Звери Гора

Глава 4. Я ВОЗНАГРАЖДАЮ ДВУХ ПОСЛАНЦЕВ, КОТОРЫЕ ОКАЗАЛИ МНЕ ДОБРУЮ УСЛУГУ

— Как ты думаешь, рискнет он сыграть начало двух тарнсменов? — спросил кто-то.

— Скорее всего, — ответил другой, — он разыграет гамбит врача.

— Противник может выбрать турианскую защиту.

Настроение у меня было великолепное. После удачной ночи я замечательно позавтракал.

Рабыня была беззащитна и судорожно хороша. Я так и не позволил ей пользоваться руками. Кляп изо рта я тоже не вынул, так что ей пришлось молча переносить обрушившееся на нее наслаждение. Мне было приятно. Не думаю, чтобы она хоть на секунду сомкнула глаза. Когда рассвело, она прижалась к моей ноге и, глядя на меня полными слез покрасневшими глазами, взмолилась, чтобы я ее выкупил.

Утренний воздух был прозрачен и чист. Великолепный день для турнира. Я распорядился, чтобы рабыню хорошенько выпороли и отправили в Порт-Кар. Девчонка обошлась мне в четверть серебряного тарска. По-моему, я совершил удачную покупку.

— На кого ты поставил? — спросил меня кто-то.

— На Скорма из Ара, — ответил я.

— Я тоже.

Я уже не так переживал по поводу того, что не успел догнать того мужчину в павильоне. В конце концов, я ведь не за ним сюда приехал. Если попадется еще раз, выведу за периметр ярмарки и убью.

Я с нетерпением ждал, когда откроются ворота амфитеатра. Место я зарезервировал еще в Порт-Каре. За него пришлось выложить два золотых тарна.

Оказалось, что я сижу рядом с ритуальной платформой. Мимо меня то и дело сновали посвященные. Они исполняли различные церемонии и приносили положенные жертвы. Неподалеку свежевали телку боска. Жгли благовония и звенели в колокольчики. Со всех сторон доносилось пение.

В нескольких шагах от платформы стояли на коленях две уже знакомые мне обнаженные рабыни. Хозяин привязал их за шеи к торчащему из земли шесту. Похоже, девушки провели свою первую ночь с мужчиной. На бедрах запеклась кровь, лицо брюнетки было все в синяках. Краснокожие охотники не церемонятся со своими животными.

По деревянной лестнице я взобрался на платформу. Ранним утром, особенно весной, когда лучи солнца сверкают на покрытых вечным льдом вершинах, горы Сардара особенно прекрасны.

Рядом со мной застыл краснокожий охотник. Мне показалось, что безмолвие и красота далеких вершин подействовали и на него тоже.

Затем он поднял обнаженные руки и произнес на горианском языке:

— Пусть придет стадо!

После этих слов охотник вытащил из мешка вырезанную из голубого камня статуэтку северного табука. Трудно представить, сколько ночей ушло на такой кропотливый труд. Охотник поставил крошечного табука на деревянные доски и снова поднял руки:

— Пусть придет стадо. Я отдаю вам этого табука. Он был мой. Теперь он ваш. А вы верните нам наше стадо.

Завязав мешок, охотник спустился с платформы.

Вокруг толпились и другие люди. Очевидно, каждому было о чем попросить Царствующих Жрецов. Маленькая фигурка табука смотрела в сторону заснеженных гор Сардара.

Охотник развязал своих рабынь, девушки с трудом распрямили затекшие ноги. Из разговора землянок я понял, что брюнетка была весьма богата. Блондинка, судя по всему, относилась к среднему классу, может быть, к верхней его прослойке. Так или иначе, это не играло больше никакой роли. Все социальные различия отпали вместе с выброшенной за ненужностью одеждой. Обнаженные рабыни послушно засеменили за своим новым хозяином.

С ритуальной платформы был хорошо виден амфитеатр. На балконе уже подняли копье с флагом каиссы. Штандарт был раскрашен в желтые и красные квадраты. Сбоку от него развевались знамена Коса и Ара. Флаг Коса находился справа, поскольку Скорму выпало играть желтыми. Его рука нащупала под алым покрывалом фигуру желтого копьеносца, что дало ему возможность сделать первый ход и соответственно выбрать начало.

Мой выигрыш составит сотню золотых тарнов.

Амфитеатр заполнялся. Я поспешно сошел с платформу.

Внутри амфитеатра стоял невероятный шум. Со всех сторон раздавались крики, люди размахивали шапками и орали:

— Скорм! Скорм!

Болельщики затянули гимн Ара.

— Вот он! — воскликнул кто-то.

Я вскочил на скамью и вытянул шею. Скорм из Ара, ослепительный молодой чемпион, гордо шествовал к доске в окружении своей команды.

Скорм вскинул руки и поприветствовал ликующих болельщиков. Затем снял с себя головной убор и швырнул его в толпу. Тут же образовалась свалка.

В этот момент с другой стороны появился Сентий из Коса. Его поклонники издали радостный вопль. Раздался гимн Коса.

Сентий подошел к самому краю каменной сцены, поднял вверх руки и улыбнулся.

Амфитеатр, разумеется, использовался не только для матчей каиссы Здесь же читали свои опусы поэты, выступал хор, разыгрывались различные представления. Как правило, матчи каиссы проходили не в амфитеатре, а на открытых площадках. Рядом с каждой доской ставили огромный демонстрационный щит, на котором ученики играющих вывешивали фигуры, чтобы всем было видно, как проходит партия. Ходы записывались мелом на правой стороне доски. Судейство осуществляла бригада из трех человек, один из которых обязательно должен принадлежать к касте игроков. В случае если никому не удалось захватить город противника, исход партии определит другая судейская бригада. В нее входят пять человек, все из касты игроков, причем трое должны играть на уровне мастера.

— Скорм из Ара разделает его под орех, — сказал кто-то.

— Естественно, — откликнулся другой голод.

Позади и чуть справа от стола, за которым должна разыгрываться партия, стоял столик судейской коллегии. Она состояла из представителя Ара, Коса и игрока из Турий по имени Тимор. Тучный, одутловатый Тимор являлся главным арбитром матча. В его обязанности входило следить за соблюдением всех правил и не допускать никаких нарушений. Выбор судьи отчасти объяснялся тем, что Турия расположена достаточна далеко как от Ара, так и от Коса и никоим образом не зависит от происходящих в этих городах событий.

Помимо арбитра, за Ходом матча следили несколько сотен болельщиков, так что какие-либо ошибки в записи ходов практически исключались. Человека, сознательно решившегося на обман, могли запросто разорвать на части. На Горе к игре в каиссу относятся очень серьезно.

На сцену вышел Региналд из Ти, официальный председатель касты игроков. Его помощник вынес сдвоенные песочные часы. Часы устроены таким образом, что песок может падать только в одной колбе. Сделав ход, игрок должен повернуть рычажок, который перекроет падение песка в его колбе и откроет колбу противника.

Запустить часы должен был верховный судья матча, в данном случае Региналд из Ти. Песка в каждой колбе ровно на два ана. За это время каждый игрок обязан сделать сорок ходов. Если время истекало раньше, ему засчитывалось поражение. С введением часов турниры стали гораздо интереснее и зрелищнее. Без них состязания неимоверно затягивались, и выигрывал нередко не сильнейший, а более усидчивый и терпеливый. Среди молодых игроков бытовало мнение, что правила пора бы изменить. Молодежь соглашалась с тем, что партия должна длиться два ана, но требовала, чтобы первый ан отводился на первые двадцать ходов, а второй — на оставшиеся двадцать. Сторонники этой теории утверждали, что таким образом можно улучшить игру во второй половине партии. В самом деле, нередко случалось так, что на последние десять ходов у игроков оставалось несколько ен.

Мне представлялось маловероятным, чтобы подобное новшество когда-либо было принято. На Горе, к слову сказать, давно появились механические способы отсчета времени. Песочные часы являлись скорее данью традиции и моде.

Сентий из Коса тоже бросил в толпу головной убор, вызвав оживление среди своих поклонников.

Он поднял руки и поприветствовал собравшихся. Затем пересек всю сцену и протянул руку Скорму из Ара. Последний, однако, раздраженно отвернулся.

Выходка противника ничуть не смутила Сентия. Он снова поприветствовал болельщиков и вернулся на место.

Скорм из Ара нервно вытер ладони о тунику.

Он не собирается прикасаться к Сентию из Коса. Любой, даже самый незначительный дружелюбный жест может разрушить его решимость, сбить накал ненависти и готовности к бою. Спортивная злость должна находиться в апогее. Скорм из Ара чем-то напоминал мне людей из касты убийц. Те тоже всячески распаляют себя перед началом охоты и пуще всего боятся притупить в себе жажду крови.

Игроки подошли к столу.

Позади них возвышался огромный демонстрационный щит высотой в сорок и шириной в пятьдесят футов. Щит представлял собой гигантскую игровую доску. Демонстрационные фигуры уже висели на небольших колышках в начальной позиции. Для тех, кто не смог попасть в амфитеатр, были установлены дополнительные доски в различных частях ярмарки. Ходы передавали специальные гонцы.

Огромное людское море замерло.

Верховный судья матча Региналд из Ти обратился с короткой речью к Скорму и Сентию. Позади стояли члены судейской коллегии.

Во всем амфитеатре не раздавалось ни звука.

Наконец Скорм и Сентий заняли места за столом.

При таком скоплении народа тишина воспринимается как угроза.

Я видел, как Скорм из Ара едва заметно кивнул. Региналд из Ти повернул рычажок на часах, и песок заструился в колбу Скорма.

Молодой игрок протянул руку и сделал первый ход, после чего тут же запустил часы противника. Пошло время Сентия.

Разумеется, Скорм пошел копьеносцем убары.

Толпа взорвалась восторженными криками.

— Гамбит убары! — воскликнул сидящий рядом со мной человек.

Двое юношей, подмастерья касты игроков, перевесили фигуру копьеносца на клетку убара-пять. Еще один молодой человек записал ход красным мелом. Болельщики тут же переписали его в собственные блокноты. Многие захватили с собой миниатюрные доски, чтобы разыгрывать на них возможные комбинации.

Это было, вне всякого сомнения, самое агрессивное начало. Красные могли либо принять гамбит, либо разыграть закрытое начало. В любом случае, если к двадцатому ходу им удавалось сохранить равновесие, красные могли считать партию удачной.

Скорм из Ара славился умением разыгрывать этот гамбит. Он выиграл с его помощью первенство Турий, посвященное девятой годовщине Убарата Фания Турмаса, открытые турниры Анандо, Гельмутспорта, Тироса, Тарны и K°-ро-ба. Последнюю победу Скорм одержал на чемпионате Ара. После того как он взял город, сам убар Ара Марленус высыпал на доску мешок золотых монет. Многие считали, что чемпионат Ара выиграть сложнее, чем турнир Эн-Кары.

Разумеется, Сентий из Коса тоже являлся знатоком гамбита убары. Он мастерски разыгрывал его и за желтых и за красных. Теперь Сентию придется отчаянно бороться за ничью. Вряд ли у него это получится.

Большинство мастеров каиссы знают это начало на несколько ходов вперед в сотнях вариаций. Между тем Сентий неподвижно сидел за игровой доской.

— Почему он не ходит? — взволнованно спросил кто-то.

— Не знаю, — сказал я.

— Наверное, собирается сдаться, — предположил сидящий впереди человек.

— Ожидалось, что Скорм разыграет начало двух тарнсменов.

— Так бы онг и сделал, — ответил другой человек, — с более слабым противником.

— Скорм не хочет рисковать, — подытожил кто-то из зрителей.

С последним утверждением было трудно поспорить. Скорм из Ара слыл ко всему прочему весьма расчетливым человеком. Он понимал, что его противник входит в пятерку сильнейших игроков планеты. Несомненно, лучшие дни Сентия из Коса прошли. Последние годы его партии уже не выглядели такими боевыми и напористыми, как прежде. Он упорно искал за доской каиссы неведомые ранее комбинации, порой вызывая недоумение у опытнейших членов касты игроков. Пожалуй, на Горе были мастера, имеющие более высокий рейтинг, между тем именно Сентий считался основным противником Скорма на пути к званию чемпиона. Люди видели в нем мыслителя и философа каиссы.

Слава Сентия принижала авторитет Скорма. Скорм утверждал, что разотрет, противника в порошок, и вместе с тем собирался играть крайне осторожно. Выбор гамбита убары лишний раз подчеркивал серьезность его намерений. Скорм собирался играть, как убийца. Он будет беспощаден и не допустит ни малейшего риска.

Сентий из Коса задумчиво смотрел на доску. Казалось, предмет его размышлений не имеет никакого отношения к партии. Он протянул руку, словно собираясь пойти копьеносцем убары, потом медленно опустил ее.

— Почему он не ходит? — пронеслось по толпе.

Сентий из Коса смотрел на доску.

В любом случае, примет он гамбит убары или нет, надо ходить копьеносцем на убара-пять. Только так можно воспрепятствовать дальнейшему продвижению копьеносца противника и обеспечить хотя бы относительный контроль за центром. Следующим ходом желтых будет продвижение копьеносца тарнсмена на поле тарнсмен-пять с атакой на копьеносца желтых. Тогда у красных будет выбор: принять гамбит и взять копьеносца желтых или отклонить гамбит и защитить своего копьеносца. В любом случае не следует удерживать выигранного в начале игры копьеносца.

Все с нетерпением ждали, когда Сентий сделает ход копьеносцем убары на поле убара-пять, чтобы Скорм продвинул копьеносца тарнсмена на поле тарнсмен-пять, после чего Сентий сможет либо принять, либо отклонить гамбит.

— Он что, не понял, что время пошло? — не выдержал кто-то.

Вообще-то было странно, что Сентий задумался на первом ходу. Время пригодится ему в середине или конце партии.

Песок вытекал из часов Сентия.

Если бы Сентий прикоснулся к своему копьеносцу убары, он был бы обязан сделать им ход. Следует добавить, что, если игрок оторвал руку от своей фигуры, она остается на той клетке, где это произошло, если, конечно, данный ход не является нарушением правил.

Но Сентий из Коса не прикоснулся к своей фигуре. Это не зафиксировали ни судья, ни главный арбитр матча.

Спустя некоторое время, не глядя на Скорма из Ара, Сентий сделал свой ход.

Я видел, как перекосилось лицо одного из арбитров. Скорм из Ара уставился на Сентия из Коса.

Сентий из Коса повернул рычажок на часах, и потекло время Скорма из Ара.

Мы видели, как ошеломленные подмастерья перевесили на огромной доске копьеносца убара на поле убар-пять. Сентий сделал ход не от убары, а от убара.

Другими словами, он поставил его под бой.

Растерянные зрители молчали.

— Неужели он собирается играть против Скорма центральную защиту? — наконец произнес кто-то.

Это было невероятно. Развалить центральную защиту мог любой ребенок. От нее отказались столетия назад. Слабость ее заключалась в том, что красные слишком рано выводят в центр своего убара весьма ценную фигуру, стоящую девять очков. Желтым остается лишь нападать на него средними фигурами. В результате желтые развиваются и захватывают стратегические позиции, а красные прячут своего убара и безнадежно теряют темп.

Центральную защиту не играют ни в одном сколько-нибудь серьезное турнире.

И тем не менее именно это начало избрал Сентий из Коса.

Мне это показалось интригующим. Бывает, что большие мастера находят неожиданные решения в старых, отвергнутых началах. Иногда в заброшенных шахтах остается немало золота. Играющие на уровне мастера обычно делают первые двадцать ходов, почти не думая. Причиной тому является доскональная проработка дебютных вариантов. По сути дела, игра как таковая часто начинается лишь после двадцатого хода.

Я посмотрел на огромную доску.

Скорм, как я и ожидал, взял красного копьеносца.

Многие вошедшие в историю партии начинались с забытых или редко играемых дебютов.

Как бы то ни было, Сентий из Коса решил играть против Скорма из Ара центральную защиту.

Напряжение нарастало.

Сентий из Коса не стал брать фигуру противника своим убаром.

Ошеломленные зрители оцепенели, когда он продвинул копьеносца тарнсмена убара на поле тарнсмен-четыре.

Ничем не защищенное поле.

Это была не центральная защита. Люди растерянно переглядывались. Сентий из Коса уже проиграл одного копьеносца.

Большинство мастеров не стали бы продолжать партию, проигрывая копьеносца Скорму из Ара.

Между тем под боем оказался еще один копьеносец красных.

— Копьеносец берет копьеносца, — прошептал сидящий рядом человек.

Теперь красные проигрывали двух копьеносцев. Им не оставалось ничего другого, как выдвигать всадника убара, чтобы развить посвященного и напасть им на копьеносца желтых.

— Нет! Нет! — закричал купец из Коса.

Сентий из Коса продвинул копьеносца писаря со стороны убара на поле писарь-три.

Еще один копьеносец оказался под боем.

Несмотря на выигрыш ста золотых тарнов, меня охватила ярость.

Скорм из Ара с презрением посмотрел на Сентия из Коса.

Затем он перевел взгляд на судей и арбитров. Они отвернулись.

Команда Коса покинула сцену.

«Интересно, — подумал я, — сколько золота получил Сентий за то, что предал каиссу и родной остров? В принципе он мог сделать то же самое гораздо тоньше и деликатнее, „ошибиться“ где-нибудь на четырнадцатом или пятнадцатом ходу так, чтобы со стороны все выглядело как досадный промах и даже люди из касты игроков не смогли бы с уверенностью сказать, был ли в этом умысел или нет».

Сентий решил совершить предательство игры и Коса открыто.

Скорм из Ара поднялся из-за стола и направился к судейской бригаде. Они о чем-то сердито заговорили. Потом Скорм раздраженно обратился к членам своей команды. Старший побежал к судье. Я видел, как верховный судья Региналд из Ти отрицательно покачал головой.

— Они хотят получить призовой фонд, — сказал сидящий рядом человек.

— Понятно, — кивнул я. Я не винил Скорма из Ара за нежелание участвовать в глупом фарсе.

Сентий из Коса невозмутимо сидел за столом и смотрел на доску. Часы он положил набок, чтобы песок не высыпался из колбы Скорма.

Судя по всему, судьи не согласились с требованиями представителей Ара.

Скорм вернулся на место.

Верховный судья Региналд из Ти поставил часы вертикально.

— Копьеносец берет копьеносца, — прокомментировал ситуацию сидящий рядом болельщик. Сентий из Коса проигрывал уже три копьеносца.

Теперь ему придется забирать далеко продвинувшегося на его территорию желтого копьеносца своим всадником. Иначе желтый копьеносец следующим же ходом забирал всадника.

Неожиданно Сентий из Коса выдвинул свою убару в центр доски. Неужели он не видел, что всадник находится под боем? Сентий играл, как ребенок, толком не запомнивший, как ходят и бьют различные фигуры.

Объяснялось все просто. Сентий решил сделать свое предательство очевидным. Вероятно, у него помутился рассудок. На Горе подобное может плохо закончиться.

— Смерть Сентию из Коса! — закричал какой-то человек.

— Смерть Сентию! — заревели сотни глоток.

Какой-то человек выхватил нож и бросился к игрокам. Стоящие у края сцены стражники сдвинули щиты и спихнули не в меру распалившегося болельщика вниз.

Люди повскакивали с мест.

— Я требую отмены всех ставок! — закричал торговец из Коса. Судя по всему, он опрометчиво поставил на своего земляка. Действительно ужасный способ проиграть деньги. Несколько человек поставили на кон целые состояния.

Самое интересное, что больше всех бесновались горячие парни из Ара. Они решили, что у них отняли честную победу.

Интересно, кому же продал свою честь Сентий из Коса?

— Смерть Сентию! — неслось со всех сторон.

Я не сомневался в получении своей сотни. Со стороны устроителей матча было бы безумием пересмотреть условия сделок. Другое дело, что никакой радости мне эти деньги не доставят.

Охрана, надо отдать ей должное, действовала весьма решительно. Еще двое разошедшихся болельщиков полетели со сцены.

Скорм из Ара сделал очередной ход.

— Копьеносец берет всадника, — скорбно произнес сидящий рядом со мной болельщик.

Я видел это на большой доске. Желтые фигуры размещались внизу, красные — с верху.

Сентий из Коса отдал четыре фигуры, не получив взамен ничего. Он потерял трех копьеносцев и всадника. Почти все копьеносцы со стороны убара были сбиты. Между тем тяжелые фигуры остались целы. Единственным ответом на взятие всадника могло быть взятие копьеносца желтых посвященным убара.

По толпе пронесся вздох облегчения. Кажется, Сентий еще не окончательно спятил. Послышались издевательские комментарии по поводу его прозорливости.

Этот ход выводил на середину поля посвященного убара. Я также обратил внимание, что красный писарь убара занял весьма выгодную позицию. Это произошло благодаря своевременному выдвижению копьеносца тарнсмена со стороны убара. Самые тяжелые фигуры — убара и убар — тоже оказались на оперативном просторе. Неожиданно до меня дошло, что красные развили четыре тяжелые фигуры.

Теперь Скорм должен защитить своего центрального копьеносца, консолидировать центр и начать победную атаку на ослабленный фланг убара красных.

Шестым ходом Сентий поставил своего убара на поле убар-четыре. Таким образом, его убар и убара могли защищать и прикрывать друг друга. Это был осторожный, я бы сказал, робкий ход.

Седьмым ходом Скорм продвинул копьеносца тарнсмена со стороны убара на поле тарнсмен-пять. Он планомерно готовился к сокрушительной атаке.

До меня вдруг дошло, что желтые еще не сделали рокировки.

Сложившаяся на доске позиция выглядела по меньшей мере странно. Все фигуры Скорма: посвященный, башня, писарь, тарнсмен, убар и убара стояли на месте. О рокировке не могло быть и речи.

Меня прошиб холодный пот.

Случилось то, чего я боялся. На седьмом ходу Сентий из Коса выдвинул всадника на поле башни. Это давало возможность уже следующим ходом сделать рокировку.

Толпа неожиданно притихла.

Все завороженно смотрели на огромную доску.

Чтобы сделать рокировку, Скорм должен был переставить, как минимум, три фигуры, в то время как играющий красными Сентий мог рокироваться уже сейчас.

Скорм уверенно двинул вперед всадника. Очевидно, он решил завершить партию ураганной атакой. Между тем атака явно не получалась. К десятому ходу играющий желтыми Скорм поставил наконец свой город на поле башня-один. На мгновение мне показалось, что теперь он может завершить свой замысел.

— Нет! — вырвалось вдруг у меня. — Нет! Нет!

Я вскочил на скамью. Слезы мешали мне разглядеть демонстрационную доску.

— Смотрите! — крикнул я.

До зрителей постепенно доходил смысл случившегося.

Жители Коса кинулись обниматься. Даже болельщики из Ара не могли скрыть своего восхищения.

Красные фигуры простреливали всю доску, угрожая бестолково расставленным фигурам желтых. Над городом желтых нависла серьезная угроза. Никогда раньше мне не приходилось видеть так тонко наращиваемого давления. Атака красных обрушилась не на защищенный фланг убара, а на фланг убары, где желтые опрометчиво разместили свой город. Тихие, неприметные ходы красных оказались частью изящного и умелого замысла.

К десятому ходу Сентий из Коса контролировал уже всю доску. Легкие и тяжелые фигуры красных поддерживали и защищали друг друга. Началась атака.

Не стану подробно описывать последующие ходы. Их было одиннадцать. После двадцать первого хода Скорм из Ара молча поднялся из-за стола. Некоторое время он мрачно смотрел на доску, потом осторожно, одним пальцем, свалил своего убара. Затем положил часы набок, повернулся и покинул сцену.

На несколько мгновений толпа оцепенела. Потом началось неописуемое. Люди прыгали друг на друга и швыряли в воздух подушки и шапки. Чаша амфитеатра гудела. Я не слышал собственного крика.

Какой-то человек из команды Коса забрался на стол, за которым проходила партия, и поднял над головой город желтых. Зрители кинулись на сцену. Стражники более никого не сдерживали. Сентия из Коса принялись качать. Откуда ни возьмись со всех сторон появились знамена и штандарты Коса. Люди размахивали ими из стороны в сторону.

Волнение перекинулось на городские улицы. Позже говорили, что от рева толпы содрогнулись горы Сардара.

Болельщики расхватывали на сувениры демонстрационные фигуры. Кто-то оторвал рукав мантии Сентия.

— Сентий! Сентий! — скандировали солдаты Коса, потрясая копьями.

Его бросились качать. Седая голова мастера то и дело взлетала над толпой.

Региналд из Ти попытался успокоить людей, но скоро понял, что это бесполезно. Ликование вышло из-под контроля.

Я потерял тысячу четыреста золотых тарнов, но это ничуть меня не огорчало. Я был готов проиграть в десять раз больше, лишь бы еще раз пережить подобное.

Мне довелось при жизни посмотреть на игру Сентия из Коса и Скорма из Ара.

Седовласого Сентия на руках вынесли из амфитеатра.

Люди не хотели расходиться. Я медленно побрел к выходу. Несколько сотен голосов затянули гимн Коса.

Я был безмерно рад, что приехал в Сардар. Наступил поздний вечер. Все только и говорили про матч между Сентием из Коса и Скормом из Ара.

— Это была грубая и жестокая партия, — якобы сказал впоследствии Сентий. Как он мог отозваться подобным образом о вечнозеленом шедевре, ярчайшей странице в истории Игры?

— Я очень надеялся, — заявил Сентий из Коса, — что вместе со Скормом нам удастся создать нечто, достойное величия каиссы. Но я поддался соблазну победы.

Не зря говорят, что Сентий — странный парень.

Зато поклонники и земляки великого мастера не испытывали ни тени раскаяния. Наступившая ночь стала ночью триумфа и торжества Коса и его союзников.

Разыгранное начало получило название «защита Телнуса», в честь столицы острова Кос, родного города Сентия из Коса. Любители каиссы долго не могли успокоиться. Дебют разыгрывался в тысячах вариантов. К утру появились сотни теоретических разработок и рекомендаций.

На холме возле амфитеатра, где стоял шатер Сентия, шел легкий и благородный пир. Столы унесли, накрывали на постеленных на землю скатертях. Всем желающим бесплатно подавали жареное мясо тарска, хлеб из са-тарна и вино та из знаменитого косианского винограда. Не принимал участия в празднике лишь сам Сентий. Он сидел в своем шатре и при свете небольшой лампады в одиночестве изучал позицию, сложившуюся несколько поколений назад в партии изгнанного из Телетуса Оссиуса из Табора и Филимона из Асперихта, ткача.

В стане его соперника веселья не замечалось. Скорм, по слухам, вообще исчез. После игры он покинул амфитеатр и направился в свой шатер. Позже оказалось, что шатер пуст. На видном месте остались доска, коробка с фигурами и мантия игрока.

Я постарался отвлечься от мыслей о Сентии из Коса и Скорме из Ара. Пора думать о возвращении в Порт-Кар.

Теперь меня здесь ничего не держало. Над головой то и дело проносились тарны с подвешенными снизу корзинами. Люди возвращались с ярмарки. Готовились к отправке караваны. Мой тары находился в стойле, где я выкупил для него место. Уезжать надо было сегодня. Больше на ярмарке делать нечего.

Я вспомнил корабль Терсита и его высокий нос, направленный на край света. Скоро этот необычный, громоздкий корабль будет загружен и оснащен. Видеть он пока не мог. Ему еще не нарисовали глаза. Когда это сделают, он сможет разглядеть море, а за ним и край света.

При мысли об огромном корабле меня охватило беспокойство. Думать о крае света было тоже невесело. Меня смущала конструкция странного судна. Пожалуй, лучше было бы отправиться в такую даль на «Дорне» или маленькой и быстрой «Тесефоне».

Терсит, и в этом никто, кроме Самоса, не сомневался, был сумасшедшим. Самос считал его гением.

Без всякой на то причины я вдруг подумал о стаде Танкреда и о том, почему оно не появилось в полярном районе. Хотелось верить, что отправленное на север продовольствие предотвратит катастрофу и не даст погибнуть краснокожим охотникам, кочевникам ледяных просторов. Вспомнился мне и миф о неподвижной ледяной горе, гигантском айсберге, неведомым образом противостоящим течениям полярного океана. У первобытных народов много всяческих легенд и мифов. Я улыбнулся. Пройдоха охотник выдумал хорошую историю, чтобы заполучить долю тарска. Вряд ли кому доводилось выручать столько денег за свои небылицы. Представляю, как он посмеялся над людьми Самоса, выложившими долю тарска за незамысловатую выдумку.

Я направился за тарном, на котором прибыл на ярмарку. Это был бурый тарн с гор Тентиса, известных своими тарновыми стаями. Все пожитки я уже давно уложил в седельные мешки.

Мне не терпелось оказаться в Порт-Каре. Хорошо лететь одному звездной ночью над залитыми серебряным светом трех лун бескрайними полями. Наступает причудливое ощущение единства с собственными мыслями, лунами, ветром. Еще лучше, корда рядом с тобой летит притороченная к седлу девушка. Открывать рот ей запрещено, но молодое упругое тело соблазнительно извивается в волшебном бледном свете.

Я повернул на улицу торговцев коврами.

Ярмарка мне понравилась. Я улыбнулся. В кошельке лежали дорожные накладные на пятерых рабынь. Одну я выкупил из ночлежки, остальных присмотрел на платформах рядом с павильоном. Все достались по хорошей цене. И вообще мне повезло с покупкой. Торговля рабынями шла вяло, люди были увлечены поединком Скорма из Ара и Сентия из Коса. Этим я и воспользовался. Рабынь я купил с платформы Линдера из Турии. Его караван задержался из-за наводнения в Картиусе. Я купил целую связку — четверых, скованных между собой горианок — и получил хорошую оптовую скидку. Все девчонки обошлись мне в серебряный тарск. Любимицей, скорее всего, станет рабыня, которую я выкупил из ночлежки. Стоит к ней прикоснуться, а она уже изнемогает от вожделения. Вообще я заметил, что с сильными мужчинами рабыни чудесным образом преображаются.

Я свернул на улицу торговцев тканью и снова подумал о стаде Танкреда, которое не пришло на север, и об огромной ледяной горе, которой неведомым образом удалось остаться на месте посреди беспокойных течений полярного океана. Последнее, однако, вне всякого сомнения, выдумка. А вот стадо, похоже, действительно не объявилось. Подобных аномалий, насколько мне известно, в истории Гора еще не наблюдалось.

Не иначе, табуков скосила эпидемия в северных лесах.

Я очень надеялся, что продовольствие, которое отправил по моей просьбе Самос, не даст пропасть краснокожим охотникам.

На улице торговцев тканью народу почти не было.

Мысли мои то и дело возвращались к кораблю Терсита. Придумать его мог только сумасшедший.

«Приветствую тебя. Тэрл Кэбот, — гласило написанное на ленте послание. — Жду на краю света. Зарендаргар. Народный генерал».

— Это Безухий, — сказал тогда Самоса Главарь кюров.

— Безухий, — задумчиво повторил я. — Значит, Безухий.

Скоро на корабле Терсита нарисуют глаза, и я отплыву.

Неожиданно я услышал человеческий крик. Мне хорошо знакомы подобные звуки, ибо я принадлежу к касте воинов. Такой крик означает, что сталь вошла в тело неожиданно и глубоко. Я побежал на шум. Раздался еще один вопль. Убийца нанес повторный удар. Я разорвал полотняную стенку длинного шатра, расшвырял оказавшиеся на пути ящики, проделал дыру в противоположной стене и оказался да параллельной улице.

— Помогите! — отчаянно взывал кто-то.

Я находился в квартале торговцев различными диковинками. Еще несколько человек устремились на вопли, доносившиеся из небольшой палатки. Я ворвался первым. На полу распластался купец, в углу дрожал от ужаса окровавленный слуга, убийца склонился над купцом, собираясь нанести последний удар. Сцена освещалась тусклым светом крошечной лампы на жире тарлариона. Услышав шум открываемого полога, преступник резко обернулся. В левой руке он сжимал завернутый в мех предмет. В правой был кинжал. Увидев меня, он тут же поменял хватку — бесполезно бить человека в живот, если тот перехвачен широким поясом.

С этим типом надо поосторожнее.

— Я и не знал, что ты из касты убийц, Бертрам из Людиуса, — насмешливо произнес я.

Истекающий кровью купец судорожно пытался отползти подальше.

Глаза убийцы сузились. Позади меня уже толпились люди. На Горе с такими не церемонятся. Как правило, грабителей уничтожают на месте, иногда терпения хватает на то, чтобы вывезти их за пределы города и посадить на кол.

Преступник выбросил вперед левую руку, я уклонился, мимо лица с шипением пролетела струя раскаленного масла. В следующую секунду он сорвал с цепочки вторую лампу и тоже швырнул мне в голову. Я сделал кувырок и тут же вскочил на ноги. Палатка погрузилась в кромешную тьму.

Убийца решил больше не испытывать судьбу. Я слышал, как он разрубил кинжалом ткань в дальнем углу палатки. Решил убежать? Я упал в низкую стойку и двинулся вперед, рассекая воздух ударами в разных уровнях, Либо я его подсеку, а потом задавлю на полу, либо сразу переломаю шейные позвонки подъемом стопы.

Но они не собирался никуда убегать. И по ткани он полоснул только ради того, чтобы выманить меня на погоню. Мой противник демонстрировал неплохое самообладание.

Я услышал, как он сделал встречное движение, и нырнул вбок. Лезвие поцарапало мне щеку. В следующую секунду мы сцепились в жестокой схватке.

Теперь я не сомневался, что он принадлежит к касте убийц. Это их коронный прием: убегая, спрятаться за полуприкрытой дверью. Увлеченный погоней человек нарывается на лезвие.

С полок со звоном сыпались кувшины, вазы и прочая дрянь. Я старался не выпустить из захвата руку, в которой он сжимал нож. Наконец мой противник не выдержал боли и выронил оружие. Мы выкатились наружу. Как я и предполагал, за палаткой его дожидались сообщники. Кто-то умело набросил мне на шею удавку. Я резко развернулся, шея едва не лопнула, однако мой удар достиг цели. На помощь уже бежали люди.

— Не надо! — крикнул я, но было поздно. Какой-то крестьянин выдернул нож из спины пытавшегося задушить меня человека.

— Почему не надо? — хмуро спросил он.

На Горе убийц не любят.

Человек, с которым я дрался, и второй его сообщник скрылись в темноте.

— Позовите кого-нибудь из касты врачей, — услышал я.

— Уже послали.

Я вернулся в палатку. Купцу оказывали первую помощь.

— Почему не защитил своего хозяина? — спросил я слугу. При моем появлении он забился в угол.

— Я хотел, — забормотал писарь, демонстрируя порезы на руке и физиономии. — Но у того человека был нож. Я очень испугался.

Я отметил, что взгляд у слуги спокоен и ясен. У пережившего потрясение человека глаза другие.

Ладно, решил я, посмотрим на раны. Их расположение меня удивило.

— Неужели я умру? — стонал купец.

— Тебя пытался зарезать очень неуклюжий человек. Ты будешь жить, — сказал я и добавил: — Если, конечно, сумеют остановить кровотечение.

— Ради всего святого, — запричитал купец, — ради Царствующих Жрецов, остановите кровь!

— Ну теперь поговори со мной, — сказал я, пристально глядя на слугу.

— Мы вошли в палатку и увидели незнакомого человека. Наверное, он хотел что-то украсть, но мы его спугнули. Он набросился на нас с ножом и тяжело ранил хозяина.

— Что ему было надо? — строго спросил я. В таких лавках преступнику делать нечего. Никто не станет рисковать жизнью из-за дурацких статуэток и резных деревяшек.

— Вот это, — прохрипел купец, показывая на завернутую в мех штуковину. — Больше ничего.

Кто-то поднял с пола меховой сверток и протянул его мне.

В шатер вошел врач с висящим за спиной рюкзаком с инструментами и немедленно приступил к осмотру раненого.

— Будешь жить, — успокоил он купца.

Я думал об убийце. Вспомнил, как он ловко перебросил нож и как безошибочно выстроил ловушку, разрезав стенку палатки. Любой другой на моем месте неизбежно нарвался бы на смертоносное лезвие.

Я подкинул на ладони завернутый в мех предмет. Мне даже не надо было его разворачивать. Я и так знал, что там.

Обработав и перевязав раны, врач ушел. Писарь заплатил ему долю тарска из небольшого железного сейфа. Постепенно разошлись и все посторонние.

Писарь зажег маленькую лампу и поставил ее на полку. Кроме нас троих, в лавке никого не Осталось.

Завернутая в тряпку вещь была все еще у меня.

— Ловушка не удалась, — сказал я.

— Ловушка? — опешил слуга.

— Ты не писарь, — сказал я. — Посмотри на свои руки.

Было слышно, как потрескивает пламя маленькой лампы.

Крупные кисти рук были иссечены шрамами. На коротких пальцах не было ни одного чернильного пятнышка.

— Вы, как я понимаю, изволите шутить, — хрипло произнес он.

— Теперь что касается его ран, — сказал я, поворачиваясь к купцу. — Человек, с которым я дрался, — профессиональный боец, принадлежащий либо к воинам, либо к убийцам. Он искусно изобразил смертельную атаку.

— Мне показалось, ты назвал его неуклюжим, — злобно проворчал слуга.

— Не обращай внимания, — поморщился купец. — Этот парень глуп как пробка. Ирония ему недоступна.

— Ты работаешь на кюров, — сказал я.

— Только на одного, — ответил купец.

Я медленно развернул находящийся в моих руках предмет.

Под мехом оказалась вырезанная из голубого камня круглая голова кюра. Статуэтка была сработана в стиле краснокожих охотников. Реалистичность деталей вселяла невольный ужас. Всклокоченная шерсть, оттопыренные губы, торчащие клыки, глаза. Недоставало половины левого уха. Краснокожий мастер остался верен натуре.

— Привет от Зарендаргара, сказал купец.

— Он ждет тебя, — добавил человек в синей накидке писаря, — на краю света.

«Конечно, — подумал я. — Кюры не с Гора, поэтому конец света, с их точки зрения, может находиться на одном из полюсов».

— Он предупредил, что ловушка не сработает, — сказал купец. — И не ошибся.

— Равно как и предыдущая, — заметил я. — Со слином.

— Зарендаргар не имеет к этому никакого отношения, — сказал купец.

— Он изначально был против, — кивнул писарь. — Когда он узнает, что ловушка не удалась, он обрадуется.

— Значит, среди руководства кюров начались разногласия?

— Да, — сказал купец.

— Ты, как я понял, работаешь на Зарендаргара? — спросил я.

— Да. Другие варианты его не устраивают. Зарендаргар считает, что везде должны быть его люди.

— Что за люди убийца и его помощники?

— Они представляют другое звено. Так называемых корабельных кюров. Зарендаргар им подчиняется.

— Понятно, — сказал я и поднял фигурку. — Ее принес краснокожий охотник с голой грудью, луком и мотком веревки через плечо.

— Верно, — ответил купец. — А он получил ее от другого человека. Ему велели отдать статуэтку нам в руки. Он знал, что мы за нее заплатим.

— Понятно, — повторил я. — Расчет строился на том, что ловушка не сработает, но я этого не пойму. В благодарность за спасение вы вручите мне эту фигурку. Я осознаю ее значимость и поспешу на север к Безухому, который якобы ни о чем не подозревает.

— Да, — сказал купец.

— А он будет меня ждать, — сказал я.

— Правильно.

— Вы не учли одной мелочи, — произнес я.

— Какой? — спросил купец и тут же заскрежетал зубами от боли.

— Безухий хотел, чтобы я понял, причем однозначно, что меня будут ждать.

Купец растерянно посмотрел на писаря.

— Кроме того, — продолжал я, — он должен был обеспечить вашу ликвидацию.

Теперь растерялся и писарь. Они испуганно глядели друг на друга. Парень, с которым я сцепился, называл себя Бертрамом из Людиуса. Для него не составляло ни малейшего труда прикончить их обоих.

— Это придало бы оттенок правдоподобности предположительно случайному обнаружению статуэтки.

Торговец и его слуга молчали.

— То, что вы остались живы после нападения профессионала, должно было натолкнуть меня, человека из касты воинов, на мысль, что вы действуете заодно с людьми, планировавшими мое убийство. Другими словами, план сложнее и изощреннее, чем вам показалось. Предполагалось, что я приму приглашение и завершу замысел кюров. Приглашение я принимаю.

— Значит, нас убьешь ты? — с трудом выговорил купец.

— Можно забрать? — спросил я, подкидывая на руке статуэтку.

— Конечно, это же для тебя! — воскликнул он.

— Ты убьешь нас? — спросил человек в синей накидке писаря.

— Нет, — ответил я. — Вы всего лишь посланцы. И вы неплохо справились со своей ролью. — Я швырнул им два золотых диска тарна и улыбнулся. — К тому же насилие на ярмарках запрещено.