Я чувствовал на своем теле ее маленькие ладошки.
— Господин! Господин! — звала девушка.
— Он просыпается, — сказала другая.
Я никак не мог прийти в себя. Я пытался согнать сонливость, тряс головой и снова погружался в дрему.
Мне снился замечательный сон. Будто я пирую в собственном доме, а меня услаждают разодетые в шелка горячие, сладострастные невольницы. Они трогают меня пальцами, ртом, губами, языками, и каждое их прикосновение сладостно и приятно. Они искусно танцуют и ласкают меня так, как может ласкать только прошедшая хорошую подготовку женщина.
Осушив кубок с вином, я привязал его к волосам невольницы и отправил ее за добавкой.
— Я не умею танцевать, — призналась другая, но я сорвал с нее тунику, и она начала танцевать, причем очень хорошо.
Как все-таки прекрасны женщины. Неудивительно, что сильные мужчины тут же обращают их в рабынь.
Я попытался проснуться.
— Он просыпается, — сказала первая девушка.
Я смутно сознавал, что лежу под теплым меховым покрывалом. Внизу было что-то твердое. Я никак не мог сообразить что.
Я открыл глаза. Потолок моментально куда-то поплыл, и все стало красным.
Рядом со мной сидела Арлин.
— Господин, — позвала она.
Я взглянул на девушку. Никогда раньше я не видел Арлин в косметике и украшениях горианской рабыни. Моего ремня на шее не было. Вместо него поблескивал изящный металлический ошейник. На рабыне была коротенькая, прозрачная туника из алого шелка.
— Как ты красива! — произнес я.
— Господин, — сказала девушка.
Похоже, она мне тоже снится. Значит, я взял ее с собой в Порт-Кар и одел для своего удовольствия. Мужчина всегда одевает женщин для своего удовольствия.
Я попытался разглядеть вторую рабыню. У нее были белокурые волосы. Одежда состояла из курлы и чатки. Курла — это желтый шнурок на животе. Чатка — узкая полоска материи, которая крепится на курле спереди, пропускается между ног и завязывается бантиком с другой стороны. Еще на рабыне был такой же, как у Арлин, ошейник, бусы и несколько ожерелий. От обеих девушек хорошо пахло. Блондинка опустилась на колени и поцеловала меня в живот.
— Констанс! — удивился я.
Я не видел ее с тех пор, как попал в плен в Людиусе и был отправлен на каторжные работы на стену. Когда-то она была свободной. Я сделал ее своей рабыней в полях к югу от Лауры.
— А ты что здесь делаешь? — спросил я.
— Господин, — заплакала девушка и прижалась ко мне губами.
Я посмотрел на потолок. Он был действительно красным. Теперь я хорошо это видел. Темно-красный, обитый мехом. И пол в этой комнате тоже был обит мехом.
С яростным криком я попытался вскочить и ударился о толстые прутья решетки.
Согнуть их я не мог. Я сорвал меховое покрытие с пола и обнаружил под ним прикрученные громадными болтами стальные плиты. Подняв над головой руки, я ощупал потолок. Он тоже оказался стальным. Придя в неистовство, я посдирал со стен меховую обивку. Камера оказалась прямоугольной. Двенадцать на двенадцать футов плюс восемь футов в высоту. С пяти сторон она была закрыта глухими стенами, с одной стороны — толстой решеткой.
Я снова попытался согнуть прутья. Два с половиной дюйма толщины. Такие прутья выдержат кюра. А может, на него и были рассчитаны.
Я посмотрел на девушек. Испугавшись моей ярости, они присели на пол в середине камеры.
— Кто-то принес нас в это место, — сказала Арлин. — Я очнулась в клетке. На мне уже была эта туника и ошейник. Потом меня привели сюда. Помню, что это было утром.
— Где Имнак, Поалу, Одри? — спросил я.
— Не знаю, — заплакала девушка.
— Констанс! — позвал я. — Где мы?
— Не знаю, — произнесла рабыня. — Меня схватили еще в Людиусе, вместе с тобой. Потом отвезли на север — вначале на тарне, потом на санях. Вот уже несколько месяцев, как я здесь. На улицу меня не выпускают.
— Кто наши тюремщики? — спросил я Арлин.
— Я видела только людей, — прошептала она.
— Есть и другие, — содрогнулась Констанс. — Я их видела. Огромные, но очень подвижные звери.
— Так что, никто не знает, где мы? — раздраженно спросил я.
— Никто, — замотали головами невольницы.
Я посмотрел за решетку. Там была еще одна комната, тоже бронированная. В ней была дверь с маленьким, зарешеченным окошком.
— Что ты успела увидеть, Констанс? — спросил я.
— Немного. Знаю только, что это очень большой дом. Как дворец. В этом крыле я никогда не была.
— Дальше, — потребовал я.
— Рассказывать особо нечего, — сказала рабыня. — Меня привезли из Людиуса. Здесь есть еще девушки.
— Рабыни? — уточнил я.
— Да. Все, кого я видела, были в ошейниках.
— Тебя привезли услаждать местный гарнизон? — спросил я.
— Да.
— Всех? — изумилась Арлин.
— Конечно, — сказала Констанс. — Я ведь рабыня. И ты, кстати, тоже.
Арлин задрожала и попыталась натянуть на колени коротенькую тунику.
— Большой ли здесь гарнизон? — спросил я.
— Не знаю, — ответила Констанс. — Я и еще пять девушек обслуживаем двадцать человек. Мы не можем свободно передвигаться. К ошейнику крепят трос, на другом конце которого закреплена стальная болванка на шарнирах. Под самым потолком проведены рельсы. Болванка катится по рельсам, и таким образом мы можем ходить только по утвержденному маршруту. Я, например, знаю только зал наслаждений и рабочую комнату.
— Надеюсь, на время наслаждений тебя отстегивают? — усмехнулся я.
— Конечно, — улыбнулась рабыня. — Только вначале запирают двери.
— Много ли здесь залов наслаждений и рабочих комнат? — спросил я.
— Понятия не имею. Во всяком случае, есть такие, где я ни разу не была.
— Можешь ли ты хотя бы примерно оценить численность гарнизона?
— Нет. Может быть, сто, может быть — тысяча.
— Легко ли их ублажить? — спросила Арлин.
— О нет! — воскликнула Констанс.
— Надеюсь, меня не заставят работать в твоем отсеке, — пробормотала Арлин.
Констанс пожала Плечами:
— Думаешь, другие будут лучше? Они тут все такие.
Арлин содрогнулась.
— Не бойся, дорогуша, — успокоила ее Констанс. — Здесь из тебя быстро выбьют всю дурь.
Арлин в ужасе уставилась на меня.
Я старался не обращать на нее внимания. В конце концов, она просто рабыня.
— А звери? — спросил я Констанс.
— Сколько их, я не знаю. Но зверей, конечно, меньше, чем людей.
— Сегодня ты без цепи, — заметил я.
— С самого утра. Меня привели сюда прямо из моей клетки. Ты был еще без сознания. Эта рабыня, — Констанс сделала ударение на последнем слове и неприязненно посмотрела на Арлин, — была уже здесь.
— Не понимаю, зачем сюда прислали эту рабыню? — глядя на Констанс, произнесла Арлин.
— Затем, что вы обе принадлежите мне, — поморщился я.
— Вот как? — подняла бровки Арлин. — Что ж, она, кажется, хорошенькая. Она тебе нравится?
— Заткнись, — проворчал я.
— Слушаюсь, господин. — Арлин обиженно отвернулась к стене.
— Мне так не хватало объятий моего господина, — вкрадчиво проворковала Констанс.
Арлин смерила ее негодующим взглядом.
— Ты сказала, что тебя привели сюда утром, — произнес я. — Сейчас что, утро?
— Этот комплекс живет своей жизнью, — объяснила рабыня. — День делится на двенадцать частей. Сколько длится одна часть, я не знаю. Думаю, чуть больше ана.
Я вспомнил хронометр в разбитом корабле, который я нашел в пустыне Тахари. Он тоже был откалиброван на двенадцать частей. Скорее всего, это связано с периодом обращения вокруг своей оси родной планеты кюров. А может, это имело отношение к двенадцатиричной системе счисления, которой они пользовались. Последнее, в свою очередь, легко объяснялось количеством пальцев на лапе. У кюров их шесть.
— Мы отличаем день от ночи по освещению, — продолжала Констанс. — Яркость света тоже регулируется. Каким образом — я не знаю. Наверное, у них есть специальный прибор.
Последнее как раз делалось очень просто. Достаточно поставить обыкновенный реостат — и можно менять яркость света, имитируя естественный природный цикл.
— Звери ходят в основном по ночам. Я часто слышу, как они стучат когтями по плитам пола. Наверное, они хорошо ориентируются в темноте. Я, во всяком случае, ничего не вижу.
Я кивнул. Кюры активны в любое время суток, но изначально это ночные животные.
Я потряс прутья решетки. Они не поддавались.
Неожиданно до моего слуха донесся звук поворачиваемого в замке ключа. Судя по всему, открывали дверь в соседнюю камеру.
Я поспешно отступил от решетки. Может быть, кто-нибудь подойдет поближе. Тут уж я буду знать, что делать. Арлин и Констанс опустились на колени. Правильно. Они рабыни.
— Друсус! — вырвалось у меня.
В дверях действительно стоял Друсус в темном одеянии своей касты.
— Вижу, ты оделся как воин, — заметил он.
Последнее было правдой. Я проснулся в алой накидке воинов. Шкуры куда-то пропали.
— Ты тоже, дружище, решил уважить свои цвета, — сказал я. Друсус не постеснялся напялить на себя черный плащ убийцы. На левом плече висела перевязь с коротким мечом.
— Позволь пригласить тебя в наши скромные чертоги, — произнес он.
Я вежливо поклонился.
— Рады тебя видеть своим пленником, — добавил он. — Идти на север было большой глупостью.
— Я шел в гости, — пожал я плечами.
— Добро пожаловать, — улыбнулся он и щелкнул пальцами.
В комнату вошла изумительно сложенная брюнетка с подносом в руках. Все одеяние рабыни состояло из кожаного, с металлическими застежками ошейника. Рот ее был плотно закрыт, из него торчали стальные кольца. Система была мне знакома. При помощи храпового механизма ее подгоняют под индивидуальные размеры. Защелки крепят на затылке. Отстегнуть такой кляп невозможно, даже если свободны обе руки.
Девушка опустилась на колени и прижалась лицом к стальному полу. Затем просунула сквозь прутья две фляги, после чего протолкнула поднос под решеткой. Снизу между полом и прутьями оставалось около четырех дюймов. Потом она снова прижалась лицом к стальным плитам, поднялась, вопросительно посмотрела на Друсуса и по его знаку вышла из комнаты.
— Хорошая рабыня, — отметил я, провожая взглядом ее стройные босые ножки. — Зачем этот намордник?
— Так мне захотелось.
— Понятно, — кивнул я.
Он повернулся к двери.
— Друсус! — крикнула вдруг Арлин. — Ты должен нам помочь! — Очевидно, она вспомнила, что когда-то он ей подчинялся.
Он пристально на нее посмотрел, и Арлин в ужасе забилась в угол камеры.
— Вот еще одна хорошенькая рабыня, — произнес Друсус.
Арлин безуспешно пыталась натянуть на колени коротенькую прозрачную тунику.
— Между прочим, моя, — заметил я.
— Обязательно ее попробую, — сказал он.
— Вот как?
— Обязательно, — повторил он. — Ее привезли на Гор специально для меня. Я сам осматривал кандидатуры.
— Понятно, — произнес я.
— Думаю, тебе стоит перейти на нашу сторону, — сказал он. — Кюры подарят тебе любую женщину.
— Я — воин, — напомнил я. — Если женщина мне нравится, я завоевываю ее мечом.
— Ну-ну, — усмехнулся он, не сводя глаз с Арлин.
— Кроме того, — добавил я, — этим же мечом я защищаю свою собственность. Эта женщина, — я показал на Арлин, — принадлежит мне.
— Посмотрим, — произнес Друсус. — Переходи к нам.
— Нет.
— Между прочим, твой дружок Имнак уже с нами, — сказал он.
— Не верю.
Друсус пожал плечами.
— Кюры подарят тебе любую женщину, — повторил он, поворачиваясь к двери. — Золота они тоже не пожалеют.
— Я хочу видеть Зарендаргара, — сказал я. — Безухого.
— Никто не может его видеть, — изрек Друсус, и тяжелая дверь захлопнулась.
Я резко обернулся к девушкам.
— Ты посмела назвать свободного мужчину по имени! — обрушился я на Арлин. — Ты заговорила с посторонним, Не получив на то моего разрешения!
— Прости меня, господин! — упала на колени невольница.
Я дал ей пощечину, после чего она свалилась на стальной пол.
— Господин, — сказал Констанс. — Тебе принесли еду. Поешь.
Она поднесла мне поднос с жареным мясом боска, теплым свежим хлебом и ароматным вином.
Дождавшись, когда я закончу трапезу, Арлин подползла ко мне и прижалась щекой к моему колену.
— Ты меня ударил, — произнесла она. В глазах рабыни застыли слезы, из рассеченной губы сочилась кровь. — Прости, что я огорчила тебя, господин, — мягко сказала она и вытерла мне рот своими волосами. Губы ее оказались совсем рядом. Я прикоснулся к ним языком. Иногда попадается очень вкусная косметика.
— Господину понравилось? — спросила она. — Губная помада с привкусом.
— Я уже почувствовал. Напоминает вишни с Тироса.
— Попробуй еще, — попросила рабыня. — Съешь ее всю, возьми меня!
Я впился в ее губы, но в следующую минуту резко отстранил девушку.
— Господин?
— Я должен беречь силы, — сказал я. — Не мешай мне думать.
Девушка отползла в угол камеры. Я скрестил ноги и застыл в позе воина.