Хозяин черного замка
Дверь снова чавкнула за спиной щелчком затвора. Марта вздрогнула, понимая, что вот он момент истины. Она теперь один на один с хозяином замка. С тем самым магом. Медленно подняла глаза, прямо перед ней, за тяжелым столом из явно дорогой древесины, сидел… совсем не тот, кого она ожидала там увидеть.
Когда крестьяне судачили о спятившем маге, почему-то предствлялся мужчина средних лет, худой, высокий, с первой сединой в непременно черных волосах. Длинные пряди, как символ великой магической силы, острые, как клинки глаза. Тоже, конечно, черные, как сама адская тьма. Носить он должен балахон, на крайний случай плащ и голос такой, низкий, потусторонний, чтоб сразу бросало в дрожь и хотелось помереть самостоятельно, не утруждая господина мага необходимостью марать руки.
Из-за стола, откинувшись на спинку кожаного кресла, на нее с усталым безразличием смотрел молодой человек. Марта не дала бы ему больше тридцати. Конечно, маг мог, наверное, выглядеть моложе своих лет — Марта слышала, что некоторые колдуны жили дольше обычных смертных, но не знала, правда ли это и на всех ли распространяется. Магии кругом было немного, магов еще меньше. Спросить как-то не доводилось.
Вдруг позабыв о страхе, гостья беззастенчиво изучала хранившего молчание хозяина. Он не был худым, скорее жилистым. Плечи казались шире, чем у ее отца. Не был маг ни старым, ни седым, ни немощным. Только чуть заметно бледным, как те, кто после долгой болезни давно не выходили на воздух. Глаза его — карие, а не черные — не метали молнии, не горели адским огнем. Обычные вполне глаза, как у всех. Руки, сложенные ладонями одна на другую, тоже обычные, не старческие, не болезненные, без когтей. Человеческие руки. Одет опрятно. Дорого, но не в балахон. Обычная рубашка, белая, между прочим, не черная, обычный же шерстяной кардиган поверх. В замке не было холодно, но хозяин, казалось, мерз. С чего она это взяла?
— Насмотрелась? — вот и голос тоже нормальный, не старческий, не загробный. И лечь-помереть не захотелось, как ни странно. Марта смутилась, вспомнив, что она тут гостья и рассматривать человека вот так, как минимум невежливо.
— Простите, — стушевавшись промямлила она.
— Я не хотела.
— Что? — реплика показалась выдранной из контекста чужой фразы. Марта не сразу поняла, что ее собственной, поспешила переспросить, решив, что просто прослушала что-то.
— Ты забыла добавить, что не хотела, — хозяин усмехнулся, распрямляя спину. Подался вперед, рассматривая вошедшую ничуть не менее пристально. Не известно. как чувствовал себя он под ее взглядом, но Марта ощущала себя голой до костей. Будто с нее и одежду сняли этим скальпелем зрачка, и кожу, и мясо тоже. Одним махом.
— Теперь мы в расчете? — всегда ей говорили. что сначала надо подумать, а потом сказать, но с детства этот навык не уложился в освоенных и Марта часто попадала впросак не к месту озвученной мыслью. Сама тут же и испугалась, но забирать слова назад было поздно. Маг изогнул бровь, вопросительно, явно удивленный такой неслыханной наглостью.
— Смелая, значит… — вкрадчивый его голос обволакивал и Марте показалось, что слова паутиной окутывают сознание. Наверняка вот таким же голосом он читает свои заклинания и бесы послушно псами ложатся у его ног, завороженные и лишенные воли.
— Лес прошла, не побоялась в замок войти, дерзишь, — он казался палачом, методично перечислявшим все преступления подсудимого. Марта поборола желание обхватить себя руками в бессмысленном жесте самозащиты. Спасаться ей все равно негде: стоит, как на ладони. Помощи тоже ждать не приходится. Только и остается, что вздернуть подбородок повыше и строить из себя ту самую смелую девочку. Рисковую, бесстрашную. Или безрассудную. — И все ради чего? — он не знал. Марта вдруг поняла, что он не читает мысли. Еще один минус из образа, созданного слухами. Маг видит тебя насквозь и знает о тебе все. Не видит и не знает. Это почему-то вселяло надежду, что не так уж он всесилен.
— Мне нужен лунный первоцвет, — голос даже не дрожал. Марта думала о матери и просьба крепла от мыслей, что все это во имя ее спасения. Маг нахмурился. Брови, казалось, сейчас срастутся друг с другом.
— Первоцвет, говоришь? — что-то недоброе, холодное и мертвое поблескивало в его тоне. В комнате, будто, стало холоднее и нестерпимо тесно. А потом он рассмеялся. Едко, громко. Смех его пугал и холодил душу, отлетал от стен, кружа вокруг Марты, проползая в самую душу. Ей хотелось заткнуть уши руками, чтобы больше не слышать шершавых ноток, гортанных, хлестких. А маг все смеялся, но глаза его — холодный оникс мертвого камня — блестели издевкой бездушного, неживого существа — ни следа, ни искринки смеха.
— Можешь разворачиваться и идти назад, — отсмеявшись, маг сощурился, лениво перекатывая с пальцах рассыпанные по столу цветные каменья. — Первоцвет ты не получишь.
Господин, — отказ ударил по лицу хлесткой оплеухой. Надежды ее разом рухнули, как и стена наигранной уверенности, что Марта так упрямо возводила с тех пор, как шагнула на лесную тропу. Неужели все это зря? Неужели мама ее погибнет. Думать об этом нестерпимо, так больно, что глаза режет непрошенными слезами и Марта моргает часто, яростно, пытаясь не дать им пролиться через густую изгородь светлых ресниц. — Моя мать при смерти. Первоцвет нужен для лекарства. Я умоляю вас… У меня нет денег, но я готова дать любую плату за первоцвет. — На самом деле платить ей было нечем. Она могла бы убираться в замке или готовить, чинить одежду — да хоть в рабство на десяток лет, лишь бы спасти мать. Только хозяину местному ее услуги, явно, ни к чему. Если уж ковер сам собой чистится… — Господин, сжальтесь. У вас ведь тоже когда-то была мать…
Он поднялся так резко, что кресло опрокинулось, поддетое невидомой силой, морозящей, пугающей в своей мощи. Вот она та магия, которой так боялись сельчане. Марта попятилась под взглядом разъяренного зверя. Перекат мыщц на скулах рябью тронул грубую линию лица, превратив его в маску гнева.
— Убирайся, — маг махнул рукой — ей показалось, что ударит наотмашь, но повинуясь этому жесту, дверь за спиной Марты распахнулась и непреодолимая сила потянула ее в открывшийся проем. Марта вскрикнула.
Ей казалось, что жестокая эта сила сейчас приложит головой о колонну, ту самую, что держала тяжёлый балкон второго этажа, подмеченный в полумраке гостиной ещё по пути к кабинету. Вместо удара уверенные, сильные руки дворецкого (если, конечно, он таковым являлся) вдруг ловко сжали плечи, поддерживая. Давящая тяжесть тут же исчезла, растаяла в воздухе так же внезапно, как за секунду до этого сгустилась по взмаху руки. Марта поняла, что дрожит лишь когда дворецкий высвободил ее плечи. В седом его взгляде, сверкавшем поблекшей серостью радужки, читалось полынное разочарование, будто он ждал от нее чего-то, ждал напряженно, оставаясь за дверью кабинета, и надежды не оправдались.
— Ты ещё здесь? — хозяин появился неожиданно. Марте даже показалось, что старик за ее спиной тоже вздрогнул и потупился. Злой взгляд мага все также горел золотыми всполохами недавнего гнева, но Марта распрямила плечи, подумав невпопад, что маг не убил ее, даже не ударил. Сила его мощной волной выкинула гостью из кабинета, но не причинила вреда — только напугала. Может, конечно, все закончилось бы иначе, не подхвати ее старик, но ведь маг позволил ему? Или это немощный слуга, незаметно для Марты развеял чужую магию? Может ли статься, что он не слуга вовсе, а, например, отец нынешнего хозяина?
— Не зли меня, девочка, — глаза мага сузились, а Марта подумала, что он слишком молодо выглядит, чтобы звать ее "девочкой", будто между ними пропасть лет в 20 не меньше.
Маг изучал ее, придирчиво, медленно разглядывая лицо. Его взгляд, холодный, вопреки гневным искрам золота, жёг радужку, так словно кислоту в глаза залили. Хотелось зажмуриться и закрыть лицо руками, а Марта стояла и даже не отвела взора, гордая собой, хоть и бесконечно напряженная. Маг мог убить ее, пожалуй, одним взмахом руки, стоило послушаться предупреждения, воспользоваться полученным шансом и уйти. Нужно, разумно, но…дома ее ждала больная мать.
— Значит тебе нужен первоцвет, — лениво, даже насмешливо протянул мужчина. — Так сильно нужен, что ты готова платить за него любую цену? — Марта отчётливо слышала неприкрытую ловушку в междустрочье фраз, но все равно кивнула, стараясь, чтобы кивок не оказался смазан тенью сомнения или страха.
— Собой, например? — изогнув бровь, он продолжал сверлить ее взглядом, будто дело уже решенное и можно раздевать ее прямо здесь, вот так, при свидетелях. Марта вздрогнула: она понимала, что это самая очевидная цена. Что ещё с нее взять? Будучи хозяином такого дома, маг точно не нуждался в деньгах, слуги ему тоже без надобности, а вот любовница… едва ли желающие выстраиваются в очередь. Часто ли захаживают сюда девушки? Все те, кого Марта знала лично, упали бы в обморок только от мысли, что окажутся один на один со спятившим хозяином леса. О том, чтобы делить с ним постель речи даже не шло. Она и сама разделяла их мнение, но выбора, похоже, не было. Если на одной чаше весов жизнь матери, а на другой ее, Марты, честь, то очевидно, какой вариант предпочтительнее. Жениха у нее не было, да она и не думала, что когда-либо выйдет замуж. Красавицей, особенно по местным меркам, не значилась. Белесые волосы не считались в здешних местах привлекательными, а худоба причислялись к верным спутникам болезней. На нее и не смотрел-то никто, кроме сына старосты, но тут сама Марта бы предпочла позор в руках мага, чем законный брак и жизнь в доме Магнуса. Похоже, она только что сделала выбор. Вздохнув, Марта кивнула. Маг усмехнулся, но продолжал стоять напротив, сложив на груди руки. Будто ждал чего-то. Чего?
— Так и будешь стоять? Начинай, — с явной издёвкой предложил он. Колкость тона обожгла щеки и Марта ощутила, что краснеет. От стыда и гнева одновременно. Она ненавидела тех, кто вот так пользуется своей властью, чужой нуждой и спекулирует на несчастьях других людей. Ненавидела и его, вставая на сторону всех тех, кто проклинал владельца замка самыми страшными из заклятий. Если бы в селянах была хоть капля магии, то жесткое это лицо уже гнило бы заживо, смердя струпьями язв.
Что ей было делать? Уйти? Вернуться домой (это ещё если повезёт добраться живой, говорят же, что из леса нет обратной дороги), сидеть и смотреть на агонию самого дорогого человека, понимая, что могла спасти и пожалела себя? Мать всегда отдавалась семье, жертвовала комфортом и сном ради мужа и дочери. Заслужила ли она такой расплаты? Марта сморгнула набежавшие слезы и неуверенно шагнула к магу.
Новый приступ холодного, едкого смеха ударил ей прямо в грудь, физически сдавив болью где-то под ребрами. Он не собирался ничего ей отдавать! Просто развлекался! Скучно, наверное, вот так коротать дни диким зверем в глухом лесу, а тут- редкое везенье: дурочка пришла с прошением. В самом ведь деле дурочка…
— Что вот так просто? — отсмеявшись уточнил маг. — Не зря говорят, что селянки глупы, как курицы. А если после расплаты я решу не платить по счетам? Только дурочка поверит на слово магу. Тем более сумасшедшему, — он прекрасно знал, что о нем говорят, хоть эти ограниченные людишки, чьи заботы вертятся вокруг скота да посева, совершенно не волновали. Что понимали они в этой жизни, кроме календаря посадок, рассчитанного заезжим ведуном за три золотых монеты, собранные податью со всех домов в округе. Маг поморщился, схватил тонкую руку глупой этой девчонки и Марта ощутила, как проваливается в черноту.
— Какая дурость эта твоя жертвенность, — по лицу мага скользнула тень, будто говорил он о чем-то, что сам хорошо знал. Пальцы все ещё крепко держали ее запястье. Воронка портала выплюнула их в саду. По крайней мере, выглядело все как сад. Заброшенный, зачахший, будто оставленный без присмотра дворовый пёс. Марта подняла голову — над ними поблескивало стекло тепличной крыши, покрытое пылью и кое-где даже плесенью.
— Ты вылечишь мать, — маг вдруг сделал паузу и поправился, — ДОПУСТИМ вылечишь. Тебя станут звать шлюхой, подстилкой спятившего мага. Двери дома и окна покроются коровьим дерьмом, непременно обновляемым, как только прежнее подсохнет: шлюшка мага должна отвратно вонять. Так чтоб за версту знали, в чем ее грех. На тебя и на мать твою станут смотреть со смесью злобы и отвращения. Хорошо, если не кидать комьями грязи. Друзья отвернутся, в помощи откажут. И однажды ты услышишь, как ночью спасённая тобой будет рыдать, причитая, что не сдохла, когда призывали боги, — голос его стал жёстким и почему-то тихим. Хотел ли маг напугать её ещё сильнее? Зачем говорил все это, разве есть в том ему выгода? Забрал бы, что дают и дело с концом!
Марта и сама все это понимала, каждое слово было правдой. И вывод, сделанный магом, казался таким очевидным, таким реальным, что Марта почти физически ощутила вонь навоза. Перед глазами поплыли лица селян, люто ненавидивших и боявшихся хозяина леса. Никто из них не простил бы ей связи с ним.
Магнус и тот бы побрезговал!
Марта почувствовала, как разжались пальцы на ее руке. След от прикосновения лизнуло прохладой.
— На твое счастье ты не в моем вкусе. Не люблю дурочек, — он зашагал куда-то, не приглашая за собой, но Марта послушно пошла следом, понимая, что они сюда зачем-то да пришли.
— Ты не получишь первоцвета, — они остановились у покрытых черной паутиной кустов. Впрочем, кустами эти голые скелеты не назвал бы даже художник с великим воображением. — Он погиб. Как все здесь. Его разъело чернью. — Маг говорил спокойно, но Марте показалось, будто он сожалеет. Не о ней, конечно, о своей какой-то потере. Помнил ли он это место другим? Живым и светлым, наполненным запахами цветов и жужжанием опылявших их пчел?
— Здесь все в запустении…, заметила она с укоризной и сама испугалась, что прозвучало обвинением.
— Я похож на садовника? — к удивлению, маг не разозлился, только горькая усмешка сломала линию его сухих губ.
Марта протянула руку к веткам, туда, где черная вязь паутинного кружева оплетала серо-коричневые ветви. Ей отчего-то так нестерпимо жалко было эти растения. И лес, разъеденный тьмой, как выразился хозяин. Паутина напоминала метку смерти. Ту самую, что в видении Марты растекалась голодной кляксой по груди красивой женщины в лавандовом платье. И ее Марте тоже было бесконечно жаль. Девушка протянула руку, коснулась обломанного побега, что держался у основного ствола только лишь на волоске коры. Как жизнь ее матери. Тонкая ниточка, которую так легко разорвать…
Рука сама скользнула вдоль ветки, как будто сочувствие и ласка могли вернуть растению жизнь. Марта почувствовала, как что-то острое кольнуло ладонь. Шипы. Оказывается у лунного первоцвета шипы, как у обычных роз. Мертвый побег побагровел от капель крови. Марта смотрела, как капля эта стекает к месту надлома. Как жаль, что все обернулось так. Ее надежды разбились. Причем не о грубую силу бессердечного мага. Вот он закон природы. Все однажды умирает, человек не властен что-то изменить…
Словно наперекор ее мыслям, капля крови нырнула в сухую ложбинку древесной раны и Марта в изумлении прикрыла ладонью рот. Из давно иссохшей трещины в стволе проклюнулся свежий зелёный побег, слабый, как зародыш подсолнечника и такой же трогательно нежный. Так любопытный щенок опасливо впервые высовывает нос за дверь дома. Марта обернулась, желая получить от мага ответы. Мужчина перед ней казался теперь ещё более бледным, скулы напряглись, взгляд застыл. Лицо застыло напряженной маской, причем посмертной. Маг смотрел на нее так, будто она совершила невозможное или преступное.
— Я случайно, — как глупо звучал неуверенный этот лепет. Не маленькая же девочка, разбившая мамину вазу. Под тяжёлым поглядом она и правда ощущала себя девчонкой, нашкодившей и ожидавшей наказания. — Мне просто было так жаль, что он погибает. — Она даже говорила о кусте, как обычно о людях говорят. Отец любил растения и любовь эта передалась ей, видимо, по наследству. — Я всегда любила растения… — почему он так смотрит? Разве не он здесь хозяин и должен знать ответы?! Марта аккуратно коснулась побега пальцем, тот встрепенулся ей навстречу, подобно голодному до ласки коту. Означало ли это, что шанс ещё есть? Что цветок появится? Радость от этой мысли, теплая, граничащая с восторгом, сразу же затмила мысли о расплате и сомнения, отдаст ли маг ей редкое растение. Судя по общему запустению оранжереи, все это ему и даром не нужно. Что ему один какой-то цветок? Пусть и редкий.
— Значит, первоцвет всё-таки будет? — с надеждой и странным, необъяснимым весельем в тоне спросила Марта, поймав взглядом черный зрачок человека напротив. Пусть ответит ей глядя в глаза. Может, если так смотреть, она заметит, юлит ли хозяин.
— Если он тебе так нужен, то придется дождаться его появления, — голос звучал глухо, безжизненно. Так, если бы сама мысль о соседстве с ней вызывала приступ нестерпимой мигрени или, того хуже, тошноты. — Даже не думай, что подкармливая его кровью, ты избежишь оплаты, — губы дернулись в отвращении. Странный, если так противно думать даже о взыскании ТАКОГО долга, так зачем напоминать.
— Я же не в вашем вкусе, — зачем-то напомнила Марта, вернув магу его же слова.
— А я не меценат. Раз больше с тебя ничего не возьмешь, придется брать натурой, — поморщившись то ли от собственных слов, то ли от необходимости вновь брать её за руку, маг сомкнул пальцы на тонком запястье и Марту снова поглотило воронкой портала.
— Когда я сказал, что кормить его придется кровью, это не было шуткой, — Марта вздрогнула от тихого, вкрадчивого голоса, ощущая отчётливо, что ее попросту заманивают в ловушку. Едва оказавшись в гостиной, маг тут же отпустил ее руку. Казалось, ему противно лишний раз даже соприкасаться с нею. — Луноцвет — плотоядная тварь, питается силой хозяина.
— Но во мне нет магии, — отец всегда так говорил, Марта ему верила, пусть и слабенький, но с искрой, он в таких вещах разбирался.
— Видимо, кровь вкусная, — от холодной усмешки мороз пролез за шиворот платья. Марта поежилась и зачем-то по-детски глупо, трусливо отшагнула назад. — Придется тебе у нас погостить, Марта. — перспектива так себе, конечно, но надо же как-то вырастить цветок. Если в самом деле нужно будет кормить его кровью (звучало дико даже без учета, что ее собственной), то уйти обратно нельзя, даже если допустить, что ей позволили бы.
— Аэрн! Проводи гостью в ее комнату, — в гостиной, еще минуту назад пустой, вновь появился странный старик. Материализовался прямо из воздуха. “Все-таки тоже маг”, - подумала Марта. — “Но вряд ли отец. Отцу так не приказывают. Впрочем, кто его разберет? Может, мерялись силами, как у магов обычно положено, и теперь старик подчиняется более молодому и умелому”. Даже мысль эта казалась кощунственной. Она бы никогда не посмела отцу нагрубить и уж точно сделала бы все, что могла, лишь бы в старости он не ощущал себя покинутым, ущербный и ненужным.
— Госпожа, — дворецкий (Марта все-таки решила так его звать), едва заметно кивнул магу, повернулся к гостье и махнув рукой в сторону лестницы на второй этаж, пошел первым, показывая дорогу.
Ковер на ступенях мягко заглушал шаги. Когда Марта обернулась с балкончика, хозяина замка внизу уж не было. Она вдруг подумала, что так и не узнала его имени.
— Луноцвет дал побег, — зачем-то сообщила она в спину проводника. Как будто пыталась оправдать свое присутствие в доме, не сразу осознав, КАК это звучит. Выходит, раз цветок есть, то и оплата потребуется согласно договору. Краска стыда лизнула щеки. Отчего-то так не хотелось, чтобы старик посчитал ее распутной или готовой вот так легко расплачиваться, чем наградила природа. Тем более, что наградой ее сомнительные богатства назвать не поворачивался язык. Куда ей до красавицы с болезненной белизной кожи, упрямо не желавшей загорать под ласковым местным солнцем?
— Ваши покои, — дверь открылась сама! Марта могла поклясться, что старик даже рукой не притронулся к ручке. Тяжелая, с изящной вязью все тех же рун. Лепестки и ветви неизвестных растений, ловко сплетались на гладко отшлифованном дереве. Хотелось пройти лабиринтом переплетений, дотронуться и узнать, куда ведет этот запутанный маршрут. В детстве она так любила разные лабиринты. Еще когда они жили в другой части страны, отец работал в городских оранжереях при магической академии. Там, на территории замка рос настоящий волшебный лабиринт: тропинки путались сами собой под ногами и выводили совершенно не туда, куда вошедший желал попасть. Зато лабиринт всегда точно знал, куда человеку нужно на самом деле. Обычно, это две очень разные и далекие друг от друга точки. Марта как-то ступила на тропинку, ее уже закружило магическим вихрем, но отец подоспел, чтобы поймать за лодыжку. Тогда ей было так нестерпимо обидно, что так и не удалось узнать, куда отправил бы ее этот волшебный поток. В другую часть страны? Мира? Лабиринтом пользовались для распределения выпускников. По большей части лекарей и травников. Сильных магов командировали иначе — исключительно по запросу, за подписью местного градоначальника после утверждения у Верховного мага.
Пока Марта вспоминала странный это случай, старик пропал, оставив ее один на один с отведенными покоями. Никто здесь не волновался, видимо, что гостья может забрести не туда и сунуть свой нос, куда не следует. Не может быть, чтобы в таком огромном и непростом доме не водилось секретов. Скелеты в шкафах, тайники и подземные сокровищницы — в приключенческих романах всегда так было. С другой стороны, Марта всегда была слишком практичной, чтобы верить в романы и прочую чепуху.
Комната, светлая, чистая (впору поверить, что ее в самом деле ждали или начали готовиться к приему гостьи, едва та ступила на лесную дорожку) пахла терпкостью можжевеловой ветки и кислинкой лимон-травы. Отец говорил, они хорошо помогают расслабиться перед сном, снимают головную боль и расслабляют. Дома тоже всегда ставили можжевельник в вазу — для Марты его пряная нота была символом домашнего уюта. Еще бы ароматом яблок приправить. Непременно с корицей. Мама часто пекла яблоки в печи, начиняла их медом, орехами и поливала сверху лимонным сиропом. Мамочка… успеет ли луноцвет вырасти до срока?
Устало опустившись на край кровати, Марта закрыла лицо руками. Глупо было рыдать теперь, когда вроде бы и шанс появился на спасение, но усталость и нервное напряжение давили виски. Марта всхлипнула. Ей было бесконечно одиноко, холодно и жутко в чужом доме, на птичьих правах. Вдруг воздух наполнился ароматом яблок в меду, как будто кто-то прочитал ее мысли и желал утешить вот таким странным способом. Это, конечно, совершенно невозможно. Марта потрясла головой, потерла нос и даже открыла глаза, чтобы сбросить с себя наваждение, но запах никуда не делся, хоть яблок в комнате и не было. Совсем недавно Марта думала, что хозяин замка не умеет читать мысли, но теперь уже не была так уверена в своих догадках.