Зона Пси

Глава 7

1

Солдат — кажется, потерял сознание — очнулся на дороге. В живот упирался валун, под ладонями собрались острые камушки, между пальцев — пыль с песком. Далеко впереди в ночи колыхалась лёгкая синева или даже лазурь с примесью зелёного. «Наверное, там вода сошлась с растительностью» — подумал Виктор. На полях присутствовал бардак: вся техника, какая стояла раньше, перевёрнута. Стога и снопы разбросаны, присутствовало столько мусора, что невольно навевало на мысль: сюда собрали все ближайшие свалки. Ураган прекратился, царило полное безмолвие, обдуваемое лёгким ветерком. Зато доносимая вонь со стороны севера сводила пищевод, желудок, кишечник. Обжигало горло, слезились глаза, и, казалось, вместо слёз вытекает кислота, щипающая кожу на щеках. Виктор приподнял голову и обернулся. Особняк находился в ста метрах. Его почти не было видно, вокруг забора собралась непроницаемая темнота, над которой возвышался конёк крыши и кирпичная труба с гнездом.

«Особняк будто запечатанный тьмой», — подумал Солдат. Он ещё раз осмотрелся, не мог вспомнить, как отошёл так далеко от ворот. А может, его выплюнуло метров на сто, или прокатился кубарем, звезданулся головой об камень и всё позабыл? Сморщив лоб от боли, он привстал на колено. Дыхание спёрло — видно, всё-таки рёбра сломаны или трещина. Такое с ним уже случалось. Сидел на бронетранспортёре, под колёсами произошёл взрыв, и он на всей скорости — будто «бэтээр» выбило из-под задницы — пролетел и грохнулся спиной на камни. В итоге — контузия, скальп на затылке чуть не срезало острым плоским камнем, а вздохнуть — словно в лёгкие воткнули ножи: было сломано шесть рёбер. Вот и сейчас — что-то похожее.

Виктор перевёл дыхание, выгнул в коленях ноги, расправил плечи и поднёс лицо к тёплому обдувающему ветерку. В глазах промчались тёмные круги, пошатнуло. Он ещё раз посмотрел на особняк, обнесённый вязкой темнотой. Ему невыносимо как было жалко Лизу. Он с сожалением покивал, руками овил тело. Сгорбившись, пошёл прочь — подальше от этого проклятого места. Рваные раны на спине будто располосованные ножами и торчавшие сквозь разодранную толстовку, вывернули наружу мясо и саднили так, что, казалось, их поливают соляным раствором, размешанным со стеклом. А в голове пробежала неутешительная мысль: «Наверное, и голые рёбра видно».

— Папа, — за спиной прошептал детский голос.

— Нет, — покачал головой Солдат.

— Папа, — прошептало ещё раз.

— Не-ет…

— Папа…

— Не-е-ет! Не-е-ет! — заорал Солдат, раздирая голосовые связки. — Не-е-ет! — Он, прихрамывая, побежал. Его ещё раз позвал детский шёпот. — Не-е-ет! — Ладони прижали уши, тело уже не чествовало боли, лишь стремилось подальше удалиться. — Не-е-ет! — Виктор набирал скорость. — Не-е-ет! — орал он. Он бежал и бежал, иногда спотыкался и падал, перепрыгивал наваленные ураганом брёвна, стволы деревьев, камни, валуны. Не заметил, как свернул с дороги и уже мчался по полю, углубился в чащу деревьев, сначала молодых и с тонкими стволами, потом перешедших в искривлённые толстые с обнажившимися корнями, где на старых стволах загрубелая морщинистая кора напоминала каменные панцири. Он выбежал на тропу, поднимающуюся к небу, и опомнился, когда рухнул с отвесного утёса. Отбивая локти, колени, почки он катился по земляным заскорузлым бороздам, кувыркался через голову до самого подножия, перелетел серый узкий каменистый берег и шлёпнулся в ледяную воду. Горная река понесла его, била о камни, переворачивала, перекидывала через пороги, топила и скинула с водопада. Он летел в шумной воде, дух захватило, а руки махали, словно желали помочь — не дать упасть, но взлететь.

Солдат упал в ещё более ледяную воду тёмной лагуны, дыхание сбило, изо рта и ноздрей вырвались пузыри. Берцы коснулись каменистого дна. Виктор оттолкнулся ногами и постарался скорее всплыть, воздуха в лёгких катастрофически не хватало.

Над головой светили немигающие звёзды, серебряная луна наблюдала своим холодным взглядом. За пару минут Виктор успел околеть, зуб на зуб не попадал, а когда попадал, то готов был раскрошить и раскрошиться сам. Солдат осмотрелся. Вокруг возвышались высокие отвесные берега с покосившимися бетонными столбами и колючей проволокой. «Может, там ещё и ток пропущен?» — скользнула мысль в голове. Пришлось плыть очень долго — возможно, от усталости и ран на спине ему только казалось. Солдат очень удивился, когда справа в метрах двадцати появилась водонапорная башня, бочка которой наполовину высовывалась из воды. Потом со множеством дыр пошли черепичные крыши затопленных домов. Виктор проплыл между двух крыш. От холода начало сводить икры ног. Впереди замаячили окна и дощатые стены, по которым он определил, что у дома есть ещё первый этаж, а возможно, больше. Через пятьдесят метров появился покосившийся деревянный столб электропередачи, с одной стороны траверсы в воду опускались три провода.

«Не долбанёт?» — в мыслях спросил Солдат. Опасаясь электричества, он замер на месте, дрожа всем телом. «Да нет. Уже бы насадило так, что глаза бы выскочили и в припляс, обгоняя друг друга, помчались по водной глади, фига с два догонишь». Виктор подплыл и осторожно потрогал пальцами один за другим фарфоровые изоляторы с намотанными металлическими проводами: как если бы почувствовал ток, то не поплыл вперёд, а повернул назад и что есть силы погрёб руками и ногами, изображая гребные винты самого быстрого катера, чтобы не убило. Он осмотрелся, отгоняя пальцами мелкую зелёную тину, так и норовившую влезть в рот или ноздри: берегов не видно. Увидел второй столб, к которому, скорее всего, от этого, поднимались провода и дальше тянулись к следующему, и к следующему, и, чем заканчивались — в сизой дымке было не увидеть. Виктор решил плыть вдоль проводов и столбов, а то будет вечность кружить на одном месте, пока сердце не остановится от холодной воды.

Терпеть ледяную воду уже было невмоготу, да ещё тормозили водоросли, постоянно цепляющиеся за ноги. Уже проплыл десять столбов, а конца края — начала берега — не видно. Губы, казалось, окаменели; пальцы ладоней отказывались сгибаться.

— Ну и где белая полоса после чёрной? — спросил Солдат, выплюнув вонючие чешуйки тины. — Или моя зебра-жизнь состоит только из чёрных полос? Ну тогда это уже не жизнь, а вечный мрак, где лучший исход — утопиться.

Слева издалека донёсся металлический лязг и, как показалось, пёсий визг. Солдат долго всматривался в темноту, плохо подсвечиваемую луной и звёздами, и наконец различил очертания берега.

— А-га, вот куда мне надо. Вот где белая полоса запряталась. И не желает, чтобы я её нашёл. Но Солдата — не проведёшь. Ведь я не свой, — радостно закричал Виктор, — я божий!

Долго пришлось искать место, где можно было забраться на сушу. Рваный берег полметра высотой, сверху покрытый густой травой всё время обрушивался, как только ладони старались уцепиться пальцами за край. Место, где можно было вылезти, нашлось через километр, справа от того места, куда Солдат подплыл. Неимоверно уставший, облепленный тиной и водорослями, дрожащий как отбойный молоток, он опустился коленями на траву и тихо засмеялся. Вытянул перед собой руку с выставленным указательным пальцем и произвёл голосом «пуф» — этим показывая миру, что он не лыком сшитый и за жизнь — ещё как поборется.

— Ха-ха-ха, вот так вот, грёбаная романтика этого пришибленного мира, вечно незнающего покоя и не дававшего другим. — Виктор радостно воскликнул, увидев в двадцати метрах кострище, окружённое брёвнами, сиденьями от машин, сумками и всяким хламом. Обрадовался тому, что, может быть, найдёт что-то полезное в разбросанных вещах, ведь у него ничего не осталось кроме огнива. Ладони побили по накладным карманам, пальцы нащупали продолговатую форму: и ещё старый мобильник, который после воды вряд ли «заведётся». И пока не согреется — о сне не могло быть и речи, хотя усталость одолевала так, что было желание рухнуть на траву и сразу отключиться, отбросив ноги. Но можно заболеть, а что ждёт впереди, какие ещё передряги встретятся, перед тем как поймёт, что делать дальше, неизвестно: ведь он будет идти и идти, пока что-нибудь не изменится; если надо — будет озверело биться и всё менять сам.

— Пока не устрою свою жизнь. Или не сгину.

Солдат переворошил все сумки, полиэтиленовые пакеты. Кроме вонючего тряпья и серой грязной ваты ничего полезного не нашёл. Наверное, место каких-то бомжей, очистивших всю округу и собравших здесь свой секонд-хенд и библиотеку: старых книг — здесь тоже валом.

— Ладно. Я сам теперь почти как бомж.

Зато приготовлены дрова, наструганы щепы, из которых с помощью огнива и выдранных листов из книг Солдат развёл огромный костёр. Пламя достигало его роста, весёлые искры взметались к небу. Из-за жара пришлось подальше отойти. Огонь отбрасывал в ночь причудливые тени, плясал по лицу, создавал в темноте светящийся островок, накрытый мерцающим куполом света. Виктор снял берцы, пододвинул ближе к костру. Остальную сырую одежду снимать не стал. Ночь тёплая — с тёплым ветерком и жарким огнём: всё высохнет прямо на теле. От усталости не хотелось ломать голову о происходящем — тревожиться и переживать. Солдат улёгся на траве с наветренной стороны от костра, чтобы «во сне не хлебать умиротворённым хлебалом дым», и под треск дров от огня мгновенно уснул.

Единственная мысль, которая поселила на мгновение: «Когда плыл, кажется, боковым зрением увидел на крыше дома человека в чёрном резиновом костюме. Как водолаз. Но это… кажется».

Костёр постепенно утихал, горел медленным, ровным пламенем. Утихал и ветер, слабо обдувал теплом, пока полностью не остановил своё дыхание. Лишь чья-то ненависть взирала из ниоткуда и разгоралась всё большим пламенем и безудержным неистовством. Солдат часто вздрагивал, иногда стонал.

— Папа, — прошептал детский голос.

2

Виктор поморщился от солнечного света, ворвавшегося в приоткрытые ресницы. Было непонятно — спину больно или приятно щекотало. Чьё-то дыхание коснулось слуха, чьи-то ноги или лапы шуршали сзади по траве. Солдат внутренне напрягся, но бить наотмашь кулаком не спешил: вдруг там кто-то рядом трётся с добром. Он медленно-медленно повернул голову. Собачьи глаза прищурились от удовольствия, а длинный язык зализывал ему раны на спине или — слизывал кровь.

«Ну вот, а если заразу занесёт?»

Солдат кашлянул. Пронзительный визг метнулся к небу, пёс высоко подпрыгнул на месте и стремительно понёсся к кустам и деревьям, растянувшимся густой зелёной полосой на западе в двести метров отсюда.

— Это не пёс, — произнёс Виктор и сел, потирая сонные глаза. — Это какое-то уродство. — Некоторое время он смотрел за убегающим существом, которое принял за пса. Голова действительно принадлежало псине, где наверх вылез оголившийся мозг, сидел как расплывшаяся шляпа гнилого гриба. Горбатое тело без шерсти напоминало гиену, а длинный чёрный хвост, торчавший стрелой, будто приделан от гигантской крысы.

Костёр давно погас, солнце парило, приятно согревало после холодного утра. Солдат потянулся, косточки всего тела хрустнули. Странно, вчера спина болела невыносимо больно, и сегодня должна вообще не давать двигаться без вскрика и сморщивания лица, но нет — было ощущение, что раны не начали подгнивать, или даже затянулись.

Солдат поднял берцы с земли и потёр пальцами внутри. «Надо же, высохли, лишь в стыках влажные, и чуть-чуть в носах». Он сел на автомобильное кресло, натянул армейский ботинок и стал затягивать шнурки. Вспомнил, как один раз в пустыне набрели на островок с растительностью. Двое раненых товарищей остались лежать под тенью глиняной стены одного из трёх заброшенных домов, а он пошёл искать воду. Через тридцать метров пряталось в низине небольшое полувысохшее озерцо в окружении деревьев. Он забыл взять флягу, а возвращаться пустым под нещадно палящим солнцем не хотелось. Пришлось снять ботинок, черпнуть воды и быстрее нестись к друзьям, чтобы с радостью оповестить, что от жажды не помрут и могут с жадностью напиться. Солдат качнул головой и улыбнулся: они ему этим ботинком чуть по голове не настучали.

Ох как сейчас хотелось пить. Наверное, осушил бы целую цистерну. Глаза забегали по разбросанным вещам: где-то ночью валялась пластиковая белая фляжка, сразу было лень за ней нагибаться.

Солдат обулся и встал на ноги. Внимательно оглядел разбросанный «бомжатский секонд-хенд» вокруг огромного пепелища. Походил и попинал вещи. Фляжка куда-то запропастилась. Может, пока спал, кто-то приходил и унёс всё, что есть полезное? Как назло, желание заправить своё пузо водичкой непомерно возросло. Виктор попробовал сглотнуть слюни, сухой язык прицепился к пересохшему нёбу. Чёрт с ней — с этой фляжкой. Он направился к озеру. Перед взором предстала картина большого затопленного города; сотни, или даже тысячи крыш расположились над водной гладью, затянутой мелкой водорослью. Некоторые дома выглядывали из воды на пол-этажа. Всё это когда-то был частный сектор. Солдат представил, как ночью произошёл провал целого города и спавшие люди больше не проснулись. Хотя, конечно, кто-то и спасся.

— Там, наверное, полно утопленников. — Виктор с грустью вздохнул: что называется — попил сухой водички. Он вскинул глаза и устремил пронзительный взгляд вдаль. Ему снова показалось, что на одной из очень дальних крыш метнулась человеческая фигура. Он усердно всматривался, стараясь различить хоть какое-то движение, но половина озера накрыто плотными облаками вперемежку с тучами, и вся южная сторона тонула в тёмно-серой мгле. Солдат выругался и назвал сгорбившееся существо, которое ему показалось, «грёбаным ниндзя в водолазном костюме». — Он за мной следит. — Виктор усмехнулся. — Бред. Если бы это был омоновец, то хрен ли ему по крышам, как горному козлу скакать. Уже давно бы мне завернули ласты, тем более, когда спал.

Вчера, когда плыл и услышал лязг металла с собачьим визгом, а потом свернул к берегу; в том месте, где не смог забраться на крутой берег, — видел разбитый дом. Вот туда нужно идти. Здесь в округе одни пустоши, заканчивающиеся посадками или, возможно, лесами. Конечно, если будет время, то обязательно всё осмотрит.

Солдат похлопал ладонями по всем карманам, проверяя свои вещи, хотя прекрасно знал, что кроме старой «мобилы» и огнива — разве что призраки моли затесались. И теперь бухают на радостях, что нашли приют.

Виктор пошёл по траве, достигавшей колен и бегающей волной по густому зелёному ковру. Вдоль берега не пошёл: а то ещё рухнет в воду вместе с обвалом — вчерашние восхождения к суше ещё грелись в памяти. Раны на спине начали саднить, пульсировать. Не дай бог, покроются гноем. Он вспомнил, когда ещё был совсем маленьким, как отец пришёл со рваной раной на лбу после драки. И вроде бы промыли, и вроде бы всё затянулось, а батя всё жаловался на боль. Потом, когда лоб раздулся как надувной матрас, ему вскрыли заживший шрам, а оттуда, как из мясорубки фарш, посыпались опарыши.

— Нужно бы чем-то обеззаразить.

Ноги вынесли к земляной дороге. Глубокие засохшие следы от траков пролегли от дальних посадок к наметившимся крышам домов, куда и держал путь Солдат.

— Неужели от танка? — Виктор присел на одно колено, провёл пальцами по рифлёному широкому следу. Он хоть и воевал, но не мог различить — танк это проехался или бульдозер. — Да нет, зачем здесь танки? — Правда, в мыслях пронеслось, что зона, куда он попал, очень странная. Вспомнились бетонные столбы с натянутой колючей проволокой на берегах, возвышающихся вдоль реки или канала, по которому он плыл. И опять же — ни единого человечка, а то чудище с мордой пса говорило, что здесь — всё слишком не так. Всё — слишком не так. Это уже генная манипуляция. Или, быть может… Нет, в нападки инфернальных сущностей он не верил, во всяких там суккубов и инкубов, типа, с помощью которых, в средневековом мире начиная с ночи Сварога всё заполонили химеры.

И — Елизавета.

Ещё издали Солдат различил двухэтажные дома с разбитыми окнами, расположившиеся с обеих сторон дороги. Он даже не мог определить — почему так решил, но сразу понял, что здесь воцарилось запустение. Жизнь давно ушла, покинула собственные жилища. Или её попросту с помощью меча и атома вежливо попросили погибнуть.

Вдоль дороги стояли фонарные столбы; их свет давно угас, лишь навеки поселился в чьей-то мёртвой памяти. Ветер поднял пыль и мусор, завертел, поднял извивающейся тонкой воронкой и где-то на уровне разбитого фонаря всё рассыпал, забросив микроскопические частички в глаза подходившему путнику.

— Ну я же вам ещё здрасте не сказал, а вы уже истерично кидаетесь и требуете алиментов. — Солдат остановился, чтобы освободить заслезившиеся глаза от пыли. Перед тем как ресницы сомкнулись, зрачок успел уловить короткий блеск, как если бы солнечный луч отразился в стекле. Но Виктор не придал этому значения. Отерев слегка воспалившиеся веки, он окинул широким взглядом посёлок. Или, скорее всего, выселок, когда-то принадлежащий к затопленному городу. На пригорке, к которому он поднялся, начиналась асфальтированная дорога. Виктор повернулся, чтобы оценить пройденный путь, и пожал плечами.

— А сюда асфальта, значит, не хватило? — Солдат покачал головой. «Сдали на металлолом. И по фигу что не металл, лишь бы денег нахапать и в бумагах написать, что слишком поржавело. В этом мире никто не замечает — что поржавели сами: их совести, сердца и души». — Зато светофор поставили. Для пробегающих через дорогу зайцев?

Солдат насчитал десять дворов — по пять с каждой стороны. Возможно, вдалеке, там, где за деревьями дорога раздваивается вправо и влево и по центру расположилась заправка, приютились ещё дома. Над крышей заправочной станции возвышалась кирпичная пожарная каланча, больше походившая на маяк. Повсюду валялся мусор, иногда гоняемый ветром. В щели разбитых тротуаров пробилась трава. Низкие изгороди прикрылись густыми кустарниками, в листве которых разные цветы пробовали украсить этот заброшенный мирок. Их поддерживали золото солнца и синева безоблачного неба. Но не помогало. Немое уныние здесь перехлёстывало через край. Ни одной пчёлки или бабочки, ни одной певчей птички, ни одной вопящей вороны. «Возможно, уныние только в моей голове, а миру — всё прекрасно».

На правой стороне возле второго ближнего дома припаркована легковая машина. Цвет и какой марки — невозможно определить. Автомобиль настолько грязный, что Солдат представил, как подъехал «гряземёт» с цистерной и начал обдавать чернильной жидкостью из гофрированного шланга, а после, когда подсохло, заполировал серой пылью.

Виктор раздумывал — с какого дома начать шмон или — как он сам называл обычное мародёрство — «сталкерствовать». Глаза разбегались: столько домов без хозяев! Заходи в любой и бери всё, что найдёшь — бесплатно. Правда, если хозяева невзначай нагрянут, то всё же придётся заплатить — пропустить пулю из их оружия через свою башку. Но — как говорится, риск — благородное дело. Правда, если этот риск оправданный. А оправданный ли сейчас риск?

— Да я сейчас от жажды засохну! — крикнул Солдат и широкими быстрыми шагами направился к автомобилю: салон машины быстрее осмотреть, чем дом, и вдруг ещё заведётся. Конечно, наверняка здесь уже поработали ушлые ребятки, но — кто его знает, кто знает.

Холодный порыв ветра задул уши, завыл в трубе какого-то дома. От неожиданной и резкой прохлады по телу промчались мурашки. И всё же слух уловил длинное с эхом «сциф-ф-ф». Солдат замер как закаменелый, разведя руки и не веря своим ушам. «Это же пуля? Это же пуля просвистела!» В тишине, освободившейся от ветра, издалека принёсся новый выстрел, фонтанчик пыли взметнулся возле берца. «Это же снайпер стреляет! По ногам, собака, метит!»

Виктор, не добегая машины, прыгнул под передний бампер, едва не попал под следующую пулю, которая пробила и заднее, и переднее стекло, почти чиркнула по макушке. Виктор громко выругался — в ладонь воткнулись разбитые стёкла от бутылки, когда-то кем-то разбитой. Он вжался к переду автомобиля, осматриваясь: нет ли других, подончато его окружавших. Но кроме унылых домов с разбитыми стёклами окон лишь слабый ветерок гнал по асфальту скомканный бумажный лист. Измятый шарик подкатился к ногам и остановился, уперевшись в армейский ботинок.

— Спасибо, но я пока ещё не обдристался со страху.

Новый порыв ветра принёс новый звук выстрела и вонзившуюся пулю в крышку капота где-то в районе фары. Это — уже заслали смерть сверху. Значит, стрелков несколько?

— Я вам глотки перегрызу, — прорычал Солдат. Сердце колотилось в груди, но ярость клокотала несоизмеримо больше. Виктор перевёл дыхание, вытянул из ладони три мелких стеклянных осколка. Только он подумал, что всё, обстрел невидимой цели закончился, и хотел подглядеть за обстановкой, как пуля пролетела перед «мордой», чуть не задев нос, и воткнулась в асфальт возле носа берца. «Мои мысли читает, знает, что хочу на миг высунуть глаз?» Ладонь стёрла пот со лба. Солдат посмотрел на другую сторону: там дом совсем рядом и туда легче проскочить и остаться живым. Он подлез на четвереньках к другому краю переда автомобиля, нагнул голову под капот, почти касаясь щекой дороги, и собрался выглянуть. Но ему снова не дали, вонзив следующую пулю прямо перед лбом.

— Тварь! — закричал Солдат, брызнув слюной, заскрежетал зубами. — У тебя там, собака, тепловизор имеется что ли? Я тебе в жопу его запихну, будешь оттуда тепло рассматривать.

В накладном кармане возле коленки задребезжало. Виктор удивлённо вскинул брови, пальцы потянули отворот кармана, затрещали липучки. Через секунду глаза Солдата в ещё большем недоумении взирали на дисплей старого мобильника, батарея которого не заряжалась вечность. Большой палец правой руки осторожно надавил кнопку с рисунком зелёного телефона. Подносить к уху не понадобилось, из динамика громким шёпотом донеслось: «Я подсказываю». Это был женский голос, сильно чей-то напоминавший. Солдат поднёс мобильник к уху.

— Лиза, это ты?