Сердце черного замка (СИ)

Глава 20

— Мама… — Эстер обернулась, сразу все поняла по глазам дочери. Тонкие, сухие губы задрожали, руки сильнее сжали полотенце. Вздохнув, женщина отвернулась к окну, безучастно глядя на вновь поднявшуюся метелицу. Марта знала, что мать плачет, хоть плечи ее даже не вздрагивали. Обе так и стояли молча, пока от плиты не повеяло гарью, и мать не бросилась на запах, поспешно утирая тряпицей лицо.

— Отец ошибался. Мальчик, маг… он не убийца, — Марта села за стол, глядя матери в спину. Женщина перевернула пригоревшие лепешки. Краешки почернели, и Марте подумалось, что от ее слов и того, что она собирается сделать, вот так почернеет душа самого дорогого ей человека. Но разве покой одного стоит того, чтобы позволить чудовищной ошибке прошлого и дальше отравлять чернотой все кругом? Разве ОН не заслужил справедливости? Принятия? Тепла? Вспомнился тоскливый, полный сосущего одиночества взгляд Риэрна. И слова его вспомнились теперь тоже: — Для всех у тебя есть доброе слово, Марта: для старого слуги, для бездушной ветки. А для меня не нашлось, выходит.

— Я знала, что однажды это случится… Жерме говорил, что ты принадлежишь лесу. Все твердил, что надо вернуться, что мы должны… — Эстер отложила скомканную тряпку и повернулась, наконец, лицом к дочери. — Почему вдруг мы что-то должн? Да, тебя нашли там, но разве же это лес виноват? Люди. Детей бросают люди. Так что лесу я ничего не должна.

— Отец совершил ошибку, — упрямо повторила Марта, но не успела ничего объяснить, как мать ее перебила.

— Да. Не нужно было сюда приезжать. Я говорила. Умоляла. Грозилась. Ничего не помогало. И лес его забрал. А теперь заберет и тебя, — женщина замотала головой, будто отгоняя это пророчество. Принялась кусать губы, вновь отвернулась к печке, снимая со сковороды лепешки.

— Это из-за слов отца мальчика заклеймили убийцей! — резче и куда громче, чем хотела, выкрикнула Марта, прежде всегда послушная дочь, никогда не повышавшая голоса на родителей. — И кто-то должен исправить это!

— Почему ты?

— Потому что отец мертв, — пора признать этот факт. Он не вернется, как бы больно не было об этом думать. — И больше никто не знает правды.

Мать схватила со спинки стула полотенце и принялась аккуратно его складывать, методично разглаживая каждую складку: — Кому нужна она эта правда, спустя столько лет? И почему моя дочь и мой муж должны за нее платить жизнью?

Марта поднялась, уложила руки на худые материнские плечи.

— Я должна пойти, матушка. Он… Он столько для меня сделал. Для всех нас. Я вспомнила все, что было в замке. Как пришла за цветком, как он помог мне. Риэрн. Так его зовут. Разве ты растила меня неблагодарной и черствой? Разве хотела, чтобы дочь твоя не знала справедливости? Он не чудовище, матушка. И я уверена обязательно позволит мне вернуться. Лес меня не тронет, мама. Потому что я часть леса. Я это точно знаю теперь, — рука сама потянулась за спрятанным в вырезе платья кулоном. Синий камень ярко сверкал на ладони, грея ее своим теплом. — Лес умирает, матушка. Ничто живое не может без сердца. Ни лес, ни хозяин его. Я должна вернуть это им. А потом я вернусь. Обещаю, — поцеловав мать, Марта с тяжелым сердцем принялась одеваться: повязала платок, накинула старенький свой тулупчик. Тишина легла на душу могильной плитой.

Когда рука коснулась дверной ручки, Эстер, вдруг опомнившись, кинулась к дочери, схватив ее в объятия. То ли желала удержать, то ли просто запомнить, сохранить тепло ее. Дав волю слезам, Эстер все крепче прижимала к себе свое дитя, вспоминая первую ее улыбку, как привязалась к смешному этому колобку в пеленках, как радовалась ее несмелым, неловким шагам и первому “мамочка”… как пухлые детские ладошки гладили ее щеки и говорили, что мамочка самая лучшая в мире. А теперь ей придется отпустить свое чадо в неизвестность — самый страшный момент для любой матери.

— Я люблю тебя доченька. Береги себя, — наконец, с трудом оторвав от себя дочь, Эстер через силу улыбнулась, не желая, чтобы дочь запомнила ее плачущей. Пусть сохранит в сердце тепло материнской улыбки. И пусть улыбка эта будет ее маяком в трудную минуту: — Ступай, и благослови тебя боги.

Всхлипнув, Марта тоже попыталась улыбнуться. Поспешно коснувшись губами материнской щеки, она выскользнула за дверь, не давая себе шанса передумать. Едва дверь затворилась, Эстер прислонилась к дереву спиной, сползла на холодный пол и тихонько заскулила…