Глава 20

1

Солдат очнулся от нестерпимой тошноты на ковре из торфяного мха. Он находился в такой прострации, что не понимал, где сейчас находится, не помнил кто он или что он, и не был уверен: то, про кредит, — это случилось когда-то или плод измученного ума?

Пару спазмов в виде рвоты — результатов не принесли. Виктор больше суток ничего не ел, желудок был пуст и, наверное, высушен досуха. Не помешало бы пару цистерн чистой воды залить в глотку. И вроде бы у родника напился, но жажда мучила. Перед глазами бегали мушки. С четверенек Солдат опустился на бедро и осмотрелся.

До леса оставалось шагов сто. Островки коричнево-чёрной воды менялись островками с осокой, седой прошлогодней травой и корягами. То тут, то там на поверхность воды выходили пузыри, а волны испарений, исходившие от водной глади, были настолько густыми, что, казалось, шагни в них и никогда не найдёшь обратной дороги. Солдат представил, как обитатели ада убегали отсюда, лишь бы только не подвергаться мучениям здесь. Невыносимое зловоние окутывало болото и невольно приходил образ птицефермы, где одни наседки, которые недавно сдохли и теперь смердели на жаре, а ими снесённые яйца все разом стухли.

Мысли путались, внимание проваливалось, и Виктор осознал, что если хоть чуть-чуть промедлит, то вряд ли когда уйдёт отсюда.

И главное: как он здесь оказался?

Солдат проверил содержимое карманов. Выругался: не хватало пистолета и одной обоймы. Глаза пробежались по островку из сфагнового мха. Нет, нету пистолета, в другом месте потерял. Виктор поднялся на ноги, пошатнулся и с любовью взглянул на сапёрную лопатку, улыбнулся.

— Мы с тобой одного духа — ты и я. Помоги мне в нужный момент. И не теряйся, знаешь ли.

Перескакивая с одного сухого островка на другой Солдат благополучно добрался до первых деревьев леса, где болото больше уступало своё место земляному покрову. И уже можно было шагать по тверди, набирая скорость: правда, мочажин здесь — как конопушек у самого конопатого лица во вселенной.

Виктор углубился в лес, всё время откладывая заглянуть в карту, — то упавшее дерево не нравилось, чтобы присесть, то само место было не по душе: слишком мрачное, гиблое. Когда вышел на крохотную поляну, усыпанную морошкой (к ягодам не притронулся, потому что не знал, что за ягода: то ли малина, то ли не малина), то узнал это место. Здесь он уже бывал. Слева в проходе могучих деревьев, сомкнувших кроны, находился домик на восьми толстых и высоких дубовых сваях. К двери вели два пролёта деревянной лестницы, с северной стороны — каменная труба возвышалась над коньком, периметр под окнами окружён балконом с перилами, но проникнуть внутрь невозможно. Домик располагался на небольшом пятачке суши и окружён непроходимым болотом, в котором на десятки метров в глубину перемешались земля и вода — создавали вязкую жижу. В прошлый раз Виктор сунулся туда и чуть ли не утонул: успел уцепиться за корень поваленного дерева. А домик с виду такой уютный, что хотелось в нём переночевать, а то и пожить. Но сейчас у Солдата есть карта, где отчётливо показан выход из этих земель. Правда, в прошлый раз он всё там пролазил, всё осмотрел: кроме неприступных скал и непроходимых зарослей никакого прохода не видел. Тем не менее раз на карте обозначено, значит, ему точно туда. Значит, нужно искать.

Долго рассиживаться Солдат не стал: нет еды, нет воды. Женщины тоже нет: нежиться не с кем, — немного отдохнул и в путь. Солнце располагалось над головой, но здесь есть одна особенность: ты думаешь, что до вечера ещё долго, как неожиданно наступает непроглядная темнота — ночь. И самое интересное — не всегда так бывает.

— Лорд неба потихоньку дрочит наш народец, — проворчал Солдат. — Рога бы поотшибать. Ничего — разберёмся.

Болота, сухие стволы могучих деревьев и завалы валежника постепенно поменялись на буйную растительность, которую иногда приходилось рубить сапёрной лопаткой и бранными восклицаниями вспоминать слово «джунгли». Часто заглядывая в карту, Виктор понял, что крутится на одном месте: давно пришёл — но никакого вшивого! прохода ни черта не созерцает. Он долго осматривал толстые лианы, похожие на плющ, ползущие вверх по скале. Можно попробовать подняться по какой-нибудь: но ни одна не доходит до верха. Потом с высоты птичьего полёта орать, звать на помощь, чтобы поскорее спустили на землю несчастного бедолагу: а то коленки со страху трясутся, а в трусах жидкий сир плещется.

Солдат усмехнулся: он никогда не боялся высоты, но в данный момент одолевали усталость и голод, поэтому как-то не желалось скакать по скалам горным бараном. Он прошёлся вдоль скалы ещё пару раз, и уже не было сомнения: красный крест в овале указывает именно на это место. Он облазил все кустарники у подножия, изодрал кожу об колючие шипы, в надежде, что где-то в камнях прячется вход, но — нет отсюда выхода. В пятидесяти метрах правее к скале примыкал ветровал. В детстве Виктор смотрел фильм «Кладбище домашних животных». Там двум типам, державшим путь к этому самому кладбищу, пришлось преодолевать примерно такой же завал из деревьев.

— Такой же, да не такой, — проворчал Солдат. Этот в два раза выше, а острые колья, торчавшие повсюду, казалось, только и ждут, когда ты оступишься, чтобы насадить твою задницу до самого горла. Только там оставалось искать выход (или вход), больше нигде. Но тогда получается — на карте неправильно обозначено место.

— Эх, тогда хреновая карта, — раздосадовано произнёс Виктор, памятуя о том, что на карте обозначены какие-то сокровища «Ваал Уэвеля». А значит, если карта не корректная, их можно искать целую вечность.

Солдат подошёл к поваленному и покрытому мхом стволу.

— Да-а, этот бурелом, наверное, нарочно собирали, скидывая брёвна и коряги с вертолётов. Здесь что-то отыскать — минимум бензопила нужна. — Виктор ухватился за ветку и начал опасное восхождение по изломанным скользким стволам, ветвям и сучьям. Дважды мох как растопленное масло соскальзывал со ствола под ступнёй и рёбра Виктора немилосердно нанизывались на коряги.

— Грёбаный бурелом, я тебя подожгу, — рычал Солдат и продолжал лезть: то ветка глаз стеганёт, то ляжка на сук напорется. Только Виктор подлезет к горизонту, а он снова дальше отползает, и создавалось впечатление, что вал из деревьев расположился на шаре, который под чужими шагами медленно крутится.

— Это ещё что за аномалия? Скала, приблизься! я сказал.

Солнце палило нещадно, липкий пот заливал всё тело, а скала, которая казалась в каких-то тридцати метрах, не приближалась: грёбаный сим-сим, дверь не открывает.

Наконец-то, восхождение Солдата было вознаграждено. От увиденного он присвистнул и на радостях выругался.

Пологий спуск из стволов деревьев заканчивался в узком овраге, над которым нависал огромный выступ. Всё это походило на козырёк бейсболки над громаднейшей нишей в скалу. А дальше — а дальше находился дольмен с проломленной передней плитой.

Солдату казалось, что он воспарил. Обрадованный он нёсся ветром по брёвнам, рискуя переломать ноги (да и рёбра с шеей в придачу), — так ему хотелось поскорее уйти из этих мест.

2

Он долго стоял в оцепенении, не веря своим глазам.

Справа и слева от излома в плите дольмена, забираясь на пригорки оврага, росли низкие кусты ежевики. Справа и слева плясали покосившиеся деревянные столбики, колючая проволока в несколько рядов между ними ограждала кустарники от U-образного дна оврага. И с левой стороны на колючей проволоке висел он сам — Виктор Солдатов. В той же одежде, в которой пребывал сейчас сам, только полинялой на солнце. Тело высохло, но не было следов разложения, и уже начало походить на мумию. В затылке зияла дыра от выстрела: скорее всего, ружейного. Приподнятая левая рука застыла на проволочных шипах, в кулаке зажат кусочек угля. На стене неровным почерком чернела надпись: «СОЛДАТ! ТЫ СЛЕДУЕШЬ ДОРОГОЙ ЗЛА. ПЕРЕСИЛЬ СЕБЯ, ОСТАНЬСЯ ЧЕЛОВЕКОМ. БЕСКОНЕЧНЫХ ПОПЫТОК НЕ БУДЕТ»

Как же невыносимо было видеть себя мёртвым — словно видел родного брата. Виктор вспомнил себя маленьким ребёнком на фотографии, и мысль в голове прошептала: «Это убили его».

— Дорогой, как же так? — Солдат опустился на корточки. — Кто тебя так? — Он подумал: «Раз сумел себя предупредить, возможно, что-то припрятано в карманах». Обыскал себя мёртвого: ничего. — Видимо, ты кому-то доверился и… — Виктор обернулся на утробное низкое клокотание с примесью рыка и мурлыканья. На вершине ветровала находился пёс-мутант: тот, с которым познакомился в самый первый раз возле «бомжатского секонд-хенда», — в окружении пяти таких же молодых. Отсюда — снизу — грибовидный мозг пса-мутанта казался огромной шляпкой мухомора, по которому расползлись бледно-синие лианы: это были вздувшиеся сосуды; на верхушке лоснящегося горба между лопаток чернел крест, словно клякса из нефти: именно из-за размытого креста Виктор сразу узнавал старого знакомого. Длинные остроконечные уши в нескольких местах прокушены. «Крысиный» хвост стелился под лапами, его кончик приподнимался и трепыхался как кончик хвоста гремучей змеи. Пёс выглядел бы комично, если бы не налитые кровью глаза и собравшаяся пена на чёрной бахроме вокруг открытой пасти. Виктор прошёлся взглядом по брёвнам и корягам, надеясь увидеть главного самца, и успокоился. Огромный пёс-мутант, который был раза в два крепче остальных четвероногих сородичей, отсутствовал.

— Ах ты, не дали спокойно побеседовать с самим собой мёртвым, поразмышлять. — Виктор подумал: «Наверное, эти собаки сейчас мою мумию обглодают до костей». Новая жалость к своему безжизненному телу с ещё большей силой обволокла сердце. — Слышь, ты, пёс сатаны!.. Вот смотри, если тронешь его, — Солдат ткнул указательным пальцем в сторону тела на колючей проволоке, — то я вернусь проверить. — Из кармана штанов достал пистолет «Макарова». — Найду тебя и буду очень долго тренироваться в стрельбе на твоей снятой шкуре.

Четверо других псов-мутантов спустились по наваленным стволам деревьев к оврагу и приближались с двух сторон.

— Да надоели вы мне. — Солдат передёрнул затвор: не помнил, когда угрожал главному псу-мутанту, — досылал патрон в патронник или нет. Взял на мушку самого ближнего пса-мутанта и надавил на спусковой крючок. Осечка. Ещё дважды надавил: ещё две осечки. Не может быть! Или патроны какие-то не патроны, или пистолет сдох. Ещё дважды надавил указательным пальцем на спусковой крючок. Тот же результат — выстрела не последовало.

Виктор решил: псы-мутанты поняли, что смертельная угроза их миновала и теперь незамедлительно набросятся рвать, — но четвероногие враги лишь задрали носы, медленно приближались и старались уловить запах, словно желали распознать что-то неизведанное.

— Ладно-ладно, хорошо, вы здесь пока нюхайте, нарики, а я потихоньку путь продолжу. — Виктор последний раз жалостливо взглянул на своё второе тело и нырнул в темноту дольмена, немного сомневаясь: есть ли дальше проход? А то одной лишь сапёрной лопаткой придётся воевать с пятью недобрыми псами-мутантами. Хотя, скорее всего, они мёртвое тело не будут глодать: они же — вампиры, кажется. Тот с крестом — точно любитель крови.

3

Да, дольмен прижимался к скале и задней стены у него попросту не было — дальше вела пещера. Интересно, кто и как проломил в передней плите проход? Ведь в то отверстие, которое обычно бывает, человеку не пролезть. Некогда было читать надписи на стенах, возможно, когда-то он сам для себя оставлял послания. Земля начала качаться: не хватало на веки вечные остаться погребённым под скалой. Узкий проход вёл вверх, откуда исходила слабая дымка света, еле уловимая, и шквалисто сквозило. Солдат спешил, ощупывая ладонями стены и низкий потолок: скорее, скорее отсюда выбраться. Скала тряслась сильнее, выбивая дорогу из-под ног, — приходилось ловить равновесие. Позади сопели носы. Виктор через плечо кинул взгляд: конечно, так и есть, несколько светящихся пар глаз следовали за ним. Следовали, но не нападали. Значит, хотят выбраться в другое место — быть может, даже в другой мир — вместе с ним, а после, возможно, нападут. Возможно, он для них не только временная путеводная звезда, но и в качестве барашка, чтобы им подкрепиться, вылакав всю кровь, и продолжить путь в свою новую жизнь.

Гром, грохот, раскат, непереносимое давление. Шаталось уже так, что почти невозможно идти; сверху сыпались камни. Псы-мутанты, разом взвизгнув, ринулись назад.

— Дьявол, что происходит?!

Со всех сторон в темноту начали вклиниваться столбики света, пещера словно из-под мощных прожекторов ослеплялась вспышками, реальность вибрировала горизонтальными помехами, искажалась.

— Ты меня не желаешь отпускать?! — закричал Виктор во всё горло. — Накось выкуси!

Солдат почувствовал, как его начало засасывать против ураганного ветра. Он даже представил, как за его душу борются два рогатых божка. Один его выдувает, второй втягивает гигантской помпой. Ещё немного и тело разлетится в лохмотья. Неожиданно стихло, только слышно, как где-то капля ударялась о воду, создавая эхо.

Виктор поднялся с коленей, подобрал сапёрную лопатку, которую вырвало из-под брючного ремня, отряхнулся. Дождался, когда мир перестанет качаться, вибрировать. Сплюнул песчинки, скрипящие на зубах, обернулся: псов-мутантов след остыл, — и шагнул на каменную ступень.

На пути перед выходом к белому свету нарисовался невысокий зал, где полом была гладкая массивная каменная плита. Вряд ли такое могли вырезать в наше время, это что-то от древних. Каменная дверь толщиною полуметра срослась со стеной скалы, вся покрыта плесенью и красно-оранжевыми пятнами, напоминающими ржавчину. Хотя ни грамма железа на ней Солдат не увидел.

Раздался тончайшее пиканье. Как только Виктор ступил на каменный пласт, пиканье начало учащаться, а тон повышаться.

— Ща как рванёт, — невесело усмехнулся Солдат решая: рвануть когтями на выход или не стоит?

Скрежет из «сломанного радио» чуть ли не контузил.

«Стоп. Внимание, — подобно роботу начал вещать женский голос. — Вы входите в зону ПСИ. Ознакомление. Осторожно, предподготовка. Стоп. Новое ознакомление. Ваш долг — миллион злоков. Не сопоставимо с жизнью. Нам выгодно, если вы вернёте. Нам выгодно, если вы умрёте. За неуплату будет отобрано всё. Жизнь тоже будет отобрана. У вас есть шанс. Удачи…»

Женский металлический голос резко замолк.

— Словно отрубили башку, — проворчал Солдат. — Шанс есть у всех, даже у мёртвых. Я уже знаю, вы тут и мысли читаете, и всё, на хрен, видите. Или не всё? А?! — Он осмотрелся. — И откуда же проверещал непонятно чего этот железный женский голос? — Одно он понял, что долг за кредит — целый миллион. — И что за валюта такая — злоки? От слова — зло?

Виктор пересёк плиту и вышел наружу.

— Папа-а-а, — в спину услышал Солдат жалобный шёпот сына — давно мёртвого сына.

Загрузка...