Новый старый 1978-й

Глава 11. Предатель

— Речь пойдёт о заместителе Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности ООН, — сказал я и посмотрел на Ситникова.

— Шевченко?

— Да, Аркадий Николаевич, правая рука Громыко, его друг и протеже.

— Ого, это очень серьёзно. Должны быть железобетонные факты, чтобы идти к Андропову, минуя его замов и начальников управлений.

— Юрий Иванович Дроздов, наш резидент в Штатах и зам Шевченко, уже год докладывает руководству, что Шевченко предатель. Самое главное, что руководство поверило и тридцать первого марта, в пятницу, отправит шифротелеграмму о том, что третьего апреля Шевченко должен вылететь в Москву для консультаций.

— Андрей, — перебил меня Ситников, — откуда ты знаешь то, что будет?

— Василий Романович, — спокойно ответил я, — это тема отдельного серьёзного разговора.

— Хорошо, — удивившись моему спокойствию, ответил Ситников. — Продолжай, я внимательно слушаю.

— Это его и спугнет. Не сама шифротелеграмма, а идиотская фраза «и для обсуждения некоторых других вопросов». Это я процитировал дословно.

Последняя моя фраза вызвала бурю эмоций, но Ситников сдержался.

— Шевченко всё поймёт и в воскресенье 2 апреля связжется со своими хозяевами из ЦРУ и назначит им срочную встречу на конспиративной квартире в Манхэттене. Там Шевченко сообщит им свои опасения и попросит предоставить ему политическое убежище в США. Цэрэушники разработают план: Шевченко дает в Москву телеграмму, что он собирается вылететь на родину в конце недели, как только закончит неотложные дела в Комиссии ООН, а ЦРУ утрясет «наверху» все детали его побега, который состоится в четверг, 6 апреля.

— Подожди, — прервал меня Ситников, — как это проверить?

— Об этом я расскажу чуть позже, если позволите. Шевченко ещё в 1975 году обратился к Дэниэлу Патрику Мойнихэну, постоянному представителю США при ООН, своему хорошему знакомому, с просьбой о предоставлении политического убежища. При встрече сотрудники ЦРУ убедили Шевченко поработать на них. Он согласился и стал добровольно работать на ЦРУ.

— Сволочь, — выругался Ситников.

— 6 апреля в Нью-Йорке состоится побег Аркадия Шевченко. Произойдет это поздно вечером. Шевченко из рабочего кабинета, расположенного в миссии ООН, позвонит в обед своей жене и сообщит, что к обеду вряд ли успеет, и попросит садиться за стол без него. Затем он соберёт личные досье на сотрудников миссии и сунет их в портфель. Туда же положит и фотографию, на которой были запечатлены его жена и супруга министра иностранных дел Лидия Громыко. После этого Шевченко напишет письмо, адресованное жене и близким. В нем будут такие строчки, цитирую: «Я в отчаянии. Я не могу жить и работать с людьми, которых ненавижу, ни в Нью-Йорке, ни в Москве». А поздно вечером, когда жена будет уже спать, Шевченко соберёт дома личные вещи, подсунет письмо для жены под дверь её спальни и в темноте дойдёт до поджидающего его недалёко от дома автомобиля с агентами ЦРУ. Вот как-то так. А по поводу спекуляций жены Шевченко и жены Громыко с меховыми шубами и антиквариатом, я думаю, наши все давно знают, но ничего сделать не могут. Позиции Андрея Андреевича в Политбюро очень прочные, слишком он близок к Леониду Ильичу.

В процессе нашего разговора Ситникову позвонили из отдела регистрации и сказали, что они всё проверили и претензий ни к музыке, ни к словам нет. Только две песни «Солнце» и «Солнышко» вызвали некоторые странные ощущения своей необычностью. Слова песен им сначала показались набором каких-то обрывочных фраз, но при звучании песня оказывалась мелодичной и понятной. С таким они столкнулись впервые. Ситников дал команду оформлять и сказал, что он все подпишет.

— Да, — сказал Василий Романович, — я срочно свяжусь с Андроповым, это действительно экстренный случай. Судя по датам, времени у нас остаётся не очень то и много. Что мне говорить руководству о том, откуда у тебя эта информация?

Я был готов к этому вопросу и ждал его, когда понял, что мне поверили. Всю правду я вообще не собирался выкладывать никому. Нужна была версия, которая будет похожа на правду, но которую нельзя проверить. Необходимо было показать свою нужность власти, но в тоже время быть от неё независимым. Нельзя дать понять, что я за четыре часа могу рассказать всю будущую историю Союза. Информацию необходимо выдавать дозированно, тогда она будет стоить и цениться намного дороже.

— Скажите, что я иногда вижу то, что будет. Это у меня началось недавно, когда я упал со стремянки и ударился головой об пол… Как это происходит и с какой пререодичностью — я не знаю. Иногда я вижу будущие события очень чётко и полностью, даже всё слышу, что происходит. Иногда всё, как в тумане. В процессе моего рассказа я «увидел» ещё одного предателя. Даже фамилию услышал. Он как-то будет связан с этим делом. Но как — не знаю. Надо ждать.

— Интересные у тебя проявились способности, — сказал полковник КГБ в отставке. — Учти, Андропов наверняка захочет с тобой встретиться.

— Я согласен. Когда дело с Шевченко завершится и вы убедитесь, что я говорил правду, то готов в любое время встретиться с Юрием Владимировичем. Да, предупреждаю сразу, в конторе «протекает» очень сильно и очень высоко. Поэтому с Шевченко работайте предельно изолированно. Я потом сам всё объясню Юрию Владимировичу, он поймёт.

— Если всё подтвердится, то контора в долгу не останется.

— Вы же видите, меня интересует только музыка, поэтому если в этом деле поможете, то буду очень благодарен.

— Что ещё конкретно нужно, — спросил Василий Романович.

— Очень хочу, чтобы «Трава у дома» и «Единственная» попали в апрельский журнал «Кругозор» да и с Москонцертом нужны завязки, кое-какую аппаратуру хотел попросить у них для своего концерта. Также и на радио хотелось бы свои песни предложить.

— С «Кругозором» я помогу. С главным редактором Хессиным я знаком шапочно, а вот с его замом Велистовым знаком давно, можно сказать, что друзья. Пока есть время, сейчас ему наберу.

Ситников при мне набрал Велистова и попросил втиснуть две песни. «Траву у дома», как космическую к 12 апреля Велистов согласился сразу, а вот на вторую нужна сопроводиловка из Министерства культуры. Ситников договорился обо мне на завтра на одиннадцать с оригиналом песни и бумагой из ВААПа.

— Василий Романович, — обратился я к нему. — Папа дал для связи телефон секретаря Демичева. Завтра после обеда я с ним встречаюсь по вопросам песен. Вы не могли бы им от себя тоже письмо с просьбой по «Кругозору» и для радио со мной передать?

— Хорошо, сейчас Леночка всё напечатает.

Тут в кабинет постучали и вошли те двое сотрудников, кто занимался проверкой и регистрацией моих песен. Передали мне магнитофон и моё свидетельство о рождении.

— Хорошие песни у тебя получаются, — сказал тот, который постарше. — Приятно было с ними работать. Особенно понравилась «Трава у дома». Как раз к празднику.

— Спасибо за положительный отзыв, — ответил я. — Рад, что понравились.

Положив бумаги Ситникову на стол, они оба вышли.

— Ну вот, забирай свои свидетельства, — разрешил Василий Романович. — Я сейчас их подпишу и ты пойдёшь в канцелярию и поставишь печати на них. Кабинет восемьдесят шесть на втором этаже справа. Потом зайдёшь в бухгалтерию и оплатишь регистрацию. Кабинет рядом. А я пока дослушаю остальные твои песни. Видишь, даже моим спецам они понравились, значит успех им гарантирован. Я тебе на радио дополнительно наше официальное письмо сделаю, к нему ещё письмо из Минкульта приложишь — процесс ускорится на порядок. Первый раз на моей практике, чтобы автор сразу десять песен принёс, да ещё каких!

Я взял стопку только что подписанных Ситниковым свидетельств и вышел из кабинета. В коридоре увидел прогуливающуюся Солнышко.

— А вот и я, чуть больше часа ушло на всё. А ты устала сидеть в буфете?

— Да, соскучилась и пошла тебя искать. Ты же сам разрешил тебя найти, если соскучусь. Вот я и пошла на третий этаж, а тут ты выходишь.

— Вот, — сказал я и потряс кипой своих авторских свидетельств, — сейчас пойду печати ставить и всё. Смотри, к каждому свидетельству подшиты слова и ноты. Итого десять таких комплектов.

Мы спустились на второй этаж. Солнышко я отставил около двери, а сам зашёл в канцелярию. В комнате сидели четыре женщины. Та, кто ставила печати и регистрировала номера документов, сидела у окна. Я передал ей свои бумаги и сел в сторонке.

У меня в голове происходило что-то странное. Я как только зашёл, то почувствовал, что как-будто кто-то шестой находится в комнате. Это было необычно. Кто-то то ли смотрел на меня, то ли пристально вслушивался. На потолке камер быть не могло, их ещё миниатюрными делать не научились. Создавалось впечатление, что в стену на уровне потолка встроено человеческое ухо, которое внимательно слушает, что происходит в комнате. Ба, да это же прослушка! Точно! Такого ощущения в кабинете у Ситникова я не испытывал. Да, вот это интересно. И я ощущал, что прослушка находится именно под потолком, справа в углу. Надо спросить об этом у Василия Романовича.

С уже проштампованными свидетельствами я вышел из канцелярии и сразу поцеловал Солнышко.

— Гордись, любимая! Я у тебя настоящий автор песен, всё теперь на законных основаниях.

Светик радостно пискнула и поцеловала меня в ответ. Мы зашли в бухгалтерию, а потом вернулись на третий этаж, где я оставил Светика в приёмной на диване, а сам зашёл к Ситникову.

— Отличные песни, — сказал радостный Ситников. — Молодец, чувствуется талант.

— Василий Романович, мне показалось или я действительно обнаружил прослушку в канцелярии? Это свои или чужие? — спросил я его в лоб.

— Вот это да! Ты и это умеешь? — с удивлением воскликнул бывший чекист, хотя, как известно, бывших чекистов не бывает. — Теперь всё более-менее понятно с твоими пророчествами. Да, это наша работа. Как ты догадался?

— Я почувствовал странный посторонний звуковой фон с правого угла потолка. Сопоставил с вашим кабинетом, где такого фона нет, и пришёл к такому выводу.

— Да, она установлена там. Только никому ни слова. Чёрт, никогда не слышал, чтобы кто-то мог почувствовать прослушку.

— Вольф Мессинг мог. Может и у меня что-то похожее получается.

— Может быть, может быть, — отрешенно проговорил Ситников, глядя в окно.

— Спасибо вам большое, Василий Романович, за помощь. Тогда мы поедем дальше работать над песнями.

— Хорошо. Думаю, нам придётся часто встречаться и по песням, и по делу. Счёт на твоего отца открыли, я ему об это сам сообщу.

Я забрал магнитофон и вышел из кабинета. Секретарша Лена, а она любезно разрешила себя так называть, успела напечатать все необходимые письма и передала их мне. Оперативно. Вот что значит вовремя подаренная коробка конфет. Сказав спасибо, я забрал Солнышко с дивана и мы пошли на выход.

— Вторая вершина покорена, — сказал я, садясь за руль и включая зажигание.

— А какая была первая? — спросила любопытная сорока.

— Первой и самой важной вершиной, которую я покорил, была вершина с красивым именем Светик.

— Как приятно! Мне такого ещё никто и никогда не говорил. Да и что меня было покорять, я сама готова была сдаться на милость победителя, да и продержалась эта вершина неприступной всего один день. Я бы покорилась и в первый день, но надо было держать марку. Слушай, а почему я тебя всё время хочу?

— Я тоже постоянно тебя хочу. Это любовь с нашими гормонами так играет. Поэтому целуй меня скорей и поехали ко мне домой реализовывать наши хотелки.