Адепт

Глава 18

В полной тишине заснеженного двора скрип качелей казался неестественно громким. Да и заледенело место стыка цепей с перекладиной нахорошо, из-за чего толком раскачаться у меня не получалось.

Почему я сижу здесь, а не за школьной партой? Чёрт его знает. И также было непонятно, почему на улице минус двадцать как минимум, а я в брюках и рубашке — и мне ничуть не холодно.

Кроме того, было немного странно что двор абсолютно пуст. Да, Кортаун не самый большой город, который был построен специально для работников артефактного завода, — а это значило, что днём почти все жители были на смене, либо отсыпались дома, — но создавалось ощущение, что вокруг меня всё вымерло.

Я не слышал вообще ничего, кроме скрипа качелей. Пятиэтажки, стоящие вокруг меня тут и там, казались абсолютно пустыми и заброшенными. Все машины засыпало сугробами, а дорожек вдоль домов никто не прочистил, да и тропинок не протоптал.

Ровная белая равнина посреди серых кирпичных скал.

Но все мысли о необычной, выбивающейся из ряда вон обстановке шли у меня как-то на фоне. Да и неуютного ощущения тотального одиночества не возникало — я просто наслаждался свежим влажным воздухом, как во время дождя, тихонько раскачивал сиденье под собой и смотрел в глубину чистого лазурного неба.

В Кортауне почти всегда ясная погода. И потому наслаждаться видом я могу бесконечно.

Скрип-скрип. Вверх-вниз, вперёд-назад — и никаких размышлений, просто полное погружение в синеву над головой.

Абсолютная идиллия…

— Привет, Марк.

…Которая оказалась нарушена с раскачкой ещё одних качелей, заскрипевших слева от меня.

Я повернул голову.

Семилетний мальчик, что сидел по-соседству, был похож на меня. Что неудивительно, мы всё-таки братья. Не близнецы, но и схожих черт лица было довольно много.

— Никита? Тоже решил никуда не идти?

— Угу. Можно и так выразиться.

На лице мальчика возникла кривая, слегка злая ироничная улыбка, которую я видел у него впервые. Брат на моей памяти всегда был предельно искренним, и свои мысли предпочитал доносить до собеседника напрямую, не прибегая к игре в намёки.

— Ты родителей не видел? У меня из головы вылетел их график. Они работают сегодня?

Василий и Анастасия Саридоновы, папа и мама, старший слесарь и контролёр ОТК. Для проверки артефактов требовались совсем небольшие познания в магии, и у мамы они имелись — первый круг эфира давался ей абсолютно свободно.

Познакомились родители именно на работе, спустя некоторое время поженились, и уже тринадцать лет живут вместе, воспитывая двоих сыновей — меня и Никиту.

— Нет, они уже давно не работают. — Я вопросительно приподнял брови, а ухмылка на лице брата стала шире. — У них же отпуск. Бессрочный.

Я было напряг извилины, но вскоре сдался. Я не помнил, когда они на него вышли, толком ничего не понимал, да и не хотел понимать или вспоминать. Мне было хорошо, а остальное не имело никакого значения.

Так что я просто пожал плечами и хотел было снова уставиться ввысь — но тут слева раздался радостный собачий лай.

— Э, а Сару кто на улицу выпустил!.. Стоять! Сара, стоять!!!

Без толку — чёрная самка добермана стремительной торпедой пронеслась от соседнего дома, скрытого в туманной дымке, до детской площадки, играючи перемахивая через декоративный заборчик и в два прыжка добираясь до меня.

С сиденья я спрыгнул, иначе она бы меня просто снесла. Нет, она меня и так снесла, но хоть не вместе с качелями.

— Да хорош, хорош!.. — Мы с собакой валялись в снегу, и я со смехом пытался хоть как-то сопротивляться настойчивому облизыванию лица. — Сара, блин, чего разыгралась-то так!

— Просто она давно тебя не видела.

— Давно — это с утра?

Я кое-как смог сесть, но что-либо противопоставить безудержному веселью собаки было выше моих сил, поэтому приходилось терпеть хаотичное обслюнявливание всей поверхности головы.

— Давно — это давно, Марк. Мог бы и навещать нас хоть иногда, раз уж не ушёл вместе с на… Ау!

Брата прервал смачный хлопок, подозрительно напоминающий подзатыльник.

— Что языком хоть мелешь, идиотина?

— Пап, ну а чего он забыл-то всё?!

Отец появился позади брата неожиданно, по крайней мере для меня. Как всегда небритый, с зубочисткой в зубах, в тёмно-синем обляпанном рабочем комбинезоне и с выражением лица а-ля: «как же меня всё достало, и как мне только хватает сил терпеть чужую тупость».

— Не всё. А то, что забыл, помнить и не надо, ничего хорошего там нет. — Папа посмотрел на меня. — А ничего ты так, возмужал. Только вот это равнодушное безразличие из взгляда убери, нигилист ты мой семнадцатилетний.

Я непонимающе моргнул. И осознал, что мир стал немного ниже — а точнее, я немного выше, — брюки и рубашка сменились на форму Академии, а в правой ноге поселилась уже родная ноющая боль.

И вместе с осознанием пришло понимание. А затем мир вокруг стал потихоньку меняться: снег утрачивал белизну, заменяя её кровавой краснотой, пятиэтажки превращались в багровые костры, а лазурное небо закрывалось едким чёрным дымом.

— Вась, ну ты опять всё испортил. Сара, сидеть.

— А чего я… Я ничего…

Укоряющий женский голос раздался слегка позади, а затем меня крепко обняли. Гадать кто это, я не стал — не узнать речь родной матери невозможно, сколько бы времени не прошло. И пусть её объятья вместо ожидаемой теплоты принесли чудовищный холод, я не посмел даже немного дёрнуться, наоборот полностью расслабляясь и слегка откидываясь назад.

— Как?

— Хе, спрашивает он. Смекалистый потому что у тебя батя, а смекалочка нужна везде — хоть в армии, хоть на работе, хоть в Чертогах, будь они неладны…

— Время, Вась. Ты сам-то хоть как, Марк?

— Да я… Да потихоньку… Хожу там, бунтующую нежить истребляю…

Голос у меня стал глухим, и начал слегка дрожать. И холод тут был вовсе ни при чём.

— Вот такую?

Ехидный голос брата прозвучал со слегка металлическими нотками. Сам он при этом поменял свой облик: кожа лица сильно посерела, глаза стали чёрными, с красными угольками вместо зрачков, а на пальцах выросли чудовищные когти вместо ногтей. Вылитый вурдалак, за одним нюансом…

— Не настолько мелкую.

— Э!

— Не сильно хоть припахали? А то вон вижу твоего надзирателя, — отец мотнул головой в сторону стены огня, за которой проглядывался как две капли воды похожий на меня силуэт, объятый тенями, — и не нравится он мне совсем. Негативный тип, я таких за версту чую.

Я ухмыльнулся, при этом разглядывая метаморфозу мужчины. Лицо его скрыла безликая костяная маска с прорезями для глаз, вместо комбинезона появился чёрный плащ, скрывающий тело и спереди и сзади, на голове возникла такого же цвета шляпа, а в руке — карабин.

Насколько я знал, из всей нежити заигрывать с подобием огнестрельного оружия любили только жнецы.

— Пап, учитывая, что паразиты очень многое берут именно от своих хозяев, звучат твои слова так себе.

— А как по мне, многое становится на свои… — Глухой удар. — Да батя, хватит!

Огня становилось всё больше. Он уже поглотил всё кроме детской площадки, потихоньку начиная пожирать и декоративный заборчик. Сара, которая стала очень похожа на призываемых мною призраков, тревожно повела головой и заскулила.

— Сейчас пойдём, дорогая… Марк.

Объятья на секунду стали крепче, а затем костяные руки разжали свою хватку. Я не стал оборачиваться, просто чтобы хотя бы в моих воспоминаниях осталась мамина лукавая улыбка, а не голый череп лича.

— Помни, мы всегда будем рядом с тобой…

— Хе, ну теперь-то точно.

—…И на твоей стороне, несмотря ни на что. Ни на что, Марк.

— Мам, я не совсем…

Мои слова заглушил рёв пламени и собачий лай. Мир вокруг исчез…

И возник вновь, принимая форму до боли знакомой комнаты с серым навесным потолком. За приоткрытым окном барабанил дождь, и через него внутрь проникал свежий влажный воздух.

Находясь в каком-то ошалелом состоянии, я сел на кровати и глянул на часы — четыре утра. На мне была мятая форма, в которой я вчера и уснул, а сам я дрожал, словно промёрз до костей.

Марк, что это было?

—…

Нет ответа. Я бы мог предположить, что это был сон, но даже после проверки в склепе подобного мне никогда не снилось.

Серьёзно… Какого дьявола?..

***

В ду́ше непрерывным потоком лилась горячая вода. Пар застилал внутреннее пространство ванной комнаты целиком, полностью скрывая за собой обнажённое тело Рины, что стояла, прислонившись лбом к керамической плитке.

У девушки было то самое муторное состояние, когда после напряжённого дня проводишь ночь без сна, понимая, что впереди тебя ждёт ещё один насыщенный день. Но контрастный душ, вроде как, потихоньку приводил мысли в порядок — а задуматься дампирше было над чем.

Лёгкий скрежет поворачиваемого крана. Вода из горячей становится почти ледяной, вызывая у Рины целый табун мурашек — но девушка почти не обращает на них внимания, поскольку её сильно мучает целых два вопроса.

Какого хрена она натворила вчера? И что делать теперь?

Прошедшую стычку с бандитами Рина помнила детально, пусть и произошло всё за секунды. Взгляд в окно — увиденная сцена открытых домогательств, где трое придурков, не боясь никого и ничего, явно собирались разложить девчонку прямо у дороги — резкий всплеск дикой ярости от подобной картины — приказ Антону остановиться, и, собственно, расправа.

— Дерьмо!

Мощный удар кулаком по плитке, вызывающий острую боль в костяшках пальцев.

Нет, никаких угрызений совести по поводу трёх смертей Рина не испытывала. Она просто не могла видеть в подобных тварях людей, или любых других разумных, таким образом категорически отказываясь ставить себя на один уровень с ними.

И вследствие этого, никаких морально-этических вопросов о ценности жизни и о её праве выносить смертные приговоры у девушки не возникало. Она абсолютно не сомневалась в том, что подонки заслуживали такую участь.

Но её безрассудство. Её импульсивность, что могла вызвать чуть ли не кровавую пелену перед глазами и вымести из головы все лишние мысли, оставляя только одно желание — убить врага. Эти черты характера Рина в себе ненавидела, прекрасно понимая, что проблем они приносят множество, как ей, так и окружающим.

Быстрое движение рукой — кран из крайне правого резко принял крайне левое положение, а пар вновь начал заполонять ванную.

Вот что ей со всем этим делать? Медитациями заняться? Уйти на года в горы, живя жизнью отшельника и ища внутреннюю гармонию? Так она спрашивала мать об этом и многое прочитала о физиологии своего вида — не поможет. Если не повезло, и цепочка генов у дампира выстроилась определённым образом, то состояние берсерка так или иначе будет преследовать его всю жизнь. Это состояние можно — и нужно — пытаться подавлять, и Рина умеет это делать, но в один прекрасный момент у неё в голове всё равно может щёлкнуть переключатель, сметающий начисто любые установки и барьеры.

Единственная надежда была на паразита. Отцу стоило больших трудов уговорить жриц подселить ей одного в десять лет, несмотря на то, что она не адепт.

В итоге, Рина обрела возможность вести бой даже после получения смертельных ранений. И всё. Она даже поговорить со своей «соседкой по комнате» не может, поскольку в обычном состоянии та попросту спит. Блеск.

Кипяток сменился на лёд, а девушка тяжело вздохнула, мысленно перескакивая с одной проблемы на другую.

Марк. Его действия, его отношение.

Очевидно, что тот удар был продиктован желанием защитить. Рина прожила с Марком долгих семь лет, и прекрасно могла воспроизвести ход его мыслей, понять логику его поступков.

Также очевидно и то, что она сама во всём виновата. Не убила бы идиотов, не поставила бы близкого человека в стрессовый цейтнот — и никаких проблем бы не было вообще.

Это всё понятно.

Но взгляд, с которым адепт прислонял свою трость, всё никак не уходил из её головы. Грёбаный безразличный взгляд, когда человек смотрит на тебя не как на разумное существо, а исключительно как на помеху, ошибку в уравнении, которую необходимо исправить.

Можно сказать, что Рина себя попусту накручивала. И отчасти это было так, но девушка сильно боялась этого безразличия — уж лучше бы парень испытывал злость, да даже ненависть. Потому что она знала Марка, а также его нелюбовь к выяснению отношений — если человек его раздражает, то он просто максимально отдаляется от него, и всё.

Марк, скорее всего, даже извинится перед ней, хотя это она кругом виновата. А потом, со временем, потихоньку перестанет нормально общаться, сводя любые разговоры в пустоту.

Ещё один мощный удар по плитке. По кулаку ручейком заструилась кровь.

Ну уж нет. Пусть с первой проблемой непонятно что делать, но вот зарождение второй надо рубить сразу, на корню, прямо сейчас.

Приняв решение, взвинченная до предела Рина дальше не сомневалась — просто действовала.

Закрыть воду. Вытереться, выйти из ванной. Одеться, плевать во что, выйти в коридор.

В темпе дойти до комнаты Марка. Распахнуть дверь.

С удивлением обнаружить, что его у себя нет. В ванной — тоже, хотя было заметно, что душ тот принимал совсем недавно.

Выйти в коридор. Спуститься на первый этаж.

И увидеть, как парень в глубокой задумчивости проглаживает свою форму.

— МА-А-АРК!!!

— А?! Что… РИНА, ТЫ ЧЁ ДЕЛАЕШЬ?! УТЮГ, АККУРАТНЕЕ, УПАДЁТ ЖЕ!!!

Но утюг не упал — Марк успел его поставить на стойку, а вот сам натиска подлетевшей сзади дампирши не выдержал, оказавшись после скоротечной борьбы на полу, лёжа на Рине спиной. Та же крепко обхватила его руками и ногами как коала, уткнувшись при этом носом в макушку и засопев.

Повисла тишина.

— Рин… Ну ты чего?

Девушка не ответила, а просто сжала объятья ещё крепче, краем глаза заметив, что парень начинает краснеть.

— Рина, блин…

— Марк. Прости меня за вчерашнее. Пожалуйста. Я дура, я всё испортила. Поставила наши жизни под угрозу. Извини, правда!

— Да… Да забей, Рин, всё в порядке, разобрались же как-то…

— Нет, не в порядке! Я принесла тебе кучу проблем! — Всхлип. — Марк, ну прости меня…

— Всё, прощаю, успокойся только!

Парень ненадолго замолк, а затем глухо произнёс:

— Ты тоже меня извини, я не должен был поступать с тобой вот так. Бить, парализовывать, домой отправлять… Я просто не хотел, чтобы ты пострадала вместе со мной, понимаешь?

— Понимаю, но… Ты тоже пойми, что если с тобой что-то случится, я пострадаю в любом случае. Мы все пострадаем, очень сильно, и очень тяжело будем переживать потерю.

— Но это не сравнить со смертью.

— Жить дальше, осознавая, что из-за твоих действий умер самый близкий человек? Марк… — Ещё один всхлип, прямо тому в ухо. — Это и правда не сравнить со смертью. Потому что это гораздо, гораздо хуже.

Вновь повисла тишина, прерываемая лишь дыханием лежащих в обнимку юноши и девушки.

— Я… Постараюсь больше так не делать.

— Правда?

— Угу.

— Правда-правда? Обещаешь?

— Я… Да, обещаю.

— Спасибо!

Рина улыбнулась и клюнула парня в щёку.

— И на охоту со мной пойдёшь?

— Э… Что? Нет, с хрена ли.

— Ну Ма-а-арк!..

— Рин, ты сдурела, какая к чертям охота!

Между парнем и девушкой вновь завязалась борьба, где один пытался встать, а вторая пресекала все его попытки освободиться из захвата.

Но вскоре в гостиной раздалось негромкое покашливание. Марк и Рина замерли.

— Не, ну вы посмотрите на него. Идёт сегодня к одной девушке, и при этом абсолютно спокойно лежит в обнимку с другой. Стыд и срам, Марк, я в своё время хотя бы один день перерыва делал!

— Да Евгений Петрович, я-то тут при чём, она сама…

— Ага-ага, знакомые отговорки. Очень часто их слышал, и всегда из своих уст. Знаешь, они почему-то ни разу не помогли, даже наоборот, после них рассерженные отцы часто хватались за ружьё…

— Дорогой. Я почему-то не помню, чтобы у моего старика в доме было ружьё.

Глава вздрогнул.

— Эанора, да я…

— А вот у моего есть. Но подобной сцены я тоже не припоминаю.

— Маш, я чисто гипотетическую ситуацию обрисовал, чтобы Марк такое не ляпнул кому…

— А что ты там за один день перерыва делаешь?.. Ну, дорогой, куда ты пятишься? Иди к нам, мы с интересом послушаем про твои похождения…

Быстрый топот ног, хлопок входной двери.

— Сбежал.

— Ничего, далеко не убежит… А вы вставайте, дети, нечего на полу лежать. Простудитесь.