Судьба астероида

10

Дженкинс вышел из госпиталя с тяжелым сердцем: он должен был сообщить печальное известие родственникам. Город Обания представлял собой единственную улицу с заброшенными ржавого цвета зданиями, притулившимися у черных скал голого железа под еще более черным небом — черным потому, что тонкий слой синтетической атмосферы, удерживаемый притяжением терробразующего поля, был слишком мал для рассеивания холодного солнечного света.

Карен Дрейк была в грязной от краски рабочей одежде зеленый платок поддерживал ее рыжие волосы. Она покрывала алюминиевой краской маленький домик в конце улицы. Он позвал ее, заставив свой голос звучать как можно спокойнее. Женщина отложила распылитель и грациозно спрыгнула с лестницы-стремянки. Он захлебнулся от теплоты ее улыбки; ему пришлось отвернуться.

— Что случилось, Ник? — Ее гортанный голос сохранял земной акцент. — Тебе пора отдохнуть! Рик писал мне, что ты изводишь себя работой на этой машине. Ты выглядишь очень усталым. Мы найдем тебе что-нибудь поинтересней, чем мысли о сити-шоке!

Дженкинс угрюмо покачал головой. Он открыл было рот, чтобы заговорить, но понял, что не сможет погасить теплый свет ее улыбающихся глаз. Не сейчас.

— Как Рик? — донесся до него ее вопрос. — Он писал, что приедет в следующем месяце, — весело щебетала она. — Он сказал, что работа на Фридонии почти закончена, и теперь он не будет отлучаться надолго. Анна помогает мне по дому, она сейчас там — красит мебель.

Жена Дрейка повернула голову к свежеокрашенной алюминиевой стене и довольно улыбнулась.

— Как ты думаешь, Рику понравится? — спросила она. — Мы с Анной жили в старом доме О'Баниона, но ей понадобится больше места, когда родится ребенок.

Это старая ржавая халупа, но металл все еще прочный. — Она взяла его за руку. — Зайдем, навестим Анну».

Дженкинс шел за ней как в тумане. Молодая миссис Пол Андерс хлопотала в маленькой кухоньке. По ее лицу была размазана красная краска, которой она покрывала стулья. Когда Дженкинс посетил ее в прошлый раз, она все еще была тоненькой, по-мальчишески угловатой, но теперь ее тело расплылось.

— А, привет, Ник!

Смутившись, она попыталась спрятаться за покрашенным в красный цвет столом. Быстрый взгляд ее серых глаз скользнул по его болезненному лицу и сразу прочитал то, что он не мог сказать. Она схватилась за горло и закричала.

— Ой, — зарыдала она, — что случилось с моим Полом?

Дженкинс задрожал. Он не сводил глаз с маленькой баночки красной краски, выпавшей из ее рук. Алая жидкость медленно расползалась по полу подобно крови. «Как кровь этой девушки и ее ребенка, — безучастно подумал он. — Как-будто началась сити-война».

— Скажите мне, — кричала она, — мой муж мертв?

Дженкинс облизнул губы. Наверное, лучше бы из клиники сообщили им. Он все равно не мог облегчить их страдания. Он попытался сглотнуть и наконец услышал свой хриплый голос:

— Нет. Я отвез его к доктору Ворринджеру.

Лицо Карен Дрейк так страшно побледнело, что Дженкинс остановился. Он кивнул в ответ на вопрос, застывший в ее глазах. — И Рик, — прошептал он,

— и мистер Дрейк, и мистер Мак-Джи, и все остальные.

Алая лужа растекалась по полу.

— Они умрут? — слабо выдохнула Анна.

Он снова кивнул, резко отвернувшись, чтобы не видеть текущую краску. Женщина уронила кисть и неуклюже побрела прочь от стола. Ему стало плохо от вида красного пятна на ее одежде. Внезапно она сказала:

— Мы должны увидеть их. Сейчас.

— Спешить некуда. — Дженкинс все еще не смотрел на нее, чтобы не видеть страдание на ее лице. — Они все в аметиновой коме. Ворринджер сказал, что ему нужна неделя, чтобы привести их в сознание. — Упавшим голосом он добавил:

— У них всех сити-шок пятой степени.

Им не нужно было говорить, что это значило. Тошнота. Кровотечение. Высокая температура. Слепота. Отслаивающиеся ткани. Созревание смерти. Они знали это, потому что жили под страхом сити-шока. Он видел это по их лицам. Карен не сводила с него глаз. Они были темными, с расширенными зрачками, как у пораженных. Они умоляли. Она спросила очень тихо:

— Как это случилось?

Дженкинс покачал головой, ему было не по себе.

— Я не знаю, — он доверял этим женщинам как себе, но все же он не осмеливался сказать все им. Потому что только намека на совершенное предательство было бы достаточно, чтобы разрушить Мандат и корпорацию дяди, чтобы уничтожить единственную надежду на получение восьмидесяти тонн кондюллоя для запуска передатчика Бранда.

— Я был в экспедиции на сити-буксире, — медленно начал он. — Это случилось в мое отсутствие, я нашел их уже без сознания. — Он посмотрел на бескровное лицо Карен, стараясь не думать о красном пятне, расползающемся по полу. — Пожалуйста… — хрипло добавил он. — Сообщите семьям остальных.

Она молча кивнула, и он повернулся к Анне:

— Я хочу поговорить с вашим отцом.

Склад располагался в длинном новом здании из блестящего листового металла. Он находился рядом с космодромом на северном полюсе планетоида. Его холодное чрево было набито запасными частями и инструментом, контейнерами очищенного кислорода, кадмиевыми банками с обогащенным ураном и упаковками сухих продуктов для Фридонии. Там хранились слитки свинца, кадмия и меди, но Дженкинсу нужен был только кондюллой.

Он нашел старого Брюса О'Баниона сидящим за захламленным столом в тесном уголке склада, который был отделен от остального помещения и превращен в офис. Стареющий астерит был грузным человеком с красным лицом, тяжелой челюстью, крупными чертами лица и огромной белой гривой волос. Он размышлял о чем-то печальном, углы его мясистых губ были задумчиво опущены.

О'Банион утратил былое величие. Герой войны и бывший президент Союза Глубокого Космоса был достаточно силен, как думал Ник, чтобы с достоинством принять свое поражение. Годы бездеятельности оставили свой ужасный отпечаток, на его внешности, и он чувствовал, насколько работа на складе не соответствовала его великому прошлому.

— Здравствуйте, мистер Дженкинс.

Он распрямил свое массивное тело за заваленным бумагами столом и улыбнулся. Ник подумал, что эта улыбка предназначалась богатому и знаменитому Мартину Бранду.

— Ну как твой дядя?

— Я как раз собираюсь в Палласпорт, чтобы встретиться с ним, — сказал Дженкинс. — У меня для него плохие новости. И для вас тоже.

О'Банион тяжело опустился на стул, и Ник начал рассказывать ему о катастрофе на Фридонии. Одутловатое лицо Брюса побледнело и покрылось блестящими капельками пота. Морщины, оставленные долгими годами разочарований и поражений, казалось, стали еще глубже, когда он услышал, что его старые сотрудники и его зять умирали от сити-шока.

— Это ужасно, — воскликнул он. — Какая тяжелая весть для Анны.

И все же Дженкинсу показалось, что старый повстанец испытывал нечто большее, чем просто горе. Его пухлые руки начали дрожать, и дыхание стало прерывистым. Глаза с красными прожилками внимательно изучали Дженкинса. Они были холодными от внезапно появившейся настороженности.

— Итак, нашу планету ожидает сити-война, — резко закончил Дженкинс, озадаченно глядя на дрожащего от волнения великана. — И новые обладатели этих ракет вскоре нанесут удар, чтобы скрыть свое преступление.

Он рассказал все, за исключением того незначительного факта, что сам тоже скоро умрет. От старика можно было ничего не скрывать. О'Банион когда-то был политиком, финансистом и борцом. Он поймет, какой вред могут нанести сплетни, и он знал наверняка, что нужно делать.

— Это очень опасно, мистер Дженкинс. — Старик нервно перебирал разбросанные по столу бумаги. Его голос звучал напряженно, дыхание прерывалось. — Какую планету вы подозреваете?

Дженкинс в замешательстве покачал головой.

— Все, — пробормотал он. — Я не нашел никаких определенных улик.

— Это очень опасно, — снова прошептал О'Банион. — И самое ужасное, что мы ничего не можем сделать.

Дженкинс с тревогой склонился над столом.

— Нет, можем, — медленно произнес он. — Мы должны запустить передатчик Бранда.

О'Банион уставился на молодого инженера и покачал седоволосой головой.

— И вы можете помочь в этом, — настойчиво прошептал Дженкинс. — Я уезжаю в Палласпорт. Хочу связаться с дядей по личному каналу. Буду просить его переправить мне металл, заказанный мистером Дрейком, — восемьдесят тонн кондюллоя.

Толстяк поежился в кресле. Он перевел свой настороженный взгляд на дверь, как будто хотел, чтобы Дженкинс ушел, и приоткрыл рот, словно хотел что-то сказать, но тут же сомкнул губы.

— И еще одно, — мрачно продолжал Дженкинс. — Я хочу, чтобы вы нашли двух-трех космических инженеров, которые бы согласились поработать несколько дней на Фридонии, если Дрейк и другие не смогут помочь мне в установке передатчика.

А про себя Дженкинс добавил:

— И на тот случай, если я сам умру.

О'Банион хмыкнул и вскочил на ноги.

— Не говорите ерунду, Дженкинс, — резко прокричал он. — Я не знаю никаких космических инженеров, которые бы хотели покончить с собой в этой радиационной зоне, и боюсь, что вы не достанете кондюллой.

— Почему же? — настаивал Дженкинс. — Мой дядя обещал…

— А вот почему. — Толстые пальцы О'Баниона резко пробежали по бумагам, беспорядочно разбросанными, небрежно наколотыми на металлический стержень. — Вот все запросы Дрейка и вот ответы вашего дяди.

Дженкинс взял тонкий желтый листочек и прочитал. На нем уверенным почерком Бранда было написано: «Извини, Джим, кондюллой стоит два миллиона за тонну. Придумай что-нибудь подешевле. С сердечным приветом М.Б.»

Дженкинс с негодованием скомкал листок.

Он обещал нам этот металл, — прошептал Ник с горечью. — Кондюллой ничем заменить нельзя. Это сплав изотопов платины, осмия и иридия. Он не может быть дешевым. Зато один его грамм сумеет провести больше электричества, чем тонна меди. Ничто не может заменить его. — Он перевел дыхание. — Я поеду за этим металлом.

— Не глупите, Дженкинс, — О'Банион поспешно открыл дверь перед Дженкинсом, явно пытаясь отделаться от него. — Дрейфующая порода — это ад, и человек никогда не справится с ней. Я всегда говорил Дрейку…

— Минуточку, — запротестовал было Дженкинс. — Давайте позвоним дяде.

— Этого сейчас нельзя сделать. — Краснея от плохо скрываемого раздражения, О'Банион кивнул на запыленную таблицу на металлической стене.

— Надо подождать четыре часа, пока Палласпорт войдет в зону видимости. У вас есть на это время?

Дженкинс отрицательно покачал головой. Он понял, что старика устраивает такой поворот дела. Нахмурившись, Ник направился к двери. Он хотел знать причину этой холодной подозрительности и поспешности. Его беспокоило поведение старого астерита, но не было времени решать сравнительно мелкие загадки.

— Я еду в Палласпорт, — резко повторил он. — Пожалуйста, позвоните дяде, когда вы сможете. Скажите, чтобы он приготовил металл.

О'Банион презрительно ухмыльнулся, держась за ручку двери.

Ник поспешил по пустынной улице с домами, покрытыми ржавчиной, пытаясь избавиться от неприятного чувства после разговора. Он не мог разгадать причину недоброжелательности Брюса О'Баниона, но хорошо понял, что старик не собирался помогать ему в его нелегком деле.

«Но это не имеет значения», — говорил Ник себе. Он может положиться на своего знаменитого дядю; тот поможет найти металл, поможет установить передатчик. Мартин Бранд — Дженкинс точно знал это — был самым великим космическим инженером.

Поспешно возвращаясь на буксир, Дженкинс пытался представить себе, как этот маленький мирок будет изменен безграничной энергией сити. Страшные железные наросты будут устранены. Синтетическая почва может покрыть их, а искусственная вода вернуть им жизнь.

Инженерный мозг Ника неутомимо повторял, что энергия — это жизни. Мощь сити нужна человечеству. Наверное, уже невозможно спасти людей, умирающих в клинике Ворринджера, но у Анны будет ребенок…

Дженкинс миновал здание клиники, не заходя внутрь. Анна, Карен, другие жены и родственники уже, наверное здесь, возле безжизненных тел. Но он не хотел видеть их плачущими или горестно молчащими у изголовья пострадавших.

За зданием клиники он прошел в отсек, где оставил «Прощай, Джейн». Табличка с флюоресцентной надписью, прикрепленная служителями клиники к борту судна, предупреждала:

ОСТОРОЖНО, ЗАРАЖЕНИЕ!

РАДИАЦИЯ!

НЕ ПОДХОДИТЬ!

Зло усмехнувшись, Дженкинс сорвал табличку и отбросил ее в сторону. Опасность радиации уже не имела значения для него. Он закрыл люки и забрался по лестнице в рубку. И старый буксир отправился в далекий путь к Палласпорту.