Академия

Бохай и Зимняя Цапля

Когда Байсо с провожатыми вошел в город, те еще раз предложили мальчику сломать амулет и лишь после его повторного отказа ушли.

Сразу за воротами начиналась центральная улица, вдоль которой неприступными слепыми квадратами стояли дома. Все выглядело серо. Серая дорога с грязным утоптанным снегом, серые каменные стены, серая черепица, люди тоже были серыми, а сверху давило серое мутное небо.

Мальчик прошел вверх по дороге. Дома, словно уродливые наросты, были налеплены на пригорки и склоны, некоторые даже врастали боками в камень, а над ними в вырубленных нишах стояли еще дома и еще, создавая чудовищных размеров ступени.

Еще когда Байсо шел к городу, заметил, что снег на нижних склонах лежит не ровным слоем, а ниспадающими волнами, скорее всего, там по весне сажают рис или другие злаковые, которые могут выдерживать местную погоду.

Но таких полей было слишком мало для прокорма всех жителей этого города. А значит, они закупали еду в других местах. Байсо предположил, что основной работой местных была добыча металла и угля, а, может, тут даже добывали огненный камень.

Так как было поздно, солнце уже зашло за горы, а этот городок не мог позволить себе тратить Ки и деньги на освещение, людей на улицах было не так много. Пряча лица, пробегали женщины, которых в длинных бесформенных одеждах можно было угадать лишь по походке. Мужчины были одеты в более удобную для тяжелой физической работы форму.

Байсо поднял ворот повыше, закрыв лицо от резких порывов ветра, зашел в первую попавшуюся харчевню и попросил горячего бульону. Выпил чашку залпом, прогоняя мерзкий вкус во рту, оставшийся после приступа тошноты. А когда расплачивался, нечаянно рассыпал мелкие деньги и долго с извинениями собирал их по полу.

После лавки мальчик еще немного поднялся по главной дороге в город, а затем свернул в боковой проулок.

— Эй, беляк! — почти сразу окликнула его смутно различимая в темноте тень. Голос у тени был низким, и его можно было бы принять за взрослого, если не визгливые нотки в конце. Кажется, у его обладателя ломался голос. — Гони монеты!

Сзади послышался шорох, но Байсо не стал оглядываться.

— Д-д-добрый вечер! Прошу прощения, если вас потревожил. Я немного заблудился и…

— Да в Пропасть твои извинения. Деньги гони!

— У меня их совсем немного, — мальчик полез в поясной карман, но весьма неловко. Монеты выпали из его дрожащих рук прямо в снег. — Ой, я их уронил. Я нечаянно. Простите, пожалуйста.

— Сиволап!

— Я не…

— Да я не тебе! Сиволап, свет!

Сзади загорелся мягкий желтый кружок, парень обошел Байсо и направил вниз кулак, из которого и вырывался свет, а второй — тощий пацан с косящими внутрь глазами — наклонился и начал обшаривать снег, приговаривая:

— Вот же придурок! Теперь ищи их. Чего стоишь? Давай тоже помогай, если не хочешь, чтобы тебе врезали.

— Врезали? — заблеял Байсо. — Это как? Это вот так? — и с силой сжав в руке оставшиеся мелкие монеты, стукнул Сиволапа в висок. Тот рухнул как подкошенный. Кривой пацан сначала даже не понял, что произошло:

— Эй, ты чего? — но тут в отблесках света мелькнуло лезвие ножа. Байсо даже не стал направлять его на грабителя, лишь прокрутил его несколько раз между пальцев.

— Сядь, — резко сказал Байсо, и голос его уже не дрожал. Кривой тут же плюхнулся в снег:

— Ты! Ты убил Сиволапа? Убил Сиволапа? Что я его мамке скажу? Ты идиот? Мы всего лишь хотели взять пару монет.

У Кривого начиналась истерика. Но мальчик тут же пресек ее, легко ударив по щеке:

— Молчать. Жив он. Пока. Отвечай на мои вопросы, и я тебя отпущу. Понял? Повтори!

— Молчать. Отвечать. Отпустишь.

Байсо скривился. Даже в десять лет он не был таким жалким, но кажется, это были всего лишь домашние мальчики, вообразившие себя крутыми и отжимающие монеты у тех, кто помладше.

— Ты тоже живешь с мамой?

— С мамой, отцом, братом и сестрой. И еще бабушка.

— Как тебя зовут? Прозвище тоже пойдет.

— Кривой! Меня зовут Кривой.

— Как называется этот город?

— Но… — Кривой впервые оторвал взгляд от ножа и посмотрел в лицо Байсо, — ты не знаешь?

— Еще сегодня утром я был в другом городе. Но сорвался, отрезал слишком много любопытных носов, и указом императора был отправлен на край мира. Так как называется город?

— Ваньшань (в переводе с китайского — десять тысяч гор).

— Восточная граница, верно? Что ж, придется захватить этот городок, — улыбнулся белобрысый мальчик. — Рассказывай!

— Что? — простонал Кривой.

— Всё! Давно ты нападаешь на маленьких мальчиков? Кто мэр вашего города? Чем зарабатывают местные? Кем работает твой отец? Есть ли школы? Где располагаются шахты?

Кривой, как и многие мальчишки в его возрасте, думал лишь о себе, о том, что отец слишком строг, и что если бы он не родился здесь, на окраине страны, то явно смог бы поступить в Академию боевых искусств, а так, из-за тяжелой и несправедливой судьбы, ему придется всю жизнь горбатиться в шахте, сменив отца на его участке. Он знал про свой город лишь то, что это самое унылое место в мире. Даже полноценные караваны сюда не приходят. Так, маленький хвостик приползает раз в году, в начале лета, когда заканчиваются все продукты, и жители начинают грызть снег с вершин и жевать кожаные ремни. Когда они готовы отдать весь годовой заработок за прошлогоднее зерно, пусть слегка подмоченное и погрызенное мышами.

Но чем больше говорил Кривой, тем больше уходил его страх. И он решился спросить:

— А как ты попал сюда? Сейчас дороги к нам засыпаны напрочь.

— Я на драконе прилетел, — небрежно сказал Байсо. — Значит, денег не хватает, и ты отбираешь монеты у детишек?

— Я не… А много найдешь таких? Детям деньги вообще в руки не дают. А у тебя лицо было такое потерянное, да и в лавку такую нищие не заходят, ведь там дорого всё. Зачем платить за готовую еду, если проще купить продукты и приготовить еду дома.

— Кривой, а хочешь заработать?

— В смысле? Как? Если что, я воровать не буду. За воровство сразу на Дно Пропасти попадают.

Байсо опустил планку ожиданий от Кривого еще ниже. Примерно до уровня земли. Как он только решился вообще полезть на мальчика с такими-то моральными установками?

— Нет. Я буду давать задания и за их выполнение готов платить. Немного, один-два цяня, но и задания будут простыми. Ну как?

— А Сиволап?

Байсо спокойно убрал нож в рукав и, не упуская из вида Кривого, наклонился к упавшему пацану, взял горсть снега и засунул тому за шиворот.

— А-а-а! Ты чего?

— Объясни ему, — сказал Байсо, забрал выпавший светлячок и отошел в сторону. Пусть с самого начала привыкает подчиняться.

Кривой сбивчиво растолковывал другу, что тут произошло. А Байсо тем временем рассматривал лежащий в его руках амулет. Небольшой камешек был вставлен в каменную же оправу. Судя по виду, оправа была нужна лишь для того, чтобы не потерять сам светящийся камешек. В столице таких амулетов не было. На улицах использовались чаще всего эльгмы, которые за одну-две единицы Ки могли светить всю ночь, а в домах амулеты изначально были встроены в светильники, которые придавали нужный оттенок света и яркость.

«Ручной светильник? — подумал Байсо. — Хорошая штука для города, где так рано темнеет.»

— Что это? Откуда?

— А это… камнесвет. Он часто встречается в шахтах с огненным камнем. Крупные куски, что с полкулака и больше, сдают, а мелкие торговцам не нужны, так что мы сами их используем.

— А почему не нужны? — Байсо не мог понять логики. Можно ведь встроить несколько мелких камней в один амулет, и тогда свет будет вполне неплох.

— Они быстро выгорают. Два-три дня, и всё, камень выдыхается. А большие могут работать очень долго.

— Понятно, — сказал Байсо. — Можете принести мне таких камней? Сколько сможете?

Так как и у Сиволапа, и у Кривого отцы работали в шахте огненного камня, то мелких камнесветов у них было полно дома. Оказалось, что добывать огненный камень очень сложная и ответственная работа, и туда переводят шахтеров только после десяти лет в рудных шахтах, так как там совсем нельзя было использовать магию. Огненный камень впитывал Ки моментально, и маленькие крошки могли даже от крошечных порций энергии вспыхивать, прожигая одежду и кожу.

— Итак, первое задание — нужно найти для меня хорошее жилье. Лучше всего бесплатно, тогда я смогу платить вам за задания больше.

— А… ты всем носы отрезаешь? Или как? — грубовато спросил Сиволап. Несмотря на то, что этот мелкий нахал вырубил его с одного удара, он не верил в слова Кривого. Слишком уж маленьким и слабым выглядел этот непонятный белобрысый пацан.

— Только тем, кто лезет на рожон. Ты что-то придумал, — уверенно сказал Байсо, влив чуточку Ки в мысленное давление на Сиволапа, и тут же почувствовал легкую слабость. Низкий талант не позволял ему злоупотреблять магией, и хотя у него еще был кристалл на сто Ки, эти домашние мальчики не заслуживали таких затрат. — Говори!

— Возле закатных ворот есть дом, где сдают комнаты. Там всегда останавливаются приезжие чиновники. А если пройти дальше, к складам, то увидишь красный дом с цаплями. Его всегда снимают торговцы, потому что есть место, где и животных разместить, и груз в безопасности оставить. А еще на нашей улице живет чокнутая старуха, у нее муж погиб в шахтах, а сын застудился и помер еще мелким. Так она всегда к нам пристает, мол, сынок-сынок. Ищет все время сына, хотя сама его в камень укладывала. Если чокнутых не боишься, можешь к ней напроситься.

— Отлично. Показывай, где она живет.

Парни переглянулись между собой, кажется, они не ожидали, что Байсо согласится на такой вариант.

Они провели его до нужного дома. Самые богатые дома находились на южных склонах гор, а это был северный склон, и тут в каждом доме было много-много комнат, в каждой из которых жило по семье. Дома отапливались настолько хорошо, что снег таял даже на крыше. В каждой комнате было по несколько огненных камней, в крупные вливали немного Ки, и они после этого долго-долго грели воздух, на мелких — готовили пищу. Также у всех детишек были камнесветы, отчего издали казалось, что по улицам бестолково носятся искры, то сбиваясь в кучи, то рассыпаясь. Нечистоты, как пояснил Кривой, скидывались в пустое ущелье. Пустое — то, в котором не было ручья.

На самом восточном конце города были еще одни ворота, но они открывались лишь летом, когда снег полностью стаивал и уходила вода. Через них изредка проходили люди из соседней страны, страны Белокрылого Быка. А караваны и путешественники предпочитали южный перевал, открытый для перехода всю зиму и все лето, там и город побольше, побогаче. А здесь, в Ваньшане, кроме гор и шахт, толком ничего и не было.

Кривой ткнул пальцем в дверь чокнутой старухи и сказал:

— Дальше сам. И ты говорил, что это первое задание. Плати!

Байсо чуть приподнял бровь:

— Разрешаю оставить монеты, что ты подобрал. Приходи завтра, дам еще задание. Не забудь прихватить камнесветы.

Парни, оказавшись на родной улице, осмелели, но Байсо решил пока не обращать на это внимание. Завтра он еще раз покажет им, что его лучше слушаться, а пока нужно было разобраться с жильем.

Мальчик снял головную повязку, взлохматил волосы, постучал в дверь и жалобно проскулил:

— Мама! Мама!

Кривой и Сиволап переглянулись и отошли подальше, не сводя с Байсо глаз.

Дверь внезапно распахнулась, и оттуда вышла женщина, закутанная в драный коврик, ее волосы не были уложены и свисали грязными прядями до пояса.

— Сынок? — она изумленно смотрела на маленького мальчика, стоящего перед ней. — Это ты, сынок?

— Да, мама, — пропищал Байсо. — Ты не узнаешь меня? Я так замерз в горах. Мои волосы побелели от холода!

— Сынок, — женщина обняла мальчика и расплакалась, — мой Бохай! Почему ты так долго гулял? Я же говорила, чтобы ты играл рядом с домом.

У Кривого и Сиволапа мурашки пробежали по спине от этой странной картины.

— Прости, мама. Я больше не буду! — расплакался и Байсо. — Не ругай меня. Я всегда тебя буду слушаться!

— Конечно, мой Бохай. Заходи скорее домой! Сейчас накормлю тебя горяченьким.

Она сняла с себя коврик, укутала мальчика и ввела его в дом, закрыв дверь.

Сиволап не рассказал Байсо все истории, что ходили про эту женщину. Говорили, что она сама в голодный год убила своего сына и съела его. И что она бродит по ночам по улицам, находит детей, что слишком заигрались и забыли вовремя вернуться, отводит их к себе, убивает и ест их. Еще говорили, что она закопала тело сына под своими рисовыми полями, поэтому у нее самые богатые урожаи, и она питается только одним рисом.

На следующее утро Кривой и Сиволап никак не могли решить, как им следует поступить. Постучать к старухе и позвать белоголового? А если она им не наелась и затащит их в дом? А если не постучать и белоголовый жив, то он может рассердиться. А если старуха на него напала, он ее победил и сейчас злится на Сиволапа за такую подставу? Куда ни кинь, везде словно край Пропасти.

Наконец, после долгих раздумий мальчишки решили, что постучать должен кто-то один, и если на него нападут, то второй сможет убежать и позвать на помощь. Осталось только выбрать, кто же пойдет к двери. Сиволап говорил, что идти должен Кривой, ведь он дольше общался с тем пацаном. Кривой же именно поэтому и утверждал обратное, мол, и так страху натерпелся, пока в него ножом тыкали.

Но тут дверь сама распахнулась, оттуда вышла та старуха, и Кривой едва смог ее узнать. Ее волосы были чисто вымыты и уложены в традиционную прическу, она была одета в старую добротную одежду, хоть и болтавшуюся на ней, как на палке, и она улыбалась. Кривой даже подумал, что она вовсе и не старуха, а обычная женщина, ровесница его матери.

— Бохай! Долго не гуляй. Далеко не ходи! — говорила она невысокому мальчику, чьи белые волосы были скрыты теплой вязаной шапкой, надвинутой по самые брови.

— Хорошо, мама! Я недалеко. Вон и друзья за мной пришли, — помахал он им рукой.

Кривой и Сиволап подумали, что лучше бы не злить этого парня, раз он смог приручить старуху-людоедку.

— А мы тут как раз за заданием идем. Кстати, как тебя звать?

— Зовите меня Бохай, — улыбнулся им Байсо, — а то мама разозлится.

— А она что? Твоя настоящая мать?

— Конечно, — кивнул Байсо, — я ведь когда пропал?

— Ну-у-у, — попытался вспомнить Кривой, — я еще маленький был, зим наверное семь или восемь назад.

— Я не погиб, меня забрали отсюда люди императора, сказали, что во мне сидит страшный зверь, который может уничтожить целую страну, и его нужно воспитать. Меня долго держали в цепях, пытали, от чего мои волосы поседели. Сами видите же! Но потом я смог вырваться и потребовал, чтобы меня привезли домой, иначе я сожгу всю столицу. Вот меня и привезли на драконе.

— А зачем ты тогда спрашивал название города?

— Я хотел проверить, правильно меня привезли или обманули.

— А если бы обманули?

— Пришлось бы вернуться и сжечь Киньян, — спокойно ответил Байсо.

— А чего же ты сразу не пошел домой?

— Я же совсем маленьким был. Забыл уже, где жил раньше. Все, разговоры закончились, — оборвал пацанов Байсо. Судя по всему, они могли задавать вопросы бесконечно. — Так, один из вас покажет мне весь город. Где склады, где живет мэр, в какой стороне шахты, какие лавки есть. Вообще всё. Второй должен купить риса и сушеного мяса на двоих так, чтобы хватило на всю зиму. Но не просто купить. Кривой, ты пойдешь за покупками. Ты должен пройтись по всем лавкам, где продают еду, в каждой из них купить немного риса, столько, сколько покупает обычная семья. Запоминаешь?

Кривой согласно кивал, боясь рассердить этого странного мальчишку.

— Запомнишь, сколько заплатил в каждой из них, и потом перескажешь мне.

— Но у меня нет таких денег.

— Возьми, — Байсо тут же вытащил маленький мешочек и передал ему. — Обязательно торгуйся. Чем больше сдачи ты мне принесешь, тем больше я тебе заплачу. И учти, я знаю цены на еду. Если попробуешь обмануть…

— Нет. Я все сделаю!

— Пойдем! — кивнул Байсо Сиволапу. — Камнесвет принес? Давай.

Когда Байсо вечером возвращался домой, то заметил, что все дети во дворе провожают его странными испуганными взглядами. Он же не запретил Кривому рассказывать про себя. Одна отважная девочка даже осмелилась подойти к нему и спросить:

— Это правда, что ты умеешь превращаться в дракона и прилетел из столицы?

Байсо улыбнулся, как быстро же переврали его слова, даже дня не прошло, и стащил шапку, показав белые, как снег, волосы. Дети тут же отшатнулись, зашептались. До него донеслись такие фразы как «смотри, и правда белые», «значит, он на самом деле Бохай», «а Кривой не врал».

Девочка хоть и побледнела, но не отступила:

— Говорят, ты платишь за задания. Я тоже хочу заработать.

— Хорошо. Завтра утром поговоришь с Сиволапом.

Кто-то из детей сбегал за Кривым, тот мигом примчался и притащил пару мешков. Из них он доставал разноцветные полотняные мешочки и называл лавку, сколько он заплатил, сколько удалось сторговать. И передал почти пустой мешочек с монетами. Байсо открыл его, быстро подсчитал, сколько сдачи ему должно было вернуться с учетом слов Кривого, и сказал:

— Ты забрал себе два мао. Один верни, второй можешь оставить себе. Если бы ты мне не соврал, то забрал бы оба.

— Я не брал, — выкрикнул Кривой и оглянулся на детей вокруг. — Не брал. Я же не вор!

— Хорошо, — кивнул Байсо. — значит, тебя обманули в лавке. На два мао! Ты что, ребенок, чтобы тебя обманывали?

Затем Байсо сел рядом с Кривым и медленно проговорил с ним расчеты. Сколько денег было изначально, сколько он в каждой лавке потратил, сколько должны были дать сдачи, какой итог. И покрасневший от злости и обиды Кривой согласился, что его обманули.

— Значит, ты сегодня поработал бесплатно.

Постепенно все дети с этой улицы начали работать на Байсо-Бохая, но все задания он давал либо через Кривого, либо через Сиволапа. Он платил совсем чуть-чуть, по несколько цяней, но это были настоящие деньги. Кто-то из детей покупал себе лакомства, кто-то откладывал на будущее, кто-то отдавал родителям.

Задания были разными: следить за воротами и всеми входящими, посмотреть, к кому приехали эти люди, где остановились, как их зовут. Следить за лавками и посмотреть, откуда завозят товары. Узнать, кто живет в том или ином доме. Сходить купить что-нибудь определенное. Узнать у родителей про шахты. Собрать все страшилки про горы или про призраков.

Мама Бохая изменилась неузнаваемо. У нее появились теплые вещи, она теперь всегда улыбалась и беспокоилась о своем сынулечке Бохае, радовалась, что у него столько друзей.

А потом начали появляться новые задания, например, отнести и подложить под дверь записку или спрятать в определенном месте мешочек с чем-то неизвестным.

Дети на северных улицах не умели читать и писать, школ здесь тоже не было, поэтому Байсо мог не опасаться, что они прочитают его записи.

Ци Киу, как обычно, прочитал записи в торговой книге, пересчитал деньги, выбрал один из товаров и проверил остатки. Осталось лишь погасить свет, закрыть дверь на засов и отправиться на второй этаж, в свою комнату.

Но когда он положил засов на скобы, то увидел, что к нему прикреплена какая-то записка. Лавочник еще оглянулся по сторонам и нерешительно взял листок бумаги.

В последнее время в городе стало как-то неспокойно. Странные разговоры, злые шахтеры, нервные стражники. Обычно такое состояние у людей ближе к концу весны, когда все лавочники потихоньку повышают цены на продукты, и зарплаты шахтеров уже не хватает. Тогда они приходят и умоляют выдать им миску риса в долг. Разумеется, под проценты.

Конечно, в государственных складах запасается зерно для таких случаев, но чиновники предпочитают не отдавать его просто так, а придерживают до конца, чтобы продать оголодавшим людям вдесятеро дороже. А если еще и выплаты начать задерживать под предлогом, что средства закончились, и нужно подождать до прихода каравана, который выкупит все добытое в горах? Но это чревато волнениями. Голодная чернь ради своих умирающих детишек может пойти на многое, поэтому власти, как правило, до предела не доходят. К тому же все уже привыкли, что по весне цены растут.

Сам Ци Киу на месте шахтеров бы закупил продуктов на год вперед и спокойно бы жил, но с другой стороны, платят им настолько мало, что они едва-едва могут прокормить свою семью. Молодые шахтеры, что работают еще в рудных шахтах, могут обеспечить лишь себя да жену, в шахтах с огненным камнем платят больше, поэтому после появления ребенка или двух, они рвут жилы, чтобы их старания оценили и перевели туда.

Если вдруг шахтер погибает, то его семья обречена на голодную смерть. Как бы ни старались их родственники, самое большее они смогут вытянуть лишь одного человека.

Но и шахтеру без жены приходится туго, ведь именно женщины вкладывают свою Ки в обогрев жилья и приготовление еды. А еще чаще всего жены стараются сдавать Ки за себя и хотя бы часть за мужа, чтобы он не ходил на работу ослабевшим. Поэтому женщины тут быстро чахли и старели. Мало кто проживал больше сорока лет: что мужчины, что женщины.

Мальчишки, как правило, с шестнадцати лет начинали работать в шахтах. Они бы шли и раньше, но им платили вполовину меньше, а заставляли горбатиться столько же, сколько и взрослый, потому шахтеры сами не пускали детей туда.

Впрочем, была сотня старейших шахтерских семей, у которых ситуация была получше. Еще когда тут стояла деревушка, они вручную изрыли склоны и сделали там поля, которые с тех пор передавались по наследству старшим сыновьям. Вот у них женщины и дети могли трудиться на полях, хотя большую часть урожая они отдавали государству, но и остатка хватало на то, чтобы продержаться в самые трудные времена. В таких семьях даже умудрялись копить деньги, а не проедать их по весне. Девушки в городе сражались за возможность выйти замуж за старших сыновей из ста семей, но обычно те женились на дочерях из все тех же ста семей. Это делалось по негласной договоренности, чтобы не только сыновья, но и дочки также были избавлены от нищенского существования.

Поговаривали, что скоро участок одной из семей освободится: муж погиб на шахте, сын куда-то пропал, и осталась одна лишь чокнутая женщина, которая вот-вот тоже помрет. Так как раньше такого не было, непонятно, кому отойдут эти поля: то ли среднему сыну из семьи мужа, то ли вовсе станут государственными полями.

Ци Киу часто, глядя на этих замученных людей, благодарил Небеса за то, что он родился в семье лавочника и потому был избавлен от тягот рабочей жизни. Впрочем, у него были и свои неприятности. Помимо обычных налогов ему приходилось дополнительно платить чиновнику от подворного отдела, чиновнику от отдела имуществ, чиновнику из отдела зернохранилищ, плюс ежегодные подарки к дням рождения всех более-менее значимых лиц, также всем своим конкурентам.

Почему же шахтеры разволновались сейчас, в разгар зимы? Цены на продукты, конечно, уже начали потихоньку расти, но пока это не было особо заметно. Откуда-то поползли слухи, что шахтерам недоплачивают, что ставка должна быть выше.

И стражники тоже стали ходить недовольными. Только сегодня приходил уважаемый Кун Ши и придирался ко всякой ерунде. То ли стол слишком грязный, то ли рис мелкий, то ли сам Ци Киу слишком толстый. Пришлось буквально насильно вручить ему сушеную рыбу, которая в их горном городишке стоит немало денег, но и это Кун Ши не успокоило. Он все ворчал, что раз он жизнью рискует на границе, грудью стоит на защите от мерзких бычатников, то и платить ему должны побольше, а не столько же, сколько жителю какого-нибудь серединного городишки.

Ци Киу ему, конечно, поддакивал, сказал, что работа стражи в Ваньшане и впрямь опасна и трудна, хотя про себя подумал, что охранять город, в который невозможно попасть десять месяцев в году, не так уж и сложно.

Опытный торговец шкурой чувствовал, что скоро будут какие-то перемены, но с чего бы? Ведь новых людей в городе не появилось, разве что по магической связи донесли какие-то важные новости из столицы.

Вот записки какие-то непонятные начали появляться. В Ваньшане даже школ не было, а значит и грамотных среди черни днем с огнем не сыщешь. Местные чиновники из-за редких инспекций обнаглели окончательно, забирали себе из налогов Ки и средства на содержание школ и выплаты стипендии, но при этом ни единого цяня не тратили на обучение граждан.

Если бы чиновник захотел что-то тайком сообщить Ци Киу, то просто бы послал слугу, и Ци Киу лично бы в середине ночи примчался на другой край города.

Торговец развернул записку и побледнел: там подробно были описаны все его махинации с ценами, обвесом, указано, какие законы он нарушил. Также было написано, где он прячет деньги. Но больше всего Ци Киу поразило не это. А то, что неизвестный шантажист знал о главной проблеме торговца и предложил ее решить. За отдельную плату.

И подпись — Зимняя цапля (в переводе на китайский — Дон Лу, но так как это именно прозвище, останется русский перевод).

Внизу подробно было объяснено, какую сумму и куда нужно отнести. И лавочник серьезно призадумался.

Еще в начале лета один из лавочников вместе с семьей уехал из города, оставив лавку на суд чиновников. Конечно, все торговцы в этом районе захотели забрать ее себе. Шутка ли — иметь целых две лавки? Ци Киу раз в неделю ходил в управление на поклон к нужному чиновнику, уж и уговаривал он его, и подарки дарил недешевые, но остальные лавочники делали то же самое. Вот чиновник и не торопился с решением. А зачем, если сомнения приносят столь большую выгоду?

А Зимняя Цапля написал, что может склонить чиновника на сторону Ци Киу, и просил не так уж и много. Подарков уже было отнесено на большую сумму. Если это обман, то запрошенная плата не разорит Ци Киу, а если дело и впрямь срастется, то выигрыш будет несоизмеримо крупнее.

Но потом лавочник вдруг сообразил, что Зимняя Цапля специально указал именно эту сумму, словно зная его состояние до последней монеты и учитывая его характер. После этого Ци Киу уже не сомневался, собрал монеты, уложил их в серый мешочек и отнес в условленное место.

Несколько дней лавочник с замиранием сердца ждал известий от Зимней Цапли, ходил проверять тот тайник, куда положил деньги, но там было пусто. Тогда Ци Киу понял, что его обдурили, как мальчишку.

Он уже пропустил день, когда нужно было сходить к чиновнику и отнести ему новую порцию подарков, поэтому если не задобрить его более крупным даром, то Ци Киу вылетит из гонки за лавку.

Торговец скрепя сердце собрал новые подношения, пошел в управление, но там чиновник встретил его чуть ли не с распростертыми объятиями:

— Почтенный Ци, что же вы так долго не приходили ко мне? А, понимаю, наверное, уже слышали, что новая лавка теперь принадлежит вам, вот и зазнались, на бедного Хао жалко и немного времени потратить.

— Уважаемый Хао, — лавочник не знал, куда и глаза спрятать от стыда, — как же я мог? Захворал немного, вот и лежал дома, а как только полегчало — сразу к вам. Но, кажется, я еще не вылечился до конца, и уши меня подводят. Мне послышалось, что вы сказали…

— Все верно, почтенный Ци, вот документы на лавку. Поздравляю! Теперь вы стали самым крупным торговцем в северном районе. Позвольте только спросить, почтенный Ци.

— Конечно, уважаемый Хао. Всё спрашивайте, что пожелаете. Ой, я никак не могу прийти в себя от такой радости. Приходите сегодня вечером, я угощу вас отличной едой в благодарность за ваше драгоценное внимание к столь ничтожному человеку.

— Вы не видели случайно пролетающую цаплю? Говорят, что летает тут одна, да еще и зимой.

— Врать не стану, — ответил Ци Киу, тут же посерьезнев, — слышал я про такую птицу, но лично видеть не приходилось. Если вдруг замечу ее, обязательно расскажу уважаемому Хао, где можно на нее посмотреть.

Когда Ци Киу вечером закрывал лавку, то заметил на том же самом месте еще одну записку. Зимняя Цапля просил его в благодарность за услугу принять на работу одного человека, что придет наниматься к нему утром.

Лавочник не посмел отказать и уже с утра принял на работу одного шахтерского парнишку с косыми глазами. Хотя тот едва-едва знал несколько иероглифов, но считал неплохо и готов был трудиться за небольшую плату.

Позднее Ци Киу узнал, что записки с таким же предложением получили и другие лавочники на его улице, но только он решился отдать деньги неизвестному и тут же оказался в выигрыше.

После этого он решил, что всегда будет откликаться на записки от Зимней Цапли.