01_Дилетант

Глава 8 (1792 сентябрь)

Почему вы не понимаете речи Моей? Потому что не можете слышать слова Моего.

Новый завет. Евангелие от Иоанна

- Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежди живота вечнаго новопреставленного раба Твоего, Степана, и яко благ и человеколюбец, отпущаяй грехи и потребляяй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная его согрешения и невольная, возставляя его во святое второе пришествие Твое в причастие вечных Твоих благ, ихже ради в Тя Единаго верова, истиннаго Бога и Человеколюбца...

Батюшка Ануфрий ходит с кадилом вокруг гроба. По углам гроба в хлеб воткнуты свечи. Около гроба зарёванная Наталья, она оказывается сестра Степана, Филька и я.

Степан умер вдруг. Не жаловался, не болел и раз ... утром приходит заплаканный Филька, и говорит, что дядя 'помёрли'...

Я стою у его гроба и в голове всё крутиться и крутиться: - Почему раба? Почему раба? Почему раба - мы же дети Его?

Кем он был для меня, этот молчаливый, немного замкнутый, но всегда готовый лечь костьми за своего 'Лександра Фёдоровича', человек? ... Ангелом-хранителем? Скорее всего, да. Если бы не он, то и не было бы меня - ведь это он искал и нашёл меня среди кровавого месива погибших под турецкими ядрами солдат, вытащил, а потом, по существу, и выходил ..., да, наверное, уже меня. А потом ухаживал за мной, убирал за мной, кормил, обмывал, бегал к Кузяхе, вместе с ним мастерил первые протезы, когда я начал ходить - носил мою тушку, массировал культи и смазывал их гусиным жиром. Замечал ли он, что я не тот Саша, которому с трёх лет он был и нянькой, и мамкой, и папкой? Может быть. Но даже удивлённого взгляда с его стороны я не помню. Никаких вопросов он мне никогда не задавал.

- Темже милостив тому буди и веру, яже в Тя вместо дел вмени, и со святыми Твоими яко Щедр упокой: несть бо человека, иже поживет и не согрешит. Но Ты Един еси кроме всякаго греха, и правда Твоя, правда во веки, и Ты еси Един Бог милостей и щедрот, и человеколюбия, и Тебе славу возсылаем Отцу и Сыну и Святому Духу...

Народу в церкви много. В деревнях всегда так. Все ж друг дружку знают. Небось, доброй половине из тех, кто здесь стоит, Степан был либо двоюродным, либо троюродным, либо кумом, либо сватом.

Ох, Степан, что ж я без тебя-то делать буду?

Всегда так - пока люди живы, мы не замечаем, как они нам нужны.

Вспомнилась мать. Перед отъездом зашёл к ней попрощаться. Уезжал-то на неделю ... всего. .... А оказалось, на всю жизнь. ... Она меня перекрестила, повернулась и пошла в дом. Я смотрел в зеркало заднего вида и видел, как она уходит. Худенькие сгорбленные плечи, жиденькие седые волосы забраны резинкой в хвостик.... Ох, что-то дышать тяжело. Что это по щеке?

Сзади тихий шепоток: 'Смотри, барин плачет'.

Мать ни разу мне не приснилась. Снится часто жена, а вот мать - ни разу... Полтора года прошло, как я здесь, а всё не могу перестать думать о тех, кто остался в той жизни. Пока время как-то плохо лечит. Мне физически всего двадцать три года, я бы сейчас о девках бы должен был думать, а смотрю на них как ... В той жизни я не был пуританином, скорее даже наоборот, только возраст чуть меня остепенил, а сейчас смотрю на женщину (а есть, есть в деревне красивые бабы) и невольно сравниваю с женой. И всё...

Блин, о чём ты думаешь?! Ты же в церкви!

Моросит дождь. Гроб с телом Степана мужики несут на руках. Погост от церкви сравнительно недалеко, но и не близко - между Смородиновкой и Грачёвкой. Это не деревни, это так здесь называются группы домов одного села. Когда-нибудь вон там будет стоять хата моей бабушки.

Рядом со мной идёт Карл Иванович. Может на похороны к другому какому мужику он бы и не пошёл, но раз сам Александр Фёдорович идёт... Наверное для этого времени это картина не типична, а мне всё равно - я хороню ... (что ж это опять в горле за комок), хороню своего Ангела-хранителя...

Все наши потуги с Карлом Ивановичем по поднятию колхоза в передовики сельскохозяйственного производства пока каких-либо особых преференций нам не дали.

Ну, хорошо, хорошо - мои потуги.

Нет, мельница, кстати, не так уж дорого нам (ну, или мне) обошедшаяся, работает, но ... только для внутреннего потребления. Соседские помещики предпочитают возить своё зерно в Карачев. Работает и лесопилка, но опять же - для себя. Правда, это не совсем сельское хозяйство, а, скорее - переработка. Привезли мне 10 голов айрширских коров и трёх бычков, причём не из Голандии, а из Шотландии, но пока непонятно, будет ли из этого прок. Теперь Карл Иванович озабочен заготовкой кормов и постройкой тёплого коровника. Зимы-то у нас посуровее. С курами, по здравому (теперь думаю, что по здравому) рассуждению Карла Ивановича, мы решили пока погодить.

Вот картошка у меня в этом году выросла. Прислал мне Штигиц по весне три мешка. Но это только для себя. Народ здесь картошку не знает и к этим моим закидонам относится с подозрением.... А как я заставлял лопатой копать под картошку огород, да корешки выбирать, а потом полоть да окучивать....

Дом новый достраивается. Старый я решил под школу отдать. Да, хочу открыть школу для всех деревенских детишек. Пока будет там один преподаватель - батюшка Ануфрий. Он на это даже как-то с радостью согласился. И даже! испросил разрешение на это у своего церковного начальства. Он, оказывается, постоянно докладывает на верх.

А что ты думал, что ежемесячные, ежеквартальные и годовые отчёты это только изобретения твоего века?

Интересно, про тот анекдот, что я ему в начале нашего знакомства рассказал, он доложил?

Вряд ли. Скорее он отнёс это не к ереси, а к временному затмению из-за перенесённых страданий. В церковь я ж хожу. А как иначе?

Всё равно, надо учителя для школы искать. ... И платить ему надо будет... Ох, деньги, деньги, денежки ...

Вот у Штиглица дела идут интереснее. Его нефтеперегонный заводик работает, керосиньчик выпускает. Заключил он договор (или как это сейчас? ..., ну, в общем, подрядился) с питерскими начальниками на поставку его для фонарного освещения. А ещё, купил землю в Курской губернии, несколько участков земли - я ему как-то писал, что там по оврагам должны быть выходы железной руды.

Вся наша процессия походит к погосту. Видна уже свежевырытая могила.

Гроб поставили на принесённые лавки. Батюшка начал читать молитву (значит так, наверное, положено - и в церкви и перед погребением).

Опять в голове крутиться и крутиться: - 'Почему раба? Почему раба?' ...

Вот и прошёл ты свой земной путь до конца Степан Кузьмич по деревенскому прозвищу Коренёнок... Если там что-то есть, царствие тебе небесное.... Что-то опять в горле комок проглотить не могу.

Я кинул три горсти земли, отошёл, чтобы не мешать и отвернулся - не хочу смотреть, как закапывают.

Надо же, дождь кончился. Небо, как будто вместе со мной оплакивало Степана.

Мужики сделали холмик над могилой. В ноги поставили крест.

Сейчас пойдем, помянем ... ... новопреставленного раба божьего Степана. ... Охо-хо. Я вчера приказал столы накрыть под навесом. Хотели вначале просто на пустыре перед баней столы сколотить, но мой личный барометр так разнылся, что понятно было - к дождю.

Бабушка рассказывала, что поместье это в её молодости принадлежала генералу Трепову. Вот не ему ли оно досталось, когда я разорился? ... Хотя нет. Сколько помню, Трепов дворянство получил где-то в 1860-х годах. Я столько не проживу.

Что ты всё ноешь? В начале, такой оптимист был - вот сейчас на раз-два колхоз поднимем, крестьян из хатёнок в терема переселим, паровоз изобретём, а до Москвы железную дорогу построим. А, как только первые трудности - разнылся. Ещё ничего не упущено. Только полгода как реально что-то делаться стало, а ты уже сопли повесил. Только в сказке репка сама большая пребольшая вырастает, да и ту тянуть надо толпой.

Вот у Крылова всё хорошо. Родители Анны, теперь уже Крыловой, а в девичестве Жемчужниковой, дали таки согласие на их брак. И вот уже месяц, как он счастливый муж. Вместе с женой, будущий великий баснописец получил и две деревеньки там же, в Брянском уезде, которые были её приданым.

Кстати, а ведь это уже отступление от моей той истории. Иван Андреевич Крылов, сколько помню, никогда женат не был!

А вот Габриэль уехал. Не смог я его удержать. Даже мои посулы о том, что мы с ним откроем заводик в Брянске, где он будет полным хозяином, его не остановили. Как компромисс, мы решили, что он всё-таки подумает, над тем, чтобы мы ему сделали новые документы. Мы - это не я и Габриэль, а я и Крылов. ... Нет, ну, подумать обещал, конечно, Габриэль. ... Когда я, прикинул резоны и рассказал суть проблемы Ивану Андреевичу, он, вопреки моим опасениям, отнёсся к авантюре поменять Габриэлю национальность, спокойно и, даже, предложил более простое решение - 'посулы', как он сказал, существуют очень давно и существовать будут до тех пор, пока проблему уже нельзя будет решить с помощью денег ..., то есть всегда. В данном контексте 'посулы' оказались банальной взяткой.

Люди сидят уже за столами. Батюшка ждёт только меня, что бы прочитать молитву. Надо уважить людей, уважить память Степана. Я понимаю, что это выходит за рамки их мировоззрения, но поступать по-другому не хочу. Слишком многим я обязан покойному.

> Покойся с миром, Степан Кузьмич...

Я выпил три рюмки и ушёл ...

А ночью мне приснился сон.

Похоронка пришла в октябре сорок второго.

Мать была дома, только подоила козу и занесла из сенец кружку с молоком. Полную литровую кружку молока. Серёжка с маленькой Зинкой сидели за столом. Таня расставляла нехитрую посуду. Тётя Нȧдюшка, жена материного брата, резала хлеб. Её скрюченные артритом руки плохо держали нож, и Таня каждый раз боялась, что она порежется.

Следом за матерью из сеней в дом вошла Наташка-почтальонша, замотанная в шаль по самые глаза. Впрочем, так она ходила всегда.

- Тётка Феня, Вам вот... - Что 'вот' она не договорила. Просто молча протянула матери какую-то жёлтую бумагу.

- Мать поставила кружку на стол. И, не села, а скорее упала на табуретку.

- Что это? - Голос матери был непривычно глухим и каким-то потерянным.

- Вот. - Наташка не могла выговорить название того, что она принесла.

Серёжка выскочил из-за стола и выхватил бумагу.

- Так, так, ... Федосье Андреевне, - Начал читать он. - Ваш сын...

Мать завыла, упала на колени, и так на коленях воя подползла к кровати, обхватила её руками и забилась.

Заревела испуганная Зинка, заголосила Нȧдюшка. Только Таня и Серёжка растерявшись, прижавшись друг к другу, ещё до конца не понимая, что произошло, столбами стояли посреди ГОРЯ!

Я лежу с открытыми глазами. Я осознаю, что лежу с открытыми глазами и смотрю в верх, в темноту. Горе! Я чувствую горе.

То, что я видел, нельзя было назвать сном. Я видел ГОРЕ!

Я знаю, что это было. Мне это рассказывала мать. И та мать, которая была в моём видении или сне, была мне как раз бабушкой. Это она в октябре 42 года получила похоронку на своего старшего сына. Было это не в Навле, а в эвакуации где-то в Саратовской области под городом Энгельсом. Это я и видел.

Но почему? Почему это мне привиделось? Да так ярко! В таких деталях! Чётко вижу до краёв полную кружку молока. Даже запах. Я чувствовал запах козьего молока. Почему мне это привиделось... или приснилось?

Выверты нашего сознания иногда бывают просто необъяснимы.

Может это знак?

Чей? Знак чего?

Знак, что я должен не допустить повторения ГОРЯ?

Ага. Не перебарщивай. Сейчас идёт 1792 год, между ним и 1942 сто пятьдесят лет! Это столько воды утечёт! А сколько ещё будет войн, а сколько горя, а сколько солдат погибнет! А сделать сейчас так, чтобы через полтора столетия не началась Великая Отечественная война, не сможет никто, тем более увечный мелкопоместный дворянин, даже со знанием будущего.

> Но делать-то что-то надо. ...