Истинная для Альфы (СИ)

Глава 34

Что со мной делали дальше, я уже не понимала. В голове будто разом выключили любые мысли, оставив лишь неясный туман и муть. Тело тяжелым, непослушным весом тянуло меня к земле, отчего, я так понимаю, меня буквально тащили под руки. Куда? Без понятия. В один момент на все стало абсолютно плевать.

Вот меня, кажется, посадили на какой-то стул в огромном, безликом помещении. Вокруг куча странной аппаратуры, провода и люди, мельтешащие по всем углам, отчего глядя на них, меня стало мутить. Адски плохо.

Свет софитов вызвал резь в глазах, но что-то или кто-то постоянно твердил держать их открытыми. Вечно лезли с пушистой кистью и пудрой, от которой мне хотелось чихать. Чужие руки без капли нежности поправляли то положение моих рук, то ног. Наклон головы и тела. Пытались сфотографировать стоя, на мои ватные ноги практически сразу надломились, и все оставшуюся съемку я, кажется, «позировала» на диване. Меня уже никто не трогал.

Хм, наверное, на этих фотографиях я выгляжу, как овощ, ну или точно как не самая вменяемая личность, но, кажется, людей это не волновало. Захотелось усмехнуться, но губы дрогнули и не послушались… и, кажется, у меня пошла слюна…

Потом меня опять куда-то несли на руках. Я не сопротивлялась, да и смысла в этом не видела. И вот меня закрыли в какой-то комнате без окон, но с ещё одной дверью. Убранство помещения я уже не рассматривала, лишь краем сознания понимала происходящее вокруг.

Сижу на полу, поджав ноги к груди. Сил дойти до дивана нет. Уткнулась носом в колени, закрыв глаза и пережидая очередной рой «звёздочек» перед глазами. Кажется, меня скоро действительно стошнит…

Внезапно послышалась непонятный шорох за дверью. Шум воды, будто кто-то… включил смыв унитаза? И следом с тихим щелчком открылась дверь:

— О, ещё одну привели. Ты как давно тут сидишь? — сквозь вату в ушах услышала я женский голос.

Подняв глаза, я увидела перед собой девушку. Омегу. Очень красивую. С раскосыми, карими глазами, смуглой кожей и прямыми, чёрными волосами. Наверное, я рассматривала ее с любопытством и интересом, а вот она меня… стоило мне только поднять на неё взгляд, как она окаменела.

— Емае, и тебя, что ли, возбудителями обкололи?

— Ч…чего? — язык словно распух и совсем меня не слушался.

Взгляд ее стал более скептическим, и она нахмурилась. А я так сфокусировала своё не очень ясное зрение на дугах ее темных бровей, что не сразу заметила то, как перед моим носом она стала щёлкать пальцами и, кажется, даже что-то говорила…

— Эй, алё? Ты как вообще? В порядке? — омега вгляделась в мои глаза внимательным взглядом, — Зрачки расширены, это плохо. Ну-ка, дай-ка руку!

Не успела я даже сформулировать в своем заторможенном сознании вопрос зачем ей пригодилась моя упомянутая конечность, как девушка без спроса схватила меня за кисть и надавила пальцами у основания, пережимая просвечивающие вены. Сидит так с минуту, что-то просчитывая, а потом выдаёт:

— А вот пульс в норме. Значит эта дрянь в твоей крови ещё не до конца всосалась. Тебе же укол делали, ничего из их рук не пила? — вопросила омега, а потом перевела взгляд на мою шею, на которой наверняка остался след от толстой иглы шприца, — А, ну точно! Ну, ладно. Спешу обрадовать: у тебя есть ещё часов двенадцать до полной концентрации той хуйни, что тебе вкололи. А может и меньше, точно не знаю.

— Ты… в-врач? — опухшим языком прошепелявила я. Буквы с трудом собирались в слова в моем больном мозгу, но что-то я да поняла. Например, то, что мне наступит скорый трындец.

— Ну, типа. Будущий, — пожала плечами девушка, а потом грустно усмехнулась, — Точнее, возможно будущий. Хрен знает, выберусь ли я отсюда. Ты — точно нет.

— А где мы?.. — ее убежденность в моем скором трындеце я даже комментировать не стала.

— А ты ещё не догадалась? В борделе, где же еще.

Омега с тихим вздохом уселась рядом, также, как и я, на пол. Поправила похожее на мое блядское платье на бёдрах и перекинула через плечо идеально уложенные, прямые пряди.

Черт. Как же я сразу не поняла? Она такая же, как и я, пленница… А ведь есть еще и та юная непробужденная омега, которую привели в комнату следом за мной.

Понимание стало медленно, но верно проникать в мой ныне тупой мозг.

— А п-почему ты… здесь? — через силу вытолкнула слова сквозь зубы. Что-то меня стало знобить.

— Ууу! Ну, у нас с тобой цель пребывания здесь всего одна, — типо пошутила омега, усмехаясь, — Продаться. И как можно дороже. Правда, раз тебя и, кстати, и других до тебя накачали какой-то наркотой, значит ты поедешь на аукцион. Тебя же фоткали? Значит, точно аукцион.

Чего? Какой ещё аукцион?

— А ты?..

— А я?.. А я, кажется, не подхожу под вкусы здешних покупателей, — жёсткая ухмылка разрезала ее лицо, — Даже не знаю радоваться мне или нет, — сарказма в ее словах хоть отбавляй, — Сначала радовалась, когда меня не выбирали, и из этой комнаты забирали кого-то другого. Наивно надеялась, что если я никого не заинтересую, то возможно меня отпустят. Тупая, блин… Прошло уже три дня, как я здесь сижу и, кажется, что лучше бы меня уже продали…

— П-почему? — я заторможенно заморгала, не понимая. Как вообще в нашем современном обществе можно захотеть, чтобы тебя продали?

— Потому что, есть у меня такое подозрение, что если меня не купит ни один из Альф, то мне размажут башку… Или заставят давать человечкам во все дыры в этом гадюшнике, — девушка скривилась, видимо, представляя озвученное в голове.

А я… Зависла.

— А п-почему… именно Альфам?

— Что? — нахмурилась омега и повернула голову в мою сторону. Кажется, моя речь с каждой минутой становилась все менее разборчивой, — А… Почему нас продают именно Альфам? А ты что, думала, что люди будут платить за секс и извращения с омегами? Нахуй им это надо, когда есть вполне себе доступные человечки наподобие им на любой вкус и цвет? Тем более, проституция у оборотней запрещена, а вот в человеческом законодательстве она давно легальна. Зачем человеческим мужчинкам переплачивать бабосы за нас, когда у них и так все в шоколаде? Такое себе удовольствие, знаешь ли. То ли дело Альфы… Особенно те, у которых нет возможности получить желаемое.

Как это? Меня передернуло от внезапной волны теперь уже жара, окатившего все мое тело, и я тряхнула головой, чтобы избавиться от наваждения.

— А ч-что за аукцион? — спросила о насущном, стоило внезапному приливу сойти на нет.

— О! — протянула девушка, — Честно говоря, без понятия, это я так, сама пришла к выводу, что вас отправляют на аукцион. По крайней мере, похоже на это. Кстати, ты целка? — прилетел вопрос в лоб.

Я непонимающе захлопала густо накрашенными ресницами, из-за которых у меня уже заболели глаза. К чему этот вопрос?

— Д-да…

— Наверное, ещё и приезжая студентка из какого-нибудь мухосранска, — продолжила она, — Только-только переступившая совершеннолетие. Без денег и попечения родителей…

К чему она ведёт?

— Я вот, к примеру, уже не девственница. А ещё темноволосая, — стала говорить загадками она, а потом зачем-то подхватила тонкую прядь моих волос, выбившуюся из общей массы, — Знаешь, я тут уже третьи сутки сижу, а до тебя здесь побывало омег двадцать, сечёшь? — честно говоря, нет. Мой мозг окончательно умер.

— Так вот, за эти три дня помимо того, чтобы трястись от страха и обсираться от перспективы ближайшего будущего, я стала понимать, зачем и куда именно попала по нелепой случайности. В бордель, да, но точно не для того, чтобы сосать за копейки простым работягам. Знаешь, какую я провела аналитику?

Я внимательно слушала.

— Чаще и быстрее всего, из этой комнаты стали куда-то уводить светловолосых или таких, как ты, рыженьких омег. Причём очень юных и стопроцентных целок, которые и члены то, наверное, даже в порно не видели, потому что мама запрещала смотреть подобную грязь. Понимаешь к чему я веду?

Честно говоря, не очень, но продолжала внимать ее словам, несмотря на то, что мое сознание иногда давало сбой и уплывало в небытие. Правда, в следующее мгновение я почти приходила в себя.

Подобное «провалы» мне совсем не нравились, но сделать с ними хоть что-то я не могла.

— Я веду к тому, что покупают не омег на опыте, вроде меня. А вот таких неискушённых целочек, вроде тебя. Понимаешь? Значит там, куда их отправляют, таких омег в недостатке. Точнее, их вообще нет. И вообще, мне кажется, что их отправляют зарубеж. Ибо в том состоянии, в которое вас вводят, тебя можно положить в чёрный ящик и в багаж, а вы даже не рыпнетесь. Жесть, да?

Да, действительно, жесть. Точнее, полная ж…

Какова вероятность, что меня действительно увезут заграницу и продадут какому-нибудь Альфе? Кажется, что все это бред полный, но, черт возьми, мое похищение и плен и так перешли все границы моего понимания, чтобы позволить себе поверить в возможность того, что меня хотят продать в сексуальное рабство!

— Смотрю на твоё лицо и понимаю, что ты уже заценила все прелести нашего с тобой незавидного положения. Точнее, твоего положения. Уверена, меня и в это раз отсюда не заберут, — усмехнулась девушка.

М-да…

Внезапно внешняя дверь открылась и на входе я увидела рыдающую навзрыд знакомую, непробужденную омегу при полном параде. А сзади неё стоял все тот же амбал, который грубо впихнул девушку внутрь, и, прежде чем захлопнуть дверь под замок, выдал:

— Принимайте в свои ряды!

— Бля! — простонала черноволосая омега, сидящая рядом со мной, — Они что, и детей теперь продавать собираются?! Мерзкие уебки!

Непробужденная омега все не успокаивалась, закрывая своё зареванное лицо копной белокурых кудрей. М-да, стилистки-проститутки расстарались на славу: девочка выглядела, точно ангел, сошедший с небес. И даже откровенное платье нисколько не портило ее невинный образ.

Только вот с каждым часом ее непрекращающееся нытьё действовало мне на нервы. По голове будто обухом ударили — настолько мне было плохо. Мое тело бросало то в жар, то в холод. Конечности заходились в бешеной трясучке, а из горла вырывалось мое хриплое, прерывистое дыхание. И с каждым часом мое состояние только ухудшалось.

Нас не выпускали. Новых омег не приводили. Да и в принципе ситуация никак не менялась. Правда, один раз нам принесли что-то вроде перекуса: графин с водой и льдом и нарезанные фрукты. Ничего более съестного. Но даже от вида фруктов меня мутило, хотя в моей желудке уже больше суток не было ни крошки.

— На, держи, — вдруг черноволосая омега приподнесла мне графин и пару выловленных из него кусочков льда, — Другим омегам до тебя хорошо помогал лёд.

Поблагодарить я ее не смогла, лишь схватила графин, залпом выпивая ледяную воду из него, почти вполовину опустошив емкость. А потом приложила льдинки к пылающей жаром шее и лбу. Боль и тошнота не прошли, но переносить их стало значительно легче. И я облегченно выдохнула, обмякнув от бессилия.

— Что с ней? — все это время рыдающая девица, наконец, оторвалась от своего раздражающего меня занятия и, лишь тихо всхлипывая, спросила у другой омеги.

— Приступ, — хмыкнула она, — Ее обкололи возбудителями и вот итог.

— Меня ничем не кололи…

— Конечно, не кололи! Ты ещё не пробудилась, а эта дрянь действует только на омег в предверии течки. От неё несёт эструсом за версту, хотя… ты же ещё этого не чувствуешь.

Черт, и вправду! Мой запах стал более интенсивным и тяжелым, буквально пропитывая все пространство вокруг. И с каждым часом ситуация все ухудшалась. Впрочем, как и мое состояние.

Черноволосая все больше кривилась и прикрывала нос ладонью, а вот непробужденная сидела себе, как ни в чем не бывало. Изменений в моей запаха она не чувствовала, и лишь изредка странно косилась на меня.

Уверена, видок у меня ещё тот. Оттого она так и смотрит. Но сделать с этим я ничего не могу, страдая от дряни в моей крови с каждым мгновением все сильнее.

Боже, когда же все это кончится?