Преобразователь

ДЕСЯТЬ:

Нет! Такого не могло быть. Я хотела бы сжаться комочком и рыдать до рассвета, но это не помогло бы.

— Халима, они не могут умирать. Близнецы почти не брали боль, — но Данэлло взял. Много.

— Им больно. Данэлло не просыпается, пока не потрясешь его очень сильно.

— Где ваш папа?

— Работает двойные смены, чтобы мы смогли исцелить их в Лиге.

Я скривилась. Без пинвиума толку от его работы нет.

— Халима, сейчас я не могу.

— Должна! Ты дала им боль. Ты можешь ее забрать.

Я посмотрела на башню с часами на площади рынка, их было еще видно в лучах уходящего солнца. Я должна встретить Айлин и ее друга в кофейне через пару часов. До дома Данэлло отсюда идти пятнадцать минут, а потом в «Танниф», куда идти оттуда еще полчаса. Времени не хватало, меня могли еще и остановить по пути.

Я опустилась на колено и положила ладони на ее плечи.

— Халима, мне нужно, чтобы ты подождала здесь, пока я не закончу.

— Ты нужна им сейчас.

— Знаю, но я нужна и сестре, я не могу помочь всем сразу. Я должна сначала кое с кем поговорить, а потом мы пойдем к твоим братьям.

Нельзя было перемещать боль их отца. Но тогда им пришлось бы остаться на улице? А если она потеряет братьев? Кто будет заботиться о ней, пока папа на работе?

Я обняла ее.

— Я вернусь, обещаю.

— Хорошо, — она села на ступеньку возле магазина и обхватила руками коленки. Когда-то у нас был щенок, и он любил ждать на ступеньках, когда мы вернемся из школы. У него был такой же взгляд по утрам, когда мы уходили.

Я пошла в магазин Зертаника, это место было одним из немногих открытых, где не подавали еду и напитки. Возрастная блондинка сидела за стойкой. Предательница. Она улыбнулась фальшиво, когда я вошла.

— Чем могу помочь?

— Мне нужно поговорить с Зертаником.

— Простите, но он не доступен. Я могу что-то сделать?

— Скажите, что здесь Мерлиана.

Ее улыбка пропала, она вскочила, словно ее стул горел.

— Подождите здесь.

Я послушалась, ощущая напряжение. Лицо Тали вспыхивало в голове, как и улыбка Данэлло.

Женщина вернулась.

— Сюда, пожалуйста.

Я прошла в комнату, в этот раз озаренную голубыми и желтыми стеклянными лампами, трепещущими в углах. Зертаник сидел в кресле и ухмылялся.

— Рад видеть тебя снова, дорогуша. Тебе идут эти косы.

— Мне нужен пинвиум, — а еще разбить все четыре лампы об его голову, но это могло подождать.

Он улыбнулся, но я не знала в этот раз, что скрывается за улыбкой.

— Пинвиум редкий, дорогуша. Сколько ты за него заплатишь?

— У меня есть девять оппа, — а еще три дени, что мне заплатил Данэлло, но это вызвало бы смех.

Он все равно рассмеялся, и я сжалась.

— Я могу получить девятьсот за оставшееся. Может, больше.

Он не продал бы его. Пинвиум был очень ценен.

— Кого мне нужно исцелить?

— Это важно?

Нет. Я не была настоящим целителем, но я подходила для торговцев болью. Я могла спасти Тали. Это было важно.

— Сколько у вас пинвиума?

Он вскинул брови.

— Это кто у нас такой жадный?

— Сколько боли он поместит?

— Не так и много. Пинвиум не чистый. Он даже без формы, его не продать. Это скорее отходы от производства.

— Сколько?

— Небольшие раны. Нужно два обломка для сломанной кости, может, четыре для поврежденного органа.

Четыре перелома, два органа и кровотечение для Тали. Три ребра для близнецов. Нога и рука для Данэлло. И множество порезов и синяков для всех. Не меньше тридцати. Тридцать пять, чтобы подстраховаться. Я могла не заметить все раны Тали, как не видела кровотечения, пока мне не показали, как их найти.

А рыбак?

Я не могла сейчас о нем думать.

— Я хочу получить пинвиум за исцеление. Мне нужно три десятка.

Он рассмеялся.

— Сколько? Дорогуша, не уверен, что у меня столько осталось.

— Проверьте. Я подожду, — но не долго. Я должна попасть к Данэлло, пока могу.

Зертаник взял со стола рядом с собой колокольчик и звякнул. Открылась дверь, и вошел низкий мужчина.

— Сэр?

— Посчитай обломки пинвиума и назови общее количество, пожалуйста.

— Да, сэр.

Зертаник смотрел на меня, медленно стуча пальцами по мягкому подлокотнику кресла.

— И что ты хочешь сделать с пинвиумом? Ты просишь больше, чем я думал.

— Думали, сестре нужно меньше?

Он усмехнулся.

— Умная девочка. Тебе стоит работать на меня. Я всегда использую умных людей.

— Думаю, меня использовали достаточно.

— Терпение. Это бизнес, дорогуша, и переговоры всегда сложны.

— Мне не нравится ваш бизнес.

— Жаль. Ты хорошо подходила для него.

Вернулся слуга.

— Сэр. Я насчитал тридцать три куска, сэр.

Близко.

— Хватит? — Зертаник взмахом руки прогнал слугу.

— Мне нужно все этой ночью. Готовьте своих, а я вернусь… — я посчитала поход к Данэлло, к «Таннифу» и сюда, время, чтобы разработать план… Святые, я вернусь после полуночи. Придут ли люди посреди ночи? — Часа через три, чтобы исцелять.

— Хорошо, — он встал и протянул руку. Я пожала ее, сперва вытерев руку о штаны. Он улыбнулся этому и указал на дверь. — Подумай о моем предложении, дорогуша. Я могу сделать тебя богатой.

Он, может, и мог. Он ведь уже сделал меня чудовищем.

Мы с Халимой бежали к ее братьям, наш путь озаряла луна, угол был в желтом свете фонаря, там ходили солдаты. Чтобы не думать о больших проблемах, я думала о мелочах: о потертых туфлях Халимы, колокольчиках на дверях уже запертых магазинов, грязных клумбах. Яркие желтые лампы горели в куполе Лиги, маяк для раненых. Тюрьма для забытых.

Мелочи не помогали.

— Халима, когда им начало становиться хуже?

— Днем. Джовану и Бахари в школе стало плохо, и нас отправили домой.

Меньше дня. Может, их тела привыкали к боли. Может, все в порядке. Может, к утру им будет лучше. Слишком много «может». Я начинала звучать как Айлин.

Мы взбежали по ступенькам и вошли. Близнецы лежали на кроватях, их лица были бледными, глаза влажными. Джован слабо улыбнулся, когда я подошла. Бахари не смотрел на меня.

— Как вы? — я коснулась лба Джована. Холодный и влажный.

— Плохо, — пробормотал он.

Я тоже так считала. В нем кипела боль в ребре, но я ощутила и то, чего там не должно было быть. Его кровь ощущалась странно, но не как кровотечение или поврежденные органы. Будто… она стала густой. Его сердце билось слишком быстро, дыхание было учащенным.

Бахари был не лучше. В этом они тоже были почти одинаковыми.

Если бы они были старше на пару лет, они бы справлялись с болью лучше, но их таланты не развились достаточно, чтобы помочь им.

Я повернулась к Халиме.

— Где Данэлло?

Она подвела меня к нему, и я прикусила губу, чтобы подавить вскрик. Данэлло лежал на кровати неподвижно, словно при смерти, его кожа была белой. Его пальцы дергались в такт дыханию. Он явно похудел. Сердце трепетало, я поспешила к нему.

— Данэлло? — я убрала влажные волосы с его лба и ощутила его состояние. Такая же густота в крови, его печень меня настораживала. А его желудок был с темными пятнами, словно кровоточил.

Халима потянула меня за рукав.

— Он умирает?

Я не хотела говорить да, но не могла сказать нет.

— Надеюсь, нет.

— Забери боль.

— Я не могу пока что. Рано утром, — я сделала это с ним. С ними. Прошу, Святая Сэя, дай мне время исправить это.

Она всхлипнула.

— Обещаешь?

— Обещаю, — если меня не схватят, не убьют или запрут в комнате с кучей кроватей.

Я сжала ладонь Данэлло, спустилась по ступенькам и вышла на улицу. Ничто не могло теперь отвлечь меня от вины — семьи толпились в дверях, люди лежали на носилках, близкие к смерти, они жадно смотрели на меня, замечая косички Лиги — ничто не могло затмить ужасающую правду.

О, нет. Перемещенная боль убивает, если ее не убрать сразу. Хуже того, убивает быстро. И я согласилась сделать это за тридцать три куска пинвиума.

Я споткнулась и схватилась за ограду. Или я уже пала? Скольких приведет ко мне Зертаник? Сколькими жизнями я заплачу за Тали и Данэлло? За Джована и Бахари? Я оглянулась на Святилище, хотя не видела его во тьме. Святая Сэя, я не могла выбрать. Прошу, скажи, что делать.

Она не ответила. Я и не ждала этого, но она могла помочь.

Мама говорила мне не перемещать боль. Я думала, она просто не хотела, чтобы меня схватили ищейки, но если было что-то еще? Она знала, что это убивает? Хоть кто-то знал?

Я оттолкнулась от ограды, пока меня не решили допросить солдаты, и продолжила идти к Таннифу, пытаясь вспомнить совет бабушки. Один всплыл. От выбора проблемы.

Запах кофе окутал меня, и я вспомнила второй совет. Не бойся того, что не можешь изменить. Но я могла изменить. Я могла отказать Зертанику. Сказать, что передача боли убивает. Я не знала, почему от этого сгущалась кровь, но так было, и они должны мне поверить. Никто из принявших боль любимых не доживет до поставки пинвиума.

Если я скажу это, умрут пять человек, и хотя любила я только одну, мне все равно стало не по себе при мысли о потере, хоть я их едва знала.

Я прогнала мысль, войдя к «Таннифу». Так поздно людей здесь было мало. Айлин сидела в конце напротив блондина с широкими плечами. Она подняла голову, и я ускорилась, но он не обернулся.

— Спасибо, что согласились встретиться… — начала я, но тут же отругала себя. — Ты парень Ланэль!

Он уставился на меня.

— Я тебя знаю?

Я направила на него палец.

— Это о нем ты говорила, что он подумал, что учеников уносят наверх?

— Погоди…

— Да, это Кионэ. Ниа, почему ты кричишь на него? — Айлин огляделась и нервно улыбнулась. — Люди смотрят.

Я опустилась на скамейку рядом с Айлин и понизила голос, надеясь, что звучит это как угрожающий рык.

— Твой друг врал тебе. Он стоял стражем у комнаты, где они держат Тали.

— Кионэ? Это так?

— Конечно, нет!

— Я видела тебя, когда сменяла Ланэль.

— О, — его красивые карие глаза забегали быстрее зайца, а потом он улыбнулся. Я могла поставить на свои девять оппа, что эта улыбка никогда его не подводила. — Я пытался помочь, Айлин. Я рассказал столько, сколько мог, чтобы не было беды и для меня. Ты знаешь, что я не могу выдавать секреты Лиги.

Айлин фыркнула.

— Совсем глупой меня считаешь? Ты все время болтал о секретах Лиги.

Он вымученно рассмеялся.

— Не обо всем можно говорить. Как думаете, что сделает Светоч, если рассказать, — он огляделся, — об этом. Тюкел сказал, что он расскажет, этим утром его не было на посту. Думаю, он потерял работу.

Или хуже, хотя Кионэ это явно не тревожило. Может, так было и лучше. Вряд ли он помог бы, если бы не знал все опасности.

Я схватила вилку, что та согнулась.

— «Еще одна? — процитировала я его. — Я думал, их уже не осталось». Знакомо?

— Эй… — он растерялся. — Откуда ты… тебя там не… — его глаза вспыхнули. — Ты была на носилках?

— И слышала каждое слово!

— И ты звала меня лжецом? Ты обманула Старейшин и попала внутрь. Мне стоит пойти и доложить о тебе Светочу.

Я и мой большой рот. Гнев редко помогал.

— Тогда я расскажу ему, что ты оставил пост, чтобы посмотреть на радугу с Ланэль.

Айлин коснулась наших рук.

— Хватит. Это ни к чему не приведет.

— Прости, Айлин, — Кионэ встал со скамейки. — Я не буду ее слушать.

Она склонилась и схватила его за руку раньше, чем он отошел.

— Кионэ, прошу. Это серьезно. Ее сестра в той комнате. Она пытается помочь ей.

— Ее сестра в Лиге. О ней прекрасно позаботятся. Уверен, они поймут, что у них за болезнь.

Я вскочила и преградила ему путь. Некоторые смотрели на нас, но мне было все равно.

— Что с ними? Вам сказали, что это болезнь?

Он пожал плечами, взглянул на Айлин, словно не хотел признавать, что не знал всего.

— Те ученики не больны. Они умирают, потому что Светоч использует их как пинвиум.

— Что? Зачем?

— Пинвиума не осталось, Кионэ, — тихо сказала Айлин. — Светоч всем врал.

Он побледнел, и это уже не было игрой. Он открыл и закрыл рот и сел на место.

— Не может такого быть.

— Может, — я убрала волосы назад и вздохнула. — Мне нужно забрать Тали оттуда, и мне нужна твоя помощь.

— Моя? Я не могу.

— Мне нужно ее вынести. В комнате есть носилки. Мы можем вынести ее в боковые врата и отнести к Айлин.

Он покачал головой.

— Я потеряю работу.

— Она потеряет жизнь.

Он вздрогнул.

— Это не моя вина.

— Ты лишь смотрел в другую сторону, пока они это делали. Сколько там учеников, Кионэ? Скольких Светоч использовал, чтобы выбросить?

— В той комнате около тридцати.

От его слов мое сердце чуть не замерло.

— В той комнате?

— Это самая большая, а есть еще две. В каждой человек по пятнадцать. Там в основном второй и третий курс, они исцеляли на пароме. Старейшина Манков сказал, что болезнь пришла от беженцев Верлатты, потому заболело так много и быстро, — Кионэ склонился ближе. — Хочешь сказать, что это не так?

Шестьдесят человек. Две трети Лиги, если не больше. И все точно местные.

— Да, — напряженно сказала я. — Это не правда. Болезни нет.

Айлин подавила всхлип и закрыла рот руками.

— Кионэ, ты должен нам помочь.

— Не могу!

— Но мы должны его остановить.

— Ты не можешь пробраться в Лигу. Это безумие.

— И ты будешь дальше ничего не делать? — тихо спросила я. Дело было не только в спасении Тали. Я могла бы забрать ее, но у остальных не было сестры, готовой ради спасения на все. Я не могла одна ничего сделать со Светочем. Генерал-губернатор не станет слушать бездомного беспомощного Забирателя о делах Светоча. Может, он послушал бы Тали, ученицу Лиги, прошедшей это. Сбежавшей. Если он послушает, он может остановить Светоча и потребовать у герцога достаточно пинвиума для спасения остальных.

Все может, да если. Одинаково плохо.

Но надежда оставалась. Губернатора Гевега могли наградить за разрешение проблемы с нашим мятежом, но даже я должна была признать, что относился он к нам хорошо, хоть и был басэери. А мятеж будет снова, если все узнают, что пинвиума нет, Целители умирают, а герцог не помогает. Он может даже напасть на нас после Верлатты. Он сделал куда хуже народу Сорилля, когда они отказались молчать.

Кионэ смотрел, стиснув зубы.

— Ты можешь и дальше ничего не делать? — спросила я.

— Но я не рискну…

— Я и не прошу. Я приду после рассвета, ты сможешь ничего не делать, пока я войду, не важно что будет при мне? — если я не могу вынести Тали, я могу принести пинвиум, хоть его и могли уловить Старейшины. Тридцать три куска должны быть сильными.

Айлин покачала головой.

— Ты не можешь идти туда одна.

— Кионэ? Так что?

Он вытер пот с верхней губы и кивнул.

— Да. Я приду немного раньше и задержу Ланэль на завтраке, но только и всего. Я не буду сталкиваться со Светочем.

— Спасибо.

Он фыркнул и потер ладони о штаны.

— Если тебя схватят, ты меня не знаешь.

— Логично.

Он ушел без слов, не оглядываясь. Как говорила бабушка, порой нужно убить корову, чтобы спасти стадо, но имела ли я право делать это? Я заказала кофе, чтобы взбодриться перед походом к Зертанику и выбором за тех, кто не мог его сделать.

Я молилась, чтобы выбор был верным.