Алекто. Сокровище морганов (СИ)

Глава 8

- ...Мадам, вы должны укротить вашу дочь! В последнее время Алекто ведёт себя непозволительно дерзко, вмешивается в дела местного совета, проявляя неуважение к господам рахинбургам, а также подвергает сомнению мои полномочия на Раденне! – Громко говорил, бегая по гостиной и теребя пряжку на широком кожаном ремне, Эд де Туар.

Маркграф явился в Бруиден да Ре после того, как звон церковного колокола оповестил жителей острова о смерти вдовы пекаря, а по округе разнёсся слух о том, что совершилосьочередное убийство. Расспросив островитян, Эд де Туар очень скоро нашёл источник этих слухов и, рассерженный, немедленно отправился в поместье графини де Лармор.

- Мессир граф, Алекто находится под сильным впечатлением от смерти Мартины: ведь женщина умерла у неё на руках, - вставила графиня в поток взволнованной речи собеседника. – Полагаю, у моей дочери есть причины заявлять о том, что Мартина была отравлена. И я не думаю, что Алекто сомневается в ваших полномочиях, мессир. Всё, чего она хочет, это привлечь внимание местных властей к череде смертей, произошедших на Раденне за столь короткий срок...

Уловив недовольство маркграфа, Бертрада быстро прибавила:

- Но обещаю вам, мессир, что поговорю с ней, как вы того желаете.

Графиня де Лармор сидела в своём любимом кресле у камина, от которого веяло жаром, и, сложив руки на коленях, с затаённой тревогой следила за шагавшим из угла в угол маркграфом.

Сейчас она боялась одного: что Эд де Туар, в котором она видела своего будущего родственника, из-за возмутившего его поведения Алекто расторгнет помолвку. В последний раз, когда они говорили о будущем обручённых, Бертрада просила маркграфа поторопиться со свадьбой. Тот ответил ей, что свадьбу сыграют сразу после окончания Трескового карнавала и затем отправят новобрачных в Лютецию. Хотя графине очень не хотелось расставаться с Алекто, она понимала, что только вдали от острова девушка будет в безопасности. События последних дней заставили Бертраду пережить серьёзные волнения и страхи: что-то злое, разрушительное входило в размеренную (с позабытыми потрясениями минувших лет) жизнь обитателей Бруидена да Ре. Графиня уже не могла легкомысленно отмахнуться от знаков, которые ей подавало небо: несчастный случай с Мадободом и внезапная необъяснимая смерть Мартины были первым предостережением.

- У Алекто очень впечатлительная натура, - продолжала Бертрада, будто оправдываясь перед маркграфом за дочь. - Гибель Мадобода для всех нас горькая утрата и жестокое потрясение. Но Алекто скорбит о нём больше других... Этот старый слуга был из тех, кому в таком имении, как Бруиден да Ре, трудно найти замену...

- Кстати, об имении! – воскликнул Эд де Туар, не дав графине договорить и останавливаясь напротив кресла, в котором она сидела. – Между нами говоря, ныне всё, что касается Дома папоротников, начинает обрастать невероятными слухами. Местные шепчутся о каких-то трагедиях прошлых лет, призраках рода де Лармор, проклятом наследстве. Я на острове немногим больше десяти лет, но вы, мадам, что вы об этом знаете?

- Проклятия? – изумилась Бертрада. – Ну что вы, мессир, я никогда об этом не слышала. Вот уже почти два столетия род де Лармор живёт на этой земле, и, если верить семейным преданиям, несчастьям или каким-либо страшным трагедиям в этом доме не было места. Что касается призраков, о которых сплетничают суеверные люди, то лично я, сколько здесь живу, ещё не встретила ни одного из них.

- Гм... – Маркграф с задумчивым видом потёр переносицу. – Наверное, глупо было бы верить, но некоторые старожилы полагают, что призраки рода де Лармор имеют какое-то отношение к маяку.

- Это сущий вздор! – возразила Бертрада. – Смотритель маяка, если речь идёт о нём, никакой не призрак. Это такое же, как мы с вами, смертное существо из плоти и крови...

- А ещё говорят, будто Мартина, вдова пекаря, была колдуньей и умела говорить с призраками, - не унимался маркграф. - Она могла видеть их так же ясно, как я сейчас вижу вас. Не напрасно же её мысли постоянно вертелись вокруг братьев Лармор, Харибальда и Вальдульфа. Она не только говорилао них– она говорилас ними,вернее, с их призраками!

- О мессир! – не выдержав, воскликнула Бертрада. – Оставьте мёртвых в покое! Подобные разговоры совсем уж не к лицу мужчине вашего возраста и, простите, положения...

Эд де Туар пристально посмотрел на неё и собирался было снова открыть рот, но графиня опередила его:

- Мартина была кроткой и набожной женщиной – это вам скажет любой житель округи или даже всего острова. Какое уж тут колдовство?! Ну подумайте сами, мессир...

В голосе Бертрады звучал укор: как будто мудрая наставница терпеливо поучала своего неразумного, склонного к поспешным необдуманным выводам воспитанника.

Маркграф вдруг шагнул к ней и, заглянув ей в лицо, изменившимся голосом проговорил:

- Мадам, если хотите знать моё мнение, слушайте внимательно. Я думаю, причина гибели вашего мажордома и Мартины, которая, как мне сказали, в молодости была его любовницей, кроется в Бруиден да Ре. Что-то нечисто в этом поместье, какая-то тёмная история приключилась с его бывшими обитателями. И вы, мадам, прожив здесь столько лет, должны бы догадываться, что ещё, помимо постели, связывало этих людей. Что было общего между холостяком мажордомом, который служил графу Харибальду, и замужней женщиной, которую вы столь легкомысленно называете набожной?

На какое-то время в гостиной воцарилась тишина.

Алекто, которая, узнав о приезде маркграфа, слушала его разговор с графиней, стоя на верхних ступенях лестницы, затаила дыхание, боясь выдать своё присутствие. Конечно, она знала, что подслушивать нехорошо, что это противоречит правилам приличия и светского воспитания. Но она знала также и то, что порой подслушивание чужих разговоров может оказаться полезным. Как сейчас, например. Вдова пекаря Мартина и Мадобод, управляющий из Бруиден да Ре, были любовниками? Право же, неожиданное открытие... Но даже если всё так и было, это ведь не повод убивать обоих да ещё после стольких лет? И кому это нужно? Пекаря нет на этом свете уже лет десять; Мадобод никогда не был женат... Значит, как подозревает маркграф, этих двоих связывала некая общая тайна...

Алекто не успела додумать свою мысль – нарушив молчание, заговорила графиня.

- У меня никогда не было желания копаться в чужом белье, впрочем, как и доверять нелепым слухам, - неожиданно резко отозвалась Бертрада на слова собеседника. - Знаете, мессир, мне многое довелось пережить с тех пор, как я покинула материк. Меня пугала новая незнакомая жизнь на острове, но возвращаться назад, в Лютецию, не позволяла нужда... и гордость. Мне была необходима поддержка и крепкое надёжное плечо – и своё плечо мне подставил Харибальд де Лармор. В те годы наш брак дал повод для самых разных сплетен как в Лютеции, так и здесь, на Раденне. Людям нравится сочинять истории о других, и, чем эти истории нелепее, тем охотнее в них верят...

Графиня умолкла, поджав губы; очевидно, ей не хотелось в своих воспоминаниях быть более откровенной, чем она могла себе позволить.

Между тем промозглые сумерки за стенами дома сгустились, заползли в покои, наполняя их серым мраком. Почувствовав, как холод пробирает её уже до костей, а мрак давит со всех углов, Бертрада встала и подкинула в камин сухое полено. Вспыхнувший огонь осветил семейные портреты на стене – и взгляд графини невольно упал на последний в их ряду. Это был портрет Вальдульфа, старшего из братьев де Лармор, – широкий овал лица, низкие надбровия, крупный прямой нос, выпуклые чётко очерченные губы – полузабытый, почти чужой облик.

Бертрада поспешно отвела глаза в сторону.

- Но, возможно, вы правы, мессир, - проговорила она немного погодя, - и обе эти трагедии – несчастье, случившееся с Мадободом, и внезапная смерть Мартины – каким-то образом связаны между собой. Нужны время и терпение, чтобы разобраться во всём этом и докопаться до истины...

- Мы непременно до неё докопаемся, мадам, - с жаром подхватил Эд де Туар. И тут же ворчливым голосом прибавил: - Только позвольте мне заняться этим после того, как закончится Тресковый карнавал и гости из Лютеции покинут остров. Мне бы не хотелось, чтобы герцог Ортенау, который намерен почтить нас своим присутствием, рассказал Его Величеству королю о том, что власти Раденна заняты разгадкой сомнительной связи мажордома и вдовы пекаря. Согласитесь, мадам, это звучит нелепо и даже смешно!

Мажордом и вдова пекаря – жители Раденна и так же, как вы сами, мессир маркграф, подданные короля Нейстрии! – возмутилась про себя Алекто. – А ещё есть незнакомая девушка, прибывшая с материка, о которой вы, мессир, даже слышать не желаете!

Именно это она и собиралась произнести вслух, выйдя из своего укрытия в тени, но тут на пороге гостиной неожиданно появился Дуан Бальд.

- Мессир, мне сказали, где вас найти, - торопливо и взволнованно заговорил центенарий, шумно отдуваясь после быстрой ходьбы. – Я только что получил письмо из Лютеции, от епископа Сильвестра...

- Ну наконец-то! – обрадовался маркграф. – Уже целый год прошёл с тех пор, как мы предали земле нашего викария, а на все запросы прислать на Раденн его преемника из Лютеции отвечали тишиной... Так что там, в письме? Чьё имя назвал Его Святейшество Сильвестр?

- Нашего нового викария зовут Готфрид Мильгром, - торжественно ответил центенарий. Затем, словно проверяя, что не ошибся, заглянул в письмо и повторил ещё громче: - Да, так и есть: Преподобный Отец Готфрид Мильгром.

- Готфрид Мильгром? – переспросил маркграф, и лицо его помрачнело. - Никогда бы не подумал, что увижу этого человека в наших краях.

- Вы разве с ним знакомы? – удивился Дуан Бальд.

- О нет, хвала Господу, участь состоять с ним в близком знакомстве обошла меня стороной! Но, услышь вы то, что я о нём знаю, и вам вряд ли удастся не разочароваться в выборе епископа.

- И что же вы о нём знаете, мессир? – допытывался центенарий.

- Скажу лишь то, что от Отца Готфрида не жди спокойной жизни, - ответил Эд де Туар, продолжая хмурить брови. – Не при даме будь сказано, но для нас с вами, мессир центенарий, Преподобный может стать той ещё занозой в заднице...

Маркграф накинул плащ и, откланявшись хозяйке дома, направился к двери; центенарий засеменил следом за ним.

- Когда он приезжает? – донёсся до Алекто недовольный голос маркграфа.

И затем ответ центенария:

- Вместе с гостями из Лютеции. На Тресковый карнавал.