Судьба: Дитя Неба

43

Дом Памяти, Наварн

Даже в разгар зимы здесь поют птицы, отметил Акмед.

Он оставил свою лошадь возле места, к которому прикоснулось зло. Без особого труда он нашел границы оскверненной земли. В центре древней рощи, простирающейся на многие мили по холмистой земле Наварна, росли совсем молодые березки, тополя и сосны со светлой корой, юные деревца, чьи бледные стволы придавали этому месту усталый, нездоровый вид. Немногим больше года прошло с тех пор, как они обнаружили здесь Ракшаса, и Акмед вместе со своими друзьями положил конец кровавым жертвоприношениям, которые тот совершал ради своего хозяина, ф’дора, но до сих пор в воздухе царила тяжелая тишина, жизнь неохотно возвращалась на пропитанную невинной кровью землю.

Однако среди молодой поросли уже поселились стойкие зимние птички, весело прыгавшие по снегу или щебетавшие, сидя на ветках и оглядываясь по сторонам в поисках пищи. Если птицы охотно поедают засохшие ягоды и замерзшие семена, значит, зло отсюда ушло.

С запада послышался треск ломающегося наста, шелест ветвей — очевидно, по лесу шел человек.

«Рапсодия должна ждать меня во дворе Дома», — подумал Акмед, вслушиваясь в непрекращающийся шум: чужак подходил все ближе. Акмед уже ощущал биение ее сердца, она находилась немного дальше. Он приготовил квеллан.

Он заставил свое дыхание успокоиться и замер, подобно тени. Акмед безмолвно выругался: в старом мире, где он владел магией крови, ему уже давно было бы известно о приближении незнакомца, более того, он бы знал его точное местонахождение и слабости. Оказавшись в новом мире, он ослеп и мог рассчитывать лишь на свое умение сражаться.

И на Рапсодию.

Довольно далеко, слева, он заметил медленно перемещающуюся среди бледных стволов фигуру. Он почувствовал, как пульсирует кровь в его указательном пальце, лежащем на спусковом крючке квеллана.

Неожиданно справа, на расстоянии броска камня, раздвинулись ветви кустарника.

Акмед мгновенно развернулся, приготовившись выстрелить в нового врага.

Заметивший его могучий олень застыл на месте.

Несколько мгновений Акмед не двигался. Затем медленно опустил оружие и глубоко вздохнул.

Олень фыркнул, повернулся и скрылся в лесу. Слева донесся топот его подруги, спешившей вслед за ним.

Акмед покачал головой и торопливо зашагал к Дому Памяти.

До Дома оставалось около сотни ярдов, когда Акмед заметил следы разрушений, оставленных пронесшимся здесь огненным шаром. Снег припорошил пепел и головешки, однако после каждого шага на чистой поверхности появлялись черные пятна. Деревья стояли обезображенные, лишившиеся коры; великолепные клены превратились в пепел, как, впрочем, и березы во внутреннем дворе. Да и от самого Дома остался лишь черный, обгоревший скелет и горы мусора.

А вот белый дуб, стоявший посреди двора, выжил. Побег Дерева Мира, Сагии, его защищали звуки бесконечно играющей лютни, которую Рапсодия оставила на его ветвях перед тем, как они ушли. Адское пламя стихии огня, избавившее дерево от оскверненного корня и спалившее Дом, не тронуло ни единого листочка Сагии, белые цветы раскачивал свистящий меж ветвей ветер.

Рапсодия присела на корточки под деревом и что-то бросила на заснеженную землю — маленькая стая зимних птичек тут же слетелась на угощение. Она подняла голову и встала.

Акмед взглянул на Рапсодию, и его кожа мучительно заболела. Она гудела с того самого момента, когда он неделю назад получил от нее записку, которую ждал с тех самых пор, как они расстались на Кревенсфилдской равнине. Солдаты-болги, принесшие ему завернутое в промасленную тряпицу послание, содрогнулись, увидев его реакцию, хотя король ничем не выдал своих чувств. Очевидно, одного его взгляда было достаточно, чтобы стражники разбежались в разные стороны.

Акмед долгие часы смотрел на записку, где стояло всего одно слово: «Да». Оно означало, что конец приближается.

Кровь дракиан, текущая в его жилах, вскипела, требуя отправиться на охоту за демоном, в ушах беспрерывно звучали слова лютой ненависти. Ему стоило огромных усилий не впасть в кровавую ярость, непреодолимая власть которой была слишком хорошо знакома всякому дракианину: необходимость уничтожить ф’дора превыше всего. Акмед уже давно успел усвоить, что во время охоты природные инстинкты дракианской крови работают не только на него, но и против. Он взял под контроль свое дыхание, стараясь сохранять спокойствие.

Рапсодия, положив руки на бедра, внимательно разглядывала Акмеда. Прошло всего несколько недель с тех пор, как он видел ее в последний раз, но она сильно изменилась. Ее лицо оставалось спокойным, а вот глаза горели внутренним огнем. Волосы, которые она, как и всегда, завязала черной бархатной лентой, теперь спускались ниже колен. Она некоторое время смотрела на него, а потом жестом предложила подойти к ней в центр двора, под стройные ветви юного дерева, привезенного с их общей родины, оставшейся по другую сторону мира.

Он ощутил, как биение сердца мира зазвучало у него в ушах, теперь Акмед знал, что принесла ему Рапсодия.

— Ежевика, — сообщила она, когда он остановился возле нее.

— Что?

Она показала на землю, где маленькие птички осторожно клевали угощение.

— Ежевика. Я собрала ее с растущих на поляне кустов. Когда мы были здесь в последний раз, кусты не плодоносили. Тогда мне показалось, что у них уже никогда не будет плодов. Возможно, это хорошее предзнаменование.

Акмед кивнул.

— Нам оно не помешает. Где то, что ты принесла? — Его голос прозвучал неожиданно резко.

В ответ она сняла с пояса Звездный Горн и подняла его острием вверх, затем медленно извлекла клинок из черных ножен. Раздался негромкий серебристый звук, напоминающий чистый призыв горна. На кончике клинка держался почерневший от пламени, необычной формы флакон из гематита. Рапсодия протянула руку и ловко вытащила его из огня.

— Вот, — сказала она, протягивая его Акмеду. — Надеюсь, ты сумеешь им воспользоваться.

Он поднес флакон к глазам.

— И все? Здесь кровь десяти порождений демона?

— Да. Удалось выделить его подлинную сущность. Здесь нет ни капли материнской крови, даже нет крови Ракшаса. Только очищенная кровь ф’дора. Когда ты найдешь человека, в котором он спрятался, ошибки не будет. — Ее изумрудные глаза горели от возбуждения, но Акмеду показалось, что он видит в них еще и страх. — Что ты собираешься делать теперь?

Акмед продолжал изучать флакон из гематита. На ощупь камень был теплым, возможно, его нагрело пламя меча, но скорее всего, тепло шло изнутри. И хотя флакон был тщательно закупорен, оттуда исходили какие-то эманации, тихие голоса пели темные гимны в шипящем пламени Преисподней. Он ощущал силу и зло даже сквозь камень, оно обращалось к нему, звало его дракианскую душу:

«Открой флакон. Выпусти нас. Выпусти нас из Склепа».

Акмед засунул флакон под рубашку.

— Ничего.

Зеленые глаза удивленно округлились.

— Ничего? После всего, что мы сделали? Что ты имеешь в виду?

— Ты спросила, что я собираюсь делать с флаконом сейчас, и я ответил: ничего. Грунтора здесь нет, и мы не готовы отправиться за демоном. Полагаю, мы должны быть все вместе, иначе с какой стати слабоумная Пророчица лепетала про Троих. — Он оглядел двор, по которому рыскал ветер, вздымая в воздух снежинки. — Я дождусь твоего возвращения в Илорк, мне нужно подготовиться.

— Моего возвращения в Илорк? — Рапсодия также оглядела двор. — А разве я не еду туда вместе с тобой?

— Возможно, но я подумал, что тебе придется на несколько дней задержаться. — Акмед засунул руку под плащ и отдал Рапсодии кремового цвета льняную карточку со сломанной золотой печатью.

— Что это? — спросила Рапсодия, разглядывая ее.

— Судя по всему, бракосочетание Тристана Стюарда перенесено. Церемония состоится через три дня в Бетани.

Рапсодия продолжала разглядывать приглашение.

— Да, Элендра сказала мне, когда мы вернулись из-за Покрова Гоэн. Риал собирается принять в нем участие. Но при чем тут свадьба Тристана Стюарда? Она не имеет никакого значения в сравнении с тем, что нам предстоит. Что может быть важнее поисков демона?

— Ничего, — согласился Акмед, — Однако мне еще не приходилось охотиться на ф’дора. Я должен подготовиться. Лучше всего это делать втайне от всех, спрятавшись в толще горы. Я не знаю, сколько продлится наша охота и чего она будет нам стоить. Мы можем все испортить, если будем слишком спешить. Мне известно, что Тристан постарается использовать любую возможность, чтобы выступить против болгов. Кто-то из нас должен присутствовать на свадьбе, это важное событие государственного масштаба.

— И ты хочешь, чтобы я отправилась на церемонию бракосочетания?

— Да.

— После всего, что произошло?

— Да.

— Ты хочешь, чтобы я отправилась на свадьбу?

— Ты полагаешь, будет лучше, если на ней буду присутствовать я? — мрачно осведомился Акмед.

Рапсодия и глазом не моргнула.

— Конечно нет. Полагаю, мы можем послать свои извинения и сожаления о том, что обстоятельства не позволяют нам принять участие в церемонии. Когда в первый раз, по чистой случайности, я получила приглашение, то не стала отправлять такое письмо.

Акмед вздохнул.

— После твоего ухода многое изменилось, Рапсодия. Приближается война, внешние и внутренние враги собираются с силами. На нас могут напасть откуда угодно, я теперь очень хорошо понимаю твое видение, в котором опасность грозила нам отовсюду. Я покинул Илорк только для встречи с тобой, за меня остался Грунтор, который страшно этому рад.

Рапсодия вопросительно посмотрела на него. Король фирболгов нахмурился:

— У нас возникли проблемы, связанные с предательством: кто-то из болгов занимается запрещенной торговлей оружием с Сорболдом. Первый раз это произошло, когда я охотился с тобой за отродьями демона.

— О Боги!

— Да, Боги. Да помогут они тем болгам, у которых хватит глупости повторить свою ошибку, пока меня нет, — Грунтор устроил им ловушку. Если, вернувшись, ты увидишь части тел, украшающих утесы Гриввена, знай: они попались. Тебе придется представлять Илорк на свадьбе Тристана. Надеюсь, тебе удастся выиграть для нас время. Кроме того, ты сумеешь узнать о том, как они готовятся к войне. Веди себя так, словно не происходит ничего особенного. Если я буду готов раньше, чем ты вернешься, то отправлю тебе послание.

Рапсодия ничего не ответила. Хотя играющая лютня заглушала их разговор, она боялась говорить вслух о своих чувствах, зная, что кое-кто способен услышать ее голос, летящий на крыльях ветра. Больше всего на свете ей хотелось рассказать другу обо всем, что происходило за Покровом Гоэн, о том, сколько времени она там провела и чему научилась, но она не осмеливалась говорить об этом здесь, под открытым небом. Акмед прав, лучше подождать, пока они окажутся внутри темных гор, укроются от посторонних глаз и любопытного ветра.

Она оглядела руины Дома Памяти, место, где они впервые узнали, по какой тропе им предстоит пройти. Хранилище истории, аванпост намерьенов Первой Волны, построенный с надеждами на светлое будущее четырнадцать столетий назад; как жестоко он осквернен! Ракшас даже использовал корни Сагии, чтобы добраться до горы фирболгов и похитить Спящее Дитя. Какой чудовищный поворот судьбы…

Они выбрали для встречи Дом Памяти, чтобы именно отсюда начать все заново. Что за ирония: именно там, где демон использовал детскую кровь для достижения своих гнусных целей, она передала дракианину кровь самого демона, собранную из вен детей, чтобы найти его.

Рапсодия посмотрела на Акмеда. Он стоял перед ней, спаситель, человек, без которого никто не сможет найти и уничтожить демона, и спокойно смотрел ей в глаза. Ей вдруг стало нехорошо, и у нее закружилась голова. Должно быть, Акмед заметил ее состояние, потому что протянул руку и схватил ее за плечо, остановив бешеное кружение.

— Не знаю, смогу ли я… — прошептала она, ей не хотелось, чтобы Акмед уходил, когда кровь уже у него в руках и жребий брошен. — Я хочу побыстрее с этим покончить и вернуться домой.

Король фирболгов пожал плечами:

— Невозможно. Сначала ты должна отправиться на свадьбу. Таков наш план. — Он наклонился и прошептал ей на ухо: — И твоя судьба.

Тишина во дворе стала еще плотнее. Судьба — от этого слова Рапсодия устала целую жизнь назад.

«Сколько раз я его слышала с тех пор, как попала в мир демонов и кошмаров?» — с горечью подумала она, подавляя гнев. Рапсодия вспомнила слова, произнесенные Праматерью, последним стражем Дитя Земли:

«Такова твоя судьба. И если ты ее отвергнешь, то лучше сразу броситься в пропасть».

Это слово всегда несло в себе угрозу, Элендра тоже не раз его повторяла:

«Твоя судьба предопределена, и можно сколько угодно пожимать плечами, но ты убьешь ф’дора или погибнешь. У тебя нет выбора».

«Райл хайра», — говорят лирингласы. «Жизнь такая, какая она есть».

— Чушь, — фыркнула Рапсодия. — Пустая болтовня. Мы сами творим свою судьбу.

Акмед улыбнулся, и Рапсодия рассмеялась.

— Ты сказал это только для того, чтобы разозлить меня, не так ли?

— Да.

— У тебя получилось.

— Я знаю. Так поедешь на свадьбу?

Рапсодия в притворном возмущении подняла руки.

— Мне даже нечего надеть, Акмед. Насколько мне известно, свадьба — событие торжественное.

— Ты опустошила мою казну, накупив тысячи бесполезных платьев, которые спрятала в Элизиуме, а теперь утверждаешь, будто тебе нечего надеть? Избавь меня от своих глупостей.

— Если бракосочетание состоится через три дня, мне придется отправиться в путь немедля. А я не взяла с собой ни одного бесполезного платья.

Король болгов вздохнул, вытащил из-под плаща кожаный кошелек и протянул его Рапсодии.

— Тут немного орланданских монет и мои долговые обязательства. Так что можешь купить все, что тебе необходимо. И во время свадьбы обрати внимание на разговоры относительно болгов или их оружия.

— Сомневаюсь, что кто-то станет обсуждать эти темы.

— Может быть. Однако одно твое присутствие может отвлечь Тристана и задержать его, если он планирует напасть на Илорк. Постарайся найти посла Сорболда — гораздо больше я опасаюсь нападения с их стороны. Сделай все, что посчитаешь необходимым, и возвращайся домой.

— Хорошо.

— Договорились. — Он повернулся, собираясь уйти, но в последний момент оглянулся через плечо. — Ждать осталось совсем немного. Все в свое время.

Она улыбнулась, и ее глаза сверкнули в меркнущем свете.

— Я знаю.

— Удачного путешествия, — пожелал Акмед, глядя вслед уходящей Рапсодии.

И тут же, как только исчезла ее внутренняя музыка, вернулся шепот голосов, вновь зазвучал голос крови.

Акмед вынул из кармана флакон из гематита, поднес серебристую бутылочку к глазам, задумчиво провел пальцем по гладкой поверхности.

— Все в свое время, — повторил он.