Золотое солнце

Черная хроника Глава 8. Побег

До порта — меньше одной стражи хода быстрым шагом.

В третий раз я споткнулся, когда мы блуждали по кривым предпортовым улочкам, минуя сточные канавы, издалека обходя редких ночных сторожей. Не то чтобы они были слишком узки, эти улочки, слишком тесны или слишком неровны... Напротив, скорее, они напоминали дороги, дома были разбросаны далеко друг от друга и как-то... беспорядочно. Вроде ракушек на дне. Кривые глинобитные домики, кое-где — кирпичные, но все больше не дома, а сады, огороды, пустыри. То ли дело Пангдам: всем городам город, там за каждый локоть земли, огороженной крепостной стеной, надо платить золотом, не скупясь...

В четвертый раз ноги меня подвели в самом порту. Да что за чума! Видно, что-то не так. Не умею я ходить, как пьяный нищак, сроду не умел, а за последние четыре года совсем разучился. Что-то не так. Не знаю почему, но колыхание предрассветной мглы и птичьи крики, слабеющая на пороге света луна и едва живой сырой ветер, пена на волнах и звук наших шагов — все сообщало мне: Малабарка, постой, нарвешься на шквал, да сядешь на мель, да пойдешь на дно, Нергашу служить... Не вы ли, проклятые боги, боги- предатели, нашептываете мне слова тревоги? Да забери вас бездна.

Раньше я бросил бы Куб, решаясь на такое дело.

У нас одна фляга воды и дня на два пиши. Если понадобится тянуть — то на три. Ланин уверяет, что рыбаки держат на своих корабликах запас сухарей и соленого мяса. Аххаш, лучше бы она не ошиблась... Девочка хорошо держится. Не показывает страха.

Прежде это был очень большой порт. О, даже верфь тут была, на порядочные посудины рассчитана. Волнорезы. Набережную добротно облицевали камнем, и еще не везде, чума болотная, этот камень осыпался. Склады старые, низкие, деревянные... Видно, что больше половины — заброшены. Маяк на мысу, когда-то был, наверное, очень высоким, это нетрудно заметить, а сейчас там все в развалинах. Большие серые камни. Другой маяк, поновее, совсем маленький, из дерьмового кирпича. В здешней бухте мог бы укрыться целый флот на полсотни трирем. И что я вижу? Одна быстроходная галера, хороша для разведки, на посылках или мелкие купеческие суда работать. Как раз таких, «легких» купцов — еще с десяток. Все остальное — рыбацкие кораблики, тьфу и тьфу, прибрежные крабы... Лодки. Лодок много — где старый маяк, и у причалов, и напротив волнореза. Почти все вытащены на берег. Но это лодки, а не корабли. Корабли — во-он там. Целых два, по середину мачт в воде, топляки, гниль, зелеными бородами обросли... самые большие суда в этом порту! «Тяжелый» купец здесь, наверное, целое событие... Весь городок, надо думать, собирается.

Дряхлеющий порт, как и дряхлеющий человек, безобразен.

Ланин уверенным шагом довела меня до забора с воротцами. Что-то вроде таможни. И там эти, их миннан. Держат караул. Девочка поворачивается ко мне.

— Малабарка, таможню нам не миновать.

— Вижу.

— Кстати, лучше бы нам поменьше шуметь, тут недалеко, если я не ошибаюсь, еще один... еще одно место, где стоят стражницы.

— Караул.

— Именно так, Малабарка, — она вытащила свою травку, — как раз поэтому я и подумала об огнецвете. Поверь мне, это очень хорошее, сильное средство, я знаю толк в подобных вещах.

— Я доверяю тебе, Ланин.

И действительно, я доверял ей. Но про себя отметил: «Всего три. Их там всего три».

Она коснулась кончиками пальцев одежды у меня на груди. Так женщины говорят: сейчас у нас нет времени, но я помню, сколь прекрасным было то, что произошло раньше, и желаю продолжения в будущем. Я погладил ее ладонь. Простое мужское «да».

— Нам надо подобраться поближе, Малабарка.

И у нас это получилось.

Ланин торопливо бросила в них одну из веточек огнецвета, шепнув вослед:

— Как не увидеть цветка огнецвета ночью, так не увидеть тебе нас! Верно, истинно, не ложно!

Стражницы заметили нас в тот миг, когда цветок уже летел в их сторону.

...шагали по деревянному настилу в пятнадцать локтей шириной, уходившему далеко в море. Наверное, под ним насыпь из камней. Когда-то, Аххаш, предки моей девочки кое-что понимали в портах, причалах и кораблях. Теперь — другое дело. Я все никак не мог выбрать что-нибудь подходящее для нас. Эта рухлядь совсем старая. Эта тяжеловата. С этой нам не справиться вдвоем. Эта плавает не лучше морского ежа. А эта не хуже багра. Эта...

— Малабарка, прости, но у нас совсем немного времени.

Вот же чума! Ее страх так и хлещет, как кровь из перерезанной глотки. Шибает за три шага. Девочка, если б ты знала, как быстро мы расплатимся, выбрав не то...

— Меньше, чем ты думаешь...

После того как я зарезал двух первых миннан, третья, последняя, закричала. Позвала на помощь. Услышали ее? Я выбил у нее меч, подобрал и приставил оба клинка к горлу. Заткнулась. Проклятое дерьмо, ведь не скажет... Ну, когда будет смена? Когда? Хочешь жить? Ланин стояла рядом, кусая губы. Рыбья моча! Не знала куда деваться от стыда. А то бы тоже пристала: не убивай. Караульная, дикая кошка, едва не шипит, смотрит так, будто я собрался утопить ее детенышей. Что ей выбрать? Жизнь? Или ее кошачий гнев?

Что у нее, дуры, было за голенищем сапога? Тогда, в темноте, я толком не разглядел. Кажется, нож. Нож, маленький и тонкий, как шило. Падая, она так и не выпустила его. Аххаш и Астар, бесполезная, но достойная смерть.

Я забрал две фляги. Почти полная с водой и почти пустая с каким-то сладким дерьмом. Бабы.

Впрочем, смена скоро. Итак, понятно. Мутное время утренних полусумерек, между светом и тьмой — оно же между холодом и теплом. Холодно было полстражи назад. Обычному человеческому телу. Моему — почти все равно. Но я знаю, когда другим должно быть холодно. Вот они попытались нас остановить, запутались в собственных теплых вещах... потеряли время... — в плащах, значит, привыкли, что вокруг еще холодно, значит, еще не почувствовали тепла. Выходит, заступили больше полстражи назад. Или, скорее, три четверти стражи. А караул твари лунные меняют раз в стражу. Всегда. Везде.

Рассчитывать надо на четверть стражи, не больше...

Наконец я выбрал. Легкое суденышко, маленькое. Ходит под косым парусом. Изящные обводы. Вот же чума! Не ко времени у меня на роже расползается улыбка. До чего хорошо суденышко, все на месте, глаз радуется. Хорошо, хорошо! Чем-то похоже на мою Ланин... С таким корабликом не пропадем.

Ступили на палубу. Мои ноги, мои проклятые ноги обрадовались тому дереву, что пляшет на воде. Кончилась наконец-то неверная земля. Началось родное. Если бы мои ступни умели смеяться, они хохотали бы во весь голос.

Почти рассвело. Время застыло за полшага до портовой суеты.

Ланин попыталась мне объяснить, что вот, мол, так и так, не сработали ее цветочки, может, в темноте не совсем то сорвала. И тут же, самую малость капризно, мол, все равно добрались до места, все равно мы уже на борту. Уже, значит, не так боится. Я чувствую, как уходит из нее страх и готовится девочка показать себя во всей силе. Махнул рукой. Чего ждать от магии! Надежных результатов? Магия — не то дерьмо, от которого можно ждать надежных результатов.

Я завозился с парусом. Сейчас. Еще немного. Дерево пляшет на воде.

Ланин шепчет, бормочет невнятно, кто их разберет, все эти магические дела...

Спина моя почувствовала: что-то изменилось. Поворачиваюсь. У девочки с лица сползает все предвкушение. Никакого предвкушения не остается, одна только рыбья моча.

— Снасть камбалья, в чем дело?

Никогда прежде не видел, чтобы человека так колотило. Аж зубы пощелкивают.

— Ну!

— Малабарка! Малабарка... малабарка-малабарка-малабарка...

— Что, Аххаш, ч-чума?!

— Не получается, Малабарка... У меня ничего не получается. Третий раз подряд. Извини меня, кажется, я не совсем понимаю, что происходит... У меня ничего не получается.

— Еще разок.

Шум. Какой-то шум. Ну да. Как раз вовремя. Я выбрал швартовочный конец, поставил парус. Висит, как тряпка. Ланин закрыла лицо ладонями, шепчет-шепчет, резко развела руки и... ничего. Только ужас в глазах.

По настилу к нам неторопливо шагают миннан из портовой стражи, целый отряд — человек двенадцать — пятнадцать, столько же мужчин с топорами, баграми и сариссами. Слишком много, я просто не успею... Куда им торопиться. Мы попались, как безмозглые головастики. Лодка стоит. Настил перегорожен. Прыгнуть в воду — под стрелы. А кто виноват? Моя магическая каракатица? Ну нет, ведь я чуял все это проклятое дерьмо заранее...

— Ты хорошо плаваешь?

— Не знаю, Малабарка. В общем, скорее нет...

Так.

— Ланин, закрой глаза.

Она то ли не расслышала, то ли не поняла, то ли хотела разъяснений.

— Глаза закрой!

Послушалась. Мне нужно было несколько мгновений. Сосредоточиться. И чтобы никто не смотрел на меня с ужасом и безнадежностью. Ну, есть шансы? Или мне следует умереть? Я отрешился ото всего, что было со мной только что, день назад, седьмицу назад, всю жизнь. Есть. Если мы сумеем танцевать на лезвии ножа и не обрезаться, тогда — есть.

— Ланин, мы начинаем.

— Что ты задумал, Малабарка? Я не хочу попасть к ним в руки живой...

— Иди за мной. Иди за мной.

И она пошла. Шагнула на настил.

— Три шага назад, за мою спину. И что бы ни случилось, не становись впереди меня. Идем.

Убить их всех я не успею, но вот испугать... Со мной рядом — самая страшная ведьма на проклятом Лунном острове. В одиночку голыми руками она прикончила столько народу! Что ей стоит оживить мертвеца? Как это у них называют, в темной стране Имлан? Арчарг-атль? Один раз я видел, самая бездна, лучше бы не видел ни разу... Как там он... лицо... в смысле харя... два меча лезвием книзу... как ножи... как пилы на лапках у богомола...

Работаем...

И я пошел. Первые две просто не успели испугаться как следует. Третья отшатнулась, но ей свои же не дали убежать.

— О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о! — Моя глотка выводила басовитый гуд, за такой гуд человека надо жечь без разговоров или выбрасывать за борт: какой он, Аххаш, человек!

— О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!

Попятились. Страшно? Еще одна. И еще один. Лучникам мешала толпа. Толпе мешало мое лицо, мои руки, мое все. Арчарг-атль. Они лучше меня знают, что это такое.

— О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!

И тут меня повело. Нергаш, твои проделки? Я на самом деле почувствовал себя арчаргом. Мечи кружили передо мной. Гуд перешел в такой визг, который моя глотка, чего бы я над ней ни вытворил, никогда не сумела бы издать. Вот же дерьмо, вот же проклятое лежалое дерьмо, откуда столько силы в моем теле? Да я уже почти не управлял им... И лицо, лицо...

Они, весь отряд, как один человек, боялись меня. Еще кое-кто поднимал оружие, чтобы умереть. Но боялись — все. Так, как невозможно бояться чего-нибудь простого, земного, например, меча или огня. Те, кто стоял подальше, развернулись и побежали. Те, что поближе, роняли топоры, щиты, копья и смотрели мне в глаза, не в силах оторваться, сделать хотя бы шаг. Один за другим они падали, падали, падали...

— О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!

Ланин, как и все храбрые новички, захотела для себя роли в этом бою. Аххаш Маггот! Напрасно. Лучше бы она удержалась... Выскочила вперед, столкнула кого-то в воду. Взглянула на меня — как, мол, одобряешь? — и выронила свой длинный нож.

Она увидела то, что и все прочие. Перекошенное лицо, по мышцам проходит рябь, как по воде, глаза — с денарий размером, выпучены, как у краба. Иду... Не знаю, как это описать. Если бы я был из дерева — ходил бы именно так. Очень быстро, но тем, кто стоит рядом, кажется, что медленно. Раскачиваюсь из стороны в сторону. Руки сами по себе, ноги сами по себе, шею сводит судорога. Две металлические палочки выкашивают людей на моем пути, а я даже не смотрю на тех, кого убиваю. Что больше всего пугает их? Они видят на моем лице не дикую пляску мышц. И не выпученные глаза. Они видят маску полнейшего равнодушия. И, может быть, чуть-чуть удивления: кто вы, почему стоите тут, передо мной?..

— О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!

Мы прошли сквозь отряд, как нож сквозь масло. Мои руки, мои ноги и моя шея никак не желали слушаться. Я остановился. Нет, так не пойдет, вы будете слушаться. Будете, я сказал. Мне срать на всю эту поганую магию. Срать, я сказал. Ну!

Получилось.

Ланин стоит рядом, смотрит на меня, как на придонного брата, вылезшего на берег из подводной могилы... Что я? Обманул ее. Стал кем-то для одинокой принцессы-смертницы и вдруг обратился в чудовище. Что творилось с ее глазами! Она старалась справиться с собой. Она искала надежду. Не находила. Искала силу, которая помогла бы ей теперь жить. Чудовище... Каждая пора ее кожи источала едкий запах кошмара, каждый волос ее кричал: «Неужели?»

Некогда разбираться. Мы должны жить быстрее ветра.

Я схватил ее за руку и потащил за собой.

— Бежим! Скорее!

Аххаш Маггот, эта каракатица даже попыталась вырваться. Не хочет решать, не поняв сути. Как вовремя, девочка...

— Беги, Ланин, потом я тебе все объясню.

Видимо, надежда не совсем покинула ее. А может, она послушалась меня по привычке. Мы неслись по скользким деревянным мостовым. Моряки и торговцы шарахались в стороны. Чайки покрикивали над нашими головами. Призрачный шанс обмануть смерть ускорял наш бег. Когда Ланин отставала, я брал ее за руку и тянул, тянул за собой. Девочка больше не выдергивала пальцы.

Выбрось рыбину на берег, и она будет бить хвостом, разевать рот и хлопать жабрами. Потом устанет. Хвост можно сбросить со счетов. Потом затоскует. Рот тоже сбрасываем. Но жабрами хлопать морская тварь не перестанет ни за что.

Мы лежали на траве и хлопали жабрами, не в силах предпринять еще что-нибудь. Краешек леса у самой границы города. Здесь, на проклятом Лунном острове, у вонючего лунного города нет даже низенькой поганой стены. Ниче го, кроме маленькой цитадели в самом центре. Не боятся. Когда-нибудь они за это заплатят, проклятые вонючие поганые уроды.

Мне было худо. Давно, Аххаш, не бывало мне так худо. Уж и не припомню, когда в последний раз. Каракатица моя устала. Просто устала, запыхалась, понятно. А я вот... Нет, они ни разу всерьез не достали меня. Всех дел — две царапины. Рыбье дерьмо, а не бойцы... И не должен был я уставать. Но тело мое платило за все фокусы, которые выкидывал в порту фальшивый мертвец. Аххаш, Аххаш и Аххаш! Может, стоило все-таки подохнуть? Суставы вроде бы не умеют так болеть...

Она повернула голову. Мы лежали глаза в глаза. О, Темный Владыка! Подохнуть все-таки стоило. У нее даже злиться сил нет. Тянет от нее страхом, досадой, а еще дикой смесью гребца, который попался, попытавшись удрать с рабской скамьи на галере, загнанной лошади и невесты, которая нашла труп на брачном ложе. С ума сойдет, камбала моя безмозглая. Точно так, сначала заплачет, потом закричит, а в конце концов сойдет с ума, Аххаш, как рыба на нересте.

Нет, благодарить она не умеет по праву рождения. Камбала крови. Аххаш Маггот! До чего же худо. Неужели не возьмет в толк, что от ее проклятого лица хочется вернуться и подохнуть. Особенно от глаз. Камбала из рода...

Тут ее рожа, наконец, вспыхнула.

— Мне противны твои рыбные аналоги! Ты окажешь мне большую услугу, если оставишь этот тон...

И тут же, безо всякого перехода:

— Я тебе верю, Малабарка... — жабрами хлоп-хлоп, — не понимаю, но верю.

Глаза у моей строптивицы набухли слезами.

Ее ладонь ищет мою и утыкается в колено. Ни у людей, ни у магических тварей глаз на руке нет. Ланин перевела взгляд и нашла, наконец, что требовалось. Я пытаюсь присесть. А! А! Кто это шипит? Я? Я... Вот же чума.

— Попользовалась настоящим живым мертвецом? Поводила его на веревочке? Теперь сделай так, чтобы у него ничего не болело.

Молчание. Но уже вполне сносное, потроха карасьи, молчание. Без гребцов, лошадей и невест.

— Извини. Извини. Кажется, я поняла, в чем дело...

Ланин застыла на мгновение. Потом схватила меня за руку и прижала ладонь к земле. Вся боль, что бродила по костям, суставам и мышцам, рванулась туда. На миг у меня почернело в глазах... Легче. Теперь легче.

Трава под моими пальцами поседела.

— С моей точки зрения, маннаэл макаль, гибель двух беглецов, даже если это ведьма и арчарг-атль, — дело времени. Нам не дожить даже до того момента, когда солнце поднимается в зенит. На острове нет места, где мы могли бы спрятаться от зеркальных. Они теперь знают, что принцесса Исфарра жива и...

Ланин замолчала. Ну да, спрятаться нельзя. Спасибо тебе во второй раз, Аннабарка... Как бы они не догнали нас на проклятой галере. Еды маловато, жалко. Наши шансы сокращаются, как у корабля, которого несет на камни и ватага никак не может отвернуть. Спасибо и тебе, девочка. Жалко, я не могу восстановить твои цыплячьи силенки. Они нам скоро пригодятся.

— Ланин! Ты понимаешь, что я думаю?

— Почти нет. Сил нет. — Она попыталась сосредоточиться. — Прости, Малабарка, не могу прочитать связно... Какая-то каша, ругань... У нас осталось совсем немного времени. Помни, я не хотела бы оказаться живой в их руках. Будь добр, помоги мне с этим. Вряд ли у меня получится... собственными руками. Меня, знаешь ли, всегда страшила физическая боль.

Молчу. Куда ты торопишься, девочка? Ланин продолжает:

— Так вот, нам дарована маленькая отсрочка. И я хотела бы потратить ее с толком.

Ее губы требовательно прикоснулись к моей шее. Пальцы Ланин нежны и чуть-чуть неловки, как у ребенка. Зато движения стремительны...

Я выдержал паузу. Аххаш, я — не ты, женщина волнует меня чаще, чем раз в луну. И не стал бы я равнять Ланин с тем, что называют просто женщина. На краткое время я почувствовал: Хромцу все равно, зато как бесится Астар!

Как трудно остановить ее губы и ее пальцы! Все еще пауза... пауза... больше нельзя.

— Девочка, мы потратим время на другое.

Глаза дикой кошки.

— Вставай. Мы будем жить, Ланин. Только надо поторопиться.

Пока тебя не убили, ты жив. Пока тебя не поймали, ты не в плену. Это знает любой вольный человек, хоть Крыса, хоть Чайка, хоть кто.

И все-таки мы с Ланин будем жить, только если нам очень повезет...

Старый маяк построили на отшибе. Мыс, обрыв, тропинка к морю, лодки. Пустынное место. Тихо. Только ветер да прибой. В точности так, как показал мне отец. Вся охрана — тощая беременная кошка. Очень старая. От старости глаза ее полиняли, как ношеные тряпки. Я почуял в ней столько злобы и тоски, сколько бывает в человеке. Котята убьют ее.

Кошка выскочила нам навстречу, прижала уши, утробно взвыла. Да что за чума! Кого караулишь, дура?

Нам нужна подходящая лодка. Ланин, оглядывая все эти хлипкие посудины, заметила:

— Либо нам очень повезет, либо... мы проживем дольше, чем до полудня.

Одна показалась мне понадежнее прочих. Я перевернул ее и подтащил к воде. О! Встав на волну, лодка подпрыгнула не хуже лошади, которая норовит лягнуть, и неожиданно оказалась вдалеке от меня. Аххаш... Попробуем достать... Как бы не так.

Та же история повторилась со второй, а потом и с третьей посудиной. Тут мне стало страшно. Мне давно отбили то, чем люди боятся. Надо будет — против Хромца выйду на мечах. Но... мне страшно. Мое море, мой дом — предает меня. Боги! Ваши ли, бездна вас забери, игрушки?

Хохот издалека.

Значит, ваши. Проклятие. Проклятие. Я бессилен. Проклятие. Да что за... Я бессилен.

— Что-то случилось, Малабарка?

— Да. Еще разок. Только у меня.

Еще разок? Еще разок?

«Ты, — обращаюсь я на немой речи, — незнакомый боец, который за нас. Я даже имени Твоего не знаю. Помоги нам, и я поверю в Твою силу. Получишь любые пожертвования, только сам назови цену и вытащи нас из этого дерьма!»

Лодки покачиваются поодаль, проклятые лодки, волна не гонит их ни к берегу, ни от берега. Проклятая магия.

«Ты! Не вини меня за неучтивость. Покажись, и я буду знать, как обращаться к Тебе, как просить и что предлагать. Если не брезгуешь бывшей Крысой, бывшим абордажным мастером и нынешним плавучим дерьмом, будь мне другом. Помоги!»

— Малабарка!

Что я ей отвечу? Что море взбунтовалось? У нее самой уже бунтовал ветер.

«Ты! Может, Тебе надо, чтобы я признал Тебя своим господином? Я признаю. Ты бог, Ты даже сильнее богов, не знаю, кто Ты, но будь господином. Только помоги».

Ничего.

Не напрасно ли я зову Его? Или там нет ничего, одна прорубь и пузырь посередине? Нет. Спокойно. Может быть, я ничего не могу Ему дать? Тогда как?

«Помоги. Просто помоги. Я очень прошу Тебя, помоги».

Та, самая первая посудина пошла ко мне кормой, против ветра и против течения... Я оглянулся на Ланин. Девочка тащит четвертую лодку к воде. Не видела. «Кто бы Ты ни был, благодарю Тебя. Если я Тебе понадоблюсь, я — Твое».

— Ланин! Я держу лодку, залезай!

Кошка на берегу то жалобно взмяукивала, то шипела вслед нашей посудине. Тварь, может, и сама бы сбежала отсюда, да куда ей деться.

Я сел на весла.

Отлив благоприятствовал нам. Очень хорошо. Девочка моя заулыбалась. Через четверть стражи остров начал расплываться в туманной дымке. Ланин с ненавистью стянула сапоги и уже было вознамерилась выбросить их за борт. Не торопись, девочка. Умная принцесса не станет выбрасывать сапоги. Умная принцесса, Аххаш и Астар, побережет сапоги. А потопит сапоги в море только настоящая чума, чума, а не принцесса... В общем, она все-таки посмотрела на меня.

— Знаешь, что у тебя на лице, Малабарка?

— Что?

— Время от времени к нам приплывают торговые корабли из Марга. Так вот, тамошние купцы излучают умеренность и благоразумие как раз в тот момент, когда подсовывают простакам гнилой товар... Вот у тебя на лице сейчас именно...

— Подлые лукавые люди! — перебил я ее.

Мы рассмеялись. Хозяин Бездн так и не получил в жертву пару добротных сапог.

— Прах побери, Ланин! Анналы не помнят людей бережливее нас с тобой...

Она чуть не выпала из лодки.