Волчица и пряности. Том I

Действие 2

После обеда полило как из ведра. К счастью, на пути попалась церковь. Разглядев постройку в серой пелене, Лоуренс с Холо погнали лошадь к воротам. Пристанище оказалось достойным, порядки здесь были не то что в монастыре: остаться на ночь мог и странствующий торговец, и пилигрим, и простой путник, ведь служители церкви молились о хорошей дороге и существовали на пожертвования от тех, кто нашёл приют под их крышей. Поэтому неожиданных гостей встретили с должным радушием, недовольных не нашлось.

Однако в церкви девушке с волчьими ушами и хвостом тёплого приёма ждать не стоило. Лоуренс быстро накинул плащ Холо на голову, а сторожам у входа сказал, что у жены лицо в ожогах и она не хочет снимать капюшон.

Он прямо-таки почувствовал усмешку под тонкой тканью плаща, но внешне девушка ничем себя не выдала. Видно, знала, что от богослужителей добра ждать не стоит. Похоже, она и правда многого от них натерпелась.

И неважно, одержимая Холо или богиня-волчица, ведь все боги, кроме почитаемого Церковью, были языческими или приспешниками дьявола.

Наконец они очутились внутри и безо всяких помех сняли комнату на ночь. Лоуренс позаботился о намокшей под дождём клади, а вернувшись в комнату, застал Холо раздетой до пояса. Она выжимала свою роскошную гриву волос, и капли, падая с каштановых прядей, превращались в неряшливые пятна на полу. Деревянные доски были все в дырах, так что от пригоршни воды вреда немного, да и торговцу было не до того: от смущения он не знал, куда глаза деть.

— Ха-ха, вот и смыла вода мои ожоги...

Холо будто и не заметила замешательства Лоуренса, а по смешку было не понять, пришлась ли по вкусу ей та выдумка. Девушка убрала прилипшие к лицу пряди и резко откинула чёлку со лба. В стремительном жесте промелькнуло что-то волчье, а мокрые растрёпанные волосы походили на жёсткую шерсть.

— Шкуркам твоим, верно, ничего не сделается: очень хорошие были куницы. Может статься, они росли в горах, где жили подобные мне.

— А дорого можно шкурки продать?

— Откуда же мне знать? Я пушниной не торгую.

Лоуренс кивнул, соглашаясь с таким мудрым ответом, затем, последовав примеру Холо, стянул промокшую до нитки куртку и принялся выжимать.

— Ах да!.. С пшеницей как быть?

Закончив с курткой, он хотел взяться за штаны, но, вспомнив о Холо, замер и кинул взгляд в её сторону. Девушка разделась догола и, не обращая на него никакого внимания, выжимала вещи. Стало досадно, однако уже без колебаний Лоуренс снял с себя всё и последовал её примеру.

— Что ты говорил про хлеб?

— Обмолоть? Или оставить как есть? Если, конечно, ты и правда в пшенице живёшь...

В его словах проскользнула издёвка, но Холо пропустила её мимо ушей, разве что слегка усмехнулась.

— Пока я жива, колосья не сгниют и не высохнут. Им ничего не грозит. Но если их съесть, сжечь или закопать в землю, тогда, пожалуй, и мне конец. Мешают тебе, так можно обмолотить и положить куда-нибудь. По мне, это лучше всего.

— И правда. Значит, обмолотим пару-другую колосьев, а зёрна спрячем в мешочек. Ты, наверное, захочешь носить их с собой.

— Вот и славно. Если ещё на шею можно будет повесить, то лучше и придумать нельзя.

Лоуренс невольно скользнул взглядом по шее девушки, но тут же спохватился и поспешно отвёл глаза.

— Только пшеницу эту я хотел продать где-нибудь в других краях. Но пару колосьев оставлю, ладно? — успокоившись, ответил торговец.

Но вдруг послышался какой-то шорох: волчий хвост заходил из стороны в сторону. Шерсть на нём была густой, и брызги оросили всё вокруг. Лоуренс нахмурился, однако Холо ничуть не смутилась.

— Многие говорят, что хлеб уродился только благодаря земле тех краёв. Но скоро эти колосья всё равно засохнут, что с ними ни делай.

Холо озадаченно посмотрела на выжатые вещи, но переодеться в любом случае было не во что, и, поморщившись, она всё же натянула мокрое. Костюм этот стоил недёшево (в отличие от дорожной одежды самого Лоуренса), потому сох довольно быстро. Лоуренс последовал примеру своей спутницы и, просовывая руки в рукава, старался отогнать тревожные мысли. Одевшись, он кивнул:

— Ну и дождь... Ладно, пойдём-ка в зал, обсохнем. Думаю, в очаге развели огонь для нас и наших собратьев по несчастью.

— Да, это ты хорошо придумал, — Холо накинула на голову капюшон и хихикнула.

— Над чем смеёшься?

— Хи-хи, мне бы и в голову не пришло прятать лицо из-за ожогов.

— Да? А что бы тогда сделала?

Она слегка откинула тонкую ткань с лица и гордо ответила:

— Я бы так сказала: без этих ожогов я не я. И без ушей с хвостом тоже. Всего этого больше нет ни у кого на свете.

«А ведь не поспоришь», — невольно восхитился Лоуренс. Правда, в голову тут же закралась немного злорадная мысль: с обезображенным лицом Холо заговорила бы по-другому.

— Знаю я, о чём ты думаешь, — из-под капюшона послышался смешок. Холо ухмыльнулась краем рта, и на мгновение блеснул острый клык.

— Не желаешь проверить? Разукрасить меня шрамами и посмотреть, что будет?

Насмешка в её взгляде так и толкала принять этот вызов. Но если пойти на поводу у дерзкой девчонки и вытащить кинжал, то отшутиться вряд ли удастся. Пожалуй, с Холо станется предложить такое всерьёз, однако дразнящий тон она выбрала из желания поиграть, не иначе.

— Я ведь мужчина. Разве я посмею изуродовать такое красивое лицо?

В ответ Холо рассмеялась, обрадовавшись этим словам, как долгожданному подарку, и подалась к Лоуренсу. Вдруг его охватила странная сладкая истома, а руки сами потянулись обнять девичье тело. Однако девушка лишь потянула носом воздух и отшатнулась:

— Воняешь ты, даром что под дождём искупался. Уж поверь моему волчьему нюху.

— Ах ты...

Лоуренс замахнулся кулаком — отчасти в шутку, отчасти всерьёз, — но Холо легко увернулась, так что он потерял равновесие и еле удержался на ногах. Она оскалилась в улыбке и склонила голову набок:

— Даже волки шерсть чистят. А ты мужчина видный, так следи за собой.

Не понять, то ли она правду сказала, то ли вновь над ним посмеялась, однако легко ли оставаться спокойным, услышав подобное от девушки вроде Холо. В торговых переговорах опрятный вид играет на руку — это Лоуренс знал отлично. Однако раньше ему в голову не приходило, что это нравится и женщинам.

Пожалуй, знакомство с торговцем-женщиной могло бы открыть ему глаза, но таких он не видел ни разу в жизни. Лоуренс не знал, что сказать в ответ, поэтому молчал, уставившись в одну точку.

— Хотя шерсть на подбородке у тебя славная.

Его ухоженная бородка — не густая и не редкая — нравилась многим. Приняв похвалу как должное, Лоуренс приосанился и обернулся к Холо.

— Но если уж на то пошло, то мне нравится чуточку подлиннее.

У Лоуренса промелькнула мысль, что на торговца с длинной бородой посмотрят косо. Холо же указательными пальцами прочертила в воздухе две линии — от переносицы к щекам.

— Вот, как у волков.

Тут Лоуренс наконец понял, что его высмеяли.

«Что за ребячество!» — подумал он и направился к двери, не удостоив Холо взглядом, она же с хихиканьем шагнула следом.

— В зале перед очагом соберутся люди. Смотри, не выставляй себя напоказ.

— Я ведь Холо, Мудрая Волчица. Да и в человеческом облике мне довелось побродить по свету задолго до того, как я очутилась в Пасроэ. Не подведу, не бойся.

Он обернулся — Холо уже прикрыла голову капюшоном и приняла смиренный вид.

Далеко ехать из одного города в другой, немало на этом пути церквей и ночлежек, а где же ещё торговцу узнать полезные для дела новости? Церкви тут нужно уделить особое внимание, ведь народ в ней бывает самый что ни на есть разный. Порог ночлежки перешагнёт разве что обнищавший торговец или странник с пустым кошельком, но кто только не постучится в ворота церкви: и городской пивовар, и люди большого достатка.

В церквушке, кроме торговца с волчицей, от непогоды укрылись ещё двенадцать человек: кто-то оказался здесь раньше Лоуренса с Холо, кто-то позже. Кажется, были и торговцы.

— Хо-хо, так вы из Йоренса?

— Да. Взял там соли, отвёз на продажу. Теперь вот еду назад с куньими шкурками.

Люди сидели прямо на полу, давили живущих в одежде блох и обедали, а одна семейная пара расположилась на стульях прямо перед очагом. Помещение отличалось несвойственной залам теснотой, так что одежда здесь всё равно бы высохла; неважно, где греться, лишь бы на дрова не скупились.

Однако только у двоих из присутствующих одежда была уже полностью сухой. Видно, супруги внесли знатное пожертвование церкви и, как состоятельные люди, наслаждались теперь своим привилегированным положением.

Разговор их то и дело прерывался, и Лоуренс слушал, затаив дыхание. Женщина устала с дороги, потому больше молчала, так что он дождался случая и вставил своё слово вместо неё. Мужчина — ещё не старик, но уже в годах — дружелюбно поприветствовал нового собеседника.

— И всё же, вам ведь придётся опять в Йоренс ехать, не хлопотно ли?

— Тут есть одна хитрость.

— Хо-хо, как любопытно.

— Видите ли, за купленную в Йоренсе соль я не заплатил ни гроша. А всё потому, что ранее продал хлеб примерно на такую же сумму филиалу этого торгового дома в другом городе. Выходит, за соль с меня не потребуют ни монеты, поскольку я ничего не взял за хлеб. Две сделки удалось завершить без денег.

Это называлось бартерным обменом, и изобрели его больше века назад в южной стране с развитой торговлей. Лоуренс был потрясён до глубины души, когда его наставник рассказал об этой выдумке. Правда, две недели он ломал голову и не находил себе покоя, пытаясь понять суть этой схемы. Его новому знакомому, видимо, тоже одного объяснения не хватило.

— Вот как... Чудеса, да и только, — вымолвил мужчина и кивнул пару раз. — А я живу в городе Перенцио. У меня там виноградник, но ещё ни разу не доводилось продавать виноград таким способом. Я уж думаю: а хороший ли из меня хозяин?

— Торговцы, придумавшие бартерный обмен, всю жизнь вели дела с людьми из разных земель. А хозяину виноградника достаточно лишь следить, чтобы виноделы не назвали хороший виноград плохим, надеясь сбить цену.

— Да уж. Каждый год с ними из-за этого воюем.

Хозяину-то смешно, но счетовод у него на службе, верно, до хрипоты спорит с опытными виноделами, деловая хватка которых крепче стали. Немало виноградников принадлежит знати, однако редкий аристократ сам станет возиться с землёй и считать деньги. Поэтому графа Эрендотта, управляющего деревней Пасроэ и её окрестностями, считают чудаком.

— Господин Лоуренс (вы ведь так назвались?), будете в Перенцио — загляните к нам. Примем с радостью.

— Непременно.

Своё имя не сообщил, сказал лишь, что живёт в Перенцио. Так ведут себя знатные люди: они полагают, что любой собеседник должен знать их имя, поэтому им и не пристало представляться при знакомстве.

Кроме того, в Перенцио, наверное, есть только один владелец виноградника — новый знакомый Лоуренса. Вероятно, при встрече в городе поговорить на равных с ним не удалось бы из-за разницы в положении. Где, как не в церкви, заводить такие полезные знакомства?

— А теперь прошу меня извинить: жена немного устала, так что мы вас оставим.

— Даст Господь, ещё увидимся.

С этой расхожей фразой супруги встали с места, слегка поклонились на прощание и вышли из зала. Лоуренс поднялся и поставил стулья (свой, который ранее ему посоветовали взять в углу, и оставшиеся после собеседников) обратно к стене.

Стульями в зале пользовались только аристократы, рыцари и богачи. Все они принадлежали к высокому сословию, всех их недолюбливали остальные.

— Ха-ха, а господин очень ловок...

Когда Лоуренс убрал стулья и подошёл к Холо, сидевшей в центре зала, откуда ни возьмись рядом возник мужчина. Внешность выдавала в нём странствующего торговца, но покрытое щетиной лицо казалось совсем молодым. Скорее всего, за дело он взялся недавно.

— Я лишь обычный торговец, — суховато ответил Лоуренс.

Холо рядом с ним расправила плечи, отчего капюшон чуть сполз с головы: шевельнулись волчьи уши. Незнакомец, конечно, девушку видел впервые и не мог о таком догадаться, только стоявший между ними Лоуренс понял, что произошло.

— Да нет, я ведь сам к ним присматривался, только так и не вышло слова в разговор вставить. А вы, господин, с ходу сумели. Как подумаю, что придётся дело иметь с торговцами вроде вас, так руки опускаются.

Он рассмеялся, сразу расположив к себе щербатой улыбкой. Видно, нарочно выбил себе зуб, чтобы эта простодушная улыбка каждому встречному внушала мысль о неискушённости молодого торговца. Торговец должен знать, что будут думать люди, глядя на его лицо, иначе какой же из него торговец! Так что с этим юношей нужно быть осторожнее.

Впрочем, Лоуренс, помнится, на первых порах самостоятельной жизни смотрел на мир такими же глазами, потому хорошо понимал новичка.

— Будет вам. И я поначалу в каждом торговце видел погибель. А в каждом втором вижу до сих пор. Но пока что жив и здоров. Нужно лишь делать своё дело.

— Ха-ха, как камень с души свалился! Да, я ведь и не представился. Меня Зереном звать. Торговлей промышляю всего ничего, тут вы угадали. Будем с вами знакомы.

— Лоуренс.

Когда-то давно, только-только делая первые шаги в своём ремесле, Лоуренс загорелся идеей обзавестись знакомыми среди торговцев. Он пытался с каждым перекинуться парой слов и всё время злился, поскольку отвечали они ему весьма прохладно. Теперь же, оказавшись на месте тех людей, он вдруг понял, чем тогда заслужил подобное обращение: неопытному торговцу нечего предложить, он может лишь брать.

— Скажите, пожалуйста, а это ваша спутница?

Либо ему и в самом деле нечего предложить, либо он возомнил, что можно извлечь выгоду из своего положения — приобретать, ничего не отдавая взамен. Многие новички этим грешат. Опытный торговец на его месте уже успел бы поведать, каково вести дела в трёх странах, где пришлось побывать, и от Лоуренса узнал бы не меньше.

— Это моя жена Холо.

Мелькнула мысль назвать ненастоящее имя, но он решил, что незачем. Как только Лоуренс представил девушку, она слегка кивнула и поздоровалась.

— Да вы семьёй странствуете?

— Странная у меня жена. Дом в городе ей не нравится. Говорит, повозка лучше.

— Но всё же вы, господин, так старательно укутали жену... Видно, очень дорожите ею.

Его красноречию можно было позавидовать, но это делало его ещё больше похожим на проходимца. Во всяком случае, Лоуренс хорошо помнил присказку своего наставника: «Где много слов, там мало дел».

— Только вот мужчинам всегда хочется увидеть ту, что скрыта. Да и наша с вами встреча — провидение Господа. Нельзя ли взглянуть, хоть на миг?

Пусть Лоуренс и Холо на самом деле не были мужем и женой, однако такое нахальство неприятно поразило торговца.

Он хотел уже осадить юношу — пусть не забывается, — но Холо заговорила первой:

— Радость странствий в сборах, собака страшна лаем, и нет женщины красивее той, что повернулась к вам спиной. Вдруг если я открою лицо, то разобью этим надежду?

И Холо под плащом еле слышно рассмеялась, а Зерен, словно зачарованный её словами, сконфуженно хихикнул. Даже Лоуренс был готов восхититься искусной речью Холо.

— Да... Такую жену, как у вас, ещё поискать.

— Боюсь, скоро на поводок меня посадит.

Лоуренс говорил это почти всерьёз.

— Да уж, повстречал я вас по воле Божьей, это точно. Послушайте меня... — произнёс Зерен и в наступившей тишине придвинул к Лоуренсу щербатое лицо.

Церковь не ночлежка, порядки здесь другие: комнату предоставят, но кормить никто не будет. Зато сто́ит постояльцу внести пожертвование — и кухонная печь в его распоряжении; так что Лоуренс отдал несколько монет и бросил пять-шесть картофелин в котелок с водой. За дрова, конечно же, платить приходилось отдельно.

Он решил занять себя, пока готовилась еда: достал немного колосьев, в которых якобы жила Холо, вытряс из них зёрна и насыпал в кожаный мешочек, который лежал у него без дела. Вспомнив, что девушка хотела носить зерно на шее, Лоуренс взял кожаный шнурок, а затем вернулся к печи. Картофель, дрова, мешочек и шнурок — всё это обошлось в серьёзную сумму, и, шагая к комнате с котелком в руках, он высчитывал, сколько потребовать со своей спутницы.

Обе руки были заняты — постучать бы не получилось, но волчьи уши, видно, позволили Холо узнать Лоуренса по шагам, и на скрип открывшейся двери она даже не обернулась — так и сидела на кровати, неторопливо перебирая шерсть на хвосте.

— О? Пахнет-то как... — протянула девушка и подняла голову.

Видно, и с обонянием у неё тоже всё в порядке.

На горку картофеля Лоуренс положил немного сыра из козьего молока. Торговец не привык себя так баловать, но на сей раз ужинать предстояло в компании, поэтому решил раскошелиться. И поскольку он ожидал от Холо даже меньшего восторга, жалеть о потраченных деньгах не пришлось.

Он поставил котелок на стол у кровати, и девушка тут же потянулась к еде, но взять картофель не успела: Лоуренс бросил ей в руки мешочек.

— Что? А, зерно...

— Держи шнурок. Сама придумаешь, как повесить на шею.

— Ага. Это хорошо. Но успеется, сейчас поважнее дело есть.

С небрежностью, удивившей даже Лоуренса, Холо уронила мешочек и шнурок рядом с собой и, чуть ли не облизываясь, протянула ладонь к котелку. Похоже, еда была для неё делом первейшей необходимости.

Она ухватила большую картофелину, тут же разломила её надвое и блаженно улыбнулась, когда от мякоти пошёл пар. Огромный хвост затанцевал в воздухе. Лоуренса эта картина позабавила: выглядело, словно собака виляет хвостом, — однако Холо на такое сравнение могла обидеться, так что он не произнёс ни слова.

— Волки и картофель любят?

— Да. Мы ведь не одним мясом живём. И побеги деревьев есть можем, и рыбу. А то, что люди выращивают, повкуснее побегов будет. Хороша также людская придумка пропускать мясо и овощи через огонь.

Говорят, горя́чее волки не любят, а так они звери крепкие. Холо подула пару раз на картофелину — от неё до сих пор исходил пар — и запихнула в рот. Только пожадничала, пожалуй. И верно: еда застряла в горле. Флягу с водой, брошенную Лоуренсом, девушка поймала не моргнув глазом.

— Ух... Даже сердце ёкнуло. А горло у людей и по сей день узкое. С таким намучаешься.

— Точно, волки ведь большим куском глотают...

— Так ведь как разжуёшь, когда этого нет, — и Холо оттянула пальцем губу.

Видно, речь шла о щеке.

— Прежде я часто так картофель глотала, он и тогда в горле застревал.

— Да ну?

— Может, нутро его не принимает...

«Да просто жадничать не надо, когда ешь», — вертелось на языке у Лоуренса, однако вслух он произнёс другое:

— Ты говорила, будто бы ложь на слух распознать можешь. Или мне почудилось?

Разжёвывая сыр, Холо повернулась к Лоуренсу и уже хотела ответить, но вдруг резко кинула взгляд куда-то в сторону и чуть погодя выбросила вверх руку.

Он даже спросить не успел, что стряслось, — девушка будто поймала что-то в воздухе.

— Блоха осталась.

— Шерсть у тебя хорошая, любой блохе понравится!

В шерстяной одежде и шкурах зверей с длинным ворсом, бывает, блохи кишмя кишат, и при перевозке такой товар часто приходится коптить над огнём, чтобы вывести кусачих тварей. Об этом и вспомнил Лоуренс, но Холо ответила ему удивлённым взглядом, а миг спустя самодовольно приосанилась, глаза заблестели.

— А ты всё же не лишён вкуса, раз сумел оценить мой роскошный хвост.

Лоуренс хотел объяснить, что имел в виду, но её совсем ребяческая гордость заставила его прикусить язык.

— Так что, правда можешь понять, когда лгут?

— А? Да, немного могу.

Раздавив блоху, Холо вытерла пальцы и снова впилась зубами в картофелину.

— Немного?

— Скажем, я поняла, что ты и не думал хвалить мой хвост.

Лоуренс от удивления лишился дара речи, а Холо весело рассмеялась.

— Только большой точности тут обещать не могу. Сам решай, верить или нет, — добавила она, слизывая сыр с пальцев.

Лукавая улыбка придала ей сходство с чертёнком или эльфом из сказки.

Лоуренс же был полностью обескуражен, однако решил, что лучше скрыть свои чувства, иначе Холо может вновь его высмеять.

— Тогда ответь, правду ли сказал мальчишка?

— Мальчишка?

— Тот, что подошёл к нам в комнате с очагом.

— А... Хи-хи, «мальчишка»...

— Чего смеёшься?

— Так вы оба дети.

Лоуренс разозлился, но промолчал, опасаясь, что неловкое слово может обернуться против него самого.

Усмехнувшись, Холо добавила:

— Хотя ты чуть взрослее будешь. Я бы сказала, что мальчишка лжёт.

«Всё-таки лжёт», — пробормотал про себя Лоуренс. Спокойствие и умение рассуждать вернулись к нему в мгновение ока.

Молодой торговец Зерен, бойко завязавший разговор в зале, предложил дело, сулившее выгоду. Он сообщил, что ожидается перечеканка какой-то монеты — в ней хотели увеличить долю серебра. Если это правда, то качеством новая серебряная монета будет выше старой, хотя достоинство её не изменится. Однако при обмене на другие деньги новую монету с большей долей серебра оценят выше старой. Выходит, обладая нужной информацией, можно собрать много старых монет, через некоторое время обменять их на новые, и тогда разница в денежном курсе выльется в огромную прибыль. Зерен обещал сообщить, что это за монета (ведь в ходу их немало), а взамен попросил долю, если дело выгорит. Скорее всего, то же самое он рассказывал и другим торговцам, и Лоуренс, разумеется, не мог сразу поверить в эту историю.

Лицо Холо застыло, будто девушка вспоминала подслушанный в зале разговор; она засунула кусочек недоеденного картофеля в рот и сглотнула:

— Но где он солгал, сказать не могу...

Лоуренс кивнул, на это он и не надеялся.

Но если Зерен предлагал сделку всерьёз, значит, солжёт о названии монеты.

— Вложения в звонкий металл — дело нередкое, однако же...

— Не можешь сообразить, зачем ему лгать?

Лоуренс оторвал ростки от картофелины, сунул её в рот и вздохнул. Возможно, сбылись его опасения и он уже оказался под пятой Холо.

— Не так важно, что человек говорит неправду. Куда важнее зачем.

— Ты хоть знаешь, сколько лет прошло, прежде чем я это понял?

— Ха-ха! Ты называешь Зерена юнцом, а по мне, юнцы вы оба.

Холо гордо рассмеялась. Лоуренс же не в первый раз поймал себя на мысли, что лучше бы она была просто одержимой. То, что далось ему тяжело и трудно, у неё вышло без усилий, а значит, грош ему цена как торговцу.

Голос Холо оторвал от невесёлых размышлений:

— А без меня бы как справился?

— Хмм... Решил бы, что выяснить правду можно и попозже, а пока лучше притвориться, что верю на слово.

— И почему?

— Если он правду рассказал, то следует взяться за дело ради прибыли, если солгал, то, выходит, есть некий заговор, так что сто́ит раскрыть его — и удастся получить прибыль.

— Верно. Но вот ты знаешь от меня про обман, и что дальше?

Картина будто бы слегка изменилась, а мгновение спустя до него дошло:

— Ох...

— Хе-хе. Что изменилось? Ты с самого начала знал, как поступишь.

Холо посмеивалась, Лоуренс же словно онемел, не в силах произнести ни слова.

— Последняя моя, верно? — С кровати Холо потянулась к столу, взяла картофелину из котелка и с довольной ухмылкой разделила её надвое.

— Я ведь Холо, Мудрая Волчица. Знаешь, как долго я живу на свете?

От таких утешений Лоуренс вконец разозлился, схватил свою картофелину и впился зубами в мякоть. Отчего-то вспомнилось время, когда он, неопытный юнец, учился у наставника-торговца основам своего дела.

Осеннее утро обрадовало ясной погодой. Встают священнослужители даже раньше торговцев, так что, когда Лоуренс только проснулся и протёр глаза, утренняя служба уже закончилась. Впрочем, он об этом знал, потому ничуть не удивился. Одно озадачило: Холо в комнате не оказалось.

«Наверное, ушла в отхожее место на улице», — решил он и не поверил глазам, когда увидел знакомую фигурку у дверей собора. Сам Лоуренс умывался из колодца, когда Холо вместе со священниками вышла из церкви. Девушка шагала, низко опустив закрытую плащом голову, но время от времени приветливо обращалась к своим спутникам.

Богиня урожая и священники, которые отрицают всех богов, кроме своего, вели дружелюбную беседу. Какой философ не посмеялся бы над этой картиной! Однако до бесстрастного философа молодому торговцу было далеко.

Служители повернули в другую сторону, а Холо неторопливо подошла к колодцу, встала рядом с ошеломлённым Лоуренсом, молитвенно сложила руки на груди и смиренно сказала:

— Прошу моего муженька обрести невозмутимость.

Лоуренс облил голову колодезной водой — очень холодной, ведь на дворе стояла поздняя осень, — и сделал вид, что не слышит хихиканья девушки.

— Совсем важные стали, ничего не скажешь.

Лоуренс тряхнул волосами, точь-в-точь как Холо вчера хвостом, но она и бровью не повела.

— Так Церковь с давних пор видное место занимает.

— А вот и нет. Когда я пришла сюда из северных краёв, всё было по-другому. Уж раньше никто не говорил, будто Бог и двенадцать ангелов сотворили мир и позволили людям в нём жить. Разве кому-то под силу сотворить такой мир? И смех и грех. Как долго Церковь думает ломать эту комедию, хотела бы я знать...

Похожие слова говорили и учёные, но девушка называла себя Мудрой Волчицей, которая следит за урожаем не одну сотню лет, потому занятно было слышать такие речи от неё. Вытеревшись досуха, Лоуренс оделся, не забыв бросить монеты в стоящий рядом ящик для пожертвований. Служители проверяют его каждый раз, как кто-то возьмёт воды из колодца. Не будет в ящике денег — жди дурного напутствия. Лоуренс всё время в дороге, такое для него смерти подобно. Впрочем, пожертвовал он одну мелочь — медяки грубой чеканки, почерневшие и со стёршейся гравировкой; такие и монетами-то не назовёшь.

— Времена поменялись, и Церковь вместе с ними. И там, наверное, тоже всё изменилось.

Похоже, Холо говорила о своей родине — ему показалось, что девушка под плащом поникла. Лоуренс легонько стукнул её по голове.

— А ты изменилась?

Она молча мотнула головой, совсем как маленькая девочка.

— Тогда и на родине твоей всё должно быть как прежде.

Быть может, он и вправду совсем ещё юнец, а всё же успел пожить на свете. Объездил немало земель, повстречал разных людей, многое испытал, именно поэтому он мог сказать ей это. Странствующий торговец, когда-то оставивший отчий дом, особенно рад землякам: у кого ещё искать поддержки на чужбине?

И именно эти слова скажет странствующий торговец тому, кто не был на родине много лет. Холо кивнула и выглянула из-под капюшона.

— Какая же я Мудрая Волчица после твоих утешений? — усмехнулась она, а затем развернулась и зашагала к комнате. Но перед тем успела украдкой бросить на него короткий взгляд, полный благодарности.

Похоже, Лоуренс уже научился ладить с чрезвычайно изворотливой и искушённой в жизни волчицей. Но когда в жестах и поступках Холо проскальзывало что-то детское, он совершенно терялся.

Лоуренсу было двадцать пять лет. В его возрасте обычный горожанин уже посещает с женой и детьми церковь: всё-таки отпущенный жизнью срок наполовину прошёл. Лоуренс же был холостяком, поэтому от выходок Холо ему приходилось очень несладко.

— Ну, чего копошишься? — окликнула его девушка уже чуть издали, кинув взгляд через плечо.

Разве скажешь, что знают они друг друга всего два дня?

Зерену Лоуренс сказал, что согласен. Однако заплатить за сведения сразу он не мог — нужно было продать шкурки, ну а партнёр ни за что бы не поверил ему на слово и не выложил бы всё. В конце концов оба торговца решили встретиться в Пассио, портовом городе у реки, там составить договор и подписать его у нотариуса.

— Тогда я уже тронусь в путь, а вы, как доберётесь до Пассио и отдохнёте с дороги, загляните в таверну «Йоренд». Так меня и найдёте.

— Хорошо. Значит, в «Йоренде».

С приятной улыбкой Зерен поклонился, закинул за плечо джутовый мешок, набитый сушёными фруктами, и зашагал прочь. У странствующего торговца на первых порах есть дела поважнее самой торговли: нужно обойти много земель, хорошенько узнать тамошние порядки, запомниться жителям. Фрукты или вяленые ломтики мяса будут как нельзя кстати: испортятся нескоро, а в церкви или ночлежке сгодятся и для продажи, и для того, чтобы завести разговор.

Глядя вслед Зерену, Лоуренс вспомнил себя прежнего, ещё без повозки.

— Он не с нами? — спросила вдруг Холо, когда молодой торговец почти скрылся из виду.

Она не теряла времени: перебирала шерсть на хвосте, пока вокруг не было ни души. Однако волосам, гладким и блестящим, не досталось и толики должного внимания хозяйки. Возможно, дело было в плаще, ведь из-за ушей приходилось прятать всю голову, и, раз уж волос не видно, девушка лишь небрежно стянула каштановые пряди шнурком, чтобы не рассыпались.

Хорошо бы хоть раз их причесать, но гребня у Лоуренса не было. Он подумал, что по приезде в Пассио надо, пожалуй, купить гребень. Да и шапка Холо не помешает.

— Помнишь, вчера шёл дождь? Дорогу развезло, так что пешком быстрее, чем на повозке. Не заставлять же его с нами ехать: лошадь еле плетётся.

— И правда, торговцы ведь очень беспокоятся о времени.

— Так время — деньги.

— Хе-хе, занятно. Говоришь, время — деньги?

— Если есть время, можно заработать деньги, разве нет?

— Почему же, всё верно. Да только я так не думаю, — ответила Холо и перевела взгляд на хвост.

Этот роскошный хвост не умещался на коленях хозяйки и свешивался с них — скорняк оценил бы его в немалую сумму денег.

— Ты столько веков прожила рядом с крестьянами, а они-то знают цену времени.

Лоуренс спохватился: кажется, он заговорил о том, что упоминать не следовало, но Холо лишь бросила на него взгляд и рассмеялась. Смех этот нехороший, почти злобный, будто обещал, что торговцу не поздоровится.

— Хе-хе. Где же твои глаза? Не со временем они считаются — с небом.

— Что-то не пойму.

— Смотри же: поднимаются они с зарёй, землю пашут под утренним небом, сорняки пропалывают под лучами полуденного солнца. Прольётся с неба дождь — вьют верёвки, задует ветер — тревожатся за посевы. Под весенним небом радуются всходам, под летним наблюдают за растущим хлебом, под осенним ликуют, собрав урожай, а под зимним ждут весны. До времени им дела нет — лишь небо важно. Как и мне.

Лоуренс не совсем понял Волчицу, но в чём-то мысль её казалась верной, и возразить было нечего. В ответ на его восхищённый кивок Холо приосанилась и фыркнула.

«В девушке, назвавшейся Мудрой Волчицей, нет ни капли скромности, присущей мудрому старцу или отшельнику», — подумалось Лоуренсу. Тут он заметил впереди человека — на вид странствующий торговец без повозки.

Голову Холо скрывал капюшон, а вот хвост оставался на виду, и в эту минуту она даже не потрудилась как-нибудь его спрятать. Когда повозка проехала мимо путника, тот пристально посмотрел на колени девушки, но ничего не сказал.

Торговцу, похоже, и в голову не пришло, что хвост принадлежал Холо. На его месте Лоуренс, скорее всего, прикинул бы, сколько можно выручить за такой мех, но кто знает, сумел бы ли он пройти мимо с безразличным лицом?

— Соображаешь ты хорошо, только многого ещё не знаешь, — заявила Холо.

Она уже выпустила хвост из пальцев, заткнула его за юбку (видно, закончила шерсть перебирать) и посмотрела на Лоуренса. Девушке с таким лицом сложно дать больше пятнадцати лет, а иногда казалось, что ей и того меньше. От слов её, однако, веяло коварством, несвойственным юности.

— Хотя скажу по-другому: поживёшь на свете — выйдет из тебя толк.

— Сколько же столетий мне для этого нужно прожить? — в тон ей спросил Лоуренс.

Теперь он знал, когда ждать от неё насмешек, и не позволил легко себя провести.

Холо удивлённо уставилась на него, а затем рассмеялась:

— Ха-ха-ха! В смекалке тебе не откажешь!

— Может, это у тебя на старости лет смекалки совсем не стало?

— Хе-хе. А знаешь, почему мы, волки, в горах на людей нападаем?

К чему она вдруг переменила разговор, было неясно, поэтому он ответил, не ожидая подвоха:

— Да нет, не знаю...

— Чтобы съесть головы и стать умнее, — Холо оскалилась в улыбке, блеснув клыками.

Может, она и пошутила, но Лоуренс невольно застыл на месте, а через пару секунд понял, что допустил непростительную ошибку.

— Пока что ты совсем птенец. Со мной тебе не тягаться, — вздохнула Холо.

Лоуренс сжал поводья, еле сдержав гримасу досады.

— Выходит, в горах на тебя волки нападали?

Ему самому не верилось, что он слышал это от Холо — Холо с волчьими клыками, ушами и хвостом. Горная волчица, воплощение дикого, нелепого страха Лоуренса, сидела рядом с ним и вела непринуждённый разговор.

— Нападали... раз восемь.

— Туго пришлось?

— Да. Со сворой диких собак ещё можно справиться, но волков не одолеть.

— Так это оттого, что они много голов съели...

— Прости, хватит.

Третье в жизни Лоуренса нападение волков произошло, когда он и ещё несколько торговцев караваном переходили через горы. Двое оттуда не вернулись, и до сих пор их вопли временами звучат в его ушах.

Лицо Лоуренса словно окаменело.

Тут Холо охнула: кажется, премудрая Волчица поняла, в чём дело.

— Прости, — тихонько сказала она и поникла.

А сколько ещё горя Лоуренс видел от горных волков... В памяти одно за другим всплывали прошлые злоключения, и отзываться на извинение Холо ему совсем не хотелось.

Некоторое время они ехали в безмолвной тишине, лишь копыта лошади хлюпали по дорожной слякоти.

— Сердишься?

«Какая же коварная эта Мудрая Волчица. Разве можно сказать „да“, когда так спрашивают?» Но именно поэтому он ответил:

— Сержусь.

Холо промолчала, однако Лоуренс чувствовал на себе её взгляд. Он покосился на девушку — та надула губки и казалась такой хорошенькой, что он был готов всё ей простить.

— Сержусь. Больше не шути так, — наконец выдавил он, отворачиваясь.

Холо выразительно кивнула и с кротким видом уставилась вдаль. Через пару минут тишины девушка заговорила, будто взвешивая каждое слово:

— Волки живут только в лесу, а собаки хоть раз да бывали с человеком. В этом и заключается разница между волками и собаками.

Можно и промолчать в ответ, но тогда кто знает, заговорят ли они ещё друг с другом? Лоуренс чуть повернулся к Холо и выпрямился, показав, что слушает:

— Правда?

— Волки ведь тоже от человека добра не видели — люди нас только травят. Людей мы боимся. Когда они приходят в лес, мы не знаем, как быть.

Холо смотрела прямо вперёд. Такой серьёзной Лоуренс видел её впервые. Вряд ли она всё это выдумала, желая оправдаться перед ним, так что он медленно кивнул. Только вышло у него странно, совсем не похоже на кивок, и всё из-за одной тревожной мысли.

— А ты людей... — Холо схватила его за одежду, и договорить не удалось.

— Всё же о некоторых вещах меня не сто́ит спрашивать.

— Ох, извини, — пристыженно вымолвил Лоуренс, мысленно проклиная длинный язык и глупую голову.

Холо вдруг рассмеялась:

— Теперь мы квиты.

Для того, кто прожил лишь двадцать пять лет, Мудрая Волчица — существо непостижимое.

Дальше ехали молча, обиды никто не держал, да и повозка ни разу не застряла в грязи. Так закончился день, и незаметно подкрался вечер.

Если прошёл дождь, торговец тронется в путь лишь на следующий день, и то не раньше заката. Застрянет колесо в грязи — пиши пропало, в семи случаях из десяти придётся бросить повозку, пусть даже поклажа и лёгкая.

Ради большей прибыли нужно думать о меньшем убытке — таков закон странствующих торговцев. А как же иначе, ведь какие только бедствия не поджидают в дороге!..

— Всё-таки мы с тобой жили в разных мирах, — протянула Холо невпопад, лёжа под горой из шкурок.

А звёздное небо над путниками предвещало ясный погожий день.