Испугаться я толком не успела, как и придумать план побега. Последнее — к счастью. Говорят, что драконы очень нервно реагируют, если от них пытаются убежать те, кто им нравится. Настолько нервно, что есть шанс быть утащенной полувменяемым драконом на месяц-другой отдыхать куда-то на природу, без благ магического общества. Никакого вреда, кроме морального: дракон не позволит уединиться, даже если захочется принять ванну или еще что. Обо все этом мне рассказал Соломон гораздо позднее, который от души хвалил меня за хладнокровие и трезвость ума в любой ситуации. Я тогда с улыбкой приняла комплимент, не став уточнять, что всему причина — шок и моя медленная реакция, а не столь рьяно приписанные мне Соломоном положительные черты характера.
Поэтому сейчас, когда морда дракона — огромная, очень огромная, она была больше мантикоры по размеру! — приблизилась ко мне. Я даже чувствовала дыхание дракона — чуть прохладное с запахом морозной свежести. А потом, когда мое сердце ухнуло куда-то в пятки, меня...
Лизнули.
Один раз, второй и даже третий.
— А? — я беспомощно обернулась к Соломону, который смотрел на меня круглыми глазами. — А что?
— Э... привязанность выражает. Очень сильную, — пробормотал кот. — Надо же, я и не думал, что Дитрих уже... кхм, в общем, Дитрих очень-очень за тебя волновался, вот и снесло немножечко разум. Перекосило в сторону драконьей ипостаси. Такое случается при сильном волнении и... Случается, в общем.
Я стояла прямо, силясь принять мысль, что Дитрих, у которого от беспокойства за меня «перекосило» разум в драконью сторону, облизал меня. Радовало, что слюна у него оказалась не липкой, а чем-то похожей на обычную воду.
— Ну хоть не липкая и не воняет, — пробормотала я, за что получила обиженный фырк от Дитриха-дракона.
— Ну так он же дракон льда. Талая вода, морозное дыхание, — пояснил Соломон. — От ледяных драконов не может ничем вонять. От болотных бывает, но они вроде как вымерли. Или хорошо маскируются? О, сейчас просушу, чтобы ты не просты...
Меня тут же обдало тепло — и мокрая одежда стала сухой. После чего Дитрих повернулся в сторону поместья — и прицельно снес несколько новых магических кругов. А потом снова обратил на меня внимание.
— Он ж не высушил меня, чтобы снова облизать? — спросила я у Соломона.
— Нет-нет, к нему уже возвращается разум, на глаза посмотри! И не выходи из поля зрения Дитриха — и все будет отлично. Дитрих, Дитрих, ты меня слышишь? Пришел в себя? Больше не желаешь содрать с меня шкуру?
— О моем желании содрать твою шкуру, Соломон, тебе лучше не упоминать, — низкий и мелодичный голос дракона казался нереальным. — По срочному делу стоило отлучиться всего на сутки, а мою законную невесту украли сумасшедшие маги, проводящие непонятные эксперименты на детях!
— С кем не бывает? — заметил Соломон, предусмотрительно юркнувший мне за спину. — Зато я все-все бумаги скопировал, артефакты собрал, все подозрительное и непонятное — от сейфов до картин со странной аурой, упаковал.
— Это упаковал не ты, а мои люди вместе с Франсуа-Доминик, — ответил Дитрих, впрочем, звук больше походил на рычание. — Допросил?
— Не успел!
— Что же за беда? Я сейчас в таком настроении, что никого в живых оставлять не хочу, — ухмыльнулся дракон.
— А придется, — заметил Соломон. — Убивать их — плохая идея, потом пожалеешь.
— Соломон, ты забываешь, что такое драконья ярость. Если я не вымещу ее на чем-то или ком-то, то о последствиях тебе говорить не нужно же, да? Лучше меня до такого состояния было не доводить, но если уж довели...
Драконья ярость? Это звучало как-то странно, не так, словно это обычная злость или желание разбить чашку в порыве гнева. Скорее, как диагноз?
— Да знаю я, знаю. Но ты аргументы-то дослушай, почему убивать их...
— Если речь идет о свидетельских показаниях, то хватит и бумаг, сам сказал. Да и все эти маги под заклинанием молчания. Стоит попытаться что-то узнать — сами помрут.
— Ну хоть Беллена захвати живым! — взмолился кот. — А то расстроишься потом.
И чего он так его защищает?