Вдали маячило пятно бирюзовых волос, с длинных локонов стекали струи ядовитого дождя, не причиняя девице никакого вреда. Волосы слиплись и обвисли, превратившись в грязные сосульки, но не повылезали с головы, как это случилось с Асгредом. «Грязь не запачкает еще большую грязь, она может ее только приумножить». Если девушке и было больно, она этого никак не показывала.
Паяц-дурак бежал впереди, временами перекатываясь через голову и звеня колокольчиками, он боялся отстать и встретиться с Пламенем. Тогда ничего хорошего не жди. Пламя раздулось еще на несколько метров вперед. Теперь Каллахан походил на большую белесую лампу, нырнувшую под крутой навес скал.
— Не отставай, сладенький, — пропела высоким голосом девушка, теряясь в бесконечном разветвлении туннелей. — Мой милый, миилый, мой родноой, забудь о мире, где жил ты в суетее, и дай мне властвовать в твоей душее…
Она стала походить на приведение, присутствие которого можно почувствовать только по эху в каменных коридорах и теням, отбрасываемым на стены. Исчезла… испарилась, будто ее и не было вовсе. Но Проявитель знал — это лишь игра. Игра по лютой ненависти и желанию унизить Пламя. Нет места панике и гневу, в нужное время она снова появится и укажет верный путь. Путь в бездну.
Что приготовил ему Инквизитор? Эта загадка волновала Каллахана с тех самых пор, как оторванная голова Толерана, валяясь на земле, рассматривала его мертвыми стеклянными глазами. Засада? Капкан? Конечно… а что же еще? Проявитель не сомневался в обмане, но не знал, насколько тот будет лукав. Дюжина теней в тесном тоннеле, которые накинутся на него сразу, как только заманят в ловушку? Марбас не настолько наивен, чтобы попытаться одолеть его мелкими силами. Он знает, что Каллахан накопил Пламя для вспышки такой лютой, что сожжет их всех, без разбору. Так что же это будет? Шипастая ловушка в стене, которая проткнет ему сердце? Пламя и тут поспособствует. Каллахан мог остановить время и сделаться воином настолько быстрым, что за мгновение окажется в ином месте, и открутит голову Марбасу еще до того, как шипы дойдут до его груди. Быть может, это будет новый яд? Неизвестно.
Все это время дорогу ему подсвечивало Пламя. Прошло довольно много времени, прежде чем девушка снова возникла перед его глазами. Над ним сомкнулись две каменные глыбы, по обе стороны стекали крутые стены песчаника, а позади мельтешила тьма. Только теперь он заметил, что шлюха совсем босая и двигалась, почти не касаясь пятками земли. Зрение сути явило Проявителю прозрачные щупальца, идущие из плоти на бедрах. Поэтому движения ее были невесомыми и гибкими, будто она бредет по дну океана. Белоснежная кожа слегка повредилась красными кровоподтеками; Крайнон все же причинил ей вред, но ее как будто это не заботило.
— Умеешь летать? — спросила она лукаво и сделала шаг назад — в дыру в скале.
Но не упала, а медленно опустилась вниз на невидимых щупальцах, теряясь полуголым телом в тисках камней. Паяц скатился в дыру кубарем еще несколько мгновений назад, и теперь слышался его неистовый смех, когда он, стремительно падая вниз, ударялся о выступы и скалы.
Эхо отражалось от камней, гуляя по тоннелям. Каллахан подошел к дыре и посмотрел вниз — темно. Он принялся спускаться под унижения и насмешки. «Старый дурак», — кричал ему дурак, слишком морщинистый, чтобы сойти за ребенка. «Смердящая сопля», «Кривой рыцарь на побегушках»!
Пальцы Каллахана скребли по шершавым стенам, ставшим внезапно мокрыми. Опоры находилось не так много, но Пламя показывало ему каждый уступ. Пятьдесят весен — не шутка. Быть может, этот паяц в чем-то и прав. Он не просто стар, но еще и дурак. Как многое он сделал не так, что хотелось бы исправить…
Вниз, вниз и вниз… Тоннель казался почти отвесным, на очередном уступе сапог соскользнул и Каллахан свалился в дрожащую серость. Через пару метров его спина встретилась с холодным камнем. Еще на полпути тьма под ним рассеялась слабым мерцающим светом, больше похожим на лунный, а такого не встретишь в подгорных пещерах. Если только свет не принадлежит кому-то, кто тебя очень ждет.
— Здравствуй, — послышалось спокойное приветствие откуда-то из глубины мерцания, без эха.
Это была небольшая пещера где-то в глубине горы, возможно, у самого ее основания. Лысая гора не такая большая, чтобы в ней поместилось много тоннелей и потайных мест. Каллахан удивился, что под такой незначительной возвышенностью вообще что-то нашлось. Именно нашлось — тоннели были нерукотворны, скорее всего, Инквизитор просто отыскал их. Спрашивать себя почему Инквизитор встречал его именно здесь было тем же самым, что гадать, какие подарки он для него приготовил.
Инквизитор праздно сидел на выступе одной из скал, словно на стуле, в окружении до смешного нелепой свиты: шута у самых ног, полуголой шлюхи с грудями навыкат по правый бок и верзилы в два его роста — за спиной. Хотя, последний был не настолько нелеп — Каллахан признал это почти сразу. Слишком уж он был высок и крепок. Проявитель встал и отряхнулся. Он не ответил на приветствие.
— Здравствуй, — еще раз поздоровался Инквизитор, вынуждая откликнуться.
— Не могу ответить тебе тем же, — сказал Проявитель. — Я пришел убить тебя, а не врачевать словом.
— Каллахан Пламенеющий, — Инквизитор беспечно мотал носком ботинка, положив ногу на ногу. Руки он тоже скрестил, набережно кинув запястья на колени. — Бескомпромиссный, прямой и яростный, как голодный медведь. Такое у тебя было прозвище в твоем мире?
— Нет.
— Пламенеющий, ха-ха, — шут в ногах Марбаса качался из стороны сторону, позвякивая колокольчиками. В бледно-марающем свете его сморщенное лицо, казалось, принадлежит уродливому трупу. — Пыхает туда-сюда, туда-сюда, и в итоге никуда, — шут накренился вбок, приподнял правую половину задницы и громко испустил ветры. — Никого он не убил, не убил, Крайнон небом закусил!
— Дурак — просто дурак, — Марбас встал и отвесил шуту смачный пинок под зад, ведь тот напрягся еще раз чтобы сделать свою вонючее дело. Он отлетел кубарем, громко визжа. — Ему мозги отшибает каждый раз, когда он ударяется башкой о камни. Не умеет спускаться.
— Пусть тогда не спускается, ежели ударяется.
Он был красив и юн, как и все они. Высокий, даже длинный, и стройный — облегающий комбинезон из нановолокна еще больше вытягивал его жилистую фигуру. Широкие плечи, кудрявые смоляные волосы, спадающие чуть ниже уха, темные сливы глаз, смуглая кожа с острым одернутым носом и кожаные ботинки, начищенные до блеска. На Марбасе не было ни пятнышка пыли, светло-голубое одеяние водопадом лилось по коже, поддаваясь каждому его движению без заломов. По всей видимости, ткань имела свойства, отталкивающие любую грязь. Жаль только, что она не смогла исторгнуть то, что спряталось под ней, подумал Каллахан.
— Я не говорил, что он бормочет всякую ерунду. Дураки часто говорят праву. Они будут посмелее, чем умные, — Марбас сделал шаг вперед. Белесое свечение упало на его лицо — снизу-вверх, злобные тени танцевали на его лице и теле. — Он ведь прав. Крайнон жив, твои люди мертвы, но зато сила сила осталась при тебе. Считаешь, равноценный обмен?
— У меня осталось два воина.
— Всего лишь два воина. Считай, что и они мертвы. Вместе с тобой. И сила твоя — пшик. Хоть что-то бы сделал для этого мира.
— Эти два воина стоят целой армии, — Каллахан пропустил мимо ушей выпад Марбаса в сторону себя. Он пытается задеть его, и нельзя реагировать на ехидные уколы. Только меч Каллахана должен быть таким острым — больше никто и ничто.
— У твоих воинов есть один существенный недостаток — они мужчины.
Девица за спиной Марбока хищно рассмеялась, тряхнув волосами цвета морской волны.
— Ты привел меня сюда, чтобы сказать об этом? — Каллахан огляделся, но не разглядел очертаний ловушек, шипов или кольев, ничего, что могло бы причинить ему вред.
Из стен торчали только булыжники и валуны, кое-где валялись стеклянные склянки от сгоревших свеч, чувствовался запах затхлой еды и того, что вырвалось из задницы дурака. Никаких ловушек, никаких «подарков». Только маленький, размером с велосипедное колесо портал, растянувшийся аккурат под ногами Инквизитора. Это оттуда вырывался тот самый бледно-серебряный свет — единственный источник света в темной тесной пещере. Больше здесь никого и не было, кроме Проявителя и четырёх Теней.
Это портал в пекло, подумалось Каллахану, когда он взглянул на небольшой убогий плевок-зеркало, как будто случайно упавший на землю.
— Зачем он тебе? — спросил Каллахан, само собой, не дождавшись ответа. — Ты даже не поставил его как надобно, как полагается — прямо. Когда порталы падают, они плохо пропускают Теней. Кого ты хочешь призвать?
Портал еле-еле шевелил черными нитями-нановолокнами по острым краям, подтверждая слова Проявителя — он плохо держал координаты и вот-вот норовил потерять связь. Мелкая суетливая рябь приходилась по туманной зеркальной поверхности. Электронная панель настройки трещала и шла искрами.
— Двести инквизиторов ты убил, — Марбас снова не ответил на вопрос, что указывало на раздражение, но голос его все равно оставался удивительно спокойным. — Двести. Внушительная цифра для одного человека. Никто кроме тебя. Я бы похлопал от восторга, только всех их призвал я, и мне, скажем так, немного обидно за свои труды.
— А за тех, кто служил тебе верой и правдой?
— Чем-чем? — удивился Марбас, брови его взлетели вверх, а затем он рассмеялся. — Ну что ты, у нас каждый сам за себя. Над моей смертью они бы тоже не горевали. А, может, и горевали. Ведь если они подохнут вытащить их будет некому.
Каллахан сделал шаг вперед, к Марбасу, но вдруг его что-то остановило. Проявитель внезапно почувствовал жажду, а потом горло его стало сухим, словно пустыня и он сделал шаг назад. Глубоко вдохнув, он сосредоточился и начал раздувать Пламя. Сейчас его радиус достигал десяти метров, и сила была очень плотной. Нужно еще пару десятков, чтобы достать до этой твари. Тогда Марбас перестанет быть таким спокойным, а его свита, скорее всего, сгорит.
Шлюха, шут и верзила заволновались, у Марбаса взгляд сверкнул зеленым — хищно и нетерпеливо, преодолев человеческие краски зрения. Так же нетерпеливо он облизал губы острым розовым языком, глядя на стальное лезвие Каллахана, которое он вынул из ножен мгновение назад. Его спокойствие дало трещину, когда он увидел клинок.
— Покажи мне, — не отрывая взгляда, попросил Марбас. — Я хочу видеть, как ты это делаешь.
— Я показал бы, даже если бы ты не попросил, — ответил Каллахан и поджег клинок.
Пламя сначала зашлось в груди, став ярким и светлым, и прожгло черный крест на груди Каллахана ровно посередине, потом перекинулось на плечо, дошло до локтя, запястья, ладони, а затем влилось в рукоять. Простая сталь, без ДНК-счетчика и неспособная трансформироваться, приняла на себя Пламя и вспыхнула, словно ворох сухих листьев. В глазах Инквизитора отразился свет гораздо более яркий, чем мерцал под ним. На коже заплясали яркие блики и тени на его лице растаяли. Свита Марбаса отшатнулась назад, вдали послышался испуганный визг шута. Вокруг тоже посветлело, и камни потеряли темных спутников за спиной.
«Ибо свет не отбрасывает тени», — подумал Марбас и решил это исправить.
— Держи меч крепче, Каллахан, — ни капли не дрогнув, проговорил он ровно, — иначе ты не получишь моего подарка.
Каллахан хотел сделать шаг вперед, но его вновь что-то остановило. Горло стало еще суше и жажда начала крутить его нутро. Пламя в глубоких глазницах на мгновение дрогнуло. Он опустил голову. Под его ногами, прямо у носков кожаных сапог, стоял стакан воды.
— Стакан воды? — с сомнением сказал Каллахан. — Это и есть твой подарок?
— А ты выпей, и узнаешь, — черные полосы поползли по луновидному лицу Марбаса, разнося темную кровь по венам.
Так бывало, когда тьма вступала в свою силу. На этот раз сила не уступала Пламени Каллахана — Проявитель почувствовал ее мощь, когда упал на ладони, выронив меч. Белое Пламя вспыхнуло на холодной стали, разбросав искры в стороны и потухло. Горло Каллахана сжалось и, казалось, пошло сохлыми трещинами. Он захрипел, не в силах сказать ни слова, перед ним стоял высокий стакан прозрачного стекла, доверху наполненный чистой водой.
— Выпей, — приказал Марбас.
Протянуть руку и сделать глоток… это же так просто. Протянуть руку… сразу уйдет эта раздирающая нутро жажда — у него кишки превратились в труху, и кости в пепел. Нужно их смочить.
— Выпей, — повторил Марбок.
Как же хочется пить… Резким движением руки Каллахан смел стакан в сторону, расплескав воду по полу пещеры. Сухая земля впитала каждую каплю, так и оставшись сухой. Несколько капель попали на кожу Каллахана — это была обычная вода.
Задыхаясь от жажды, Проявитель лихорадочно шарил ладонью по земле в поисках рукояти меча, почти вслепую — Пламя его потухло и в пещере стало практически темно.
— Гнешь меня своими уловками? — прохрипел Каллахан, раздирая словами сухое горло в кровь.
— А что ты думал? Бросишь волну и сожжешь меня? Придется замарать свои белые ладошки.
— Никаких волн. Я все сделаю собственными руками, — Каллахан выплюнул кровь. Сухость изранила его горло. Марбас почуял запах ран.
— Чревоугодие, — сказал он, удовлетворенно скрестив руки на груди. — Алчущий Проявитель — самое нелепое, что можно придумать. Вот такой я плохой изобретатель. Легкое испытание, не удивительно, что ты прошел его без особого напряжения. Как можно захотеть того, чего никогда не пробовал? Когда ты в последний раз наедался и напивался вдоволь?
— Никогда, — ответил Каллахан и встал с мечом в руке.
Он не обманул Марбока, с зажжённым клинком соврать было невозможно. Каллахан попал в храм священной дюжины в королевстве Теллостос, когда ему исполнилось пять весен, и с тех пор никогда не ел, и не пил досыта. А до того бегал босиком по холодным трущобам Псового переулка и голодал.
— Врать ты не умеешь, это мы выяснили, — одобрительно кивнул Марбас.
— Сколько у тебя еще испытаний? — Каллахан взглянул на шлюху и верзилу за его спиной, и Марбас проследил за его взглядом. — Еще шесть? Или больше?
— Какой ты жадный, — рассмеялся Марбас, поманив к себе девушку с морскими волосами. Та заколебалась сначала, но все же сделала несколько неуверенных шагов вперед. — Не бойся, моя птичка… — Инквизитор обратился к Проявителю, не отводя глаз от спутницы: — Думаешь, я постарался только для тебя одного?
— Пламя сильнее жажды, жадности и похоти, — произнес Каллахан, крепко сжимая рукоять. По клинку снова поползло пламя. — Нет в нем ничего того, что ты так упорно ищешь.
В его горле больше не было жажды, кровь потекла по жилам, смешавшись с Пламенем.
— В Пламени нет, а в тебе? — Марбас поцеловал девушку, устроив свои пальцы между ее ног. Сделал это он достаточно легко — белья-то у нее не было. Девушка охнула и в блаженстве откинула голову. По мере мягких движений Инквизитора красные язвы от ядовитого дождя на ее белой коже заживали, и когда девушка достигла пика удовольствия, ее кожа полностью очистилась. Однако, платье осталось все таких же мокрым и грязным, как и волосы. — Умница моя… хорошо… вот так намного лучше. — Марбас снова обернулся к Каллахану. — И все-таки жадность — гнусный порок. Грехами нужно уметь делиться, мой старый друг. Селина, иди. Ты тоже, Громада. Вы знаете, что делать.
Девушка выплыла из пещеры первой, растворившись в темноте за спиной Марбаса. Громада, грузно переваливаясь с ноги на ногу последовал за ней, едва не задевая отвесные каменные своды.
— Вот и хорошо, что они ушли. Селина до сих пор думает, что я верну ее, когда какой-нибудь ублюдок отправит ее назад. Наивность ее самое главное достоинство, — сказал Марбас. — А еще умение кончать в любых обстоятельствах. Удивительная сучка.
— Ты не вернешь ее, потому что умрешь, — ответил Каллахан, приближаясь к Инквизитору с горящим мечом наготове.
Давалось ему это трудно. Пламя разрезало силу Инквизитора легко, а вот самому Каллахану идти было тяжко. Каждая нога весила тонну, ладони обжигала собственная же сталь. Теперь Пламя причиняло боль ему не меньше, чем тьма Инквизитора. Что-то было не так.
— Стакан воды глупый подарок, — сказал Каллахан, будто пытаясь отмести собственную тревогу и боль.
— Это не подарок. Я просто хотел убедиться, что ты достаточно правдив, чтобы умереть вместе со мной.
— Ты вещаешь бред, Инквизитор.
— А мои друзья поверили мне сразу. Всегда считал, что заклятые враги лучше знают друг друга, чем заклятые друзья. Ни за что не поверю, что ты шел сюда в надежде отделаться парой царапин. Как думаешь, зачем этот портал здесь?
— Чтобы призвать теней. Это тоже глупо.
— Ошибаешься. Этот портал нужен, чтобы войти, а не выйти. Я заберу тебя с собой.
Быть может, он шутит? Или спятил? Каллахан почти не сомневался в последнем, но лгать Марбас умел еще лучше, чем сходить с ума. Зрение сути глядело вглубь, но не могло разобрать, есть ли истина в словах этой тени — слишком уж густая в ней плескалась тьма.
— Ты точно спятил, — нахмурился Каллахан. — Ты можешь убить меня, если постараешься, но забрать с собой — никогда. Пламя не войдет в Портал. Это невозможно.
— Ненавижу тебя, — прошипел Марбас, впервые сорвав с себя маску спокойствия. Глаза его горели зеленым огнем. — Ненавижу больше всего на свете. Это ненависть взаимна, может даже не отпираться. — Он усмехнулся, зубы его стали острыми, улыбка растянулась, будто он хотел проглотить Каллахана целиком. — Мы просто обязаны остаться вдвоем. Когда еще выдастся такой крепкий союз? Нам будет хорошо в бездне… мне хорошо. Я умею гореть ярко и научу тебя тому же. По ощущениям — нет ничего отвратительней, но меня будет греть мысль, что твоя слабая душонка воет от боли. Я сам постараюсь, чтобы ты кричал громко.
— Пламя неотделимо от моей плоти и не пройдет с твой мир, Тень.
— Если только не отступит от тебя.
Легкий червь сомнения пробрался в нутро Каллахана, заставив на мгновение поверить Марбасу. Не настолько же он безумен, чтобы говорить от таких вещах. Но нельзя поддаваться. Помни, что ложь удается ему лучше всего.
— Ни разу еще Пламя не покидало Проявителя.
— Ты будешь первый, — Марбас протянул к нему руки и раскрыл ладони. — Рано или поздно ты бы загнал меня в угол. И вот, это случилось. Чего уставился? Делай, что хотел.
Каллахан будто очнулся от морока, сделав еще два шага вперед. Еще пару метров, и острие меча коснется его живота и проткнет насквозь. Как же трудно идти… Пламя звенело в его ушах, и звенело, когда текло по жилам. Глаза болели в глазницах, выжигаемые огнем, голова шла кругом. Все равно что камень ударяется о камень, чтобы выбить искру. Каллахан чувствовал себя между этих двух камней, и Пламя ударяло по нему, выбивая искры из глаз. Боль…
— Что, больно? — Марбас все видел и радовался.
— Да. Больно.
— Почему ты не убил Крайнона? — дошло до слуха Калалхана сквозь туман мыслей. — Отвечай!
— Чтобы хватило сил на тебя, — Каллахан не хотел отвечать, но ответил.
— Врешь, — Марбас отбросил его ответ, как мусор. — Думаешь, я вызвал его, чтобы тебя вымотать? Помни о стакане воды. Говори мне правду!
— Нет… дело совсем не в силах.
— А вот это правда. Не соврал… — выдохнул Марбас, опустив плечи.
— Пламя может заполнить даже пустой сосуд, — Каллахан дошел до Марбаса, прикоснувшись горящим острием к его животу. — Если бы я использовал силу, оно бы все равно наполнило меня, если бы… — Каллахан осекся. — Я не был уверен…
— Тебе не хватило веры?
— Нет, я не мог рисковать…
Партал был совсем рядом — под ними. Он заволновался и блеснул, и, казалось, стал расширяться. Волны иного пространства прорывались сквозь хрупкую пелену границы двух миров, назначенные координаты отправных и принимающих локаций горели ярко, красными цифрами и запятыми.
Марбас сделал шаг вперед. Обхватив обеими руками горящий клинок, он вогнал его себе в живот и насадился на меч, словно резаная свинья на кол.
— Твое сердце обезумело от желания достигнуть цели, — булькал он, теряя кровь из окровавленного черным рта. — Ты пожертвовал всем, чтобы убить меня. Случайными прохожими, птицами, скотом, своими людьми… Спроси себя — почему?
Каллахан мотнул головой, стараясь очнуться от морока. Да только это было совершенно бесполезно — это был не морок, а разящая до кровавого мяса правда.
— Потому что я спасаю мир, — ответил Каллахан и сам себе не поверил. Пламя колыхнулось внутри него и садануло по разуму, рассекая боль болью.
— Врёшь. Снова врешь. Говори правду! — Марбас держал меч обеими руками крепко, из его рта уже начал варить черный смог тонкой струйкой. — Почему ты пожертвовал всем, чтобы убить меня?!
— Потому что я лучший, — честно ответил Каллахан.
— Повтори!
— Я — лучший.
— Да… — удовлетворено кивнул Марбас, и его лицо уже не было таким красивым. Сущность вылезла наружу, изуродовав плоть. Теперь она покрылась волдырями. — Ты прошел все испытания и сохранил свою силу. А теперь утащишь меня в бездну. Потому что ты — лучший, — глаза Марбаса сверкнули, он оскалился в сумасшедшей улыбке, запачканной черной кровью. — Вот оно — гордыня. Единственный грех, которому ты поддался. Полностью, до самых костей. Самый тяжкий грех. Чувствуешь? От тебя отступает Пламя.
— Назови свое имя! — прокричал Каллахан, пока у него еще оставалось время.
— Я Марбас, и мое настоящее имя — Марбас, — ответил Инквизитор и Пламя сказало, что он не соврал. Марбас был тем, кому незачем было скрывать свое настоящее имя, потому что у этого зверя не было соперников, кроме Каллахана. — А ты первый Проявитель, от которого отступит Пламя. Да, ты такой — первый во всем. Мы вместе отправимся в пекло.
Они сцепились, как два хищника, но на этот раз они находились по одну сторону от черты. Пламя охватило их обоих, полностью, с ног до головы. Каллахан завалился набок, усиленно проворачивая все еще горящий меч в животе Марбока. Тот подчинился ему безоговорочно, и не сопротивлялся — знал, что это бесполезно.
— Надо же, до самого конца, — это последнее, что сказал Марбас и последнее, что услышал Каллахан перед тем, как они вместе свалились в зияющий зев портала.
Находясь уже в ином мире и глядя наверх, туда, где еще мерцал прежний, Каллахан чувствовал, как опустело его нутро. Пламя осталось наверху, покинув его душу до самой последней капли.