Алекто. Сокровище морганов (СИ)

Глава 9

Тресковый карнавал можно было смело назвать наиболее значительным событием и самым шумным, весёлым праздником на Раденне. Это были отголоски языческих Сатурналий, любимых римлянами, которые прибыли на остров среди первых поселенцев. Праздник символизировал эпоху всеобщего благоденствия и равенства; во время карнавала снималась разница между слугой и господином, слуги и даже крестьяне пировали вместе с господами, дарили друг другу свечи и глиняные фигурки в виде рыб. Это и была та особенность карнавала, который островитяне, желая придать ему местный колорит, назвали Тресковым.

В эти дни, в середине ноября, треска собиралась в большие стаи и начинала двигаться мимо острова к своим основным нерестилищам у северных островов. Раденнские рыбаки выходили в море, закидывали сети, иные ловили треску на крючок, в качестве наживки используя нарезанные кусочки рыбы, мясо мидий и разнообразных моллюсков. Рыбаки, предпочитавшие ловить треску, не удаляясь от берега, знали, что её любимые места это твёрдое дно, камни и обломки затонувших кораблей. Каждый мечтал поймать самую крупную рыбину, размер которой мог превышать рост взрослого мужчины. И почти каждый возвращался домой с богатым уловом. Тогда, проходя мимо рыбачьих домиков, обнесённых низкими стенами из бурого камня, можно было видеть под навесами гирлянды серебристых рыб. Возле стен сушились на шестах сети; в воздухе витал ароматный запах наваристой тресковой похлёбки и запечённой на решётке тресковой печени. Хозяйки делали заготовку на долгую зиму: рыбу вялили, сушили, мариновали.

А вечером жители острова собирались все вместе, чтобы посмотреть на красочное шествие в ярких костюмах и выступления акробатов, послушать песни менестрелей, закружиться в зажигательных танцах под громкую музыку, подурачить друг друга в вечер масок и узнать о своём будущем в ночь гадания.

Тресковый карнавал начинался музыкальными состязаниями менестрелей и заканчивался гаданиями над огромным чаном с водой, в которой плавала треска.

В первый день, уже с самого утра, вся округа наполнилась необычным шумом. Тарахтели, не переставая колёса, фыркали лошади, раздавались приветственные возгласы. Со всех дорог к дому маркграфа съезжались повозки, верхом и пешком прибывали жители острова. К представителю королевской власти на Раденне шли охотно – одни из уважения, другие из любопытства, а больше всего в надежде сытно поесть, поплясать и развлечься. В дом входили только очень немногие и почти все в ожидании веселья прогуливались по двору или сидели на расставленных слугами маркграфа грубых длинных скамьях. Во всех уголках – среди сидевших, стоявших, прогуливавшихся по двору – только и было разговоров, что о прибытии важных гостей из Лютеции.

Денежные затруднения графини де Лармор и её уединённый образ жизни не позволяли участия в праздниках. Впрочем, она и не стремилась к этому. В течение двенадцати лет, с того дня, как не стало её мужа, Бертрада не снимала траура. Живя в Доме папоротников на правах хозяйки имения, завещанного ей графом Харибальдом, она всецело отдалась воспитанию единственной дочери. Не появляясь на приёмах и званых обедах, при случайных встречах она обдавала холодом всякого, кто осмеливался намекнуть ей на возможность вторичного брака. Эта статная женщина в неизменно чёрном платье, ниспадавшем тяжёлыми складками, казалось, несла на себе отпечаток некой жертвенности.

Однако порвать все связи с местной знатью было невозможно, и, получив приглашение от маркграфа на Тресковый карнавал, Бертрада отправила туда Алекто. Сама же осталась дома, сославшись на головную боль и усталость.

Когда Алекто появилась во дворе маркрграфского дома, там было шумно от гомона собравшейся толпы. Мужчины вели оживлённые разговоры; женщины, придерживая длинные юбки руками, учтиво приседали перед знакомыми при встрече на дорожках или в дверях. Кое у кого из девушек были на блио пышные оборки – несомненный намёк на достаток в семье, но у большинства весь наряд состоял из скромной юбки и лифа, схваченного цветным пояском, тонкого обруча из поддельного золота на гладко убранных волосах и украшений с блестящим стёклышком, купленных у заезжих купцов.

У мужчин чёрные котты смешивались с белыми полотняными камизами; рядом с серыми домоткаными куртками из местного льна виднелись тёмные длинные плащи.

Все эти люди были пятым поколением колонистов из Нейстрии и потомками некогда покорённых франками первых поселенцев острова. Теперь все они молились одному богу и разделяли одни заботы. Они сеяли пшеницу и овёс, сажали овощи и виноградные лозы, ловили рыбу, ухаживали за фруктовыми садами. Они говорили, изредка вставляя кельтские и латинские слова, а некоторые песни пели на забытом и непонятном языке загадочного племени арнуфильгов.

Алекто, выделявшаяся среди местного общества своей изящной фигурой, гордо поднятой головой и грациозностью движений, ничуть не стеснялась ни своего платья бордового бархата, доставшегося ей от матери, ни простой причёски, украшенной живыми цветами. Она с любопытством посматривала вокруг сине-зелёными глазами и, казалось, не замечала того, что некоторые мужчины бросали на неё мимолётные, но красноречивые взгляды.

И вот вниманием Алекто завладело несколько блистательных пар в пышных, переливавшихся всеми цветами радуги нарядах. Очевидно, эти люди прибыли на остров из столицы королевства и составляли небольшую группу привилегированных гостей маркграфа. Среди них выделись двое мужчин. У одного, кутавшегося в бархатную мантию, отделанную богатой вышивкой и мехом, была тонкая фигура, аристократическое и ещё красивое, но измождённое лицо. Другой, высокий, широкоплечий, с мужественным лицом, походил на рыцаря и, однако, носил чёрную, до пят, сутану, застёгнутую на пуговичный ряд, с воротником-стойкой. Черты его лица, осанка отличались внушительностью и величавостью, присущей служителю церкви. И всё же Алекто он показался воином, вырядившимся в священника. Хотя, возможно, когда-то он и был воином, из тех, кого называли тамплиерами, а теперь стал служить церкви в мирной жизни.

«Вот эти-то люди мне и нужны!» - обрадовалась девушка, угадав в гостях из Лютеции герцога Ортенау и нового викария, Преподобного Готфрида.

Алекто решительным шагом направилась к занятым беседой мужчинам, но неожиданно прямо перед ней возникла, преградив ей дорогу, незнакомая женщина.

- Разве вас, мадемуазель Алекто, не занимают разговоры о приданом, полезных знакомствах или о разных увеселениях при королевском дворе? – обратилась она к девушке. - Вам совсем не интересно то, что так живо обсуждают ваши ровесницы?

Алекто и вправду, с момента появления в доме маркграфа, не принимала участия в разговоре девушек, которые сидели за столом большим полукругом. Занятая своими мыслями, она тоже не вызывала к себе их интереса. Её соседки и знакомые, потому ли, что она не развлекала их, или потому, что она казалась им какой-то отстранённой, отвернулись от неё.

- Откуда вы знаете, как меня зовут? – наконец спросила Алекто, вступая в разговор с женщиной, которая держалась так, будто они давно знали друг друга.

- Кто же не знает имени самой красивой на этом побережье девушки?! – воскликнула та с таким искренним восхищением, что Алекто смутилась.

- Простите, но я вас не узнаю. Вы ведь не из местных? – после короткой заминки спросила она, будучи уверена, что никогда не видела эту женщину.

- Радегунда. – Светлая улыбка на лице и внимательный взгляд небесно-голубых глаз. – Вам не приходилось слышать это имя? На языке моего племени оно означает: воительница советами.

- Так вы из семейства арнуфильгов? – Теперь Алекто с нескрываемым любопытством разглядывала новую знакомую. – Говорят, из вашего племени на Раденне почти никого не осталось. Это правда?

- Те, кто выжил после колонизации острова, рассеялись по всей Нейстрии – в поисках лучшей судьбы, - ответила Радегунда с улыбкой, но в глубине её глаз таилась, как заметила Алекто, тихая грусть.

- Я тоже с некоторых пор живу в Нейстрии, - продолжила Радегунда немного погодя, - в доме моего покровителя, герцога Ортенау. Он кузен нашего короля Сигиберта. Но я с удовольствием приезжаю в родные места, когда появляется возможность. Как, к примеру, в этот раз...

- А правду говорят, что женщины из семейства арнуфильгов умеют колдовать? – призвав на помощь всю свою смелость, хотя и понизив голос, спросила Алекто.

По лицу Радегунды пробежала тень тревоги: разговоры о колдовстве, запрещённом в королевстве Нейстрия, могли иметь нежелательные для них обеих последствия.

- Не все, - с явной неохотой ответила она на вопрос девушки, - только те, кому магический дар передаётся по наследству... Простите, мадемуазель, мне пора идти: мой покровитель... герцог Ортенау уже заждался. Я хотела бы ещё о многом поговорить с вами, а вместо этого вынуждена попрощаться!

С этими словами Радегунда сделала движение рукой, будто хотела обнять Алекто, но удержалась.

- Постойте! – воскликнула Алекто и в свою очередь смело коснулась руки женщины. – Прошу вас, не откажите мне в просьбе! Представьте меня Его Светлости герцогу Ортенау.

- Как? Прямо сейчас? – удивилась Радегунда; от взгляда Алекто не укрылась тень недовольства, промелькнувшая на её лице.

- Поверьте, это очень важно, - Алекто была настойчива. – Речь идёт об убийстве, а, может, даже нескольких. И поскольку маркграф не придаёт значения трагическим событиям, которые происходят на нашем острове, я обязана рассказать об этом любому другому представителю королевской власти...

- Мадемуазель Алекто, вы уверены в том, что упомянутые вами события следует называть убийствами? Ведь это очень серьёзное заявление, - Радегунда умолкла на мгновение, задумавшись. Потом неудовольствие на её лице сменилось тревогой, и она спросила тихим голосом: - И кто же жертвы этих злодеяний?

- Две последние жертвы – из местных: вдова пекаря Мартина и наш управляющий Мадобод, - с готовностью начала отвечать Алекто, воодушевлённая тем, что её слушают и, кажется, верят ей. – А вот первая – незнакомая девушка, прибывшая на остров неизвестно откуда и неизвестно к кому. Хотя она говорит, что желала увидеться со мной, чтобы предупредить об опасности...

- Она так говорит? – изумилась Радегунда. – И когда же она сказала вам об этом?

Только сейчас Алекто поняла, что допустила ошибку; забрать свои слова обратно было поздно, и ей оставалось открыть хотя бы часть правды.

Внимательно выслушав рассказ девушки о её необычном сновидении, в котором ей явилась утонувшая незнакомка, Радегунда побледнела.

- Мадемуазель Алекто, я хочу сделать вам подарок, – неожиданно заявила она и, сняв со своей руки массивный, чеканного золота браслет, протянула его девушке: - Возьмите! Это вам!

Алекто опешила:

- Мне?

- Примите этот браслет как подарок в память о нашей встрече и никогда не снимайте его, - ответила Радегунда; затем, не обращая внимания на растерявшуюся девушку, она сама надела браслет ей на руку и защёлкнула его на её тонком запястье.

Алекто не успела поблагодарить свою новую знакомую. В это время в пиршественном зале раздалась нежная мелодия флейты и вслед за нею протяжные звуки волынки. Гости, сидевшие за уставленными угощением столами, возбуждённо зашумели.

Но вот всё стихло – хозяин замка подал сигнал к началу музыкальных состязаний заезжих менестрелей.

- Увидимся позже, - шепнула Радегунда, склонившись к уху Алекто, и, по-дружески пожав ей руку, торопливым шагом направилась к заждавшемуся её герцогу Ортенау.