Истинная для Альфы (СИ)

Глава 39

Через три дня врачи разрешили мне выписаться из больницы, обязав три раза в неделю являться к ним на перевязку, а также сдавать анализы на гормоны, дабы следить за восстановлением моей регенерации.

От подобных новостей я была готова прыгать чуть ли не до потолка от радости. Наконец, можно сходить в нормальный душ… нет, лучше сразу ванну. Но вспомнив, что в общежитии в водичке не поплескаешься, немного взгрустнулось. Что ж, это можно будет сделать и дома, тем более мама начала хлопотать за меня в деканате и быстро выбила мне месячный больничный и разрешение на дистанционное обучение во время него.

После новостей об аресте Пристли и его незаконной деятельности связанной с кражей и продажей омег, вся столица стояла на ушах. Перед белым домом устраивали митинги бастующие против власти, на окраинах то и дело слыли новости об очередных нападениях оборотней на человеческие бордели, а также вести о неуспевших попасть к работорговцам омегах. Их места заточения, словно гнойные нарывы, вскрывали очередные облавы полицейских, а также добровольные группы волонтеров, вызвавшиеся спасать несчастных.

Город словно сошёл с ума.

За ту неделю, что я пробыла в больнице, президент выступал по всем телеканалам страны по меньше мере раза три, высказывая слова поддержки пострадавшим семьям, а также призывая граждан не поддаваться на провокации бастующих и не устраивать самосуды против виновных. Но разве его слова как-либо могли успокоить и привести в чувство безутешных родителей, чьи дети до сих пор не были найдены? Ведь кому-то повезло гораздо меньше, чем мне или, например, Катарине и Аманде. Потому что нас успели вовремя спасти, а их дочерей… нет…

Из окон больницы я часто видела фургоны репортеров от известных телеканалов и новостных газет города. Однако охрана и машины полицейских чательно следили за тем, чтобы никто из них не попал внутрь. Не трудно было догадаться, что они ищут любой повод попасть в больницу, куда, как я узнала, привозили других пострадавших омег. Оказывается, помимо нашей троицы, в том борделе содержали ещё около десяти омег. И это не считая других точек, раскиданных по всему городу, куда свозили украденных не только из столицы, но и из пригорода, и близлежащих крупных городов омег.

Ситуация приобретала более, чем ужасающие обороты.

Пропажа омег была все это время очень чательно скрыта государством. Но внезапно объявившийся в городе маньяк дал доступ и возможность ловить жертв в гораздо больших масштабах, о чем, собственно, и во всю голосили по всем новостям. И, несмотря на то, что государство очень хорошо так старалось перекрыть кислород и доступ к секретной информации всем СМИ, людям уже все равно открыли глаза на происходящее. Пытаться замять данный вопрос мирно не получалось.

Так, ещё через какое-то время была созвана дипломатическая группа переговорщиков со странами востока. А ещё через какое-то время, мы узнали, что миссия была провальна: иностранные государства отказывались возвращать омег, так как по их словам, все они легально находились на их территории и давно имели гражданство и вид на жительство.

Вообщем, пока что вопрос решался сложно.

Ну, а пока я лишь собирала свои немногочисленные вещи, скопившиеся за время моего пребывания в больнице. Не без сожаления выкинула завявший букет цветов, что стоял в вазе на прикроватной тумбе.

Нетрудно догадаться, кто именно подарил мне его. Точнее поставил сюда, пока я спала.

Все эти дни Мартин приходил ко мне в палату, точно к себе домой. Часто сидел в кресле около окна и сканировал меня взглядом. И молчал, потому что молчала я.

Мне пока что нечего было ему сказать.

Я сомневалась во всем, что было в моей жизни. Не было ничего, что могло заставить меня зацепиться и не переживать. В столице, впрочем как в стране в целом, творится полная неразбериха, а в моей душе и подавно.

Возможно, я неправа. Возможно, я совершаю огромную и непоправимую ошибку, когда осознанно отказываю своему истинному. И вижу по глазам: делаю ему больно своим наигранным равнодушием.

Но ещё больнее делаю самой себе.

Я же знала, что выкорчевать этого оборотня из собственного сердца задача непростая. Фактически невозможная. И с каждой минутой без его объятий, острых шуточек и ледяных голубых глаз мне становилось еще хуже, но…

Я упрямо стояла на своём. Мне просто страшно дать нам ещё один шанс, а потом разочароваться. Потому что после всего произошедшего я этого просто не переживу. И с тихим вздохом сожаления, изредка кривя лицо от неприятных ощущений в перебинтованном плече, я физически и морально готовилась ехать домой.

Отца срочно вызвали на работу ещё несколько дней назад, поэтому возвращаться в родной город нам предстояло с мамой вдвоём. Заранее купив билеты на поезд, она ждала меня на улице. Заказала такси. Но, увы, пока что не на вокзал. А в квартиру к Солмнхеллу. Нужно было забрать мои вещи от него. И, честно говоря, этого я не на шутку боялась.

Как он на это отреагирует?

Еще было ранее утро, а парень приходил в мою палату ближе к полудню, поэтому ещё был не в курсе, что меня сегодня выписывают, впрочем как и о моих планах о возвращении домой.

Пока длится месяц моего больничного в столице меня больше ничего не держит. Все задания я смогу сдавать преподавателям онлайн и не переживать о накопленных долгах. Конечно, в таком формате обучения я многое упущу в пройденом материале, впрочем в вузе мне пообещали, что на сессии меня «валить» не будут. А многие предметы даже закроют «автоматом». Вообщем, на одну проблему меньше. Хоть что-то.

К новостройке, где находилась квартира Мартина, я подъезжала с тяжелым сердцем. Никак не могла собраться с мыслями и чувствовала, как подрагивают мои ладони от волнения.

— Подождёшь меня в машине? — попросила я маму, стоило водителю такси заехать на огороженную территорию и подъехать к дому

— Тебе точно не нужна будет моя помощь? Одна справишься? — внимательно вгляделась в мои глаза она.

Я утвердительно кивнула.

— Конечно, — невольно усмехнулась я, — Там не так уж и много моих вещей…

— Ну, хорошо. Надеюсь, ты уверена в своём решении, — тихо вздохнула мама.

Ах, если бы, мамочка… Ах, если бы…

С каждым этажом выше поднимаясь на лифте, я чувствовала, как мандраж накрывает меня с головой. И даже мой излюбленный пейзаж города перед глазами ни разу не успокаивал. Честно говоря, буду скучать по этому места несмотря ни на что. И по Мартину тоже…

Черт! Так переживая по приезде сюда, я даже забыла позвонить ему и сказать о том, что приеду. Нет, конечно, у меня все ещё были ключи от его квартиры и пропуск на территорию. Но все же я хотела отдать их ему лично в руки. Да и сбегать, словно воровка, хоть и со своими вещами, без всякого предупреждения, я тоже не горела желанием. Он не заслужил подобного отношения к себе.

Надеюсь, что он дома, а не где-нибудь ещё…

Тяжело вздохнув, я постучалась в знакомую дверь, содрогаясь всем телом от волнения.

Что ж меня так трясет-то?

Минуту мне никто не открывает. Пробую ещё раз и снова ничего. Что ж, придется все же доставать ключи…

Внезапно слышу, как резко звучит скрежет в замочной скважине, и передо мной все-таки открывается дверь.

Мартин стоит на пороге. Растрёпанный, сонный и без футболки. Мгновенно краснею, стоит мне узреть его подтянутый торс, который никогда не оставлял меня равнодушной…

Черт…

Стоит парню сфокусировать на мне недовольный, даже какой-то мрачный взгляд, обещающий все кары небесные тому, кто его потревожил, как в его глазах появляется какой-то неуверенный проблеск радости. И брови слегка взлетают наверх.

Кажется, оборотень совсем не ожидал меня здесь увидеть.

— Привет, — неловко выдавила из себя, переминаясь с ноги на ногу.

— Вета… — протянул застопорившийся Альфа, во все глаза рассматривая меня и растягивая губы в глуповатой и все же очень красивой улыбке, — Черт! Ты почему не сказала, что тебя сегодня выписывают? Я бы тебя забрал.

— Да зачем? — пожала плечами, — Я всего на минутку. Вещи забрать и все…

И воздух в этот момент, словно сгущается между нами, тяжелеет, как при грозе.

Глаза парня мгновенно теряют какую-либо человечность, словно ледяной коркой покрываются. И внезапный треск от сломавшейся дверной ручки заставляет меня дернуться на месте — Мартин настолько сильно сжал ее в этот момент, отчего вены забугрились на его запястье, и побелели костяшки.

Черт, кажется, я сказала это слишком прямо. И несвоевременно. И… чувствую себя сукой последней.

— Какие ещё вещи? — голос оборотня звучит тихо и хрипло, но от этого мне становится ещё больше не по себе.

Но раз уж я решилась на подобный опрометчивый шаг, значит должна идти до конца.

— Я уезжаю сегодня к себе в родной город.

— То есть как уезжаешь? — сглотнул Мартин, а от его тяжелого взгляда мне физически становится тяжело дышать, — А как же учеба?..

— На время больничного мне разрешили заниматься дистанционно. Так что мы с родителями решили, что мне будет лучше побыть… дома, — скомканно закончила я.

— Хорошо. Допустим, а потом что?

— Как что? — я передернула плечами, — Потом зимняя сессия. Нужно будет сдавать экзамены. Я вернусь на это время в столицу…

— А ко мне? — испытывающе смотрит на меня оборотень.

— Что?..

— А ко мне ты возвращаться собираешься?

Я тяжело вздыхаю.

— Мартин… я…

— Так да или нет? — не даёт мне съехать с темы парень.

Молчу. Не знаю, что ему ответить. Не знаю даже для самой себя.

Но в этот момент мне так хочется прижаться к нему всем телом. Почувствовать его до боли родной запах, почувствовать его дыхание в своих волосах, его руки на себе.

Мне плохо… на самом деле плохо без него. И страшно… что, я не понимаю почему он так держится за меня? Разве не я из нас двоих самая на голову влюблённая? А он?..

Зачем ему я?

Какой смысл в наших отношениях? Только из-за пресловутой истинности? Или же это нечто большее?

— Мартин, можно я просто заберу свои вещи и все? — говорю не то, что вертится на языке.

Да я трусиха! И всегда ею была. В отличии от него…

— Ты уходишь от ответа, — не скрывается от него очевидное.

— Да, — подтверждаю, — Потому что я не знаю, что тебе сказать.

— Скажи, как есть, — да что ему надо?

Со мной и так все всегда было понятно.

А он? Что, блин, у него в голове творится? Почему его так трогает мой отъезд?

Почему?

— Да? — не выдерживаю подобного прессинга, — А может сначала ты скажешь зачем я тебе? Нет? — замечаю его мрачный и одновременно какой-то решительный взгляд, — Ну, конечно же! Тебе как всегда нечего мне сказать! Все, Мартин, пожалуйста, дай мне просто забрать свои вещи и я уеду. Время, знаешь ли, не резиновое…

— Стой, — ловит он мою больную руку, аккуратно переплетая наши пальцы, — Вета, погоди…

— Ну что? — вылетает раздражённое, — Нам нечего друг другу сказать. И так будет всегда! Зачем нам друг за друга держаться? Ну, не получается у нас, Мартин, разве ты не видишь?

— Нет, не вижу, — он притягивает меня к себя и я почему-то с готовностью ныряю в его объятия, — Все у нас получится. Просто верь мне, пожалуйста. Мы обязательно научимся разговаривать друг с другом. Потому что ты моя, волчонок. А я твой…

— Мой ли? — грустно усмехаюсь, утыкаясь в его голую и вкуснопахнущую грудь. Его руки на мне напрягаются.

— Твой. С потрохами твой. Делай, что хочешь, но не уходи — все равно не отпущу…

— Мартин, мы это уже обсуждали…

— Да-да, ты не собственность и все такое, но это ничего не меняет, Вета. Я сделаю все, чтобы мы были вместе. Все, что скажешь.

— Все-все? — с сомнением спрашиваю я, поднимая на него глаза, в которых, наверное, заблестели слёзы в этот напряжённый для нас обоих момент.

— Абсолютно, — выдыхает Мартин и уверенно смотрит в мои глаза.

— Хорошо, — я сглатываю, в нерешительности закусывая губу, — Тогда скажи мне одну вещь, только честно, — вижу, как он кивает головой, — И не смейся, пожалуйста. Ты… ты… меня любишь?.. Только честно…

Внезапно вижу, как его губы растягиваются в насмешливой ухмылке, и он фыркает:

— Вета, ты глупенькая что ли? Неужели это не очевидно?

— Нет, не очевидно! Ну так что, любишь или нет?

Почти не дышу, дожидаясь ответа.

— Люблю! Пиздец как люблю! — его губы расплываются в облегчённой и почему-то очень счастливой улыбке, — Я же ни о чем больше думать не могу, когда тебя рядом нет. Все время в голове: где ты, как ты, что с тобой. У меня даже подушка тобой пахнет и меня кроет, как нарика долбанного. Я же ее даже стирать не закидываю, без тебя и твоего запаха спать не могу. Привык уже, что ты рядом где-то тепленькая лежишь — всегда могу рукой дотянуться…

Невольно всхлипываю, прижимаясь к нему сильнее и все слушаю:

— Я все фотки твои, как озабоченный пересмотрел. И с крыш, и портреты твои, и даже с водной вышки этой — все время руки теперь чешутся по заднице тебе надавать, чтобы не лазала больше никуда, глупая. Мне же вообще, кроме тебя, никто не нужен, волчонок…

— И мне… — ну вот, теперь в голос рыдаю, — тоже никто не нужен. Я тебя тоже очень-очень люблю, тихушник, блин, недоделанный!

Мартин беззвучно рассмеялся, целуя меня в макушку, пока я обмывала его грудь горючими слезами то ли счастья, то ли облегчения — сама пока не понимала.

— Ну, вот. Сама призналась. Думаешь, теперь уедешь от меня куда-нибудь?

— Сам теперь от меня не отделаешься! — бью его легонько по плечу и сама же шиплю от боли в раненной конечности

Мартин тут же недовольно цокает, осторожно поглаживая мою больную руку:

— Ну-ну, не буянь, волчонок. Успеешь ещё…

Вдруг раздаётся мелодичная трель моего телефона. Достаю смартфон из кармана:

— Мама звонит. Кажется, она меня потеряла…

— Ответь и скажи, что остаёшься, — решает за меня Мартин.

— Эй! — наигранно-возмущённо отвечаю ему, — Я ещё ничего не решила!

— Ну, позли меня ещё, — пожурил Альфа, улыбаясь так светло и искренне, что мои губы сами в ответ расплываются в такой же улыбке.

Может, я и дура набитая. Может, совсем ещё жизни неученная, раз после признаний в любви почти простила оборотню все его грехи, но… Почему-то о своём решении в данный момент ни капельки не жалею. И в его объятиях сейчас чувствую себя самой счастливой на свете.