Уже сидя в машине, следующей по указанному адресу, Вежливый набрал номер секретаря Терри и предельно располагающим к доверию голосом сообщил:
— У меня имеется исчерпывающая информация об убийстве сына вашего босса, которую, как вы понимаете, я мог бы сообщить только самому мистеру Баррелу. Поэтому не были бы вы настолько любезны соединить меня напрямую с вашим шефом или дать номер телефона, по которому я смог бы его найти.
Мужчина на другом конце провода был скользкий, лживой личностью — именно таким человеком, каким и должен был быть секретарь столь значительной фигуры, как глава преступного сообщества. Однако и он не мог устоять перед просьбой, исходившей из уст Вежливого.
— Подождите минуту. Мистер Баррел, — произнес секретарь, переключившись на линию босса, — звонит человек, владеющий информацией об утреннем происшествии.
Он намеренно употребил более мягкое выражение «происшествие», а не конкретное — «убийство вашего сына», потому что шеф и без того был в ярости, лишнее же напоминание об этой трагической истории вообще могло привести его на грань сердечного приступа.
Терри прекрасно знал, что секретарь ни за что бы не потревожил его просто так. За много лет совместной работы он привык, что человек, сидящий в приемной, является тем самым фильтром, сквозь который может просочиться только действительно необходимая информация. Все остальное беспощадно отсеивалось.
— Соединяй, — рявкнул он.
— Мистер Баррел на проводе, — сообщил секретарь.
— Здравствуйте, мистер Баррел, — возвышенно-трагическим голосом начал Вежливый. — Примите мои самые искренние соболезнования по поводу случившегося...
Он говорил так проникновенно и, что самое главное, с такой искренностью в голосе, что немолодой, к тому же лишенный даже крупиц сентиментальности глава преступного синдиката почувствовал безграничное доверие к своему собеседнику.
— Я Пол Хэнингтон, независимый адвокат из конторы «Бендес и К». Клиент, интересы которого я представляю, владеет документально подтвержденными уликами, напрямую указывающими не только на исполнителей, но и заказчиков утренней трагедии. Если вас интересуют данные документы, мой клиент мог бы предложить вам весь пакет за чисто символическую сумму в четверть миллиона наличными. Причем, если представленные доказательства покажутся вам неубедительными, сделка автоматически отменяется. Мы полностью полагаемся на вашу порядочность...
Вежливый, как и в случае со всеми своими женщинами, нес полную чушь: глупо взывать к чести и порядочности чудовища, оставившего за спиной нескончаемо долгий кровавый след. Причем чем ближе этот монстр продвигался к вершине пирамиды власти, тем шире и глубже становилась колея.
— Когда вы сможете подъехать? — Терри без промедления заглотил наживку.
— Я думаю, смогу быть у вас примерно через полчаса.
— Охрана получит соответствующие распоряжения...
— Спасибо, мистер Баррел, приятно иметь бизнес с деловым человеком.
Собеседники тепло распрощались.
Смерть, криво улыбаясь и, что самое главное, совершенно не таясь, шла навстречу опытному и хитрому главе преступного синдиката, а он, словно несмышленый птенец, не только не попытался уклониться от встречи, но сам же устремился в ее объятия.
— Ну что, будем продолжать играть или мирно разбежимся каждый по своим делам? — Я улыбался совершенно искренне, можно сказать, обезоруживающе.
После неожиданной кончины Вампира чары парализующего волю ужаса развеялись и наступило несказанное облегчение.
Надо отдать ему должное, Паук достойно перенёс ужасную смерть обоих партнеров.
— Давайте уж доиграем до конца, — отрешенно-усталым голосом предложил он. — Каждый из нас в некотором роде заложник чести или обстоятельств, так что не в наших силах выйти из-за стола, пока на руках остается хотя бы немного фишек. Как говорится — все или ничего, пан или пропал, свобода или смерть...
— В этом определенно что-то есть, только, пожалуйста, не забывайте: вы сами затащили меня за стол, сами предложили играть, и теперь только от вас зависит, продолжить это безумие или нет.
Сидящий напротив меня (последний из оставшихся в живых) вновь нацепил свои солнцезащитные очки, так что не стало видно его глаз, глубоко затянулся очередной сигарой (он курил их, словно сигареты, — много и взатяг) и бесшабашно веселым тоном азартного игрока, решившегося пустить на ветер не только все свои капиталы, но и жизнь, воскликнул:
— Играем до конца!
Это было именно то состояние, когда и сам человек, и все вокруг знают, что его неумолимо влечет к пропасти, но ничто не в силах ни остановить, ни вразумить безумца — он должен достигнуть края бездны и заглянуть в нее, чтобы уже никогда больше не возвратиться назад.
Казино — это абсолютный, чистый наркотик, от которого нельзя ни излечиться, ни спастись. Однажды подсевший на игру останется в ней навсегда. Таковы неписаные правила.
— Хорошо, — легко согласился я. — Желание хозяина — закон.
И мы продолжили наш поединок.
Паук играл осторожно, ставя понемногу, но постепенно выигрывал. Я сдавал себе перебор за перебором, и стопка фишек, некогда принадлежавшая мне, таяла прямо на глазах.
Через несколько минут стало ясно, что вне зависимости от расклада противник просто «дожмёт» меня.
Он сделал очередную ставку — и вновь выиграл. После этого поражения на руках у крупье остались только две последние фишки.
Паук поставил на кон всего одну фишку.
— Чего-то опасаетесь или просто растягиваете удовольствие? — Я уже столько раз за последние полчаса находился на грани проигрыша, что совершенно перестал бояться и мой вопрос был продиктован простым любопытством.
— Да как вам сказать... — Сидящее напротив меня создание на мгновение задумалось. — Если честно, наверное, просто не хочется повторять ошибки своих неудачливых компаньонов, которые были слишком азартны и чрезмерно спешили.
Он остановился на тринадцати, а я доложил себе на двенадцать (две шестерки) еще одну десятку и в очередной раз перебрал.
— Я вам верю, — ответил я абсолютно искренне. — Но при этом точно знаю, что эта ставка будет последней вне зависимости от того, кто выиграет. Так что хоть напоследок сделайте широкий жест, поставьте всю эту вашу огромную кучу против одной фишки — и пусть нас рассудит судьба.
— Судьба! — весело повторил он. — Как патетично и напыщенно вы выражаетесь, дорогой. Не нужно брать меня на это детское «слабо», которым вы уже однажды купили моего темного друга. — Он выпустил очередную струю вонючего сигарного дыма и продолжал: — Я тоже более чем уверен, что это будет последняя ставка, и тем не менее буду играть наверняка — эти лживые речи не собьют меня с выбранного пути и не ослепят мой разум. Я не оставлю вам даже малейшего шанса на победу...
В это время опять зазвонил телефон.
— Ха-ха-ха. — Паук засмеялся громко и радостно, с какой-то даже детской непосредственностью. — Как это остроумно и тонко — использовать один и тот же трюк два раза! Вы оригинальны до невозможности.
Его слова насчет неизменности выбранного пути вполне могли бы оказаться пророческими, если бы не тема ослепления разума.
Именно эта тема решила исход игры.
— Может быть, хотите поговорить? — услужливо спросил Паук, резко, словно по команде, оборвав смех. — Не стесняйтесь — чувствуйте себя как дома.
Я молча протянул руку и снял трубку.
— Отвернись от него и закрой глаза, — откуда-то издалека, как будто с самого края вселенной, донесся до меня голос Милой.
— Ну, что говорят? — В его вопросе звучал неподдельный интерес.
— Как обычно, предрекают чью-то скорую смерть, — устало ответил я, отворачиваясь и закрывая глаза.
Даже это помогло только частично. Телефон буквально взорвался ослепительной вспышкой света, и я услышал крик боли — сетчатка глаз Паука если не сгорела дотла, то была серьезно повреждена.
Я открыл глаза и повернулся...
Мир стремительно менялся, сжимаясь, словно обертка от шоколадной конфеты. Океан трансформировался в какую-то грязно-серую безликую массу, а небо разорвалось на куски, так что стало видно бездонную пустоту, находящуюся где-то за гранью реальности. Бывший белый снег сжался и почернел, оставив после себя лишь мутный осадок.
Сам же «Пик мироздания» накренился, словно детская пирамидка, готовая вот-вот упасть.
Стол, в отличие от стульев и всего остального, вероятно, был намертво вкручен в грунт, потому он не заскользил к бездне. Я навалился на него грудью и застыл в этом наклонном положении, наблюдая, как Паук, нелепо размахивая всеми конечностями, стремительно соскальзывает к краю пропасти.
Он уже почти достиг его, продолжая пронзительно кричать от боли... И вдруг произошла удивительная метаморфоза. Мир вернулся к прежнему состоянию и даже стал еще более прекрасным и величественным.
Крик резко оборвался, а на том месте, где мгновение назад стоял огромный паук, появился человек, О громадном членистоногом напоминали только все та же неизменная сигара и солнцезащитные очки, скрывавшие глаза.
Он выпустил струю дыма, секунду подумал, затем без всякого сожаления откинул сигару прочь.
— А знаешь, чем настоящий игрок отличается от простого любителя? — спокойно спросил он, как будто минуту назад абсолютно ничего не произошло.
Я по-прежнему сидел в неудобной позе, упершись грудью в жесткое ребро стола. Было совершенно непонятно, как вопреки всем физическим законам человек стоит на краю накренившегося пика.
— Нет, — ответил я. — Честное слово, не знаю.
— Настоящий игрок знает и всегда свято соблюдает одно основное правило казино...
— Какое же?
Он постоял несколько секунд в задумчивости, словно решая, открыть мне секрет или нет. А затем, махнув рукой, — мол, а, была не была! — задорно по-мальчишески улыбнулся, снял очки, так что стало хорошо видно, что на месте глаз у него ничего нет, и, все так же продолжая искренне и широко улыбаться, ответил:
— Только тот может называться по-настоящему великим игроком, кто находит в себе силы следовать простому жизненно-важному правилу: «Как бы тебе ни везло, как бы ни шла масть и карта, всегда и везде нужно обязательно помнить: главное — это вовремя спрыгнуть. Иначе проиграешь не только то, что было, но и вообще все на свете».
Сказав это, он развернулся и, словно птица, широко раскинув руки-крылья, бросился в бездну.
Паук не мог выйти на поверхность, чтобы связаться с командованием и попросить поддержки. В этом случае ментальная нить, связывающая его разум с Чужим мгновенно порвется — и враг спокойно уйдет. Без Гончей не могло быть и речи о том, чтобы обнаружить беглеца в бесконечном переплетении канализационных коммуникаций.
«Нет, если не взять противника сейчас, — подумал Паук, — то он скроется, а жертвы будут напрасны».
Главное — не торопиться и не совершать необдуманных поступков. Добыча по-прежнему неподвижна и опутана сетью. Ее разум под контролем. Все козыри, несомненно, были на руках у охотника, но смутное беспокойство и предчувствие надвигающейся беды не оставляли Паука.
Он достиг последнего поворота коридора, за которым следовал участок прямой, ведущей непосредственно к цели его путешествия — Чужому. Однако вместо того, чтобы сразу же повернуть, Паук присел на корточки, осторожно выглянув из-за угла.
Движения охотника и без того были слегка заторможенными из-за необходимости постоянного контроля над двумя реальностями — мнимой и настоящей. А уж последний плавный переход постороннему наблюдателю мог бы показаться вообще кадрами замедленной съемки.
Три человека неподвижно лежали на полу, двое из них, несомненно, были мертвы: Паук без труда опознал Темного и Гончую — прибор ночного видения обеспечивал достаточно четкое изображение даже на расстоянии. Третье тело было запутано в сети, и это, вне всякого сомнения, был тот, за кем они сюда пришли.
Охотник некоторое время сидел в прежней позе, напряженно всматриваясь в темный неподвижный силуэт добычи, затем, видимо решив, что дальнейшее промедление бессмысленно, встал и, все так же соблюдая меры предосторожности, медленно двинулся к месту недавней кровавой трагедии, унесшей жизни двух его лучших друзей.
Паук уже подошел почти вплотную к опутанному сетью телу, как вдруг зловещую тишину подземных сводов нарушила звонкая трель телефонного звонка.
Паук вздрогнул от неожиданности, но быстро совладал со своими рефлексами.
«Глупо использовать один и тот же прием два раза», — раздраженно подумал он.
Одновременно с этой мыслью голова чисто рефлекторно повернулась к источнику звука.
Взгляд выхватил из окружающей обстановки телефонную трубку, явившуюся причиной смерти Темного, — и в тот же момент ослепительная вспышка света раскаленной добела иглой ударила по глазам.
Милая, разумеется, не могла позволить себе роскошь использовать дважды один и тот же трюк — она была слишком умна для этого.
Звонок был всего лишь средством привлечения внимания жертвы и, судя по результатам, прекрасно справился с поставленной задачей.
Мощность излучения была настолько велика, что могла ослепить даже и без прибора ночного видения. Вкупе же с ним, многократно усиленная, вспышка привела к тому, что Паук мгновенно потерял глаза.
Тело скрутила мощная судорога боли, а в голове взорвался огненный шар. Иллюзорный мир, в котором, словно в клетке, был заточен разум противника, начал трансформироваться, разрушаясь прямо на глазах.
«Это конец, — пришла откуда-то издалека, из самых глубин подсознания, очень четкая и ясная мысль. — Иллюзия распадется, противник освободится из сетей и удавит, словно слепого щенка...»
По-настоящему достойные игроки никогда не завершают свою карьеру столь убого. В этом нет никакого стиля. Это претит самому их естеству.
Ценой неимоверных усилий Паук сконцентрировался на мнимой реальности, так что на какое-то время она вновь обрела четкие очертания, сделал последнюю в жизни глубокую, долгую затяжку, повернулся лицом к врагу, немного подумал о том, что мог бы сделать, но не успел, затем произнес свою прощальную речь и, словно птица, широко раскинув руки-крылья, прыгнул с огромной высоты в бездонную пропасть...
А в реальном мире рука его нащупала пистолет, поднесла его к груди, после чего палец нажал на курок.
Пуля вошла в сердце, и бездна обеих реальностей сплелась воедино — все существующие миры поглотил бесчувственно-равнодушный мрак небытия.