Глава 32



Чем ближе было завершение пути, тем мрачнее и молчаливее становился мой спутник. Я не удивлялась этому, списывая на усталость.

– Если царица Василиса помнит добро, тебе больше не придется меня защищать, – бросила невзначай то, о чём думала последние дни.

– Я тебе только для защиты нужен? – сухо произнёс Птицелов, и я поспешно оглянулась на него:

– Нет! Я не то имела в виду! – начала оправдываться, а потом плюнула. – Иди к чёрту, Радек. Думай, что хочешь.

Зашагала вперёд так быстро, как могла, но, когда прямо передо мной приземлилась и мелодично запела синица – поневоле замерла. Маленькая яркая пичужка вспорхнула и села мне на руку, продолжая весело посвистывать. Я рассмеялась:

– Не честно! Отпусти бедную птицу!

– Зато снова улыбаешься, – заметил Птицелов, выходя из-за деревьев, и мне расхотелось ссориться. Странной мы были парой – одновременно так хорошо понимать и не понимать друг друга.

– Можно спросить?

– Что угодно, – кивнул он и подошёл ко мне.

– О чём поют соловьи?

– Отвернись, – ответил Птицелов и сам мягко развернул меня за плечи. Он не убирал руки, словно боялся, как бы я не повернулась обратно раньше времени, и говорил песню – без рифмы и смысла, но это была песня:

– Я соловей, я хорош собой, слушай, как звенит мой голос. Прилетай ко мне, любимая, мы построим гнездышко для наших детей, прилетай же ко мне поскорее. Я буду петь для тебя до самого утра, снова и снова, чтобы твое сердечко сильнее забилось в груди. Берегитесь соперники, пусть я не велик ростом, но мой голос разнесется по всей округе, заставляя вас умолкнуть. Выбери меня, соловушка, следуй за моей песней, утром мы уже будем вместе.

Не заметила, в какой момент Птицелов убрал руки – касание было слишком невесомым. Можно было надеяться, что он не почувствовал легкую дрожь, пробежавшую по моему телу. Я усмехнулась, сбрасывая наваждение:

– Уверена, соловьи поют о другом, а это ты сам только что придумал.

– Если отловить лучших певцов, остальные забудут, как петь, – отрешенно и немного печально сказал Птицелов. – Выращенный птенец в неволе поет мало и всего одну песню. Тогда как опытный самец знает больше двух десятков и поёт не подряд, а сам складывает как захочет.

Мне отчего-то стало неловко.

– Я не собиралась держать соловья в клетке.

– Поймать его не сложно, – продолжал колдун, не слушая меня. – Простая ловушка с приманкой. Если правильно кормить, птица не умрёт, но петь будет неохотно и только в начале лета.

– Мне не нужен соловей! – сказала я погромче. – Пение в лесу послушаю, если жива буду. Что за придурь у народа – запереть чудо в клетке, урвать себе кусочек.

Птицелов не отвечал, и я прижалась к нему, встряхнула немного за плечи:

– Радомир!

Сильные руки обвили меня в ответном объятии. Стиснули, приподняли от земли и бережно поставили обратно на мягкий мох.

– Я пробыл в застенках недолго, – начал он, и я чуть не поперхнулась на этих словах. – Но ты! Если Велес сказал правду – весь этот мир должен казаться тебе темницей.

– Наверное, я не так свободолюбива, как некоторые, – отшутилась я и мягко высвободилась, намекая, что пора продолжить путь. Весь наш разговор оставил неприятный осадок в душе. Раньше не было даже мысли подумать о будущем или погоревать о прошлом, но теперь сотни тревог, больших и малых, одолевали разум. Вечером Птицелов сообщил:

– Завтра выйдем к людям. Затем доберемся до стольного града Берендеева царства.

Я лишь задумчиво кивнула, а надо было обратить на его слова побольше внимания – тогда, может, не испугалась бы утром, едва открыв глаза. Птицелов стоял ко мне спиной – и я не узнала его в этом мужчине, который выглядел как купец или князь. Длинный плащ, синий вышитый кафтан, шапка с меховой оторочкой – он не только выглядел, но и двигался немного иначе. Величественно? Обернулся, услышав, что я вскочила, и удивленно поднял брови, заметив, как таращу глаза.

– Муха залетит, – сказал Птицелов совершенно серьёзно. Спохватилась и захлопнула рот, но рассматривать его не перестала. Плащ скрепляла искусно выкованная застёжка в виде совы, а у пояса болталась увесистая калита. Из-под шапки виднелась причудливо заплетенная в тугой жгут коса.

– Вода в озере холодная, не советую, – сказал Птицелов, и я поняла, что запах мыла мне не почудился. Внутри вопреки доводам разума поднималась обида. Я поджала губы и сердито повязала на голову платок, пряча грязные, неровно отросшие волосы.

– Просто из любопытства! Почему ты выглядишь как вельможа, а я как побирушка?

«Потому что так оно и есть», – кажется, именно такого ответа я подсознательно боялась и ждала с замиранием сердца. Птицелов нахмурился.

– Не сердись, Яга. Не успел найти тебе платье. На первом же постоялом дворе оденешься побогаче моего.

– Но разве мы не отправимся сразу к Василисе?

Радек покачал головой и слегка вздохнул:

– В таком виде как сейчас – не боишься, что стражники выкинут вон? От Ивана у тебя был перстень, от Василисы же – только память, а она у людей бывает короткая.

– Если ты думаешь…!

– Я ничего не думаю, Яга, – оборвал он меня, не дав договорить. – Просто остерегись ходить к правителям, большим и малым как проситель. Встречайся с ними как равная, а лучше – пусть приходят сами.

– Легко говорить, – пробормотала я словно ворчливая старуха, но Птицелов заставил меня встать, потянув за руки:

– Ты говорила про лошадей – Власий прислал двух. Гляди.

Колдун громко свистнул, и два удивительных зверя и впрямь выскочили на лесную поляну. Оседланные, с уздой, два крупных мышастых жеребца храпели и косились друг на друга, перебирая копытами.

– Могу поклясться, это не настоящие кони, – хмыкнул Птицелов. – Стоит снять с них узду – обернутся парой волков, а то и мышами!

Пока он пристраивал сумки к седлу, я тихонько подошла поближе, превозмогая страх. Взгляд у жеребцов был и правда дикий, шальной, но ни брыкаться, ни кусаться они не пытались.

– Давай помогу, – Птицелов закинул меня в седло – глубокое и удобное, а ведь мне доводилось ездить и вовсе на голой спине. «Справлюсь, и ноги не придётся топтать», – подумала я и немного воспряла духом. Исподволь любовалась Радеком – оказывается, колдун не только пешком ходить умеет, осанка выдавала опытного всадника. Правой рукой он держал поводья, а на левую натянул кожаную рукавицу. Для чего – спросить не успела: слетел и угнездился на ней пёстрый ястреб, без страха поглядывая во все стороны и щёлкая время от времени острым изогнутым клювом.

Птицелов словно надел маску, играл роль – и отлично с ней справлялся. Люди смотрели на него почтительно, он же их почти не замечал. Только увидев маленького оборванца, подмигнул ему и бросил мелкую денежку:

– Веди к лучшему постоялому двору, заработаешь ещё.

Пацан аж взвизгнул от восторга и помчался вперёд, требуя у всех уступить дорогу, хотя необходимости в этом не было ровно никакой. Не за монетку старается, поняла я, а хочет потом друзьям рассказать, да приврать побольше.

– Баню, лекаря, да пару служанок расторопных, – начал перечислять Птицелов, едва заехав во двор. Хотела уточнить, с кем он разговаривает, но в то же мгновение с крыльца скатился полноватый хозяин заезжего двора:

– Всё понял, как не понять! – закивал он, расплываясь в улыбке. – Спутнице вашей помощь, а что до трапезы, то стоит заглянуть в таверну. Лошадок обиходить?

Птицелов отрицательно помотал головой и махнул рукой, заставив ястреба взмыть вверх, распугивая голубей и ворон. Сам ловко спрыгнул на землю и помог спуститься мне.

– Иди сюда, паренёк, – колдун поманил мальчика, и когда тот подошёл, важно задирая голову, сказал: – Жеребцов этих возьмёшь за поводья и отведёшь к кромке леса. Там сними уздечки и беги домой. Да смотри. Коли поведёшь продавать или на свой двор – сожрут эти кони и тебя, и людишек вокруг.

Грязное личико побледнело, и малец нервно сглотнул, но поводья взял – не смог отказаться от щедрого вознаграждения.

– Птицелов! – прошипела я. – Это правда?!

Радомир невозмутимо пожал плечами и отправился осматривать покои, оставив меня на милость молодой девицы с непокрытой головой. Та представилась Дуней и потащила меня в баню. «Лошади не едят детей», – упорно вертелось у меня в голове, пока жар и добрый дух парной не вытопили все мысли с первыми каплями пота.



Загрузка...