Дар. Золото. Часть 2

Глава 13.

1

- Знахарь у нас есть, как не быть. Знахарка. На отшибе живет. У леса. Только… - Нухай замялся, - не всех привечает. Да и страшна как смерть, уж не к ночи Косая будь помянута.

- Как это? - я даже почти проснулся, услышав что мужичок ответил Машке, - она может отказать больному?

– Может, - уверенно заявил Нухай, – Говорю же, страшна.

Поселение Малые Пятки встретило нас звоном колодезной цепи, мычанием пришедших с выпаса коров, визгом попавшего под хозяйские сапоги поросенка и пьяной песней подгулявших парней, в обнимку идущих с трактирных посиделок. Редкие огни уже загорались в оконцах приземистых домов, притулившихся к устью неширокой реки, впадающей в бухту Срединного моря.

Мы подходили к небольшому домику, стоявшему в лесу, чуть в стороне от села. Трое приятелей Нухая тихо смылись, как только мы свернули с торной дороги к дому знахарки, ему же деваться было некуда, телега оказалась его.

Всю дорогу косившая на нас испуганным глазом пегая лошаденка, обреченно остановилась у кривой калитки и тихонько заржала, давая понять, что дальше она с нами никуда и ни за что не пойдет. На её недовольное ржание выскочила откуда-то забрехавшая дворовая псина, с разбегу подскочила к заборчику, кинулась в азарте, и тут же, втянув носом воздух, отпрыгнула, заскулила, и шустро заползла под крыльцо.

– Вы тока молчите, - предупредил нас Нухай, - я сам говорить буду. Чтобы, значит, не погнала вас.

На собачий брёх загремела щеколда, скрипнула отпираемая изнутри дверь и на крыльцо вышла женщина. Довольно молодая, невысокая, в простом платье, теплой шали на плечах и… с огромным тесаком в руке.

– Кого там болотная принесла?! - громко спросила она, почему-то пытаясь разглядеть собаку, спрятавшуюся под кривыми ступеньками.

- Да я это, Нась, Нухай! - залебезил мужичок. - Тут от к тебе хворого привез. Не посмотришь? А то ить с падунца везу, не кончился бы.

– А ты что там забыл, пень с глазами? Да с каких это пор ты, всякую падаль подвизался подбирать?

Женщина стояла на крыльце, крепко сжимая в руке нож. Боялась чего-то? Или кого-то? Видно не очень жаловали ее селяне, раз защищаться приходится.

- Так ить надо ж по-человечески! -- попытался объяснить Нухай.

– Это ты-то по-человечески? – удивилась женщина, но нож опустила и пошла к калитке.

Подойдя, она быстро нас оглядела, задержалась взглядом на Сане, и приказала:

– В дом несите, – развернулась и спокойно пошла к крыльцу. – И самим нечего на холоде стоять.

Нухай облегченно выдохнул.

– Ну, всё, – засуетился он возле лошади. – Довез я вас, болезного пристроил, пора мне.

Я снял мешок. Серебро у меня в самом низу.

– Вот что, Нухай, – приобняв его, тихо сказал Машка. – Ты нас не бросил, довёз, потому скажу только тебе. Указ секретный вышел. Того, кто говорит, что видит всяких там демонов, драконов и вообще разных непотребных существ, в столицу отправлять. Там дом призрения один есть. Где опыты над душевнобольными проводят. На окнах решетки, чтобы они не убежали. Даже родственников не пускают.

– Так я ж своими глазами!.. – возмутился было мужичек, но Машка на него цикнул.

– Не ори. Мы же оттуда шли. Не видели мы никакого дракона. Может, тебе низкие тучки показались? Со мной тоже такое было. Думал, журавль летит, ан нет, облако. В горах облака низко стелются. Ты дружкам своим тоже передай. Семьи-то у них большие?

Даже в темноте было заметно, как мужик побледнел.

– Держи, – я протянул ему серебрушку. – Поделись с приятелями.

Мужичек зацепил монету, спрятал ее за пазуху и, шустро развернув всхлипнувшую телегу, помчался к селу, с лошадью наперегонки.

2

Дом знахарки был поделен на две половины. Одна жилая, из двух комнат, другая в одну комнату, где хозяйка принимала больных. Пахло травами, пряностями, хвойной смолой и чистотой. Посередине стоял длинный стол, на который знахарка велела положить Саню. Вдоль стены расположился еще один, узенький, скорее похожий на высокую лавку, где разместились разноцветные склянки, мешочки и горшки каких-то снадобий.

Машка, стоило ему войти в эту комнату, расчихался, захлюпал носом, и торопливо вытащив из кармана куртки грязный платок, шумно высморкался. Знахарка только насмешливо повела глазами в его сторону и обратилась ко мне.

– Вон, сзади тебя корзина, – показала она, – туда зверя положи. Там мой старый платок, твоему задохлику тепло будет.

Как она узнала, что у меня за пазухой ханур, не знаю, но спрашивать я не стал. Мне, честно говоря, и разговаривать-то не хотелось.

Не дожидаясь пока я пристрою Пончика, знахарка покопалась среди склянок, выудила из множества одну и вручила ее Алабару.

– Смажешь царапины. А сейчас мыться ступайте. Баня за огородом. Еще теплая. Там все найдете, и щелок и полотенца. Барахло свое тоже там оставьте, потом постираете. Нечего грязь в дом нести.

Несмотря на внезапный насморк, Машка заулыбался.

– А из бани в чём? Вдруг увидит кто?

– Ты уверен, что там есть на что смотреть? – остудила она оборотня, – Всё в бане найдете. Я постелю вам в другой комнате. Думаю, двери не перепутаете. И собаку мне не пугайте. Она и сама не дура, к такому зверинцу не подойдет – но я вас предупредила. Да, зовут меня Насья.

– Зверинцу? – Машка еще продолжал улыбаться, но уже не так уверенно. Хозяйка пропустила вопрос мимо ушей, подошла к столу и принялась развязывать замотанного в одеяло лекаря. В комнату хлынул едкий запах давно немытого тела, мочи и тухлого мяса.

Нас из комнаты выдуло.

3

У каждого ремесла, есть две стороны. Одна чистая, другая грязная. Светлая и темная. Нет такого дела, где имелась бы только одна. Можете не искать. Знаете почему? Потому что мы разные. Кто-то скажет – это чистое, а кто-то скажет – грязное. Но говорить они будут об одном и том же.

Ремесло лекаря – сплошная боль. Страх, кровь, грязь, вонь…

Ремесло лекаря – свет, смех, рождение заново. Высшая благодарность за жизнь. Или за смерть.

Кто видит первое – останется ремесленником до конца своих дней. Если останется.

Кто видит второе – станет мастером, для которого первое всего лишь короткий этап, ступенька, шаг к мастерству. Без первого, второго не будет никогда. Мастер не замечает тьму. Она для него тоже инструмент.

Смывая с себя многодневную грязь чуть теплой водой, я удивлялся той легкости, с которой пустила нас в дом, в сущности, одинокая женщина. Что могла она со своим ножом против троих мужчин? Да, ничего. Даже таких уставших и потрепанных. Она не задала нам ни одного вопроса, сразу приняв на себя ответственность за судьбы всех четверых. Пятерых, если точнее.

– А почему у этой Насьи такое странное лицо? – вдруг спросил Алабар, опрокидывая на себя ведро с водой. Дракон стойко намыливал все ссадины и порезы, позволяя себе лишь иногда тихо шипеть от боли, когда вода попадала в раны.

Мы с Машкой уставились на него.

– Ну… как будто разрисованное всё, – пояснил дракон.

– А-а… – протянул Машка, блаженно растягиваясь на мокрой лавке, – Это кто-то из ее родни с шакарами согрешил. Может мать, может отец. Хотя, наверно, все-таки мать. А что, тебе тоже стра-ашно? Как тому Нухаю?

– Нет, я просто никогда не видел шакаров. Но они ведь живут гораздо южнее?

– Живут, – согласился Машка, – но им никто не мешает посещать, так сказать, с культурными визитами соседние страны.

– С культурными? – удивился Алабар.

Кошак, лежа на лавке, подпер голову рукой.

– Алабар, вот скажи мне честно. Ты кроме своих Серых гор хоть где-нибудь был?

– А надо было?

А действительно, подумал я. Оно ему надо было? Жил себе и жил, никого не трогал, никуда не лез. Тренировался, наверно. Ну, не знает он ничего о нашей жизни. Так и мы тоже, даже о них самих не знаем. Одно только то, что драконы не могут защититься от ментальной магии, делает их уязвимыми. А значит и очень осторожными.

– Маш, а ты когда таким всезнающим сделался? – спросил я, – Родился наверно, таким, да? Всё умеющим, и всё понимающим.

Машка промолчал. Не знаю, обиделся он или нет, но почему-то не хотелось слушать его ехидные нравоучения. Спать хотелось. И… меня кто-то звал.

Тихо, настойчиво. Торопил даже. Ни дракон, ни оборотень ничего не «слышали», что удивило. Если это ментальный зов, то дракон должен был первым «услышать».

Повязав широкое полотенце вокруг бедер, я кое-как обмотал чистой тряпкой ступни, сунул в сапоги ноги – надо будет научиться у кошака нормально портянки наматывать – и, выйдя на воздух, поспешил вдоль забора к дому.

4

Ветер, подувший с гор, разогнал в ночном небе тучи, и звезды, замигавшие над головой, высветили фигурку женщины, сидящую на крыльце.

Заметив меня, она встала и протянула сложенную одежду.

– Это я тебя звала, гном.

Я споткнулся о лежавшую под ногами псину, нагло развалившуюся у крыльца, и машинально взял сверток.

– Будешь исправлять, что натворил. Пойдем.

Моего ошарашенного лица она не видела. Поднялась по крыльцу и уже открывала тяжелую дверь.

– Быстрее.

Я опомнился и, перескакивая через ступеньку, поспешил за ней.

В комнате, где лежал вымытый Саня, еще ощущался тяжелый запах, но уже не сшибал с ног.

– Одевайся, – нетерпеливо приказала Насья, видя, что я пялюсь на тело, лежащее на столе. Как говориться, краше только в гроб кладут.

Путаясь в завязках, я влез в просторные шаровары, в такую же огромную рубаху и кое-как подвязал скрученной пенькой отвисшую ткань.

Пока я возился с веревочками, женщина лучиной зажгла масляную лампу и подвесила ее над столом.

– Твоя работа? Что ты делал, помнишь? – она показала на жуткий шрам, идущий по Саниному животу вдоль ребер и пересекающий их в районе грудины. Сначала я кивнул, потом помотал головой. Ну, как спросила, так и ответил. И что я могу помнить, если тогда сам чуть не сдох?!

– Какой цвет видел, когда лечил?

Пришлось протолкнуть комок, застрявший где-то под языком.

– Зелень… к-х… – еле выдавил я, – мельтешили зеленые нити. Травянистые.

– А какие с детства видишь?

– Зеленые… то есть изумрудные.

– Сколько цветов увидел тогда?

– Все.

Насья уставилась на меня недоверчиво, но тут же спросила:

– Черные видел?

Я пожал плечами, а знахарка пробормотала:

– Ладно. Обойдемся.

Она метнулась к ветхому сундуку, стоявшему в дальнем углу и, покопавшись, достала оттуда крохотный глиняный флакончик.

–Пей! – сунула мне его в руки.

– А это не…

– Пей!!!

На меня еще ни разу не повышала голос женщина. Тем более простолюдинка! Тем более шакарка, пусть и наполовину! Я попытался было возмутиться её непристойным, так сказать, поведением, но… она смотрела на меня так, что я сразу понял: ей чихать на то, что я мужчина, дворянин и человек. Ну, почти человек. Она знахарь!

Я вылил в рот содержимое флакончика. И тут же… поплыл… далеко-о… Как-то вот мне бы привязаться бы к… чему-нибудь… а то уплыву… куда-нибудь… Хорошо-то как!.. приятно…

Замельтешили… вокруг… меня.. разноцветные бабочки… мотыльки… канарейки… воробьи… вороны… Вороны?.. А откуда здесь вороны?..

– Эй! – раздался в ушах гром среди ясного неба. – Смотри на меня. Смотри. Сейчас пройдет. Потерпи.

Потерпеть? Ну-ка, что тут надо потерпеть? Это мы мигом, это мы сейчас…

Эйфория закончилась быстро. Хорошей оплеухой. Вот за что, спрашивается?

– Пришел в себя? Руки давай, – знахарка схватила мои ладони и с размаху пришлепнула к Саниному животу. Вернее к тому, что от него осталось после прилипания к позвоночнику, – что видишь?

Да ничего я не видел!

В следующее мгновение меня ударило разноцветной кувалдой. Точнёхонько по кумполу! Это знахарка так умеет?!!

– Что видишь?

Нет, эта злыдня отстанет от меня или…

Вот теперь я увидел. Лучше бы не видел, честное слово! Саня был буквально замотан в копошащийся клубок разноцветных змей. Толстых, светящихся. Они ныряли в него, ввинчивались, заползали и давили, сжимая его собственные жизненные потоки, которые еле-еле светились и грозили вот-вот потухнуть. Как я это увидел и откуда я это знал? Вопрос не ко мне.

– Змей вижу, – сцепив зубы, ответил я.

– Много?

– Да.

– Плохо. Ладно, попробуй их убрать.

Насья держала мои ладони в своих так крепко, что они побелели. Но я не чувствовал ни боли, ни чужого прикосновения.

Я пошевелил пальцами, и «змеи» отпрянули. Ловить их что ли? Начал ловить. Странно, но как только я схватил одну, она лопнула. Потом вторая, третья… десятая. Они лопались разноцветными кляксами, «пачкали» мои руки и исчезали. Одна за другой. Я потерял им счет. Я потерял счет времени. Я потерялся сам. Всё тянул и тянул из тела, лежавшего на столе, разноцветные ленты, пока не осталось совсем чуть-чуть. Но они убегали. Уползали от моих пальцев, скручивались, растворялись в основных потоках, прятались под энергетическими узлами. А я уже устал. У меня темнело в глазах, я качался из стороны в сторону, боясь, что знахарка отпустит меня, и я упаду.

– Много еще? – услышал ее голос издалека.

– Три, – еле выдохнул.

– Цвет, – кажется, она тоже была на грани.

– Фиолетовый… розовый… черный…

Она вздрогнула. Так сильно, что отпустила меня.

Ну… вот и пол рядышком…