Наука Плоского Мира II: Земной шар

Глава 23. Венец всего живущего

В дом Ди волшебники вернулись подавленными, и всю оставшуюся неделю просидели сложа руки и действуя другу другу на нервы. Они были очень расстроены услышанной историей, хотя и не могли этого четко сформулировать.

«Наука — дело опасное», — наконец, произнес Чудакулли. — «Лучше оставим ее в покое».

«Мне кажется, ученые похожи на волшебников», — сказал Декан, обрадованный тем, что неловкое молчание закончилось. — «Им нужно объединяться вместе, иначе им в голову приходят всякие странные идеи».

«Верно, старина», — согласился с ним Чудакулли — вероятно, впервые за всю жизнь. — «Значит… наука не для нас. Мы будем полагаться на здравый смысл — он поможет нам довести дело до конца».

«Точно», — подтвердил Преподаватель Современного Руносложения. — «Да и кого волнуют эти лошади? Если упали — значит, сами и виноваты».

«Перед началом обсуждения», — сказал Чудакулли, — «предлагаю согласовать то, что нам уже удалось выяснить, что скажете?»

«Что бы мы ни делали, победа остается за эльфами», — высказался Декан.

«Эмм… Знаю, это может показаться глупым…», — начал Ринсвинд.

«Да. Наверняка так и будет», — перебил его Декан. — «Ты хоть что-нибудь полезное сделал с тех пор как мы вернулись?»

«Ну, вообще-то да», — ответил Ринсвинд. — «Я тут, знаете, гулял, осматривался».

«А я что говорю?! Ты же ни одной книги не прочитал, так ведь? Что толку от твоих прогулок?»

«Ну, они полезны для здоровья», — сказал Ринсвинд. — «А еще можно заметить кое-что интересное. Вчера мы с Библиотекарем ходили в театр…»

Они взяли самый дешевый билет, но Библиотекарь заплатил за два пакета с орехами.

Привыкнув к этой эпохе, они поняли, что можно обойтись и без серьезной маскировки Библиотекаря. Жилет, свободный капюшон и накладная борода — в результате Библиотекарь выглядел приличнее большинства людей, занимавших дешевые места, которые в данном случае были настолько дешевыми, что их обладателям, честно говоря, приходилось стоять. По сути они заплатили только за свои ноги.

Исполняли пьесу «Горбатый король» Артура Дж. Соловья. Вышла она не особенно удачной. А если честно, то такой плохой пьесы Ринсвинд не видел еще ни разу. Библиотекарь развлекал себя тем, что исподтишка бросал на сцену орехи, которые отскакивали от накладного горба короля. Тем не менее, публика следила за происходящим с немым восторгом — особенно ей понравилась сцена, в которой король, обращаясь к знати, произносит свою памятную фразу: «Итак, декабрь наших смут — Пусть придурок, который это делает, сейчас же прекратит!»

Плохая пьеса при хорошей публике, — размышлял Ринсвинд, после того, как их выгнали из театра. Конечно, Обитатели Ракушечных Холмов не смогли бы выдумать даже такой пьесы — например, их творение могло бы называться «Если бы мы изобрели краску, то могли бы сидеть и смотреть, как она сохнет», — но все же фразы звучали неуместно, действие казалось натянутым, а сюжет практически стоял на месте. И тем не менее, лица зрителей были буквально прикованы к сцене.

Подумав, Ринсвинд прикрыл один глаз рукой и, сосредоточившись изо всех сил, осмотрел театр. Хотя открытый глаз сильно слезился, Ринсвинд смог рассмотреть несколько эльфов, занимавших дорогие места наверху.

Эльфам тоже нравились пьесы. Это было очевидно. Люди с богатым воображением были им по душе. Фантазия, которой они наделили людей, была просто ненасытной. Она была готова поглотить даже пьесы господина Соловья.

Воображение создавало монстров. Оно внушало страх перед темнотой, но не перед настоящими опасностями, которыми могли в ней скрываться. Оно населяло ночную темноту своими собственными кошмарами.

А значит…

У Ринсвинда появилась идея.

«Думаю, нам стоит отказаться от попыток повлиять на философов и ученых», — сказал он. — «Такие люди во все времена верят во что угодно. Мы не сможем им помешать. А наука кажется слишком уж запутанной. Я все никак не могу забыть о том бедняге…»

«Да, да, да, мы все через это прошли», — устало произнес Чудакулли. — «Давай ближе к делу, Ринсвинд. У тебя есть какие-то новые сведения?»

«Мы могли бы попробовать обучить людей искусству», — сказал Ринсвинд.

«Искусству?» — удивился Декан. — «Искусство — для лентяев! От него только хуже станет!»

«Я имею в виду живопись, скульптуру и театр», — продолжал Ринсвинд. — «Не думаю, что нам следует искоренить эльфийское влияние. Я думаю, нам следует поддерживать его настолько, насколько это возможно. Мы должны развить у этих людей воображение. Пока что им не хватает фантазии».

«Но ведь именно этого и хотят эльфы, дружище!» — не выдержал Чудакулли.

«Да!» — воскликнул Ринсвинд, который, придумав идею, не связанную с бегством, был практически опьянен новыми ощущениями. — «Давайте поможем эльфам! Поможем им уничтожить самих себя».

Какое-то время волшебники сидели, не произнося ни слова. Наконец, Чудакулли спросил: «Что ты имеешь в виду?»

«В театре я видел немало людей, которым хотелось бы верить, что мир отличается от окружающей их действительности», — рассказывал Ринсвинд. — «Мы могли бы…». Он пытался подобрать ключ к разуму Архканцлера, который славился своей непроницаемостью. «Ну, вы же знаете Казначея?» — спросил он.

«С этим джентльменом я встречаюсь практически каждый день», — мрачно ответил Чудакулли. — «И я очень рад, что в этот раз мы оставили его вместе с его тетей».

«А вы помните, как вылечили его безумие?»

«Мы его не вылечили», — сказал Чудакулли. — «Мы просто изменили его лекарство, чтобы ему постоянно казалось, будто он нормальный».

«Вот именно! Вы превратили болезнь в лекарство, сэр! Мы усугубили его безумие, и он снова стал нормальным. Почти. Если не считать приступов невесомости и тех случаев с…»

«Да, да, мы поняли», — прервал его Чудакулли. — «Но я все еще не вижу, к чему ты клонишь».

«Хочешь сказать, что мы должны сражаться, как те монахи, которые живут вблизи Пупа?» — спросил Преподаватель Современного Руносложения. — «Они сами невысокие и тощие, но могут подбросить здоровенного мужика в воздух».

«Вроде того, сэр», — ответил Ринсвинд.

Чудакулли потыкал Думминга Тупса.

«Я случайно не упускаю нить разговора?» — спросил он.

«Мне кажется, Ринсвинд хочет сказать, что если мы станем усиливать эльфийское влияние, то оно каким-то образом обернется против них» — сказал Думминг.

«Это возможно?»

«Архканцлер, ничего лучше я предложить не могу», — признался Думминг. — «В этом мире сила веры не так велика, как в нашем, но она все же достаточно существенна. К тому же эльфы уже здесь. И никуда не денутся».

«Но, как нам известно, они… в каком-то смысле питаются людьми», — сказал Ринсвинд. — «Мы хотим от них избавиться. Мм… И у меня есть план».

«У тебя есть план?» — глухим голосом произнес Чудакулли. — «А у кого-нибудь еще есть план? Кто-нибудь? Кто-нибудь? Ну хоть кто-то?»

Ответа не последовало.

«Пьеса, которую я видел, была ужасной», — продолжил Ринсвинд. — «Может, с творчеством у этих людей и получше, чем у Обитателей Ракушечных Холмов, но над ними еще работать и работать. Мой план… что ж, я хочу, чтобы мы перенесли этот мир в то русло истории, где живет некто Уильям Шекспир. И нет никаких Артуров Дж. Соловьев».

«А кто такой этот Шекспир?» — спросил Думминг.

«Человек», — ответил Ринсвинд, — «который написал вот это». Ринсвинд выложил на стол потрепанную рукопись и толкнул ее в сторону волшебников. «Прочти с того места, которое я отметил, будь добр».

Думминг поправил очки и откашлялся.

«Что за мастерское создание, эмм, почерк просто ужасный…»

«Позвольте мне», — сказал Чудакулли, забирая рукопись. — «Твой голос для таких случаев не подходит, Тупс». Пристально изучив страницу, он начал: «Что за мастерское создание — человек! Как благороден разумом! Как беспределен в своих способностях, обличьях и движениях! Как точен и чудесен в действии! Как он похож на ангела глубоким постижением! Как он похож на некоего бога! Краса Вселенной! Венец всего живущего!..»

Он замолчал.

«И этот человек живет здесь?» — спросил он.

«В потенциале», — ответил Ринсвинд.

«Он написал это, стоя по колено в навозе, в городе, где головы насаживают на пики?»

Ринсвинд просиял. — «Да! В своем мире он, по-видимому, был драматургом, оказавшим наибольшее влияние за всю историю человечества! Несмотря на то, что многим режиссерам приходилось тактично редактировать его пьесы, потому что он, как и любой человек, иногда бывал не в духе!»

«Говоря «в своем мире», ты имеешь в виду…?»

«Альтернативные реальности», — пробормотал недовольный Думминг. Когда-то в школьной постановке он играл роль Третьего Гоблина, и считал, что его голос неплохо подходит для выступлений перед публикой.

«То есть он должен быть здесь, но сейчас его нет» — строго спросил Чудакулли.

«Думаю, он должен быть здесь, но так не сложилось», — сказал Ринсвинд. — «Послушайте, эти люди, конечно, не Обитатели Ракушечных Холмов, но их искусство явно отстает в развитии. Их театр — настоящий кошмар, у них нет ни одного стоящего художника, они не в состоянии изваять приличную статую — этот мир не таков, каким должен быть».

«И что?» — спросил все еще обиженный Думминг.

Ринсвинд подал знак Библиотекарю, который неторопливо обошел сидящих за столом, раздав им небольшие книги в зеленом тканевом переплете.

«Это еще одна пьеса, которую он напишет… все еще пишет… написал… которая будет написана когда-то в будущем», — объяснил он. — «Думаю, все вы согласитесь с тем, что это может быть важно…»

Волшебники прочитали пьесу. Потом прочитали еще раз. Затем они устроили горячий спор, но это было в порядке вещей.

«В данных обстоятельствах это просто превосходная пьеса», — наконец, прервал молчание Чудакулли. — «И мне кажется, что я где-то ее уже слышал».

«Да», — подтвердил Ринсвинд. — «Я думаю, это происходит из-за того, что он напишет ее после того, как выслушает вас. Мы обязаны за этим проследить. Это человек, который способен сказать публике, сказать публике, что они видят всего-навсего кучку актеров на крошечной сцене, а потом заставить их своими глазами увидеть грандиозную битву».

«Что-то я такого не припомню», — засомневался Преподаватель Современного Руносложения, быстро перелистывая страницы.

«Это из другой пьесы, Рунист», — сказал Чудакулли. — «Постарайся не отставать от других. Итак, Ринсвинд? Предположим, что мы согласны следовать твоему плану. Мы должны проследить за тем, чтобы этот человек появился на свет и написал эту пьесу в этом мире, так? Зачем?»

«Давайте, отложим этот вопрос до второго этапа, сэр? Надеюсь, ответ будет очевиден, но вдруг эльфы нас подслушивают».

Тот факт, что план состоял из двух этапов, сам по себе впечатлил волшебников, однако Чудакулли продолжал настаивать: «Говорю же тебе, Ринсвинд, такой пьесе эльфы будут только рады».

«Да, сэр. Они же глупые. В отличие от вас, сэр».

«У нас есть вычислительная мощь ГЕКСа», — сказал Думминг. — «Думаю, мы сможем гарантировать его существование в этом мире».

«Мм… да», — произнес Ринсвинд. — «Но чтобы он смог появиться, сначала нам нужно изменить этот мир. Вероятно, это потребует некоторых усилий. И нам придется кое-куда отправиться. В прошлое… на тысячи лет назад».

Свет от костра освещал стены пещеры. По одну сторону от него, на большом каменистом выступе, с которого открывался вид на кустарниковые заросли, сидели волшебники. По другую — Пещерные Вонючки.

Пещерные люди смотрели на волшебников с чувством, напоминавшим благоговейный трепет, но только лишь потому, что никогда не видели людей, которые бы столько ели. Мысль о том, что имея при себе огромные запасы пищи можно рассчитывать на гостеприимство в любом месте, принадлежала Чудакулли, хотя, по мнению других волшебников, для него это был просто повод оказать грубую, но полезную услугу и с радостью добыть побольше дичи на охоте.

Теперь от дичи остались в основном объедки. Волшебники жаловались из-за отсутствия лука, соли, перца, чеснока, а в случае Ринсвинда — еще и картошки, зато они не испытывали недостатка в мясе.

Так они провели уже две недели, в пещерах, разбросанных по всему континенту. Постепенно они начали привыкать, хотя отсутствие туалетов оставалось проблемой.

Ринсвинд, однако, вместе с Обгоревшей Палкой сидел в отдалении от костра.

В данном случае было важным не столько знание языков, сколько способность донести что-то до понимания собеседника. Но Обгоревшая Палка учился быстро, а у Ринсвинда уже был многонедельный опыт. Сам диалог состоял из окончаний и ударений, основанных на звуке «гррр» в сочетании с разными жестами, но его смысл состоял в следующем:

«Итак, идею рисования углем ты уже освоил, а теперь позволь мне обратить твое внимание вот на эти красители. Это Бееелый — тут все просто, это Крааасный — он похож на кровь, а это Жееелтый — вроде, эмм, яичного желтка. Куд-кудах-тах-тах? И еще я нашел четвертый цвет — это бледная коричневая охра, которую мы пока что будем называть цветом «детской неожиданности»»

«Пока все ясно, Остроконечная Шляпа», — выражением этой мысли стал прилежный кивок.

«Вот тебе большой совет. Немногие об этом знают», — сказал Ринсвинд. — «Мы берем животных, так, которых ты уже пробовал рисовать — молодец, — но теперь нужно сделать то, что мы называем «раскраской». Здесь тебе придется потрудиться. Тебе пригодится разжеванная веточка. А теперь смотри, как я, тщательно подбирая оттенки, добиваюсь того, что — как бы это сказать?»

«Ого, похоже на настоящего буйвола! Жуть какая!»

«Дальше будет лучше. Могу я взять уголь? Спасибо. А это что?»

Ринсвинд аккуратно нарисовал еще одну фигуру.

«Мужчина с большим [123]?» — спросил Обгоревшая Палка.

«Что? О. Извини, не так нарисовал… Я имел в виду вот это…»

«Мужчина с копьем! Эй, он бросает копье в буйвола!»

Ринсвинд улыбнулся. За последнюю пару недель у него было несколько неудачных попыток, но Обгоревшая Палка обладал подходящим складом ума. Он был впечатляюще простым, а среди людей по-настоящему простой ум — большая редкость.

«Я как увидел тебя, так сразу понял, что в тебе есть что-то разумное», — соврал Ринсвинд. — «Возможно, все дело в том, что твои надбровные дуги показались из-за угла на две секунда раньше, чем ты сам». Обгоревшая палка широко улыбнулся. Ринсвинд продолжал: «Теперь тебе нужно задать себе один вопрос: насколько эта картинка на самом деле реальна? И где находилась картинка до того, как я ее нарисовал? Что случится теперь, когда она нарисована на стене?»

Волшебники наблюдали, сидя вокруг костра.

«Зачем он тыкает в картинку?» — спросил Декан.

«Думаю, он начинает понимать мощь символов», — сказал Чудакулли. — «Эй, если больше никто не хочет ребрышек, то я их доем».

«Соуса для барбекю нет», — простонал Преподаватель Современного Руносложения. — «Сколько лет осталось до сельскохозяйственной революции?»

«Вероятно, сотни тысяч лет, сэр», — ответил Думминг. — «А может, намного больше». Тяжело вздохнув, Преподаватель Современного Руносложения обхватил голову руками.

Ринсвинд подошел к ним и сел рядом. Другие люди из клана Обгоревшей Палки до отвала наелись дармовой едой и теперь внимательно за ним наблюдали.

«Кажется, все идет хорошо», — сказал он. — «Он наверняка усвоил связь между реальностью и картинками в его голове. Картошки так и нет?»

«Может, через много тысяч лет и будет», — проворчал Преподаватель Современного Руносложения.

«Черт. Ну, мясо же есть. Неужели природе так сложно это понять? Овощи ведь не такие сложные, как мясо!». Он вздохнул, а затем удивленно посмотрел на Обгоревшую Палку.

Какое-то время тот неподвижно рассматривал рисунок, а затем подошел к другой каменной стене и взял копье. Он искоса взглянул на изображение буйвола, которое на фоне мерцающего пламени и правда казалось живым, а потом запустил в него копьем и спрятался за камнем.

«Джентльмены, мы нашли своего гения и теперь движемся в правильном направлении», — объявил Ринсвинд. — «Думминг, может ли ГЕКС завтра на рассвете переместить несколько буйволов к входу в пещеру?»

«Да, думаю, проблем быть не должно».

«Отлично». Ринсвинд огляделся. А еще здесь довольно много высоких деревьев. Что очень кстати.

Наступил рассвет, и на дереве было полно волшебников.

На земле толпились буйволы. ГЕКС переместил целое стадо, которое теперь оказалось запертым в своеобразном загоне между скалами и деревьями.

А на каменистом выступе, прямо перед недоумевающими и испуганными существами, Обгоревшая Палка вместе с остальными охотниками недоверчиво смотрели на эту картину.

Но это длилось какое-то мгновение. Все-таки у них были копья. Им удалось завалить двух буйволов, прежде чем остальные разбежались. А люди после этого случая стали оказывать Обгоревшей Палке какое-никакое уважение.

«Ладно, кажется, я понял, чего ты добиваешься», — сказал Чудакулли после того, как волшебники очень осторожно спустились вниз.

«А я вот — нет», — признался Декан. — «Ты учишь их основам магии. Но она же здесь не действует!»

«А вот они думают, что действует», — сказал Ринсвинд.

«Но ведь только благодаря нам! Что они будут делать завтра, когда он нарисует еще одну картинку, а буйволы не появятся?»

«Они посчитают это экспериментальной ошибкой», — ответил Ринсвинд. — «Потому что это логично, так ведь? Ты рисуешь волшебную картинку, и она оживает! Это настолько логично, что так просто их в этом уже не разубедить! К тому же…»

«Что?» — спросил Думминг.

«А, я подумал, что если Обгоревшая Палка — по-настоящему здравомыслящий человек, то он будет следить за миграциями местных животных и выбирать для рисования картинок подходящий момент».

Прошло еще несколько недель. Теперь людей, похожих на Обгоревшую Палку, стало больше.

Появились даже Красные Руки.

«… итак», — сказал Ринсвинд, который сидел у реки и разминал глину, — «из глины легко можно сделать не только змей».

«Змей делать просто», — сказал Красные Руки, по самые подмышки измазанный в глине.

«А в округе водится много змей, да?» — спросил Ринсвинд. Место было похоже на змеиный рай.

«Много».

«Никогда не задумывался, почему? Ты играешь с глиной, лепишь из нее змей, а потом змеи появляются на самом деле?»

«Это я создаю змей?» — удивился Красные Руки. — «Как же так? Я занимался этим только из-за приятных тактильных ощущений».

Красные Руки посмотрел на свои руки так, будто перед ними были два орудия убийства. Похоже, он оказался не таким смышленым, как Обгоревшая Палка.

«А ты не задумывался о том, чтобы вылепить что-нибудь другое?» — спросил Ринсвинд. — «Что-нибудь более съедобное?»

«Рыбы съедобные», — согласился Красные Руки.

«Так почему бы не вылепить из глины рыбу?» — с искренней улыбкой спросил Ринсвинд.

На следующее утро выпал дождь из форели.

После обеда счастливый Красные Руки, которого клан, живущий в зарослях камыша, благодарил, как своего спасителя, вылепил из глины модель большой полной женщины.

Волшебники принялись обсуждать возможные этические последствия дождя из полных женщин, который ГЕКС мог бы устроить над обширной территорией. Обсуждение длилось довольно долго и неоднократно прерывалось, чтобы волшебники могли разобраться в своих мыслях, но, в конечном счете, предложение Декана было отклонено. Общее мнение было таково: если мы дадим мужчине полную женщину, ее хватит только на один день, но если мы поможем ему стать важным, научив секрету охоты на буйволов или ловли рыбы, то он сможет заполучить столько полных женщин, сколько сам захочет.

Следующим утром они отправились на тысячу лет в будущее. Украшена была едва ли не каждая пещера на всем континенте, а кругом было множество полных женщин.

Они отправились дальше…

На лесной поляне мужчина вырезал из дерева статую бога. Возможно статуя вышла неудачной, а может быть, просто бог был слишком уродливым.

Волшебники наблюдали.

И тут в сопровождении двух эльфов появилась эльфийская Королева. Ее спутники были мужчинами или, по крайней мере, приняли вид мужчин. Королева была в ярости.

«Что вы здесь делаете, волшебники?» — рявкнула она.

Чудакулли ответил ей раздражающе дружелюбным кивком. «О, у нас тут просто… как мы это называем, Думминг?»

«Социологический эксперимент, Архканцлер», — подсказал Думминг.

«Но вы учили их живописи! И скульптуре!»

«А еще музыке», — радостно добавил Чудакулли. — «Как оказалось, Преподаватель Современного Руносложения неплохо играет на лютне».

«Боюсь, что до профессионального уровня мне далеко», — покраснев, заметил Преподаватель Современного Руносложения.

«А ее чертовски просто сделать, эту лютню», — продолжил Чудакулли. — «Всего-то нужно взять панцирь черепахи и несколько сухожилий — и инструмент готов. Я сам как раз вспоминал, как нужно обращаться со свистулькой, на которой играл в детстве, хотя игра Декана на расческе с бумажкой, боюсь, оставляет желать лучшего».

«И зачем вы все это делаете?» — строго спросила Королева.

«Вы злитесь? Мы думали, что вам это понравится?» — удивился Чудакулли. — «Мы думали, что вы хотите именно таких людей. Ну, знаете — с богатым воображением».

«Он создал музыку?» — спросила Королева, злобно взглянув на Преподавателя Современного Руносложения, который смущенно помахал ей рукой.

«О нет, уверяю вас», — ответил он. — «Эм, они сами поняли, ну, знаете, как в общих чертах использовать ударные, витые раковины и так далее, но звучало это как-то скучновато. Мы им просто немного помогли».

«Дали им несколько советов», — весело добавил Чудакулли.

Королева прищурилась. «Значит, вы что-то замышляете!» — сказала она.

«А что вас не устраивает?» — спросил Чудакулли. — «Посмотрите вон на того парнишку. Он рисует бога в своем воображении. Пусть в нем полно дырок и древоточцев, но в целом смотрится он неплохо. Это же действительно сложная умственная деятельность. Мы подумали, что если вам хочется людей с богатым воображением, то мы поможем им в этом преуспеть. Для вас они заселят этот мир драконами, богами и чудовищами. Вы сами этого хотели».

Королева наградила его еще одним взглядом, и на этот раз он был похож на взгляд человека, который, не обладая чувством юмора, тем не менее подозревает, что его разыгрывают.

«И с чего вы вдруг решили нам помочь?» — спросила она. — «Ты же сам сказал, чтобы я съела твое исподнее».

«Ну, этот мир не настолько важен, чтобы стать причиной раздора между нами», — сказал Чудакулли.

«Одного из ваших не хватает», — заметила Королева. — «Где тот дурачок?»

«Ринсвинд?» — переспросил Архканцлер с таким невинным выражением лица, на которое не повелся бы ни один человек. — «О, он в основном занимается тем же самым. Помогает людям развивать воображение. А вы, насколько я понимаю, именно этого и хотите».