по примерным подсчетам капитана, преодолел уже почти половину пути до гор. Ни дарфарцы, ни следы их близкого пребывания на глаза не попадались, отчего некоторые самоуверенно решили, что и дальнейший путь будет столь же легким. Киммериец в ответ на подобные замечания ворчал, что болваны-корсары заметят дарфарцев, только когда дикари свалятся им прямо на головы, и что лично ему, Конану, не по душе такое благополучие.

Ожидаемые неприятности начались вечером третьего дня. На выбранной киммерийцем незаметной полянке разбивали стоянку и ждали возвращения нырнувших в окрестные заросли Кореми и Марчо по прозвищу Коротышка, собиравшихся подстрелить дичи на ужин. Когда добытчики вернулись, помахивая связанными за лапы пестрыми птицами, похожими на короткохвостых фазанов, все заметили, что Коротышка заметно прихрамывает. От расспросов он небрежно отмахнулся, заявив, что наступил в начинавшем темнеть лесу на какую-то колючку.

Принесенных охотниками птиц еще не успели как следует ощипать, как Коротышка растерянно протер глаза и пожаловался, будто плохо видит. Затем ему неожиданно стало холодно, да так, что сидевшие рядом отчетливо расслышали стук зубов. Пока соображали, что делать, да искали в поклаже теплые вещи, Марчо трясло все сильнее и сильнее. Кореми неуверенно предложил разогреть прихваченного с собой вина и влить в глотку Коротышке, но тут незадачливый корсар задергался наподобие припадочного нищего, выпрашивающего медяки на ступенях храма Митры, выкатил глаза, захрипел, пытаясь что-то выговорить непослушным языком, и мешком опрокинулся на спину. Руки и ноги беспорядочно и мелко тряслись, его выгибало, как словно больного падучей, лицо медленно меняло цвет на синевато-серый. Опешивший отряд стоял кругом, не представляя, что можно сделать и чем помочь. Коротышка скрючился едва не вдвое, судорожно дернулся и затих, уставившись остановившимися глазами в пляшущий костер. Кто-то вполголоса, но от души выругался.

Позже Конан, вспомнив слова Марчо, осмотрел его сапоги. «Колючка», на которую наступил впотьмах Коротышка, оказалась кривым заостренным шипом неизвестного растения. Она без труда проткнула мягкую кожу насквозь, оцарапав стопу. Киммериец на всякий случай выбросил ее в огонь, подумав, что никто не сможет теперь сказать – наткнулся Марчо на шип случайно или такие колючки намеренно разбросаны в лесу: вдруг кто-нибудь, животное (или человек) наступит?

Так или иначе, но отряд уменьшился на одного человека.

Утром на берегу лесного ручья выкопали яму, опустили в нее завернутое в старый плащ тело Марчо и завалили могилу вывороченными из русла ручья камнями.

Спустя еще четыре дня, обогнув выдавшийся далеко на юг язык Великих Болот Стигии, девять человек пересекли невидимую черту границы Дарфара. Болота, почти непроходимые и населенные малоприятными на вид и злобными тварями, служили природной защитой южных пределов Стигии, а также неиссякаемым источником ядовитых и магических растений для здешних колдунов. На Болотах раз в год цвел пурпурный лотос, и тогда маги Стигии и Черных Королевств готовы были задушить друг друга, но лишь бы раздобыть щепотку буроватой, сладко пахнущей пыли. Конан однажды испробовал на собственной шкуре, что может натворить крупица измельченных листьев лотоса: тебя будто обернутой тряпьем кувалдой шарахнули по голове, а потом мучительно вспоминаешь, как тебя зовут и что произошло. Если остался жив, конечно…

В лесу по-прежнему не замечалось никаких тревожных признаков, но киммериец не сомневался, что отряд заметили. Вопрос в том, достаточно ли у дикарей нахальства, чтобы напасть на вооруженных до зубов людей, быстро продвигавшихся через их земли. Еще есть надежда, что дарфарцы примут нежданных гостей за охотников за рабами, иногда забирающихся далеко на юг. В «охотники за головами» чаще всего шли поиздержавшиеся наемники, которым было нечего терять, и в последние годы таковые сумели навести страху на обитателей полуденных джунглей. По слухам, часть племен даже покинула обжитые места и подалась на юг, подальше от стигийцев и прочесывающих леса отрядов… Впрочем, слухи слухами, но ночью кто-нибудь обязательно стоял на страже, а во время дневных переходов никто не забывал о необходимости смотреть не только себе под ноги, но и по сторонам. Под ноги, кстати, посматривать было просто необходимо – дикари очень любили устраивать ловушки на тропах.

Утром пятого дня отряд перебрался по обросшему лишайниками стволу давно рухнувшего дерева через медленную реку с водой почти черного цвета. Лес постепенно менялся, солнечные лучи совершенно не могли пробить пышную листву, и внизу стоял мягкий зеленый полумрак. Подлеска здесь было меньше, но зато все стволы и пространство между ними опутывали толстые длинные лианы. Сначала люди попытались пролезать между ними, потом кто-то, застряв, сплеча ударил ножом по скрутившемуся в петли стеблю и немедля поплатился – из перерубленной лианы во все стороны брызнул желтоватый едкий сок.

Пострадавший, забыв об осторожности, заорал, с перепугу решив, что на него напала змея. Возник небольшой переполох, заметно усилившийся, когда прятавшееся в зарослях стадо крохотных антилоп, испуганных людскими голосами, врассыпную бросилось наутек, выскакивая из самых неожиданных мест. Пока наводили порядок и выясняли, что случилось, отошедший в сторону Альси наткнулся на хорошо утоптанную тропу, проложенную ходившими к реке животными. Тропа вилась между деревьями, минуя завалы из упавших стволов, непреодолимые на первый взгляд заросли лиан, и вела в нужную сторону – на восход. Однако, пройти по ней можно было, лишь выстроившись цепочкой.

«Слишком тихо, – Конан, шедший впереди, оглянулся на бодро топавших за ним корсаров. – И подозрительно хорошо все складывается. Коротышка не в счет, скорее всего, он сам виноват. Ну не верю я, что мы посейчас никому не попались на глаза, не верю и баста! Вот только как дикари захотят от нас избавиться – нападут ночью или попытаются заманить в ловушку? Если новость о чужаках дошла до нескольких поселков, тогда придется жарковато – сюда сбежится вся округа, сколько их не есть. Еще бы – отличная добыча, сама в котел лезет, не упускать же случай! Ночью надо ставить на стражу двоих, и чтобы костер все время жгли…»

Быстрые ноги прошлепали по скопившимся на тропе лужицам, и перегнавший остальных Крысенок негромко сказал:

– Капитан, ребята спрашивают – на дневку будем становиться или нет? Скоро дождь будет…

Дождь во влажных, наполненных духотой и множеством диковинных запахов лесах Юга шел дважды – около полудня и ночью, почти в полночь. Короткий ливень проносился над вздыхающими деревьями, почти не долетая до земли, не принося прохлады, или облегчения. После дождя и вовсе становилось напрочь невозможно дышать, над всеми крошечными болотцами и ручьями поднимались звенящие тучи мошкары, превращая путешествие в затянувшуюся и особо изощренную пытку. Киммериец однажды слышал, будто в Черных Королевствах существует интересная казнь: оставление на съедение насекомым. Порой от обреченного за считанные мгновения оставался один начисто обглоданный скелет.

– В болоте, что ли, сидеть? – буркнул северянин. – Пройдем подальше, и встанем.

– Понял, – кивнул Крысенок, но не вернулся на свое место в цепочке, а пристроился на пару шагов сзади, выспрашивая что-то у шедшего вторым Альси. Для не умеющего помалкивать Крысенка строжайший приказ держать язык за зубами был равносилен запрещению дышать, и сейчас он снова забыл о нем. Конан приостановился, чтобы шедшие сзади поравнялись с ним, да собираясь сгрести неугомонного болтуна за шиворот и встряхнуть разок-другой, чтобы напомнить о необходимости молчать. И вдруг земля под ногами начала медленно проседать.

Киммериец действовал, не рассуждая, успев сделать три вещи: отпихнуть во сторону первого попавшегося под руку, рявкнуть «Стоять!» и изо всех сил прыгнуть вперед. Конан приземлился на тропинку, слыша, как хрустят и ломаются под тяжестью людей ветки, прикрывавшие яму-ловушку, и с шорохом осыпается рыхлая земля. Убедившись, что проскочил опасное место, северянин вторым прыжком вломился в кусты, выхватывая меч, и только тогда оглянулся – позади остался темнеющий глубокий провал длиной в три-четыре шага. Привычные к нежданно сваливающимся на голову неприятностям и опасностям зингарские пираты поступили совершенно правильно – рассыпались и затаились вдоль тропы, ожидая возможного нападения. Крысенок, улетевший от толчка в заросли и единственный оставшийся на виду, запутался в лианах, но даже не пытался пошевелиться или выбраться, уставившись расширенными от ужаса глазами на мечущегося в яме человека.

В ловушку угодили двое – Альси и Гимец, прозванный за способность увиливать от любого дела Ужом. Альси повезло больше – он умер сразу, рухнув на вкопанные в дно ямы короткие острые колья, с легкостью, словно игла тонкую ткань, проткнувшие его насквозь.

Гимец успел заметить, как земля перед ним начала проваливаться, но не решился прыгнуть вперед. Он съехал в ловушку боком, переломав ноги и с размаху ударившись о торчащие жерди. Потеряв от боли остатки разума, Уж хватался за торчащие из стен ямы корни, не замечая, что из его рта и носа льются струйки густой яркой крови, а все старания выбраться наверх приводят к тому, что он сползает все ниже и ниже. Очередной корень с треском оборвался, Гимец опрокинулся на заостренные вершины кольев, с хрустом пробивших человеческое тело, и бешено задергался, точно угодившая в густую смолу муха. Из раскрывшегося в беззвучном крике рта темной волной хлынул поток крови, и, неестественно изогнувшись еще раз, бывший корсар с «Вестрела» затих.

Стояла такая плотная тишина, что хоть ножом режь ее на кусочки. Даже неугомонные птицы, возившиеся и пересвистывающиеся на вершинах, притихли. Мгновение уходило за мгновением, но никто не рушился из укрытий на деревьях и не выскакивал из зарослей. Дикари, если они поджидали неподалеку от устроенной ими ловушки, упустили наилучший миг для внезапного нападения – никто из опешившего отряда не смотрел по сторонам.

Запутавшийся в покрытой колючками лиане Крысенок неуверенно пошевелился, выбираясь на свободу, подкрался к осыпавшемуся краю ямы, вытянул шею и посмотрел, чем все закончилось. Затем поднял руку, дважды ткнул большим пальцем вниз и начал медленно обходить провал в земле, стараясь не свалиться.

– Идиот, – рыкнул Конан, выбираясь на тропу и наблюдая, как попрятавшиеся корсары, ругаясь и подозрительно поглядывая на притихший лес, выдираются из зарослей, оставляя на ветвях клочья одежды. – Язык опять зачесался?

– Я…. – начал было Крысенок, но вовремя сообразил, что оправдываться бесполезно. Если бы он не заболтался с Альси, то, может, все обошлось и ветки, прикрывавшие яму, выдержали бы вес проходящих поодиночке людей. Но над ловушкой остановилось несколько человек, и неудивительно, что она провалилась.


* * *

«Трое долой, и дальше? Конечно, все знали, что направляемся не в веселый квартал Кордавы, но, если так будет продолжаться, нас быстро и без труда перебьют. Яма копалась на крупного зверя, а уж о том, какая дичь в нее попалась, будет к вечеру известно по всей округе. Ставлю все будущие сокровища против гнутого медяка, что ночью нас попытаются достать… Ну что же, тогда и поглядим, правду ли рассказывают о дикарях Дарфара!»

Тела Альси и Гимеца пришлось оставить в яме, ставшей им могилой – вытаскивать их оттуда было некогда, к тому же они крепко застряли на кольях. Ловушку наскоро забросали срубленными с ближайших деревьев ветками и тронулись дальше. Больше в этот день ничего не произошло, однако у Конана появилось стойкое убеждение, что отряд преследуют. Варвар не слышал шагов, не видел, чтобы между деревьями мелькала чья-нибудь тень, но твердо знал: их продвижение по лесу перестало быть тайной. Невидимые преследователи объявились в середине дня, сейчас солнце клонилось к закату, надо было искать место для ночлега, но никто из отряда не заикался об этом. Всем казалось, что чем дальше они уйдут от смертельной ловушки на тропе, тем будет безопаснее.

Сумерек в джунглях не существовало – солнце ныряло за вершины деревьев и сразу же темнело. Шастать непроглядной ночью по дарфарским лесам мог лишь безумец, пожелавший свести счеты с жизнью. После нескольких осмотренных и не приглянувшихся по причине закрытости со всех сторон мест, для ночевки выбрали холм с выросшим на его вершине огромным старым деревом, вытеснившим своими побегами прочую растительность. Остаться незамеченными на холме было практически невозможно, но Конан решил, что лучше ночевать здесь, нежели в зарослях.

Пока окончательно не стемнело, у основания ствола выросла куча хвороста и нарубленных пальмовых стволов. Все понимали, что нынешней ночью вряд ли удастся вздремнуть, и знали – никому доселе не удавалось пройти через Дарфар без серьезных неприятностей. Возможно, некоторым не суждено было дожить до следующего утра, но каждый из семи сидящих у разгорающегося костра однажды сам выбрал жизнь, любой день которой мог стать последним. Сидели молча, иногда кто-нибудь вставал и ворошил горящие дрова, тут же начинавшие плеваться искрами. Отблески пламени плясали на лежащем рядом с людьми оружии и на напряженных лицах.

– Это правда, что дарфарцы – людоеды? – шепотом спросил Крысенок, потому что молчать дальше было невмоготу и ни к кому особо не обращаясь. В ответ послышалось чье-то недовольное ворчание и нарочито равнодушный голос Кореми:

– Говорят, что да. Стигийцы, проклятое племя, умудряются их приручать и держат вместо цепных псов.

– Вранье, – заметил Браччо-Быстрый Нож, любитель поспорить на любую тему, пусть даже предмет спора был ему неизвестен. – Зачаровывают их, это да.

– А ты что, сам видел? – ехидно поинтересовался Кореми.

– Мало ли чего я видел… – неуверенно отозвался Браччо.

– Вот и не треплись, – посоветовали из темноты.

– Да ты подумай своей пустой головой, ну как можно дарфарского демона приручить? – настаивал на своем Быстрый Нож. – Мясца ему, что ли, приносить? Где ж ты столько человечины напасешь?

– Нищих полно в любом городе, – негромко сказал Конан. – А приручить дарфарцев действительно можно. Имея к ним подход. Если хозяева иногда позволяют дикарям охотиться, то из дарфарцев выходят неплохие рабы.

– Это где ж такое творится? – недоверчиво спросил Браччо.

– В Замбуле. Самого чуть не съели.

Вокруг костра пробежал тихий смешок – подумать только, кто-то решил, будто капитана Конана можно пустить на закуску! Бедняга, сколько он прожил после этого?

– А что там было, в Замбуле? – полюбопытствовал Крысенок. – Туранцы все посходили с ума, и держат здешних тварей заместо домашних зверьков?

– Почти… Тихо!

Начавшиеся было шепотки мгновенно стихли, сидевший возле ствола киммериец одним кошачьим движением вскочил на ноги, прислушиваясь к лесным шорохам. Показалось или нет? Или попросту неподалеку заполошно вскрикнула испуганная птица? Ночные хищники редко подают голос, их жертвы верещат коротко и пронзительно, этот крик тоже был коротким, но совсем не отчаянным. Просто дремавшую на ветке птицу что-то разбудило, от неожиданности она вскрикнула и тотчас умолкла – проходившее мимо существо не представляло для нее опасности.

– Капитан, где… – заикнулся почуявший неладное Браччо. За его спиной шевельнулся силуэт, более темный, чем сама ночь, и с режущим уши визгом прыгнул через костер, высоко подняв над собой занесенное для удара короткое копье. Одновременно из темноты появилось еще с десяток черных теней, атаковавших маленький отряд.

«Выследили-таки! – зло подумал Конан, вскидывая меч навстречу первому нападающему. Сталь древней закалки без труда перерубила бамбуковое древко копья, и, прежде чем растерявшийся дикарь успел схватиться за собственный клинок, широкое и длинное лезвие наискось пробороздило его через грудь, едва не развалив пополам. – Теперь остается только держаться… Если это все, что они собрали – то удача пока с нами!»

Киммериец ошибся – к одинокому костру примчалось гораздо больше десятка черных острозубых дарфарцев, вооруженных копьями и тяжелыми, расширяющимися к концам изогнутыми мечами. Дикарям отчасти удалось добиться своего – разбить отряд и заставить каждого сражаться только за себя, при том, что нападающих было по трое-четверо. Дальнейшее Конан видел урывками, когда у него появлялось мгновение, чтобы оглянуться по сторонам. Мечущееся пламя выхватывало из темноты неясные стремительные силуэты дикарей, отчаянно отбивающихся зингарцев, взблескивали багровым клинки…

Вот Браччо отмахивается от двоих насевших на него черно-лоснящихся фигур, удачно отбивает нацеленный в голову выпад копья, но второй из дикарей резко ныряет вниз, с размаху всаживая бронзовый клинок под ребра Быстрого Ножа… Кореми прыгает через костер, поднимая сноп искр, почти без замаха сносит голову отвлекшемуся дарфарцу и, отряхнув с меча черные в свете огня капли, кидается куда-то влево, в сторону, где Вайд проклинает выродков Сета и яростно визжит раненый южанин…

Черная тень с различимыми даже в темноте белками выпученных глаз вылетает навстречу, безуспешно пытается с наскоку пробить круг защиты, созданный клинком киммерийца, попадается на простейшую уловку и отлетает назад с вылезающими из развороченного брюха внутренностями, все еще продолжая злобно скалить острые ровные зубы… Следующий осторожнее или умнее – кружит неподалеку, точь-в-точь собравшаяся напасть, но все никак не решающаяся прыгнуть гиена. Из темноты выскальзывает Крысенок – в каждой руке по кинжалу – умудряется приблизиться к дикарю почти вплотную, коротко бьет известным во всякой уличной драке «воровским ударом» – снизу вверх в живот, и снова пропадает в сизом облаке дыма… Метос, сопя и рыча, катается по земле, стараясь треснуть противника вцепившегося в одежду противника головой о твердый древесный корень…

Отбивая сыпавшиеся со всех сторон удары и время от времени протыкая особо яростно рвущихся вперед дикарей, у Конана мелькнула мысль, что на Равнинах Мертвых для тех, кто всю жизнь только и делал, что сражался, отведено похожее местечко: непроглядная ночь, неверные отблески готового погаснуть костра и лезущие через головы друг друга демоны, одержимые одной мыслью – свалить, затоптать, разорвать в клочья… Кром, да не весь же Дарфар сюда сбежался, в самом деле? Сколько их там?

Человек – даже не разобрать, корсар или дарфарец – рухнул в костер, завыл дурным голосом, вскочил и живым факелом, распространяющим вокруг себя приторно-сладкую вонь, понесся вниз по склону холма. Запнулся, неуклюже кувырнулся через голову и замер бесформенной кучей пылающего тряпья…

И вдруг бой прекратился. Дикари наконец поняли, что так просто отряд им не взять, или потеряв слишком много своих решили отступить. Быстрые черные фигуры беззвучно растворились в ночи, также тихо, как появились.

Безжалостно разметанный во все стороны костер чадил, давая больше дыма, чем огня, и едва освещая крохотное пространство между огромных корней дерева. Конан опустил меч, по самую рукоять покрытый темными кровавыми разводами, и чутко прислушался – тихо. Неужели из семи человек уцелел только он один? Быть того не может, на «Вестреле» попадали в переделки похлеще сегодняшней, и ничего – оставались живы!

– Эй, – негромко позвал киммериец. В ответ донесся жалобный стон:

– Вытащите меня…

Голос, без всякого сомнения, принадлежал Крысенку. Мальчишка почти не пострадал, но на него сверху навалились тела двух огромных дикарей. Пинками отшвырнув тяжелые, почти неподъемные трупы, Конан сгреб Крысенка за шиворот, поставив на ноги.

– А что… все? – Вайд ошарашено посмотрел по сторонам, разыскивая полчища злобных дарфарцев. – Мы их…

– Скорее, они нас, – огрызнулся северянин. – Кто был рядом с тобой, помнишь?

– Кореми, – уверенно отозвался Крысенок, – а потом он убежал… Капитан, разве только мы…

Не отвечая, Конан отправился в обход дерева, внимательно осматривая валявшиеся возле корней тела. Оставшийся стоять возле костра Крысенок недоуменно посмотрел вслед капитану, вытащил из почти погасшего пламени костра тлеющую палку, соорудив подобие факела, и побежал вдогонку.

Они нашли трупы Браччо и парня-зингарца, которого все знали только по прозвищу Ворон. Кореми и еще одного корсара не было – похоже, дарфарцы утащили их с собой, как и почти всех своих убитых.

Насколько было известно киммерийцу, для любого – погибшего в бою – неважно, соплеменника или врага, существовала лишь одна дорога – в желудки вечно голодных южных дикарей. Если Кореми и второй корсар мертвы, то им крупно повезло…

– Капитан, там кто-то шевелится! – дрожащим шепотом сообщил Крысенок, уставившись на переплетение темных ветвей. – Только что дергался…

– Где? – в указанном Крысенком месте движений не было, но, подойдя поближе, Конан различил скорчившуюся среди разлапистых листьев человеческую фигуру. Услышав шаги, человек поднял голову, рыкнул угрожающе и потянулся к лежащему рядом мечу.

– Это я, – сказал северянин, сообразив, что обитатель Дарфара вряд ли будет ругаться по-зингарски. Нашелся еще один уцелевший. – Молчун, ты живой?

– Почти, – с трудом выговорил названный Молчуном. – А еще кто..?

– Крысенок цел. Не дергайся, сейчас вытащу.

Костер погас окончательно, и пришлось в полной темноте разжигать его снова. Собиравший разбросанные по всему холму дрова Крысенок наткнулся на раненого дикаря, пытавшегося незаметно уползти, и немедленно заорал, что было простительно – дарфарец, шипя не хуже разъяренной кобры, попытался схватить мальчишку за ногу. Даже когда примчавшийся на вопли Конан проткнул мечом извивавшееся и залитое кровью существо, мало похожее на человека, дикарь продолжал ползти, цепляясь скрюченными пальцами за землю. Угомонился он лишь после второго удара, перебившего хребет. Пришлось с факелами обойти холм заново, но больше живых не нашлось – тот оказался единственным.


* * *

– И что мы теперь будем делать? – длинная ночь подходила к концу, далеко на востоке, за зубчатой линией древесных верхушек разгоралась светло-желтая полоса наступающего рассвета. – Пойдем дальше? А, капитан?

Крысенок задавал этот вопрос в различных вариантах уже в который раз, но ответа не получал – любая попытка заговорить с капитаном оканчивалась одинаково: Конан сердито ворчал сквозь зубы и, наконец, приказал Крысенку заткнуться хотя бы до восхода. Третий выживший после ночной схватки, корсар по прозвищу Молчун, которого Вайд перевязал как умел, сейчас дремал, изредка вскрикивая во сне. Вайд подтолкнул в костер прогоревшее полено и нерешительно повторил, обращаясь к самому себе:

– Ну что делать-то?

Самому Крысенку все представлялось совершенно ясным – необходимо как можно скорее возвращаться на берег. У десяти человек еще имелся шанс пройти через леса, трое же, один из которых ранен, а другой – он сам, Вайд – мало на что способен, не уйдут дальше этого холма. Правда, есть третий, стоящий былых десяти, и он-то наверняка не повернет назад… Тут мысли Крысенка зашли в тупик: капитан никогда в жизни не захочет быть проигравшей стороной, а значит, им двоим волей-неволей придется идти за Конаном. Пробираться к морю в одиночку? Проще будет дойти до ближайшего дарфарского поселка и покричать: «А мы тут!» И по-прежнему очень хочется хоть глазком взглянуть на загадочные пещеры…

Сидевший возле изрытого трещинами древесного ствола Конан, казалось, дремал, но Крысенок не сомневался, что капитан все отлично слышит, и, наверняка, сам ломает голову над дальнейшим выбором. А может, и нет – для подобных людей не существует тягот этого выбора. Следовательно, когда рассветет, придется снова тащиться дальше… Прыгнул, называется, в помойную яму за монеткой… Правильно говорила мама Акма: «Все твои беды – от любопытства, дурачок! Меньше лезь в чужие дела – дольше проживешь!» Ах, Кордава, Кордава, как ты далеко, и зачем я только ввязался в эту жуткую историю? Домой хочу…

Спящий человек заворочался, приоткрыл глаза и осторожно попытался сесть. Осипшим со сна голосом Молчун произнес:

– Вайд, попить нету?

– Есть, – отозвался Крысенок, роясь в сваленных в кучу мешках в поисках фляги с водой или с вином. – Ты как?

– Идти смогу, – Молчун сел поудобнее и мрачно огляделся вокруг. – Неплохо они нас…

Молчуна на самом деле звали Метосом. В отличие от Крысенка – полукровки более чем сомнительного происхождения, Метос был настоящим аквилонцем: по рождению – коренной шамарец, и по виду – высокий, светловолосый, с серо-голубыми глазами. На «Вестрел» он попал недавно, три или четыре месяца назад, а до того был наемником то ли в Аргосе, то ли в Шеме. Команда трепалась, что Метос – из благородных, а Зелтран даже предлагал прозвать его Нобилем, но из-за способности обходиться одним словом в день к Метосу надежно прилипло прозвище Молчун. Вайду он нравился – хотя бы потому, что единственный из команды карака никогда не называл его Крысенком.

Напившись, Молчун кивнул и негромко позвал:

– Капитан!

– Ну? – отозвался Конан. – Ожил?

– Да… Сколько нам еще идти?

– Очень неподалеку должны быть горы, и от них еще лиг пять вниз по реке…

– А там – что? – как о чем-то само собой разумеющемся спросил Молчун.

– М-м-м…

Крысенок не поверил своим глазам – капитан заколебался, явно не зная, рассказывать всю историю с самого начала, или не стоит. Вместо ответа окликнул:

– Крысенок, сообрази пожрать чего-нибудь.

– Соображу, – послушно кивнул Вайд и принялся снова перетряхивать мешки в поисках остатков вчерашней добычи да припасов, взятых с корабля. Краем уха он слушал, как киммериец описывает гулянку в «Девяти стрелах» и слишком много знающего человека, назвавшегося Вальдрио.

Рассказ получился длинным – на все утро, прервались только на еду. Дослушав варвара, Метос с любопытством посмотрел на Крысенка, точно видел его в первый раз, присвистнул и задумчиво протянул:

– Интересно… Ребята полагали, будто мы собираемся навестить Тот-Амона.

– На кой нам сдалась эта стигийская скотина? – не понял Конан. – Нет совершенно никакого желания встречать его!

– И все же многим казалось, что соглядатаи короля раскрыли его убежище, и Фердруго послал нас окончательно добить проклятого стигийца… Кстати, любопытно узнать, что случилось с короной, которую нашли на Безымянном?

– Пропили, – хмыкнул киммериец. – Я ее заложил королевскому ювелиру, камешки вынули, золото переплавили, на оставшееся – гульнули.

– Я так и думал, – кивнул Молчун. – Надо полагать, теперь мы попробуем идти дальше? Было бы просто нелепо возвращаться с полпути. И что, Вальдрио ни слова не сказал про… предмет поисков? И про этот странный дом, или пещеру?

– Ни единого, – подтвердил Конан. – Я так думаю, сам Вальдрио представления не имел, куда нас отправляет. Но главный наниматель должен был рассказать ему про подземелья и вывести на нас! Наниматель, у которого хранилась карта.

– План могли доставить через человека, не знающего, что происходит и что именно ему поручено передать. Допустим, Вальдрио выходит из таверны и задерживается у входа. Прежде чем уйти, подает знак. Человек со шкатулкой, увидев, понимает, что все в порядке и отправляется разыскивать Сигурда. Это нетрудно – в Гавани любой скажет, где найти людей с «Вестрела», – предположил Метос. – Тогда настоящему хозяину карты незачем и показываться в городе. Я вот чего не пойму – если владелец карты богат, то какого ж демона он не может сам собрать большую, сильную команду, сходить за этой вещицей да забрать ее? И почему убили Вальдрио?

Вайд, слушая эти, необычно длинные для замкнутого аквилонца речи только дивился – с чего это Метос снял замок со своего языка? Испереживался, наверное, бедняга.

– На всякий случай. – Пожал плечами варвар. – Может, ему оказалось недостаточно денег, полученных за переговоры со мной, и старый пройдоха решил подзаработать еще? Пошел и доложил Боргесе, куда и зачем мы отправляемся. А граф решил сделать все по-своему – отправил доносчика в гости к Нергалу, натравил на нас городскую стражу, а сам помчался со всех ног к заветному местечку, – тут северянину пришла в голову замечательная мысль, позволившая составить из разрозненных сведений складную цепочку. – Что до настоящего хозяина… Может, он помер на днях и наследники делят последние медяки? Представь, что скучающему богачу досталась карта с неясными указаниями, вот он и решил рискнуть: раздобудем мы чего-нибудь – замечательно, не вернемся – еще лучше, глаза больше никому мозолить не будем. Чтобы не маячить в Кордаве и не привлекать внимания, наш хозяин нанимает известного исполнителя темных поручений Вальдрио, и готово – никто ничего не знает, а мы роем носом джунгли, что твои гончие! Наперегонки с Боргесой, ведь он наверняка тоже примчался сюда. Его люди, наверное, еще на побережье – «Красотка» в ходу тяжеловата.

– А «Араминта»? – рискнул вмешаться и напомнить Крысенок. – Как можно было узнать про нее?

– Один оставшийся в живых просто доплыл до берега, – отмахнулся Конан. – Или мы не заметили лодчонки, болтавшейся поблизости, зато нас видели и узнали. Пес с ней, с этой галерой, давайте собираться, а то до полудня просидим…

Браччо и Ворона хотели сперва закопать, но выяснилось, что земля на холме твердая как камень, вся пронизана узловатыми корнями, да и рыть могилу совершенно нечем. Тогда развели костер побольше и сожгли. Тела сгорели быстро, исходя черным жирным дымом, столбом поднимавшимся вверх – наступавший день был безветренным. В костер бросили все лишние вещи, кроме оружия – пригодится. Спустились с холма, пересекли журчавший у подошвы ручеек и двинулись дальше – на восход, к неизвестным горам.

Загрузка...