Наука Плоского Мира II: Земной шар

Глава 21. Новый ученый

В этом мире, насколько Думмингу удалось выяснить, существовало нечто под названием «псизика»[109]. Чтобы осознать эту идею, ему потребовалось применить весь свой опыт Доцента по Невидимым Письменам, ведь в отношении здешнего будущего Б-пространство рисовало очень туманную картину.

«Насколько я понимаю», — сообщил он, — «это значит выдумывать истории, которые работают на практике. Добираться до сути вещей и рассуждать о них… пси-зика, понимаете? «Пси» значит «разум», а «зика» — ну, «зика» и есть. В Круглом Мире псизика действует так же, как магия на Диске».

«Значит, это полезная вещь», — сказал Чудакулли. — «Кто-нибудь ей занимается?»

«ГЕКС собирается показать нам что-то вроде примеров из жизни», — ответил Думминг.

«Опять придется во времени путешествовать?» — возмутился Декан.

Белый круг появился на полу,…

… а потом оказался на песке и исчез.

Волшебники огляделись.

«Так, все в порядке», — сказал Думминг. — «Посмотрим… сухой климат, есть признаки сельского хозяйства, засеянные поля, оросительные каналы, голый мужчина крутит ручку, смотрит на нас, а теперь он кричит и убегает…»

Ринсвинд спустился в канал и осмотрел похожее на трубу устройство, которое крутил сбежавший работник.

«Это просто винтовой желоб для подъема воды», — сообщил он. — «Я таких много видел. Крутишь ручку, а желоб зачерпывает воду из канала, она поднимается по резьбе и выливается сверху. Это похоже на цепочку ведер, которые движутся внутри трубы. В этом нет ничего особенного. Просто… здравый смысл».

«Значит, никакой псизики?»

«Никакой, сэр», — согласился Ринсвинд.

«Псизика — это довольно сложное понятие», — сказал Думминг. — «Но мне кажется, что она скорее связана с попыткой улучшить эту штуку».

«Больше похоже на инженерное дело», — заметил Преподаватель Современного Руносложения. — «Ты пробуешь сделать что-нибудь разными способами, а потом выбираешь из них самые лучшие».

«Библиотекарь очень неохотно нашел для нас одну книгу», — сказал Думминг, доставая книгу из кармана.

Она называлась «Элементарная наука для школьников, изд. 1920 г.»

«Название не похоже на «псизику»» — заметил Чудакулли.

«Да и пользы от нее немного», — признался Думминг. — «В ней много записей, похожих на алхимию. Ну знаете, смешиваешь одно с другим и смотришь, что получается».

«И это все что ли?» — удивился Архканцлер, пролистывая книгу. — «Постой, постой. Суть алхимии сводится к самому алхимику. В книгах по алхимии говорится, как алхимик должен поступать, чтобы добиться результата: что надеть, когда надеть и так далее. Все зависит от человека».

«И?» — спросил Преподаватель Современного Руносложения.

«Да ты только посмотри», — сказал Чудакулли. — «Здесь нет никаких заклинаний, ни слова об одежде или о том, в какой фазе должна находиться Луна. Ничего важного. Здесь просто сказано: «Возьмите чистый мерный стакан. Положите в него 20 граммов» — чем бы они ни были — «сульфата меди»…». Тут он остановился.

«Ну и?» — спросил Преподаватель Современного Руносложения.

«Ну, так кто взял стакан? Кто в него что-то там положил? Что здесь вообще происходит?»

«Наверное, автор хотел сказать, что это может сделать кто-угодно?» — предположил Думминг. Он успел просмотреть книгу, и если до этого его недостаток знаний был совершенно естественным, то теперь он чувствовал, что, прочитав десять страниц, не знал в несколько раз больше.

«Кто-угодно?» — воскликнул Чудакулли. — «Наука невероятно важна, но заниматься ей может кто-угодно? И что это вообще такое?»

Он взял книгу так, чтобы все видели, и показал пальцем на одну из иллюстраций. На ней был в профиль изображен глаз, а рядом с ним — какое-то устройство.

«Наверное, это Бог Науки?» — предположил Ринсвинд. — «И он следит за теми, кто ворует разные вещи».

«То есть… наукой занимаются все кому не лень», — сказал Чудакулли. — «большая часть оборудования разворовывается, и за всем этим наблюдается огромный глаз?»

Все как один, волшебники виновато огляделись кругом.

«Здесь только мы», — заметил Думминг.

«Тогда это никакая не наука», — сказал Чудакулли. — «Я не вижу никакого гигантского глаза. Да мы и так уже поняли, что науки здесь нет. Это просто инженерное мастерство. Любой смышленый паренек смог бы построить такую машину. Сразу видно, как она работает».

«И как же?» — спросил Ринсвинд.

«Очень просто», — ответил Чудакулли. — «Винт движется по кругу, и вода поднимается вот сюда».

«ГЕКС?» — позвал Думминг, протягивая руку. Через мгновение в ней появилась большая книга. Книга называлась «Великие научные открытия», была тонкой и хорошо иллюстрированной. От его внимания не ускользнул тот факт, что когда ГЕКС или Библиотекарь хотели что-нибудь объяснить волшебникам, они пользовались книгами для детей.

Думминг просмотрел несколько отрывков. Большие картинки, крупный шрифт.

«А», — сказал он. — «Его изобрел Архимед. Он был философом. А еще был известен тем, что его ванна однажды переполнилась, когда он в нее залез. Здесь сказано, что это натолкнуло его на мысль…»

«О том, чтобы купить ванну побольше?» — перебил его Декан.

«В ванне философам всегда приходят в голову разные идеи», — согласился Чудакулли. — «Ну ладно, если больше нам делать нечего…»

«Джентльмены, прошу вас», — взмолился Думминг. — «ГЕКС, перенеси нас к Архимеду. А, и еще дай мне полотенце…»

«Приятное местечко», — сказал Декан, когда волшебники уселись на пирсе и стали пристально рассматривать темно-красное море. — «Думаю, морской воздух пойдет мне на пользу. Кто-нибудь хочет еще вина?»

День выдался весьма интересным. Но, — спрашивал Думминг, — видели ли они настоящую науку? Позади него лежала груда книг. ГЕКС был занят.

«Наверняка это была наука», — сказал Чудакулли. — «Правитель поставил перед твоим философом задачу. Как выяснить, что корона целиком состоит из золота. Он погрузился в размышления. Вода вылилась из ванны. Он выпрыгнул, мы дали ему полотенце, и тогда он придумал… что он сказал?»

«Что наблюдаемое уменьшение веса тела, частично или полностью погруженного в жидкость, равно весу вытесненной им жидкости», — подсказал Думминг.

«Точно. И он понял, что это правило действует не только на тела, но и на короны. Несколько экспериментов, и вуаля — наука», — продолжил Чудакулли. — «Заниматься наукой значит постигать природу вещей. И внимательно наблюдать. И надеяться, что поблизости окажется кто-нибудь с сухим полотенцем».

«Я… не совсем уверен, что наука только этим и ограничивается», — возразил Думминг. — «Я просмотрел кое-какие книги, и похоже, что даже люди, которые сами занимались наукой, плохо представляли себе, что это такое. Посмотрите на того же Архимеда. Блестящая идея — но достаточно ли ее? Можно ли считать наукой простое решение задач? Наука это или то, что ей предшествует?»

«В твоей книге о «Великих открытиях» он считается наученым», — заметил Чудакулли.

«Ученым», — поправил его Думминг. — «Но насчет этого я тоже не уверен. В смысле, такое часто случается. Людям всегда хотелось верить в то, что их дела освящены историей. Вот предположим, что люди научились летать. Тогда они, скорее всего, рассказывали бы о том, как «первый экспериментальный полет, основанный на мускульной силе человека, был совершен Гадраном-Идиотом, который намочив свои брюки в росе, приклеил лебединые перья к своей рубашке и спрыгнул с часовой башни Псевдополиса», хотя на самом деле он был не первым авиатором…»

«…а последним идиотом?» — уточнил Ринсвинд.

«Да, точно. У волшебников все точно так же, Архканцлер. Нельзя просто взять и объявить себя волшебником. Потому что другие волшебники вас признать».

«То есть одного ученого не бывает, а два — вполне?»

«Похоже, что так, Архканцлер».

Чудакулли закурил трубку. — «Ну что же, было немного интересно наблюдать за тем, как философ принимает ванну, но нельзя ли просто попросить ГЕКСа найти нам настоящего ученого, которого другие ученые признали таковым? Тогда нам останется только выяснить, можем ли мы извлечь пользу из его занятий. Мы же не хотим потратить на это весь день, Тупс».

«Да, сэр. ГЕКС, мы…»

Они оказались в подвале. Волшебникам повезло, что подвал был довольно большим, потому что некоторые из них упали во время приземления. Когда они поднялись и нашли свои шляпы, то увидели…

… кое-что знакомое.

«Господин Тупс?» — обратился к нему Чудакулли.

«Я не понимаю…», — пробормотал Думминг. Перед ними была настоящая алхимическая лаборатория. Она даже выглядела и пахла точно так же. Там были большие тяжелые реторты и тигли, горел огонь…

«Мы знаем, кто такие алхимики, господин Тупс».

«Да, эмм, прошу прощения, сэр, кажется произошла какая-то ошибка…». Думминг поднял руку. «ГЕКС, будь добр, дай мне книгу».

В его руке появился небольшой томик.

«Великий ученые, том 2», — прочитал Думминг. — «Эм… если позволите, Архканцлер, я быстренько взгляну…»

«Не думаю, что в этом есть необходимость», — вмешался Декан, взяв рукопись со стола. — «Джентльмены, вы только послушайте: «Дух земли сей есть огонь, в коем Понтано переваривает фекальные массы свои, и кровь младенческая, в коей ☉ и ☽ омываются, и Лев зеленый нечистый, в коем, по слову Рипли, ключ лежит к соединению растворов ☉ и ☽, и бульон, что Медея на двух змей проливает, и Венера, в чьей медитации, как Филалет говорит, следует отвар приготовить из ☉ вульгарного и ☿ на семи орлах …» и так далее».

Он бросил рукопись на стол.

«Самая настоящая алхимическая чушь», — сказал он. — «И мне не нравится, как она звучит. Что это еще за «фекальные массы»? Кто-нибудь хочет узнать? Вряд ли».

«Эмм… человек, который, по всей видимости, здесь живет, считается величайшим среди ученых…», — пробормотал Думминг, листая брошюру.

«Неужели?», — снисходительно фыркнул Чудакулли. — «ГЕКС, будь добр, перенеси нас к ученому. Нам все равно, где он находится. Не к какому-то дилетанту. Мы хотим видеть того, в ком воплотилась сама суть науки».

Вздохнув, Думминг бросил брошюру.

Волшебники исчезли.

На полу обложкой вверх осталась лежать книга под названием «Великие ученые, том 2. Сэр Исаак Ньютон». Но через долю секунды она исчезла вслед за ними.

В отдалении слышались раскаты грома, над морем нависли черные облака. Волшебники снов оказались на побережье.

«Почему обязательно пляж?» — возмутился Ринсвинд.

«Границы», — сказал Чудакулли. — «Все интересное происходит на границе».

Здесь и правда что-то происходило. На первый взгляд это место выглядело как заброшенная верфь. То тут, то там на песке были разбросаны огромные деревянные конструкции, большей частью обветшавшие. Еще здесь было несколько хижин, и они тоже выглядели безнадежно заброшенными. Повсюду царило запустение.

И угнетающая тишина. Стайка морских птиц, вскрикнув, улетела прочь, оставив после себя лишь звучание волн и шаги волшебников, направившихся в сторону хижин.

В следующий момент новый звук донесся до их слуха. Это были ритмичные щелчки ксс… ксс… ксс, на фоне которых можно было различить поющие голоса; казалось, будто певцы находятся где-то очень далеко и при этом сидят на дне оловянной ванны.

Чудакулли остановился рядом с самой большой хижиной, откуда, по всей видимости, и доносился этот звук.

«Ринсвинд?» — поманил он. — «Думаю, это работа для тебя».

«Да, да, хорошо», — отозвался Ринсвинд и, соблюдая особую осторожность, вошел в хижину.

Внутри было темно, но он смог разглядеть верстаки и разные инструменты, которыми, по-видимому, уже давно никто не пользовался. Похоже, что люди оставили эту хижину в спешке. Здесь даже не было пола; хижину построили прямо на песке.

Источником пения был большой рог, соединенный с неким устройством на верстаке. Ринсвинд не очень хорошо разбирался в технике, но все же обратил внимание на большое колесо, которое выдавалось за край верстака. Колесо медленно вращалось — вероятно, благодаря небольшому грузу, который был соединен с ним леской и теперь медленно опускался вниз, к песку.

«Все нормально?» — раздался снаружи голос Чудакулли.

«Я нашел что-то вроде голосовой мельницы», — ответил Ринсвинд.

«Поразительно», — ответил голос откуда-то из тени. — «Мой хозяин ее точно так же называл».

Голос, назвавший себя Никлиасом Критянином, принадлежал древнему старику. Который был очень рад встретить волшебников.

«Я прихожу сюда время от времени», — объяснил он. — «Слушаю голосовую мельницу и вспоминаю былые времена. Больше сюда никто не ходит. Люди называют это место обителью безумия. И правильно делают».

Волшебники сидели вокруг костра, который был собран из древесины, прибившейся к берегу — из-за соли пламя отливало голубым цветом. Они пытались сесть поближе друг к другу, хотя никогда бы в этом не признались. Они бы не были волшебниками, если бы не могли ощутить странность этого места. Оно производило такое же гнетущее впечатление, как старое поле битвы. Здесь жили призраки.

«Расскажи нам», — обратился к нему Чудакулли.

«Моего хозяина звали Фокейцем Помешанным»[110], - начал Никлиас голосом человека, который вот уже в который раз рассказывает одну и ту же историю. — «Он был учеником великого философа Антигона, который однажды заявил, что лошадь, бегущая рысью, должна все время касаться земли хотя бы одним копытом, а иначе просто упадет».

«Это заявление вызвало множество споров, и мой хозяин, будучи довольно богатым человеком и увлеченным учеником, решил доказать правоту своего учителя. О, будь проклят тот день! Потому что тогда и начались все беды…»

Старый раб указал на бесхозные деревянные конструкции, занимавшие дальнюю часть пляжа.

«Это то, что осталось от нашей испытательной трассы», — сказал он. — «Она была первой из четырех. Я лично помогал своему хозяину ее строить. В то время люди проявляли немалый интерес, и многие приходили сюда, чтобы понаблюдать за нашими испытаниями. Сотни, целые сотни рабов ложились вдоль трассы, и каждый из них внимательно следил за небольшим участком пути через маленькую щель. Но это не сработало. Они не пришли к единому мнению насчет увиденного».

Никлиас вздохнул: «Мой хозяин говорил, что время играет важную роль. Тогда я рассказал ему о рабочих бригадах и о том, как песни помогают следить за временем. Он очень увлекся этой идеей, и, немного поразмыслив, мы построили голосовую мельницу — как раз ее вы и слышали. Не бойтесь. В ней нет никакой магии. Ведь звук заставляет окружающие предметы трястись, верно? Внутри этого пергаментного рога, который я обработал шеллачной смолой — для большей жесткости, звук в виде узоров записывается на цилиндр, сделанный из теплого воска. Цилиндр приводится во вращение утяжеленным колесом — оно оказалось удачным решением после того, как мы придумали механизм для уменьшения тряски. Затем с помощью мельницы мы записали подходящую песню и каждый день на рассвете мы, прежде чем приступить к работе, пели эту песню вместе с машиной. Прямо на этом пляже сотни рабов одновременно пели, точно соблюдая ритм. Это было просто поразительно».

«Да уж, не сомневаюсь», — заметил Чудакулли.

«Но что бы мы ни делали, ничего не получалось. Когда лошадь бежит рысью, она движется слишком быстро. Хозяин говорил, что нам нужно научиться отсчитывать мельчайшие доли времени, и после долгих размышлений мы построили машину «тик-так». Хотите на нее взглянуть?»

«Машина была похожа на голосовую мельницу, но отличалась намного большим размером колеса. А еще у нее был маятник. И большая стрелка. По мере того, как большое колесо очень медленно поворачивалось, внутри механизма быстро-быстро крутились колеса поменьше, заставляя длинную стрелку двигаться вдоль деревянной стены, окрашенной в белый цвет, по дуге, которая была отмечена крошечными делениями. Устройство стояло на колесах, и чтобы сдвинуть его с места, вероятно, потребовались бы усилия четырех человек.

«Иногда я заглядываю сюда, чтобы ее смазать», сказал Никлиас, похлопывая по колесу. — «В память о старых временах».

Волшебники посмотрели друг на друга — их взгляд выражал мысль, которая, начавшись с дикой догадки, после обдумывания превратилась в нечто совершенно банальное.

«Это же часы», — сказал Декан.

«Прошу прощения?» — удивился Никлиас.

«У нас есть похожие устройства», — объяснил Думминг. — «Они показывают время».

По-видимому, этот ответ поставил Никлиаса в тупик. «Зачем?», — спросил он.

«Он имеет в виду, что по ним мы узнаем, который сейчас час», — пояснил Чудакулли.

«Который… сейчас… час…», — пробормотал раб, как будто пытаясь втиснуть квадратную мысль в круглый мозг.

«Время от начала суток», — добавил Ринсвинд, которому уже приходилось сталкиваться с такими людьми.

«Но это и по Солнцу видно», — возразил раб. — ««Тик-так»-машина ничего не знает о расположении Солнца».

«О, я знаю… скажем, пекарю нужно узнать, сколько времени требуется на выпечку хлеба», — сказал Ринсвинд. — «Ну так вот, если у него есть часы…»

«Что ж это за пекарь, который не знает, сколько времени требуется на выпечку хлеба?» — Никлиаса нервно улыбнулся. — «Нет, господа, это особое приспособление. Обычным людям оно ни к чему».

«Но, но… у вас же есть еще и устройство для записи звука!» — не выдержал Думминг. — «Вы могли бы записывать речи выдающихся мыслителей! Ведь тогда даже после их смерти вы все равно могли бы услышать…»

«Слушать голоса несуществующих людей?» — удивился Никлиас. Его лицо затуманилось. — «Слушать голоса мертвых?»

Наступила тишина.

«Расскажи нам еще о тех интересных опытах, которые вы ставили над бегущей лошадью, чтобы выяснить, может ли она зависнуть в воздухе», — громко и четко попросил Ринсвинд.

Солнце медленно катилось по небу, или, точнее, горизонт медленно поднимался вверх. Волшебники не любили об этом думать. Если слишком задумываться о таких вещах, можно потерять равновесие.

«… и, наконец, у моего хозяина появилась новая идея», — сказал Никлиас.

«Еще одна?» — удивился Декан. — «Надеюсь, она была получше предыдущей, когда он хотел подвесить лошадь на лямках, а потом отпустить и посмотреть, упадет она или нет».

«Декан!» — рявкнул Чудакулли.

«Ну, да», — ответил старый раб, который, по-видимому, не заметил сарказма. — «Лямки нам снова пригодились, но на этот раз мы опустили лошадь в огромную тележку. Дна у тележки не было, и лошадь едва касалась копытами земли. Вы внимательно слушаете? А дальше, как мне кажется, — следует самая продуманная часть плана — по указанию моего хозяина четыре лошади, бегущие рысью, привели тележку в движение».

Он снова сел и одарил их довольным взглядом, как будто ожидая похвалы.

Выражение на лице Декана медленно изменилось.

«Эврика!» — воскликнул он.

«У меня тут есть полотенце…», — начал было Ринсвинд.

«Да нет, вы разве не поняли? Если тележка движется вперед, то земля, что бы лошадь ни делала, движется в обратную сторону. То есть если лошадь хорошо обучена и может бежать рысью даже в упряжке… вы построили тележку так, чтобы лошади, которые ее тянут, уравновешивали друг друга, а лошадь внутри тележки, следовательно, бежала по нетронутому песку».

«Да!» — просиял Никлиас.

«И вы заровняли песок, чтобы на нем были видны следы?»

«Да!»

«Значит, в тот момент, когда лошадь касается земли, а ее копыта по отношению к земле неподвижны, земля на самом деле будет двигаться, и след получится смазанным, то есть если вы аккуратно измерите общую протяженность пути, пройденного лошадью, добавите к ней суммарное удлинение всех отпечатков и увидите, что эта сумма меньше длины всей трассы, тогда…»

«Ваши расчеты будут неверны», — закончил за него Думминг.

«Да!» — с восхищением согласился Никлиас. — «Так и получилось».

«Да нет же, все правильно», — возразил Декан. — «Смотри: когда копыто неподвижно…»

«Оно движется относительно лошади в обратную сторону с той же скоростью, с которой сама лошадь движется вперед», — объяснил Думминг. — «Мне жаль».

«Нет, послушай», — не унимался Декан. — «Это должно сработать, потому что когда земля неподвижна…».

Ринсвинд тяжело вздохнул. Того и гляди, волшебники начнут выражать свое мнение и перестанут слушать друг друга. Ну вот, началось…

«Ты хочешь сказать, что некоторые части лошади на самом деле движутся в обратную сторону?»

«Возможно, если бы тележка двигалась в противоположную сторону…»

«Слушай, копыта никак не могли двигаться, потому что если бы земля двигалась вперед…»

«Это ничем не отличается от лошади, которая бежит сама по себе! Вот смотри, предположим, что тележка и остальные лошади невидимы…»

«Вы все ошибаетесь, ошибаетесь! Если бы лошадь была… нет, подождите-ка секунду…»

Ринсвинд кивнул самому себе. Волшебники начали переходить в особое состояние фуги, также известное как «Гвалт» — в этом состоянии никто не мог закончить предложение, потому что другие его заглушали. Именно так волшебники и принимали решения. В данном случае они бы, скорее всего, решили, что с точки зрения логики лошадь должна оказаться на одном конце пляжа, в то время как ее ноги — на другом.

«Хозяин сказал, что нам стоит попробовать, и копыта оставили обычные следы», — продолжил Никлиас-Критянин, когда волшебники начали задыхаться, и спор затих сам собой. — «И тогда мы попытались привести в движение саму землю у лошади под ногами…»

«Каким образом?» — удивился Думминг.

«Мы построили длинную плоскую баржу, наполнили ее песком и испытали в лагуне», — объяснил раб. — «Мы подвесили лошадь к подъемному крану. Когда мы стали двигать баржу вперед со скоростью, вдвое большей скорости лошади, хозяин подумал, что у нас что-то может получиться, но лошадь все время пыталась нас нагнать… а потом как-то ночью разразилась страшная буря, и баржа затонула. О да, те несколько месяцев мы работали, не покладая рук. Мы потеряли четырех лошадей, а плотника Нозиоса лягнули в голову». Его улыбка пропала. «А потом… потом…»

«Что же?»

«… случилось нечто ужасное».

Волшебники наклонились вперед.

«…Хозяин придумал четвертый эксперимент. Он вон там. Теперь от него, конечно же, немного осталось. Люди растащили многие деревянные детали и все сукно, из которого была сделана Бесконечная Дорога», — раб вздохнул. — «На постройку ушли многие месяцы, это был настоящий Ад, но, если вкратце, то работала машина вот так. В ней было два огромных вала, которые перематывали рулон плотной белой ткани. Можете мне поверить, господа, даже это потребовало некоторой работы и усилий сорока рабов. В том месте, где следовало подвесить лошадь, мы туго натянули ткань, а под ней разместили неглубокий лоток с молотым древесным углем, чтобы даже при небольшом давлении на ткани оставались следы…»

«Ага», — сказал Декан. — «Кажется, я понял, в чем тут дело…»

Никлиас кивнул. «Хозяин потребовал внести множество изменений, прежде чем был полностью удовлетворен работой устройства… множество шестерней, валиков и кривошипов, работы по перестройке разных необычных механизмов и целая куча ругательств, на которые боги, без сомнения, обратили свое внимание. Но в итоге мы подвесили хорошо выдрессированную лошадь на лямках, и всадник заставил ее бежать рысью, в то время как ткань двигалась в обратном направлении. И да, после этого — в тот печальный день — мы измерили длину ткани, по которой пробежала лошадь, вместе с общей длиной отпечатков копыт и… даже сейчас мне тяжело об этом говорить, отношение между этими длинами составило пять к четырем».

«Значит, один раз из пяти все четыре копыта находились в воздухе!» — воскликнул Декан. — «Поздравляю! Я и сам люблю загадки!»

«Не с чем поздравлять!» — прокричал раб. — «Мой хозяин долго возмущался! Мы повторяли снова и снова! И каждый раз получали тот же результат!»

«Не совсем понимаю, в чем же проблема…» — начал было Чудакулли.

«Он рвал на себе волосы и кричал на нас, и большая часть людей сбежала! А потом он ушел и долго сидел у волн на берегу, пока я не осмелился подойти и заговорить с ним — тогда он посмотрел на меня пустым взглядом и сказал: «Великий Антигон ошибался. Я доказал, что он неправ! И не в глубокомысленной дискуссии, а благодаря грубым механическим уловкам! Какой позор! Он же величайший из философов! Он объяснил нам, что солнце вращается вокруг нашего мира, он рассказал нам о движении планет! И если он ошибался, то в чем тогда истина? Что я натворил? Я растратил богатство своей семьи. В чем теперь моя слава? Какое еще проклятие навлеку я на этот мир? Украду красоту цветка? Объявлю всем и каждому: «Все, что ты считал правдой — неправда»? Буду взвешивать звезды? Или измерять глубину морей? Или попрошу поэта измерить ширину любви и направление удовольствия? До чего я себя довел…», а потом заплакал».

Наступила тишина. Волшебники стояли неподвижно.

Немного успокоившись, Никлиас продолжил: «А потом он велел мне вернуться и взять те немногие деньги, которые у него остались. Утром его уже не было. Одни говорили, что он сбежал в Египет, другие — в Италию. Но лично мне кажется, что он и в самом деле погрузился в морскую пучину. Потому что не знаю, что с ним было и что стало. А вскоре после этого люди разломали большую часть машин».

Он подвинулся и окинул взглядом останки странных устройств, которые на фоне багрового заката казались скелетами. На его лице была заметна какая-то тоска.

«Теперь сюда никто не приходит», — сказал он. — «Практически никто. Это место, где Судьба наносит свой удар, а боги смеются над людьми. Но я помню, как он рыдал. И поэтому прихожу сюда, чтобы рассказать эту историю».