10 ноября 1972 года
На её звонок открыла тётя Галя. Оказалось, она не очень высокая. На полголовы всего выше её, и это у неё ещё сапожки на довольно высоком каблучке. Очень красивая, стройная блондинка с тёмными бровями и зелёными глазами. Тётя Галя улыбнулась ей, распахнула дверь пошире и посторонилась.
— Ты, наверное, Юля?
— Да, Юля Самойлова. А вы тётя Галя?
— Лучше называй меня Галиной Сергеевной. Проходи, раздевайся. Серёжа ещё спит. Я сейчас уйду, а ты буди его. Позавтракайте. На кухне в сковородке под крышкой гренки, кофе в кофейнике, молоко в холодильнике.
Она действительно была уже одета не по-домашнему. Красивый брючный костюм чёрной шерсти с коротким пиджачком со стоячим воротничком и закруглёнными лацканами. Под ним белая шёлковая блузка с пышными брыжами, на шее коротенькое жемчужное ожерелье, на лацкане пиджака изящная камея — на тёмно-коричневой каменной подложке вырезанный из белой слоновой кости или моржового клыка профиль девушки, чем-то напоминающей саму Галину Сергеевну. Обалденно красиво смотрится!
— Как там погода? — невнятно спросила Галина Сергеевна, орудуя перед зеркалом тюбиком помады.
— Холодновато. — Ответила Юля, привставая на цыпочки, чтобы повесить на крючок вешалки шубу. — У нас дома на градуснике минус пятнадцать. Скорее всего мороз ещё больше. Снежок небольшой пробрасывает, и ветер ещё...
— Минус пятнадцать это по-божески. Я вчера из Казахстана прилетела. На Байконуре рано утром было минус двадцать пять с сильным ветром. Вот это, действительно, холодно. Не обратила внимание перед подъездом стоит машина?
— Угу, стоит какая-то светлая Волга. А вы на Байконуре были?
— Умгу… Уроки вместе делаете?
— Да, вместе… Помогаю ему с русским.
Галина Сергеевна удивлённо посмотрела на неё в зеркало.
— Странно… Вообще-то, он очень грамотно пишет. В магаданской школе ему и четвёрки редко ставили. В основном пятёрки. — Она закрыла помаду, бросила тюбик в сумочку, отвернулась от зеркала и впервые внимательно взглянула ей в глаза. — Может, всё же какая-то другая причина, а?
Неудобно стало, что соврала. Подошла к ней поближе и созналась.
— Угу, другая. Только я о ней говорить не могу. Извините.
Галина Сергеевна улыбнулась в ответ и кивнула.
— Так и подумала. Ладно, не расстраивайся. Если у тебя большая задержка из-за ваших совместных занятий получится, просто подойди и скажи. Подумаем, что тут можно сделать. Только долго не затягивай, если такое случится, хорошо? И не стесняйся меня. Я всё-таки врач с большим стажем.
Юля покраснела так, что даже спина вспотела. Глаза в сторону отвела и едва слышно промямлила:
— Это не понадобится… Вы не так поняли… — и зачем-то добавила. — Не буду затягивать…
Галина Сергеевна тихонько рассмеялась, сняла с вешалки элегантную дублёнку с капюшоном, надела её, натянула на голову до самых бровей круглую папаху «седой песец», поправила перед зеркалом выбившиеся из-под неё пряди прямых, светлых волос, попрощалась и ушла.
Юля осталась стоять в прихожей. Она пыталась понять причину, по которой так легко выдала себя. Ну что стоило придумать какой-нибудь другой ответ? Сказала бы, к примеру, что у Серёги в дневнике двойка с тройкой стоят. Разве не повод, чтобы оказать ему шефскую помощь? Повод. Кстати, и не ложь это вовсе! Выдавать товарища, конечно, нехорошо — он, может, об этой двойке своей опекунше не собирался рассказывать, — но это всё же лучше, чем то, что она только что сделала. Теперь Серый наверняка разозлится, а они с ним только-только помирились. Вот ведь дура чёртова! Ну и кто из них двоих после этого эскимос?
Вернуться домой, а оттуда позвонить и объяснить ему, что произошло? Не хочется. Он тут, рядом, за закрытой дверью. Всё ещё в раздумьях Юля медленно подошла к зеркалу и выключила настенный светильник. Постояла, привыкая к темноте, потом, когда начала различать дверные проёмы, вернулась к его двери, постояла в нерешительности, но всё же отворила её.
На неё пахнуло знакомыми запахами. Серый так пахнет. Приятно очень, кстати. Постояла на пороге, рассматривая его тёмную голову и голые плечи на светлом фоне постели, вошла в комнату и неслышно прошла к окну. Раздвинула задёрнутые на ночь шторы, постояла, глядя на спешащих по своим делам прохожих, дотянулась руками назад и расстегнула крючки, стягивающие пояс школьного фартука. Осторожно, чтобы не поцарапаться колючей застёжкой комсомольского значка, сняла фартук, аккуратно сложила его на краю письменного стола. За фартуком пришла очередь юбочки, а за ней и блузки. Осталось только снять носки и рейтузы…
Раздевшись до трусов и майки, Юля постояла, нерешительно глядя на дверцу шкафа, за которой скрывалась выданная ей байковая рубашка, неслышно вздохнула, чуть пожала плечиками и не стала её открывать. Вместо этого на цыпочках подошла к широкой кушетке, на которой раскинулся в глубоком сне Серёга, присела на самый краешек, посидела минутку, глядя на его левое ухо и висок (он спал на животе, отвернув голову к стене), потом пересела глубже. Попой она при этом задела его спрятанную под одеялом руку. Серёга убрал её и медленно перевернулся на бок.
Ей пришла в голову новая мысль. Если она сейчас заберётся под одеяло, прижмётся к нему и будет нежна с ним, то не будет он на неё очень уж сердиться, когда проснётся. Вон и вторая подушка, которая обычно остаётся ночью в комоде у стены, сегодня лежит на кушетке. Она привстала, вытаскивая из-под себя край одеяла, приподняла его, осторожно опустила голову на подушку, а ноги спрятала под одеяло.
***
Юля осторожно вытянула руку и нашла талию Серёги. После улицы руки у неё всё ещё не согрелись, и он вздрогнул. Развернулся на спину, потянулся, выбросив руки над головой, зевнул и лишь после этого развернулся к ней. Полежал, хлопая глазами, и шёпотом поздоровался:
— Привет, Юлька! Ты как здесь оказалась?
Она молча улыбнулась ему и снова протянула руку. Серёга почувствовал прикосновение холодных пальцев к своему животу, поймал их и перетащил к себе на талию. Ещё и ладошкой своей горячей сверху прикрыл, чтобы ей теплее было. Спросил:
— Замёрзла?
— Угу, на улице холодно.
— Иди ко мне, я согрею…
***
Он потянул её на себя, а потом они очень долго совсем не разговаривали. До тех пор, пока ЭТО не началось. Вот тогда она испугалась. Да так сильно, что упёрлась она руками в его плечи, силясь оттолкнуть, и зашептала ему прямо в лицо:
— Серёжа, не надо! Я не хочу!
Он не сразу её отпустил. Она даже чуть было не рассердилась. Вывернулась из-под него, забилась, не понимая, как освободиться, лишь тогда до него что-то начало доходить. Он помедлил ещё немного, а потом перелез через её ногу, упал на живот и засунул руки под подушку.
Полежал так, глядя на неё одним глазом, а потом на спину перевернулся. Он ещё тяжело дышал, когда сказал ей это.
— Знаешь, Юлька, то, что ты со мной вытворяешь, называется одним очень нехорошим словом…
Она искала под одеялом свои трусики, когда он это сказал. Удивилась так, что даже забыла про свои поиски. Повернулась к нему и спросила:
— Каким словом? Что я с тобой вытворяю? О чём ты?
— Издеваешься ты надо мной — вот что! — Серёга тоже сел в кровати, взял свою подушку, отбросил её к стене, переполз туда и уселся, подсунув подушку под спину.
Она аж задохнулась от удивления.
— Это я-то издеваюсь?!
— Ну, не я же! Заводишь меня, а потом грубо бросаешь! Я вот никак понять не могу: зачем ты это делаешь? Тебе что, доставляет удовольствие смотреть, как я мучаюсь?
— Ты что, дурак? Ты о чём? Я вот вообще ни слова не поняла из того, что ты тут наговорил!
— Не понимаешь?
— Нет, не понимаю!
— Странно. Ты показалась мне девушкой достаточно взрослой, чтобы понимать такие вещи.
— Какие вещи?
Серёга молча зашарил под одеялом ногами, потом нырнул рукой к своей левой ноге, рассмотрел свою добычу и протянул Юле её трусики. После этого обеими руками высоко поднял одеяло, поглазел в темноту под ним и снова протянул руку на сей раз за своими трусами. Натянув их под одеялом, он поднялся на ноги, прошагал к краю кушетки, спрыгнул на пол, подошёл к стоящему в углу шкафу, открыл его, достал что-то светлое, вернулся к ней и протянул ей большое банное полотенце.
— Если тебе нужно принять душ, можешь идти первой. Я пошёл готовить завтрак.
— Ну уж нет! — возмутилась она. — Давай заканчивай то, что начал! Какие вещи я не понимаю?
— Я уже сказал какие. Повторить?
— Повтори!
Серёга отошёл к письменному столу, нашёл на стуле свои домашние брюки, натянул их и угрюмо пробурчал:
— Не хочу повторять. Всё ты прекрасно понимаешь. Просто ты упрямая и не хочешь признаваться в том, что была неправа. Иди в душ!
— В чём я была неправа? — Она начала злиться.
— В чём, в чём… Здесь можно, а тут не трожь! — передразнил он её. — Это можно, а вот это ни в коем случае нельзя! Ты как будто специально меня дразнишь, а потом, в самый неподходящий момент, говоришь: «Стоп!» А я всё время боюсь, что могу не выдержать или не понять тебя, и тогда случится что-то очень нехорошее.
Юля подошла к нему, пока он говорил. В спальне было прохладно, и она начала мёрзнуть, лишь только выбралась из-под одеяла. Она обхватила плечи руками, и Серёга, видимо, понял, что ей холодно. Он осторожно обнял её своими горячими руками и привлёк к себе. Она положила руки ему на талию, подняла к нему лицо и шёпотом спросила:
— Что «нехорошее»?
— Не знаю… А если бы я не смог остановиться? Ты бы считала, что тебя изнасиловали и, наверное, была бы права, а я чувствовал бы себя преступником. Я так не хочу, Юль.
— Я просто испугалась. Неожиданно как-то это было.
— Неожиданно? — Ей показалось, что он усмехнулся. Она отстранила голову от его щеки и посмотрела ему в лицо. Нет, показалось. Серёга был серьёзен и даже хмурился. — Знаешь, если ты ножки передо мной раздвинула, то тут уже всякое может случиться.
— Ну, ты же сам просил.
Серёга пожал плечами и согласился:
— Просил. Ладно, я всё понял. Одевайся. Пора завтракать и садиться за уроки. Я к письменным ещё вообще не приступал.
— Подожди! — она не отпустила его талию. Серёга снова положил руки ей на плечи. — Скажи, ты что, обиделся?
— Угу, немножко… Ничего, это пройдёт. Не смертельная обида.
Он попытался отстраниться от неё, но она снова не отпустила его:
— Погоди! Скажи, а что без этого никак нельзя?
— Без чего «без этого»?
Вот ведь тупица!
— Не прикидывайся, что не понимаешь! Без того, что я тебе не дала!
— Почему? Разумеется, можно! Останемся просто друзьями. Почему нет? Только в этом случае ты меня не провоцируй, ладно?
— Когда это я тебя провоцировала? — вспыхнула она.
— Ну как «когда»?.. Когда под одеяло ко мне забралась. Ты мне как раз снилась. Я открываю глаза, смотрю, а оказывается, это ты меня холодными руками трогаешь. Подумал даже, что ты из моего сна материализовалась.
— Я тебе снилась?
— Угу. Ты мне часто снишься.
— А ещё кто тебе снится?
— Тётя Галя, друзья магаданские, много кто…
Высвободился из её рук, развернул её лицом к кушетке, приобнял за плечи и говорит:
— Ладно, если тебе душ не нужен, тогда я туда пойду. Нужно умыться и зубы почистить. Одевайся. — И подтолкнул к кушетке.
— Чего вздыхаешь? — она подобрала с пола футболку и как раз натягивала её на себя.
— Так… Жалко, если честно…
— Чего тебе жалко?
— Да так… — Развернулся и вышел из спальни.
Можно было бы прицепиться к нему и сказать, что это невежливо, на вопросы отвечать вот так, как он отвечает, но почему-то не стала. Тема уж больно скользкая. И в том, что он обиделся, она не сомневалась. Понятно же, что он рассчитывал на большее. И в том он прав, что если не хочешь, чтобы это случилось, то не стоит его к себе между ножек пускать…
Эх, жалко, что Леська далеко. С ней бы посоветоваться. Может, подсказала бы что-нибудь умное. Может, съездить? Она тоже во вторую учится, так что сейчас должна быть дома… Нет, далеко это. Почти час на метро туда, потом час обратно. Да и у неё меньше часа никак не получится. А уроки делать?
***
Она потом, уже вечером, долго размышляла над тем, зачем она снова его спровоцировала? Ни к чему не пришла, кроме тривиального — затем! Захотелось почувствовать на себе его руки, увидеть лёгкое безумие в его обычно спокойных и умных глазах. Для чего-то нужно было ей это. Хотелось подразнить? Да, наверное…
Пришла из кухни, где после завтрака устроилась делать письменные, покрутилась без цели по его спальне, постояла у окна, потом включила радиолу, подождала, пока она нагреется, нашла «Маяк» послушала музыку, но недолго, потому что буквально через минуту настало время новостей. Сделала радио потише, подошла к столу, где Серёга над упражнениями по русскому пыхтел, постояла, потом опёрлась о крышку стола ладошками, подпрыгнула, помотала ногами в шерстяных носочках, побарабанила пальцами ног в боковую стенку стола, потом спрыгнула на пол, прошла в угол, попробовала поделать упражнения с гантелями, быстро устала, забралась по лестнице под потолок, покрутилась там, рассматривая комнату сверху, спустилась вниз, снова вернулась к столу, сложив руки на груди постояла рядом с Серёгиным локтем, потом запрыгнула попой на столешницу, подсунула руки под себя, послушала музыку и продвинулась по столешнице, пока не коснулась бедром Серёгиного левого локтя.
Серёга перестал писать, посмотрел на её не прикрытые полами байковой рубашки голые бёдра, коротко взглянул в её смеющиеся глаза, быстро наклонился и поцеловал её левую ногу немного выше коленки. Выпрямился на стуле, а она в шутку дотянулась ножкой до его бедра и поставила её там. Серёга тут совсем отвлёкся от уроков. Отложил ручку, обеими руками ухватился за икру, развернулся на стуле в её сторону, наклонился к ней, поцеловал её прямо в колено, потом поцеловал бедро прямо над ним, потом дотянулся губами ещё выше и замер там, грея её кожу своими горячими губами. Она в ответ на это зарылась пальчиками в его густых волосах.
Может быть, ничего дальше и не было бы, не пожелай она сесть поудобнее. Отодвинула Серёгину тетрадку подальше, сместилась по столу влево и уселась на столешнице прямо напротив него. Последним движением установила обе ноги на его бёдрах. И опять началась примерно то же самое, что уже было под одеялом на его кушетке. Вот ведь она вредина противная!
***
Спать улеглась в самом мрачном расположении духа. А всё дело в том, что позвонила вечером Серёге — было уже около шести — он уже давно должен был домой быть, но трубку взяла Галина Сергеевна. Сказала, что сама не знает, где он пропадает и, что она уже волнуется.
Серёга перезвонил через полчаса. Рассказал, что после бассейна зашёл в гости к Томке. У них месяц назад кошка родила четверых котят, а они с тётей Галей как раз хотели взять в дом котёнка. Вот он и сходил посмотреть. На её вопрос: а чего так долго? — Серёга удивился. Сказал, что два часа в гостях — это вовсе недолго. Что они поиграли с котятами, поболтали, Томка его чаем напоила, и он отправился домой.
Неужели ему рыжие и конопатые девушки нравятся?