Бззз, щелк. Пауза. Бззз, щелк. Пауза. Бззз, щелк. Да японский городовой, ну сколько можно издеваться. Я высунул голову из-под одеяла и, щуря сонные глаза, осмотрелся. А где это я? Приподнялся было на локте, но глухая спинка кровати загораживала мне обзор. Оттолкнувшись, сел и опустил ноги на прохладный после постели пол.
Палата. Обычная такая палата на четыре койки, две из которых заняты. Судя по щели света из-под двери, сейчас ночь. Большое окно с двумя фрамугами без каких-либо признаков штор подтверждает этот вывод. Я провел рукой по стене сзади. Не обои, краска. Рука наткнулась на подходящую откуда-то сверху трубу, потом на маленький кран с барашком. Что за фигня? Я наклонился к крану, пытаясь понять, на кой черт он нужен около кровати. Что-то рядом с ним на стене написано. Наклоняя в разные стороны голову, чтобы поймать отраженный свет, смог прочитать: кислород. Да еще написано через трафарет, с подтеками… Легкий запах карболки, ее ни с чем не перепутаешь. Однозначно больница или санаторий. Но что я тут делаю?
Откинув одеяло, я обнаружил полное отсутствие труселей на себе. Интересно девки пляшут. Завернувшись в одеяло, я встал и подошел к окну. Какой-то внутренний двор, освещаемый двумя фонарями. Пара каких-то то ли домишек, то ли сараев. Прикинул по соседним окнам — моя палата на третьем этаже. Понятно, что ничего не понятно. Ладно, вернемся к вопросу «что я тут делаю?» Голова не болит, руки-ноги тоже. Живот и жопа на месте. Задница, правда, чешется немного. Перехватив одеяло левой рукой, правой я провел по голове: уши и нос тоже присутствуют. А вот прически нет, только небольшой ежик. Стал вспоминать, чтобыло вчера. А вчера вечером я сел в СВ купе поезда Москва-Петербург. Очень удобный по времени поезд: садишься поздно вечером и утром, как нормальный белый человек, выспавшийся, умытый и накормленный, выходишь на Невский. Или идешь в метро, причем не выходя из вокзала. Никакого сравнения со всеми этими сапсанами и экспрессами, где ехать хоть и быстро, но ты ощущаешь себя одной из килек в банке. Так, не отвлекаться. Поезд, купе, поехали, я поклевал что-то из предложенного проводницей ужина, выпил пару банок пива и все. Совсем все. Завалился в постель и уснул.
Ладно, метод дедукции не дал результатов. Но, если я в больнице, значит должна быть дежурная медсестра. Она-то точно знает, где я.
Открыв дверь палаты, я сразу же обнаружил источник разбудившего меня звука. Прямо над головой мигала одна из ламп. Дневного света, да еще со стартерами… Надо же, еще где-то они остались. Передо мной был длинный коридор, на полу которого был вытертый посередине линолеум. «Взлетка», так, кажется, на жаргоне врачей он называется. Слева в нескольких метрах была призывно приоткрыта дверь с неряшливо нарисованной буквой М. Повернув голову вправо, я метрах в 30 обнаружил стол с сидящей за ним медсестрой. Она читала какую-то книжку, изредка что-то записывая в лежащую рядом тетрадь. Я почувствовал легкую гордость за себя: правильно угадал про больницу.
С легким недоумением «ведь только что» я почесал еще раз задницу и, поддернув одеяло повыше, пошел в туалет. Перед дамами необходимо быть в полном соответствии, хоть и без трусов. Туалет меня встретил тускло горящей лампочкой ватт в двадцать и троном, обложенным кафелем. Не, реально три ступеньки, фаянсовое чудо и торчащий над всем этим великолепием сливной бачок. Свисающая сбоку бачка цепочка с белой мандулой на конце завершали картину. Это в какие же бебеня меня занесло, что тут до сих пор такие раритеты стоят? И даже рабочие, в чем я убедился, смывая результаты своей жизнедеятельности. Нет, точно надо будет запомнить место и водить потом сюда экскурсии.
Выйдя из туалета, я пошел к медсестре. Та услышала шлепанье моих босых ног и, не поднимая головы, негромко произнесла «больной, немедленно вернитесь в палату».
— Дайте стул пожалуйста, заснуть не могу. — зашел с козырей я. Отношения с персоналом надо налаживать сразу же: покормят получше или обслужат побыстрее. А если женщину удивил — значит половину уже сделал.
— А зачем вам стул? — наконец подняла она на меня голову, — Э-э-э-э, это вы?
— Это я, — поправив одеяло, согласился я, — а стул нужен, чтобы лампа в коридоре не мигала и не жужжала.
Кажется, переборщил. Широко открыв глаза, на меня смотрела хрупкая девочка в белом халате. Из видимого наряда выделялась косынка, завязанная сзади, которая своими явно накрахмаленными крыльями придавала ей вид адептки какого-то медицинского божества.
— Ээй, есть кто-нибудь дома? — я пощелкал пальцами перед ее лицом. Отлипнув, та гулко сглотнула и, не отрывая от меня взгляда, начала вставать. «Больной, вы только не волнуйтесь, все будет хорошо, все уже прошло…» — опасливо глядя на меня, начала бормотать она. Да она меня боится! Едреныть, да что тут такое происходит?
Увидев, что я не собираюсь на нее кидаться, да и вообще тоже немного удивлен, она собралась с духом и, немного заикаясь, произнесла: «В-в-вы тут постойте тихонько, а я за дежурным врачом схожу, хорошо?»
Выдав путем кивка головы однозначное согласие на оба пункта, я пронаблюдал за огибающей меня по кругу медсестрой, еще немного напугав ее этим. Вопросов становилось все больше, а ответов по-прежнему не было. Оставшись один на посту, я огляделся. Закуток размером с палату. Стол, на нем старинная настольная лампа, учебник, тетрадь. Стул… Я чуть приподнял его. Тяжелый, сваренный из железок, с подушками, покрытой кожей молодого дермантина. Меня точно выдержит. Стоящие друг за другом вдоль стены две кушетки. Стеклянный шкафчик со стеклянными же полочками, на которых стояли какие-то пузырьки. Окно, опять без штор. Я перевернул учебник обложкой к себе: «гистофизиология». Офигеть, я такое-то и про себя читаю с трудом, а они это учат. В окно виднелась проходящая рядом дорога, за ней какие-то обшарпанные дома и где-то вдалеке торчала труба то ли ТЭЦ, то ли завода. И если судить по листве на деревьях, то сейчас лето или весна. «А ведь уезжал я зимой» — пробормотал я, проведя еще раз рукой по щетине на голове. Опять сильно зачесалась задница. Да что же это такое…
Повернувшись, я замер. На противоположной стене висел календарь. Сверху рисунок со Сталиным, поднявшим правую руку на фоне какой-то карты. Ниже надпись «под водительством великого Сталина — вперед к коммунизму». А еще ниже за углы медицинским лейкопластырем был приклеен листочек с месяцами. В рот мне ноги и завязать узлом. Нет, я слышал, что нынче к подобному относятся лояльно, но не настолько же… Я подошел поближе. Странный какой-то календарь. Воскресенье почему-то идет первым в днях недели. Суббота напечатана тем же цветом, что и остальные дни. Я скользнул взглядом по списку памятных дат внизу. «5 декабря — день Сталинской Конституции». Да вы охренели все скопом тут, что ли? Нет, что-то тут не то. Лампы, толчок, Сталин этот. Я подошел к столу, взял учебник и открыв последнюю страницу, уставился на выходные данные. 1948 год. Нет, конечно с тех времен человеческая тушка изменилась слабо, но учиться по учебнику полувековой давности это перебор.
От размышлений меня отвлекло приближающееся бубнение. Сестричка что-то говорила доктору, а тот ей отвечал что-то успокаивающим тоном. «… Нет, милочка, вы положительно меня мистифицируете» — открывшаяся дверь впустила в коридор доктора, за которым хвостиком вилась медсестра. Доктор был совершенно не таким, каким я привык видеть эскулапов. Нет, очки в тонкой оправе и седая бородка клинышком была норм. Но остальное… Халат, одетый прямо на костюм, явно запахивался где-то на спине, если судить по завязанному пояску. Белая шапочка на голове по форме была ближе к поварскому колпаку, чем к привычному мне атрибуту докторов. Я перевел взгляд вниз. И ботинки. Обычные, начищенные черным кремом ботинки. Сколько не видел докторов, все они в больнице щеголяли в тапках.
— Вы кто? — подняв взгляд, спросил удивленно я.
— Позвольте представиться, Виктор Александрович Грецкий, врач, — ответил он и тут же в лоб, — милейший, вас что-нибудь беспокоит?
— Да задница чешется, а так норм все. А где я?
— Уважаемый, вы в городской объединенной больнице города Калинина. — почему-то снова на старомодном языке ответил айболит. — А позвольте поинтересоваться, как вас зовут?
— Слава я. — снова начав чесать задницу, почему-то решил посекретничать я. Значит, что-то случилось в поезде, раз я тут оказался. Но где этот Калинин? Я покопался в памяти и не нашел никаких знакомых городов с таким названием. Переименовали? Буду пока считать, что этот город где-то на пути из Москвы в Питер.
— Так, Евгения Александровна, милочка, принесите пожалуйста простыней в ординаторскую, давайте осмотрим… Кхм, беспокоящую пациента мускулюс глютеус, — обратился он к медсестре. Та, по-прежнему не говоря не звука, кивнула и тут же куда-то ушуршала. Меня же провели в соседнюю комнату и предложили располагаться. Еще одна кушетка, пара шкафов, большой круглый стол посредине и стулья вокруг. Взяв ближайший стул, я уселся на него, зажав одеяло между ног.
— Хм, атаксии не наблюдается, это очень хорошо, — услышал я от доктора. Не знаю, что такое атаксия, но раз ее нет и это хорошо, то я полностью согласен с доктором, болячек мне не надо.
— Вячеслав, вы позволите мне вас так называть? А какие у вас последние воспоминания перед попаданием в наше замечательное во всех смыслах медучреждение? — доктор решил продолжить.
— Сел в поезд, выпил, уснул, — несуразность происходящего вокруг прямо-таки вопила мне о том, что сильно много говорить не надо.
Тут вошла эта самая Евгения. Плюхнув пачку простынок на стол, она взяла верхнюю, взмахнула ей, расправляя и опуская на кушетку. Затем наклонившись, стала заправлять ее по углам. Натянувшийся халатик обрисовал контуры попы и приподнял завесу над стройностью ног. А ничего так…
— Тэ-экс, парафилии тоже не наблюдается, — вдруг донеслось до меня. Повернув голову, я увидел наблюдающего за мной айболита. Черт, спалил, как пацана…
— Ну-с, снимайте одеяло и ложитесь, — последовало распоряжение.
Немного показушно я встал, скинул с плеч одеяло и глянул вниз. Уфф. Ничего не торчит, а значит стесняться нечего, тут все врачи. Или скоро ими будут.
Расположившись на кушетке, я без всяких просьб ткнул пальцем в чешущееся место. Айболит ткнул туда пальцем, потом спросил «больно?» и, даже не выслушав ответ, начал раздавать приказания. Вскоре меня в районе лопаток и жопы уже натирали каким-то камфорным спиртом. Воняло противно, но прикосновения женских рук все компенсировали. Черт, чего меня так плющит-то? Соберись!
— Доктор, а можно мне еще штаны какие-нибудь? А то сверкать голым задом не входит в список моих любимых занятий, — попросил я, снова укутываясь в одеяло. А эта медсестричка стоит и наблюдает, зараза. Как будто голого мужика не видела.
— Всенепременно! А позвольте у вас узнать, а что входит в ваш список любимых занятий? — тут же кинул ответку айболит.
— Комп… — тут же прикусил я язык. Если это то, о чем где-то вдалеке машет мне моя чуйка, то слово компьютерщик тут никто не поймет. Надо срочно выгадать время «на подумать».
— Компанейский я… Наверное. А больше… Не помню. — с длинными паузами, перемежающимися собиранием складок на лбу, ответил я, состроив удивленное лицо.
— А вообсче, что со мной? — как-то неожиданно заменил я букву щ. Какой-то старый фильм недавно смотрел, там привычные нам щ выговаривали совершенно по-другому.
— Милейший, вы попали в железнодорожную аварию. Какой-то товарищ из колхоза на тракторе куда-то не туда заехал и паровоз сошел с рельс. А за ним и несколько вагонов. Вас нашли без чувств около одного из них, — с каким-то сожалением глядя на меня, произнес доктор.
Так. Колхозник на тракторе ладно, но паровоз! Это же экзотика, на ней за деньги по выходным у нас катают.
— Вас привезли сюда, в ближайшую больницу. И до сегодняшней ночи, вернее уже скоро утра, вы лежали тут, не реагируя ни на какие стимулы. А сегодня напугали собой милейшую Евгению Александровну, — продолжил он.
— Евгения Александровна, прошу простить меня, я не был информирован, — на всякий случай тут же повинился я перед продолжающей меня рассматривать медсестрой, — а сколько я тут уже?
— Больше шести месяцев. Сейчас на дворе 17 мая 1951 года.
— И-и-биться сердце перестало. 51-й? Оху… ехал я. — медленно ответил я, переваривая ответ.
Я офигевше сидел, уставившись в одну точку. 51й год, еще два года Сталин будет жить. Ведь точно помню про 53-й, смотрел кино с Папановым на эту тему. Потом Хрущев. Потом… Не помню, да и не важно пока. Тут нет компьютеров, тут нет интернета, тут нифига нет из привычного мне. Я попаданец, едрить меня через колено. И я попал, реально попал.
Из пучины размышлений меня вырвал ударивший в нос резкий запах нашатыря. Резко откинувшись, я взглянул на обеспокоенных врачей.
— А это есчо зачем? — вытирая выступившие слезы, спросил я.
— Простите еще раз, но вы не отвечали и не проявляли реакции.
— Немного задумался о насущном, — откликнулся я. — О, одежду принесли, — заметил я лежащую рядом со мной стопочку. В стопке оказались безразмерные пижама и штаны, где вместо резинки в поясе была продета веревочка. Встав и завязав узел бантиком, я почесал руку около локтя. Колючая какая-то хэбешка попалась…
— Виктор… эээ… — я напрочь забыл отчество доктора.
— Александрович. — напомнил мне по-прежнему пристально разглядывающий меня доктор.
— Да, Виктор Александрович, а можно я пойду полежу немного? А то как-то такое до сих пор в голове не укладывается. — мне срочно нужно время, чтобы придумать, как дальше быть.
— Да, всенепременно, только позвольте один вопрос: зачем вам стул был нужен?
На этом вопросе я улыбнулся, вспомнив, как напугал медсестру.
— Быстрее показать, чем рассказывать. Пойдемте, — я нашарил ногами тапки.
Выйдя из ординаторской, я подхватил стул за спинку и сиденье и понес его к так успешно разбудившей меня лампочке. Поставив стул под ней, я взобрался на него и взглянул на лампы поближе. Толстая колбаса колбы очень отдаленно напоминала привычные мне лампы дневного света.
— Может, ток выключить? — спросили меня снизу.
— Не, не надо. Видно же ничего не будет. Ну, и если что, запишите мне в историю болезни лечение электротоком, — ответил я, продолжая рассматривать конструкцию светильника. Видимо, с момента изобретения ничего нового не придумали, потому что я сразу же обнаружил дроссели и стартеры. Один из них разгорался и гас в такт бзыканью, поэтому и был сразу же определен мной в неисправные. Аккуратно взявшись за кончик, я покачал его влево-вправо и он неожиданно легко выпал из креплений. Ндас, «нажать-повернуть-защелкнуть» из нашего времени тут и не пахнет.
Спрыгнув со стула, я протянул стартер айболиту:
— Вот, перестало. А это передадите электрику, я просто выключил лампу.
Виктор Александрович покрутил дроссель перед глазами и, хмыкнув, отдал его Евгении. Дескать, ты дежурная, и это по твоей части.
Отнеся стул назад к столу, я еще раз испросил разрешения удалиться и, получив его с наказом в случае возникновения вопросов безотлагательно обращаться, ушел в палату, где и завалился на жалобно скрипнувшую койку.
Положив руку под голову, я принялся размышлять. Вообще-то само попадание в прошлое не стало для меня каким-то этаким откровением. В свое время я читал много фантастики про попаданцев, только все они почему-то попадали в 41-й год, некоторые с ноутбуками или даже со смартфонами. Ну, или как минимум с энциклопедической памятью. Немного освоившись, они начинали изобретать промежуточный патрон, командирскую башенку для Т-34 и садились писать письма Сталину. Ну, и выигрывали Великую Отечественную кто на год, а кто и на три раньше. А потом жили хорошо и счастливо. А я попал сюда голым. Понапрягав свою память, я понял, что она у меня ни фига не энциклопедическая. Я ничего не знаю про эту эпоху. Вдобавок к скорой смерти Сталина я смог вспомнить только, что где-то в это время был создан первый компьютер. Нда-с, совершенно не густо. Значит, будем имитировать полную потерю памяти. Тут помню, а тут не помню. Готов сотрудничать по этому поводу с кем-угодно, только верните мне память. Так, с этим понятно, идем дальше.
Нет, можно, конечно, так и не помнить ничего, но жизнь в качестве подопытной зверюшки на больничной еде меня совершенно не привлекает. Значит, пора заняться ревизией своих навыков и умений.
Я умею в компьютеры, сети и все, что с ними связано. Отпадает напрочь. Насколько я помню, где-то в эти времена была произнесена избитая фраза «кибернетика — это продажная девка империализма». Или это было про генетику? Не важно. Нет, если удастся подтолкнуть в правильном направлении, я постараюсь не упустить момент, но вот так, беспамятному выталкивать себя на всеобщее обозрение — нафиг-нафиг.
Умею машину водить. Даже сделаю легкий ремонт или там масло поменяю. Вроде водитель сейчас — уважаемая профессия, так что отложим в копилочку «какие навыки можно показывать». Главное, про ABS и ESP не начать рассказывать. Хотя трехточечный ремень безопасности тоже где-то тут изобрели.
Электричество. Компьютеры же от него работают, поэтому все знакомо. Даже где-то дома валялась корочка про допуск к сетям до тысячи вольт. Розетку там починить или чайник какой тоже для меня не представляет труда. Да и с этой лампочкой я уже засветился перед айболитами, так что все в плюс пока.
Сантехника? Ну, прокладку сменить могу. Сальник из пеньки изображу. Сифон прочищу. В общем, бытовуху осилю. Не очень приятная работа, но если станет выбор, то пойду.
Дерево и металлообработка. Брр, не мое. Нет, что-нибудь отпилить или там напильником пошоркать я могу, но еще со школы не испытываю к этому никакой радости. Долой.
Химия. Помню, что кислоту в воду надо лить, а не наоборот. Всякие валентности и прочие пептиды были успешно забыты мной тут же после окончания школы. Тоже долой.
Физика и математика. Участвовал в олимпиадах, поэтому знаю, умею, применяю. Но сильно подозреваю, что мой школьный уровень тут никому не нужен. Значит не выпячиваем. Знаем, что если литр спирта смешать с литром воды, то результат получится меньше двух литров, а биссектриса — это крыса, делящая угол пополам, и нормально.
Географии и остальные предметы тоже остались где-то на периферии моего сознания.
Кстати… Интересно, а как тут с авторскими свидетельствами на изобретения? Можно же ведь потешить свое тщеславие и понаизобретать всяких мелочей, привычных в моем времени…
Поразмышляв еще немного и не обнаружив больше новых знаний и умений, я окончательно решил, что буду играть роль этакой слегка белой кости. Или синего воротничка. Но абсолютно ничего не помнящего про прошлое. Как своего, так и страны.
Внезапно мой сосед по палате перевернулся на другой бок и продолжительным пуком испортил в палате воздух. Открывая окно для проветривания, я вспомнил анекдот про продавца рыбы на рынке.
Подходит к продавцу рыбы этакая фифа, и тыкая в рыбу пальцем, морщит носик. Потом спрашивает: а чего это с ней? Продавец ей и отвечает: спит. А та снова: а почему воняет? В ответ: Ты, эта, когда спишь, себя контролируешь?
Мысленно поаплодировав сам себе, я поставил галочку напротив еще одного умения. Анекдотов и всяких приколов я знаю много. На этом можно стать каким-нибудь вторым Жванецким или Райкиным. Вроде артисты тоже кучу бабок зарабатывали в это время. Какой разносторонний я, оказывается…
Вернувшись в кровать, я еще немного погонял мысли туда-сюда, а потом как-то незаметно заснул.