Наследник огня и пепла. Том VI. Сердце бога

Глава 17 Мотивация

И тогда я устроил некрасивую сцену. Хотя, тут уже с какой стороны посмотреть. Я ведь даже не убил никого. Правда, нескольким засветил в морду кулаком. Бил я не по-местному, от уха, а короткими, боксерскими ударами. С моей скоростью это производило неизгладимое впечатление на окружающих. Быстро поняв, что недоумение в ответ на моё требование покинуть лагерь посторонним, высказанное вслух, приводит к потере мной терпения, а у высказавших зубов и сознания, гости из вражеской армии поторопились покинуть наш веселый вечер.

Таких набралось неожиданно много, человек тридцать. Впрочем, возможно, с ними ушли их родственники — они явно видели, что силы не на моей стороне. Потому что было много лошадей с пожитками.

И ведь, что забавно — вокруг лагеря стояли часовые. Я, как кипятком ошпаренный, кинулся проверять посты. Мне навстречу с грубых скаток поднялись грязные, но боевитые на вид мужики. С дрянным оружием, но держат его небрежно так, со сноровкой. И, вроде, даже, трезвые. Все явно из пехоты. На мой вопрос, почему пропускают в лагерь всех подряд, один мужичок в памятном мне плетеном шлеме недоуменно ответил:

— Так этож сеньоры… сеньор, — и развел руками.

— А шлем у тебя такой откуда? — не удержал я в себе свое любопытство.

— Так это, Четвертак подарил, — он радостно оскаблился. И тут же испуганно добавил. — Сеньор… Э… Сеньор командир!

Меня интересовала больше история создания шлема. Но вместо выяснения этого, пришлось включать строго завуча:

— Теперь он сеньор Леонхарт. Для меня, по крайней мере. Когда ты говоришь мне о нем, называй его так. Я ведь его так называю. Понятно?

— Понятно сеньор! — никогда не видел на лице у человека столь явного непонимания. Как будто я ему про квантовую физику втираю. Но ответил не задумываясь. Хорошо его выдрессировали.

— Молодец! Я тебя запомню! Кто знает, может скоро и тебя будут называть сеньором! Ты уже придумал себе рыцарское имя? — я некоторое время подождал, бедняга передо мной от растерянности даже забыл, что надо господам во всем поддакивать. Я не удержался и постучал его по соломенному шлему. — А надо бы. Плох тот сольдат, кто не мечтает стать рыцарем. К тому же, в Караэне болото осушают, земля хорошая, но надо будет людей охранять. Мне бы пригодились верные, храбрые и внимательные рыцари.

— Си… Ми… Су… — пошел в разнос бедняга. Один из его товарищей, стоявших неподалеку, выронил из руки свое единственное оружие, толстую палку с железным набалдашником на одном конце.

— Я сеньор Магн, — сжалился я над ним. — А ты невнимательный. Не пускай больше чужих в лагерь.

Я похлопал его по плечу и пошел дальше. Его товарищи стояли с раскрытыми ртами. Даже я бы сказал «с отвисшей челюстью». Я у зубного рот не всегда так широко открывал. Я пошел обратно в лагерь, не став проверять остальные посты. Все равно бесполезно.

Это как в двадцатых годах гаишник не мог генерала остановить. Сословием не вышел. И что мне делать с этим проходным двором? Рыцарей в охранение выставлять? Не по статусу им. Ладно, подумаю об этом позже.

— Сольдат, это от «сольдо»? Очень остроумно, сеньор Магн, — профессионально оценил мое словоплетсво Сперат.

Вернувшись в лагерь и убедившись, что выгнал всех лишних, я продолжил исполнение своего простого плана. Закончив посвящение в рыцари таэнцев, я лично обошел лагерь и собрал своих людей, построил их, и повел в бой. Честно говоря, я очень устал, хотел спать, и вообще настроение было как раз такое, чтобы лечь на кровать, завернуться в шкуру, и не выходить никуда из палат месяца четыре. Единственное, что меня заставляло идти на риск, а не всё бросить и бежать, это чувство долга перед женой и сыном. Я должен был хотя бы попытаться дать бой. А то моих потомков будут в мою трусость ещё сто лет мордой тыкать. Да, репутация тут важнее жизни. И я этим сомнительным утверждением, незаметно для себя, проникся. В первый день моего появления в этом мире выбор между рискнуть и жизнью или бегством, для меня и выбором то не являлся. А вот сейчас, посмотрите на меня, веду сомнительный сброд в откровенно авантюрную атаку на превосходящие силы противника. При этом реальность диктует свои правила, поэтому я даже не смог выдоить из откровенно плохой ситуации все возможности, делая её практически безнадежной. Например, если по уму, надо было напасть на лагерь Старого Волка под утро, когда сон крепче всего. Сейчас там многие ещё не спали — я слышал смех и крики. По моим ощущениям, было немного за полночь. Но ждать я не мог — мне все время казалось, что людей в моем лагере прямо на глазах становится меньше.

По хорошему, имело бы смысл не переться через поле, а обойти поле вдоль леса и напасть на лагерь врага с неожиданной стороны. Вот только даже по полю люди шли гурьбой, растягиваясь как жувачка. Постоянно кто-то норовил отстать. А в темном лесу, реально темно и легко потеряться. Тут же нет уличного освещения. Да хотя бы свет в окошке случайной избенки, и тот за пару километров виден. Это моем мире. тут темень кромешная. Ныкаются все.

Короче, заблудиться ночью очень легко. А передумать идти в бой, приотстать, встав за кустом, и посмотреть, чем дело кончится — ещё легче. Я бы довел человек двадцать, если бы решил строить из себя тактика. А так, позади большой костер, который я велел разжечь из остатков построек гостевого дома, впереди костры вражеского лагеря — прекрасные ориентиры.

Я велел идти в бой пешими. Показал пример, оставив Волока с конями в лагере, демонстративно. Палатку не стал убирать, хотя Сперат предлагал собрать вещи, на случай если все пойдет не так. И уже через двести метров обнаружил, что кто-то умный велел своему пажу тихонько вести лошадей метрах в двухстах позади. Лошади все равно всхрапывали и стучали подковами по земле. Вот этот тыгыдык-тыгыдык, знакомый мне по фильмам — он не просто так. Эта скотина четырехногая реально с такой силой бьет в землю ногами, что удар издалека слышно. Когда лошадей медленно ведут ещё сносно, плюс пыль немного гасила звук. И все равно, слышно. Вызвериться и смотаться прогнать умников с лошадями я не успел — быстро стало не до того. Взвинченные, уставшие люди быстро устали брести в молчании. Начали громко переговариваться, смяться, греметь доспехами.

Все это осложнялось тем, что человек не лошадь. Мы выносливее на длинных дистанциях, но явно медленнее. От моей палатки до палатки Старого Волка было, по моим прикидкам, чуть больше, чем километра полтора. Минут пятнадцать ходьбы не сильно торопливым шагом, если бы это было в городе. И ты в кроссовках. Если ты топаешь в железе, которое тянет килограмм на пятнадцать-двадцать, да еще с оружием в руках, да еще по земле а не по асфальту — это уже становится серьезным расстоянием. Даже я пожалел, что не снял латные поножи с ног. Да и молот перестал казаться таким уж легким. Я по прежнему был вооружен им, ничего лучше Сперат не нашел. И это меня серьезно разозлило. Даже мои караэнцы перевооружились для пешего боя, достав из поклажи маленькие, кулачные щиты, взяв в руки палицы, булавы и молоты. У Ланса обнаружился здоровенный двуручный меч, который он, явно красуясь, таскал закинув на плечо.

Меня этот арсенал постоянно удивлял, хотя пора бы уже привыкнуть. Это в моем мире ты узкий специалист с тем оружием, что тебе выдали. А тут любой профессионал своего дела должен быть готов к самым разным случаям, имея в виду полное отсутствие возможности дозаказать или докупить необходимое. А вдруг пеший турнир, например? Или на стену по лестнице лезть? С копьем неудобно будет. Поэтому каждый рыцарь таскал с собой богатый набор инструментов для членовредительства в широком спектре возможных ситуаций. Почти как сантехник, только сумка с инструментом самоходная, в виде оруженосца.

В общем, я сильно не рассчитал расстояние. Идти пришлось медленно. И долго. И все равно люди подустали. А потом я совершил очередную ошибку. Не доходя метров ста до лагеря таэнцев, я остановил своих людей. Вернее, они остановились сами, стихийно. Я не стал гнать их дальше. Решил дать им немного времени отдохнуть и подождать отставших. Сам пошел вдоль строя, вполголоса подбадривая своих.

Списочный состав моих всадников содержал имена шестидесяти трех человек. Это был не поименный список всех, я нанимал всадников копьями. Караэнцам давал поблажки — за их именами обычно стояло два-три человека. Таэнцы приводили с собой в среднем пять-шесть человек. Всего у меня должно было быть не меньше трёх сотен всадников. Хорошо, вычитаем пажей и плохо вооруженных слуг — все же я рассчитывал человек на двести латников из которых с полсотни прямо хорошо одоспешены. Из лагеря в поле я выгнал не меньше двух сотен. Но и не больше двухсотпятидесяти. К этому я был внутренне готов. Сейчас же я видел перед собой от силы человек шестьдесят, из них тех, кого можно назвать латниками без преувеличения — человек двадцать. Все остальные где-то по дороге рассосались. Суки. Я с удивлением обнаружил среди оставшихся Динадада. Меня это совсем не порадовало.

На флангах моего ударного отряда из рыцарей шли пехотинцы. Я без затей назначил на левый фланг Леонхарта, на правый Фрозена, велев им разделить людей между собой примерно поровну. Я платил сольдо стапятидесяти пехотинцам. Но сейчас, с встав на подставленную Сператом руку и оглядевшись, я обнаружил, что пехотинцев было не меньше трех сотен. Скорее, даже больше. Я видел, что в тылу идут женщины и даже дети. Но все же, у большинства блестела в руках сталь. Вернее, у большинства темнели в руках дубины и топоры.

Я спрыгнул со Сперата, быстрым шагом прошелся вдоль латников и добрался до правого фланга. Угрюмая пехота стояла плотно и молча. И смотрела на лагерь со странным выражением лиц. Решительно и в то же время…

— Чего ждем, сеньор, — рядом появился Фрозен и горячо зашептал, испуганно заглядывая мне в лицо. — Заметят же сейчас! Не томите, надо идти, стоять нельзя! Ну же, Магн-сеньор, давайте топать дальше!

Я посмотрел ему в лицо и вдруг понял, почему весь обоз в едином порыве высыпал в ночную вылазку. Их гнала, как кнутом, алчность. В темноте, как им казалось, будет просто бездна возможностей стянуть что-то дорогое у рыцаря и скрыться. Не важно что — даже складная табуретка может хорошо поравить дела семьи, у которой нет ничего. Дорогая и авторская ведь вещь. Выменять на мешок брюквы и месяц голова не будет о еде болеть. А если умыкнуть казан, одежду, или доспехи — это как в лотерею выиграть. За кольчугу можно арендовать на год кусок земли с домом, и еще на посевные останется. Хотя, может и на дольше. Смотря какая кольчуга.

Я еще раз посмотрел на испуганную до одури толпу, которую резиновым жгутом тянуло к палаткам впереди, слегка подсвеченным походными кострами. Они противились этому, но силы были не равны. Я уже видел, как группки пехотинцев двинулись вперед, не дожидаясь моей команды.

— Сеньор Магн, — прогудел над ухом Сперат.

— Да! Что? — вскинулся я.

— Я… Что-то кажется мне… — замямлил Сперат. Но быстро подобрал слова. — Я могу песню спеть. Воодушевляющую. Правильно будет, если я прямо вот тут и спою. Только вам лучше отойти подальше. Шагов на пятьдесят достаточно будет.

Я кивнул, хлопнул Сперата по плечу, чуть не выбив из его рук футляр с лютней, который он с ловкостью фокусника уже выудил из жадносумки. Сказал:

— Встретимся в центре, у палатки Старого Волка! — и поспешил обратно.

По закону вселенской подлости, именно в этот момент нас осветило серебристым светом ночного светила. Оказывается, до этого момента небо было затянуто тучами. И вот сейчас они рассеялись. Очень быстро, сначала проблески в рваных дырах ночных облаков, а потом все больше и больше, наконец, полностью залив нашу армию светом. Нет, светло не стало. Это как если бы я подсветил себя, подняв высоко над собой блокировочный экран смартфона в посередине очень темного стадиона. В паре шагов уже толком ничего не разглядеть. А вот меня самого издалека видно. Из тьмы проступили очертания ближайшей рощи, вокруг освещенных костерками вражеских палаток стали видны и другие, до того скрытые темнотой. И, конечно, темные силуэты моей армии с блеском холодной стали, прямо на голом поле, было трудно не разглядеть. Дозорные у врагов были. Я услышал тревожные крики и пронзительный, как скрежет ножом по стеклу, вой сигнальных рогов. Я припустил бегом, уже не скрываясь, крича во весь голос:

— Вперед! Вперед! Кто первым доберется до Старого Волка, получит от меня лично сотню дукатов! Пять сотен!

Я даже молотом размахивал. Вряд ли люди в темноте это видели. Латники не торопились бросаться в бой. Их лиц за закрытыми забралами я не видел. Они смотрели не на меня, а на вражеский лагерь. Все же, там многие успели уснуть, я видел как мечутся фигурки в исподнем рядом с кострами. Видимо, собирают оставленную на ночь сушиться у огня обувь.

— Одни Итвисы кругом, — пожаловался я Лансу, который нагнал меня неторопливым шагом.

— Итвисы хотя бы баб могут убить, они не настолько трусливы! — громко согласился со мной Ланс. Прямо крикнул. Молчаливая масса латников оставила это вопиющее оскорбление без внимания. Я развернулся и пошел к вражескому лагерю. Неподалеку брел Ланс, держа свой двуручный меч. Впереди застучали арбалеты. Палили в темноту за нашими спинами. Ланс захлопнул забрало. Я последовал его примеру. Будет очень глупо помереть от случайного болта, попавшего в лоб.

— Сеньор Магн, — сказал он холодно шагов через сорок. Я не слышал других шагов и лязга доспехов. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что за нами никто не пошел. Ланс молодец, конечно. Крайне дипломатично выразился. Не призвал остановиться, нет. Прямо обтекаемый, как презерватив на члене.

Я набрал в грудь воздуха, чтобы ему ответить. Пахло костром, пылью, персиковыми деревьями от рощи, немного скошенной травой и опасностью. Я хотел его успокоить, что всегда можно сдаться в плен и нас выкупят. Но меня, наконец, отпустила давящая тревога, а на её место пришла пузырящаяся, веселая, злость. Хотя даже наоборот. Злая, толкающая на лихость, радость от предстоящей схватки. Возможно, именно из-за этого, я сказал.

— Какая прекрасная ночь… Чтобы умереть.

Ланс споткнулся, и издал звук, как будто воздухом подавился. Впрочем, быстро пришел себя, издал ехидный смешок и нагнал меня.

Только я взял себя в руки, остановился и уже хотел сказать Лансу, что пошутил, как вдруг раздался громкий крик. Нет, даже отчаянный рев, сотканный из криков сотен глоток. Я растерянно повернулся, нацеливая прорези забрала на правый фланг. Растерянно, потому что звук шел не оттуда. А должен был. Я повернулся налево. Левый фланг, на котором стоял Леонхарт, пришел в движение. И хорошо пришел — плотная масса пехотинцев катилась вперед настоящей лавиной. На самом деле они шли быстрым шагом, просто так казалось после каменной неподвижности моих латников. Хорошо шли, с умом. Не бегом, экономя силы, но максимально быстро. Похоже, до этого пехотинцы левого фланга некоторое время шли тихо, потому что они вдруг оказались совсем рядом с вражеским лагерем — и некоторые тени, особенно далеко вырвавшиеся вперед, замелькали среди крайних палаток и лошадиных привязей, пока основная масса с размаху налетела на вскочивших с подстилок вражеских дозорных. Впрочем, те просто бросили оружие и задрали руки над головой, сдаваясь в более привычной мне манере. Опытные парни, быстро сориентировались. Толпа поглотила десяток сторожей и ворвалась в лагерь, мгновенно растерзав пяток палаток. Как муравьи разорвав и растащив в разные стороны ткань.

Тут раздался утробный рык с другого фланга. Я уже некоторое время слышал отдаленное пение Сперата, но не был точно уверен — вокруг вдруг стало слишком шумно. Но теперь я видел, как и правый фланг бежит на врага. И в этой толпе нет и тени осторожности. Разница видна, если есть с чем сравнивать. Люди Фрозена бежали к палаткам, как шотландцы в фильме Храброе Сердце, как будто им надо успеть первыми из всех разорвать грудью ленточку и им за это денег дадут. Пока я смотрел на это впечатляющее зрелище, я услышал отдаленный лязг доспехов и приглушенные шлемами крики латников по центру. И этот шум приближался.

— Идут, — сказал Ланс, обернувшись. И ехидно добавил. — Вот же гоблины мерзкие, такую ночь испортили! Да, сеньор Итвис?