Золотая шпора, или Путь Мариуса

Глава 1. Мариус встречает черного рыцаря

Его звали Мариус, и его считали бездельником, а иные – просто придурком. На самом деле, он лишь по-своему понимал жизнь. А это почти всегда гарантирует, что вас станут считать придурком.

"Хорошо!" – подумал Мариус.

Жизнь и в самом деле задалась. Мариус раскинулся на ласковой траве, вдыхал ее острый аромат со страстью наркомана, ублажающего ноздри отборным кокаином. Глаза Мариуса сонно блуждали по ребристым склонам горы Краг – второй по высоте в бесконечной гряде Лиловых гор. Вершину венчал белый тюрбан облаков. Оранжевый жук с перламутровой спинкой, забравшийся на рукав красной куртки Мариуса, был устранен мощным щелчком. Избавившись от досадной помехи, Мариус вновь широко распахнул радужные занавеси своих неторопливых мыслей. Мариус блаженствовал, пристроив под голову латаную-перелатаную пастушью сумку. Пользуясь случаем, овцы разбрелись по всему лугу. Верные подружки Мариуса – Хильда и Ранда (собаки) – овцам препятствовали, но совершенно без удовольствия. Минута, отшуршав свое, падала ничтожной песчинкой в нижнюю колбу мировых часов, освобождая место следующей песчинке… Упоительно изумрудная трава. Пронзительно свежий воздух. Пушистые облака резвы, как бригантины, и серебряно-светлы. Существование их имеет скорый и печальный конец. С разбегу врезаются они в исполинскую стену Лиловых гор. Эта стена, как старое, тупое, иззубренное лезвие, беспощадно рвет нежную молочную облачную плоть.

Овцепас, считал Мариус, не должен быть суетлив, но – спокоен и основателен. Овцепас должен уметь подумать о чем-то нетленном, значит – выйти за рамки известной триады ПБД ("похлебка, брага и девка"), выведенной городскими умниками в качестве квинтэссенции крестьянского счастья. Овцепас должен, хотя бы, просто уметь подумать – пусть время от времени. Так рассуждал Мариус, и рассуждал молча. Ибо молчание – необходимое условие размышления, как свидетельствует античный мудрец Фигурант, которого Мариус не знал и который был, как говорят, порядочным брехуном.

Тот, кто много молчит – мало ошибается, полагают сальвулы. О них Мариус хотя бы слыхал.

В Черных Холмах о Мариусе отзывались как о парне с великой ленцой.

Злоязычны людишки! Кто теперь вспоминает, как почти полгода бездельник Мариус махал молотом в кузнице дядюшки Сильва – и не умер, и от дядюшкиных подмастерьев не отстал. А кто, спрашивается, с тринадцати лет отцу на пахоте пособляет? Опять же, он, бездельник Мариус. Отчего так злоречивы люди, отчего с языков их капает яд лукум? От зависти это. Ведь высшее-то счастье в жизни – найти работу по себе. Мариусу удалось, другим – нет. Вот и злобствуют. Братцу Хенрику-то всего девятнадцать, а жизнью недоволен, как закоренелый каторжник. Отчего это? Станешь с утра до вечера вилами навоз ворошить – особо не возрадуешься. Тяжкий труд достался Хенрику. Завидует он Мариусу. Зависть и злоба – они покрепче кровных уз оказываются.

Для противоположного примера Мариус взял Расмуса, своего дружка и сменщика на овечьей вахте. С одной стороны, шустр и работящ. С другой – сообразителен и на язык остер. Думающий человек, одним словом. Поэтому, в отличие от тугодума Хенрика, не навоз окучивает, а пасет овец. Кто там говорит: "Разницы нет"? Да известно ли почтенной публике, что такое работа овцепаса? Ежедневные принудительно-оздоровительные прогулки на свежем воздухе, которые еще и оплачиваются – вот что это такое. Такой модус вивенди, а равно модус операнди, любому покажется идеальным. Мариус закрыл глаза. Морфео, старинный бог приятного забытья, клюнул его в темя. И Мариус, не сопротивляясь, уснул под мерный шум глянцевитого водопада, рождающего реку Ронгу (которая, в свою очередь, несет воды в Кельрон – реку великую).

Абсолютный покой (который, как ничто, относителен) разбился вдребезги. Услышав сквозь сон бешеный лай, Мариус с мукой открыл свои лазоревые глаза. Сел, тряхнул головой. Сориентировался по солнцу, понял, что спал совсем недолго. Рядом с собой он обнаружил ту же неизменную пастораль: безмозглые овцы подкрепляются сочной травой, не брезгуя приправой в виде ароматных цикламен. Голубое небо, пушистые облака. Да одинокий шершень, вдруг возникший ниоткуда и брякнувшийся на уцелевшую цикламену.

Лай вносил отвратительную дисгармонию в это царство божие – будто Потрошитель ворвался в пансион благородных девиц. Источник лая находился за уступом скалы. Дорога, уходившая туда, вела прямиком в Междугорье – зловещую страну с мрачными долинами, головокружительными обрывами, коварными оползнями и прочей отрадой авантюриста. Простому смертному те края противопоказаны. О Междугорье и о северных землях в королевстве Ренига слагались самые дикие небылицы. Мариус к этим сказкам относился сдержанно. Для него северные земли лежали в ином, недоступном измерении, как для евнуха – жены султана. Там более, что Мариусу ни разу не удалось увидеть человека, побывавшего в Междугорье.

Но были и такие, как дед Гнилое Ухо. Этот старый пердун всем и каждому болтал о парне, который лет сорок назад смог совершить невозможное. Парень вернулся из-за гор. Но – слегка не в себе. "Ты был там?" – спрашивал его. "Был!" – отвечал парень. "И что там?" – спрашивали его. В ответ парень лишь диковато улыбался, просветленно глядя вдаль. Послонявшись по деревне с неделю, он исчез. "Вернулся в Междугорье!" – авторитетно заявлял дед Гнилое Ухо. Впрочем, не стоит забывать, что деду Гнилое Ухо давно зашкалило за восемьдесят. В таком возрасте многое припоминается избыточно ярко.

Соблазнительное соседство Междугорья почему-то не провоцировало население Черных Холмов на подвиги. Для крестьян этот мрачный край представлял собой нечто, напрочь лишенное практического интереса. Скорее всего, причиной тому оказывалась как раз непосредственная близость. Рампант, абориген с Острова Зеленого Дракона, равнодушно попирает ногами янтарь, который море щедро выносит на островное побережье – а в Гислане или Гинардии этот янтарь ценится наравне с золотом и гораздо дороже человеческой жизни. Большое (прости, Господи, за банальность!) видится на расстоянии.

Лай за скалой не утихал. Чертыхнувшись, Мариус вскочил на ноги.

"Дьявол вас раздери", – мысленно сказал он собакам.

Обогнув скалу, Мариус замер, пораженный.

Хильда и Ранда, неистово щерясь, наскакивали на долговязого бородача в черной шляпе и черном плаще, перепоясанного красным кушаком. За кушак была многозначительно заправлена плетка-двухвостка. Бородач, не говоря лишнего, удерживал собак на дистанции при помощи дорожного посоха. Удерживал ловко – боевые овчарки, как ни тщились, подступиться к человеку не могли. К бородачу примыкали каурый мерин и вороная кобыла с белыми бабками. Тяжело привалившись к лошадиной шее, полусидел на кобыле человек в черных нагрудных латах с двумя поперечными желтыми полосами.

***

Из «Хроник Рениги» аббата Этельреда

«…Гуго Аркард, который был шестым ребенком в семье и, не имея никакой надежды на наследство, избрал удел странствующего рыцаря, исколесил всю страну, прослыв неистовым и чудным искателем приключений. За несколько лет скитаний он собрал вокруг себя с десяток молодых дворян, столь же обездоленных и предприимчивых.

Летом 407 года, находясь на постое во владениях архиепископа Густанского, эти люди подписали соглашение об основании Ордена Пик, поклявшись не щадить ни жизни своей, ни средств, когда таковые появятся, в борьбе с грехопадением церкви и для религиозного обновления всего человечества.

Гуго Аркард возглавлял Орден 48 лет – до самой смерти, которая случилась в монастыре Куртин. К тому времени Орден Пик стал весьма состоятельным. Утверждали, что сподвижники Аркарда под его руководством добыли для ордена несметные сокровища. Проверить сие невозможно, ибо все, что касается внутренних дел Ордена, покрыто непроницаемой тайной. Столь же секретной является и деятельность его рыцарей. Во всяком случае, богатства, которыми организация, несомненно, обладает, не используются для личного преуспеяния ее членов, ни для борьбы за власть. Цель остается прежней, такой, как ее определил Гуго Аркард. Но как именно ее Орден воплощает, знает лишь несколько человек. Поэтому в народе распространено мнение, будто Орден Пик готовит заговор с целью господства над миром, для чего растит тайных агентов во множестве. Агенты эти, оставаясь неузнанными, живут среди людей, подготавливая успех грядущего великого переворота.

…В народе существует поверье, что давший приют и кров рыцарям Ордена Пик, вызывает неисчислимые беды на своих детей и внуков, ибо, по своим обетам, рыцари должны приносить в дар нечистой силе мальчиков и девочек не старше 14 лет. Рассказывают также, что особым агентом или сотрудником Ордена выступает Рюбецаль, который, как тебе, милый мой Рауль, известно – горный дух, являющийся в обличье серого монаха.

Увидев Мариуса, долговязый с посохом, желтой, точно окунутой в охру бородой, с бескровными тонкими губами, с головой большой, как у мандрила, принялся выразительно жестикулировать, указывая на горы за своей спиной, на рыцаря, на собак и на Мариуса. Он хотел произвести впечатление глухонемого, и ему это вполне удавалось. По одежде его можно было принять за кого угодно. Черная шляпа и черный широкий плащ – лучшая маскировка для того, кто хочет скрыть свои занятия и намерения. По жестам долговязого оруженосца Мариус понял: рыцарь, его хозяин, ранен или болен, во всяком случае – нуждается в помощи.

Мариус с трудом отозвал собак и в раздумье почесал переносицу. Не было печали – черти накачали! Для простого человека рыцарь Ордена Пик, тем паче явившийся со стороны Лиловых Гор – хуже, чем тридцать три несчастья, вместе взятых. "Прошли бы вы стороной, ребята!" – подумал Мариус. Но молчаливый бородач имел совсем другие планы. Он достал из-за пазухи некий мешочек. Раздался заманчивый звон. Так мелодично поет только презренный металл. Мариус сплюнул на траву.

– Ладно, пошли! – он сделал приглашающий жест, но денег не взял. Возможно, пока…

Лачуга, где скучали овцепасы, стояла на краю гигантского луга, в самом начале неодолимого подъема на сиреневую гору Олькар. Здесь упоительно тихо, а у самой избушки тешит непроницаемой кроной толстый вековой платан. Он одинок и потому особо значим. Он – монумент изначальной флоре.

Мариус с бородачом сгрузили черного рыцаря с кобылы и перетащили его в хижину. Рыцарь несколько раз охнул, но быстренько затих, потеряв сознание. Бесчувственный, он был освобожден от зерцал, и глазам Мариуса предстало то, что скрывалось под доспехами и шлемом. Благородного вида мужчина лет 35, с длинными сальными светлыми волосами. Усы и борода чуть потемнее, на бороде – то ли засохшая грязь, то ли запекшаяся кровь. Глаза замутненные, серые, блуждающие. Глаза мелкого мошенника, избитого на месте преступления. Плотная рубаха мышиного цвета. На груди, у сердца вышит герб – маленький красный олень. Рядом – непонятная надпись (для Мариуса все надписи непонятны, ибо читать он не умеет). Олень явно скучал на тоскливой серой материи, но осознавал свой долг и нес его с гордой добросовестностью. Голова благородного животного смотрела строго в зенит. "Шея не болит?" – мысленно спросил Мариус оленя. "Да пошел ты!" – мысленно ответил тот.

Долговязый глухонемой тем временем успел освободиться от плаща и остался в черной кольчуге. При помощи Мариуса он уложил рыцаря на лавку. Почувствовав жесткую поверхность, тот пришел в себя. Долговязый медленно ощупал левый бок хозяина – жестом начинающего любовника, несмело определяющего эрогенные зоны партнерши. Затем осмелел и нажал рыцарю на одно из ребер. Рыцарь вскрикнул и тут же обмяк. Мариус с долговязым обнажили пострадавшего до пояса. Но левом боку поджарого тела обнаружился ужасный кровоподтек. Из прочих особых примет заслуживали внимания: широкий сизый рубец в районе левого соска и покореженная, как бы изжеванная кожа на правом плече. Старые раны.

Рыцарь в забытьи тяжело хрипел, словно в горле у него застряла кость. Его буквально сжигал сильный жар. Требовалась помощь, которую Мариус, в принципе, мог оказать, имея начальный медицинский навык. Но зачем без крайней необходимости касаться нечестивого тела? Впрочем, от Мариуса почти ничего не потребовалось. Все заботы принял на свои костлявые плечи долговязый. Он вынул из загашников кисет, знававший лучшие дни. Далее все развивалось стремительно. Из кисета на стол вытряхивается некоторое количество бурой высушенной травы. Появляется жестяная коробочка с драконом на крышке (язык у дракона малиновый и отвратительно длинный). Из коробочки подсыпается еще один ингредиент – голубоватый порошок с черными фракциями. Все смешивается. Повинуясь молчаливой просьбе, Мариус разводит в очаге огонь. В водогрейке закипает вода. Мариус выходит из лачуги, предоставляя долговязому возможность вершить свои темные делишки. Мариус абстрагируется от того, что там происходит. Он уверен, что в лачуге совершается святотатство, так что лучше уж проманкировать законами гостеприимства.

Шло к вечеру. За горами притаились сумерки, готовясь взять свое – как обычно, по-женски: мягко, но неотвратимо. С женщинами всегда так: сначала ты их, но в итоге непременно – они тебя. "Что будет?" – думал Мариус, механически сгоняя овец. Всякое лезло в голову. От нирваны не осталось и следа.

Нельзя сказать, что Мариус так уж сильно прислушивался к россказням об Ордене Пик. Его природный скептицизм всегда и во всем требовал доказательств. Байкам о рыцарях-кровопийцах, которые питаются мясом пятилетних девочек, Мариус верил, но не очень. Не вызывало, однако, сомнений, что, узнав о контакте с рыцарем Ордена, сельчане подвергнут Мариуса обструкции, и попробуй потом отмойся. Подорвать репутацию легко – а репутация у Мариуса неплохая. Безвредный лоботряс – чего лучше? Никакой ответственности и максимум свободы. Правда, и перспектив не предвидится. Но что такое перспективы? Жалкие миражи, за которыми гонятся недалекие людишки в стремлении преуспеть в жизни.

Закончив с подопечными овцами, Мариус решился заглянуть в лачугу. И чуть не поперхнулся от изумления. Рыцарь, которого пару часов назад с жизнью связывала лишь тончайшая пуповина, свободно сидел на лавке, подпираемый сзади свернутым плащом. Щеки его порозовели, глаза заблестели.

Мариус, робко маячивший в дверях, был замечен.

– Ну-ка, хозяин, иди-ка сюда! – позвал рыцарь надтреснутым голосом.

"Кто у кого в гостях?" – подумал Мариус и, несмело шаркая, переступил порог. Опустив на пол вымытую лохань, он выпрямился и, хоть страшновато было, посмотрел прямо в глаза рыцарю.

Ничего особенного не случилось, Мариуса не пронзила молния, не заледенела кровь в жилах. Глаза у рыцаря оказались большие, добрые и усталые.

– Как тебя зовут? – спросил рыцарь.

– Мариус! – ответил Мариус.

Рыцарь взглянул на оруженосца. Тот покопался в котомке, извлек оттуда сверток и подал начальнику.

– Ты должен понимать, кто я такой, – сказал рыцарь, морщась от остатков боли. – Мое плачевное положение объясняется просто. В дороге на нас напали разбойники. Сражаясь с ними, я получил ранение. Чудом нам удалось спастись. С нами Бог, Единый и Всесильный!

"Насчет Бога – дудки, – подумал Мариус. – С вами черт, это известно каждому, и нечего примазываться к чужим заслугам."

– И вот я – здесь, – подвел жирную черту рыцарь. – Причем не случайно, а с особой миссией. Мы здесь, чтобы передать тебе этот сверток.

– Мне? – Мариус ошеломленно выпучил глаза и широко открыл рот – шире невозможно.

– Да, тебе! Держи же! – властно настаивал рыцарь.

Повинуясь чужой воле, которая сковала все его мысли, Мариус принял сверток, сознавая лишь одно: он делает противоположное тому, что следовало бы.

Под серой тканью в свертке оказалась шпора. Мариус поднес ее к огню. В отблесках пламени шпора озарилась неземным сиянием.

– Шпора золотая, – сообщил рыцарь. – Ты должен держать ее при себе до тех пор, пока не встретишься с ее хозяином. Не спрашивай, как ты его узнаешь. Уверяю тебя, это случится само собой.

Мариус ничего не понимал, потому что не испытывал ничего, кроме безграничного ужаса перед будущим. Он ясно увидел черную до жути пропасть, на дне которой горит кровавое пламя, и пляшут лысые рогатые слуги Черного Демона. В эту пропасть Мариус уже начал падать. На дне его ждали все прочие смертные грешники.

– Если ты передашь шпору по назначению, получишь щедрое вознаграждение, которое изменит всю твою жизнь. Если нет – жди беды. Ты, должно быть, слыхал, что с рыцарями Ордена Пик лучше не ссориться? Слыхал, наверное, что мы умеем привлечь на голову недостойного Божью кару, которая настигнет тебя, где бы ты ни скрывался?

Наступившую тишину прервал резкий треск хвороста в очаге. Этот домашний звук показался Мариусу зловещим, как свист пули. Несчастный овцепас съежился.

Рыцарь изучал хозяина лачуги холодным, но отнюдь не злобным взглядом. Так смотрят на жалкого пса, слишком грязного и блохастого, чтобы заводить с ним какие-то особые отношения.

Мариус нервно сглотнул и хрипло произнес:

– Нет! Не хочу!

Рыцарь поморщился, как от зубной боли, и схватился за мочку левого уха.

– Не хочешь? Ну, давай! – и он протянул руку за шпорой.

Мариус с громадным облегчением отдал сверток. Он чувствовал себя спасенным от верной погибели. В тот же момент что-то очень неприятное коснулось его спины между лопатками.

– Не шевелись, дурень! – резко приказал рыцарь.

Мариус уже понял, что в спину ему упирается нож внушительных размеров. Он был уверен насчет размеров. Когда вас урезонивают лезвием между лопаток, отчего-то верится, что это лезвие – не маленькое. Бессловесный оруженосец споро, как заправский тюремщик, связал Мариуса.

– Ты отправишься с нами, – жестяным голосом сообщил рыцарь.

– Куда? – леденея, промямлил Мариус.

– В обитель Ордена, – усмехнулся рыцарь. – Устраивает?

Нет уж, это Мариуса никак не устраивало. "Вот зараза!" – подумал он. Обитель Ордена Пик, чертог зла и тьмы… Что проклятые нечестивцы там сделают с беспомощной жертвой? Мариус представил, как его отдают на заклание. Какое заклание – оставалось только гадать, но гадать не хотелось.

Мариуса бесцеремонно толкнули в угол. Там он пролежал четверть часа, боясь пошевелиться. Рыцарь, прикрыв глаза, казалось, дремал. Оруженосец поддерживал огонь в очаге. Выторговать почетные условия капитуляции представлялось сомнительным. "Сволочи!" – подумал Мариус.

– Ладно, ваша взяла, – сдался он.

Рыцарь открыл глаза.

– Развязать! – приказал он оруженосцу, теребя мочку левого уха.

Потирая затекшие руки, Мариус угрюмо поинтересовался:

– А если я потеряю эту вашу шпору? Или украдут ее у меня?

– Чего? – переспросил рыцарь.

Дикция Мариуса была далеко не идеальной. Его часто не понимали и просили повторить сказанное. Тогда Мариус, обиженно нахохлясь, замыкался в себе, плаксиво оттопырив губу.

– Говорю: если потеряю ее или украдут, – нарочито громко и внятно сказал он.

– Не кричи. Это все очень просто: если жизнь тебе дорога, шпору ты не потеряешь.

– Как это?

– Потому что, потеряв ее, ты очень скоро умрешь. Способ смерти… – рыцарь кашлянул, поморщившись, и добавил: – В любом случае, ты найдешь средство выполнить задачу. Для человека нет ничего невозможного, что превосходило бы его желание. Желание – вот что важно.

Мариус задумался над этим. Но, прерывая ход его мысли, рыцарь продолжал:

– Ты ведь знаешь бродячего музыканта – Толстого Лео?

Ну, кто не знал Толстого Лео! Весельчак, непревзойденный балагур, он со своей гитарой исходил северную Ренигу вдоль и поперек. Он пел песни собственного сочинения, хорошо понятные простым людям – веселые и грустные, о любви и дружбе, о дальних странах и высоких горах. Его повсюду ждали. Но лет пять назад он бесследно исчез.

– Он был нашим человеком, – сурово улыбнулся рыцарь. – Он заключил с Орденом договор и выполнял важнейшую работу. Его считали лучшим агентом Ордена. Но вдруг он стал мудрить, спорить, отказываться от поручений. А однажды позволил себе потерять документ, который, попав в чужие руки, причинил нам огромный вред. Он пытался скрыться, убежал в Гислан. Но от Бога не скроешься. Кара настигла его в тот самый момент, когда ему мерещилось избавление – как это обычно и случается с клятвопреступниками. Для наказания Бог выбирает наилучшее время… Я могу сказать, что тебя ждет, если ты нарушишь наш план, – безжалостно добивал рыцарь Мариуса. – В обители Ордена тебе устроят проверку, испытание на чистоту веры. Выдерживают ее немногие. Самый стойкий сойдет с ума, когда ему, подвешенному к потолку, несколько часов или суток на макушку капает ледяная вода. Есть также испытание огнем, есть каменный ящик…

– Почему вы меня выбрали? – в отчаянии воскликнул Мариус.

– Так распорядилась судьба, – туманно объяснил пришелец. – И прекратим на этом бесполезную дискуссию. Мне необходимо отдохнуть.

Мариус замер в нерушимом горестном оцепенении.

– Не ищи ответов там, где их нет, – посоветовал рыцарь, закрывая глаза. – Просто живи и ни в коем случае не расставайся со шпорой. На все вопросы ответит время.

Спать Мариусу пришлось на улице, под навесом. Впрочем, разве то был сон! Смутные призраки, мрачные чудовища смущали его взбудораженный ум. Стандартные, освященные временем пугала, посредством которых ренские отцы и матери внушали чадам своим почтение к чужой воле, родительской – прежде всего. Мариуса поочередно посетили и шестирукий великан, обитающий в подземном пламени, и черный дракон, выбирающий жертв в полнолуние, и всадник в серебристом плаще, посланник Черного Демона, скачущий по небу на вороном коне. С первым лучом рассвета Мариус облегченно вздохнул. Эфиры, мрачные духи кошмаров, бегут от солнечного света, как черт от ладана. Это известно всем. Знающий человек сообщит кроме того, что в дневное время Орден Пик теряет львиную долю своей магической силы.

Мариус не любил ранних пробуждений. Организм его предпочитал поздние отходы ко сну и полноценные семь часов отдыха. Но по роду деятельности приходилось постоянно подниматься ни свет, ни заря. Мариус так и не научился переносить это стоически. Вскочить на ноги без раздумий и всяких там "просто полежу еще пять минут" – задача почти невыполнимая. Но работа есть работа. Мариус поежился. Сыро, черт! День намечается пасмурный. Скорее всего, и без обложного дождичка не обойдется. Значит – забот поболее, чем в ясную погоду.

Вспомнив о заботах, Мариус покосился на изгородь, к которой вчера вечером были привязаны лошади. Удивительно, но факт: ни благородной вороной кобылы рыцаря, ни каурого конька оруженосца. Мариус заглянул в лачугу. Никаких следов богомерзких гостей. Приснились они, что ли? Но тут Мариус заметил водогрейку, в которой плескались еще дымящиеся остатки зеленоватого пойла. Не дыша, опасаясь ядовитого испарения, Мариус вынес оскверненный сосуд – осторожно, держась за самый край. Выплеснул настой на землю за изгородью и, наподдав ногой, сообщил водогрейке необходимое ускорение. За грудой грубозернистых каменных обломков раздался звон. В сторону шмыгнул перепуганный полоз.

Давно известно: лучше не сделать и пожалеть, чем пожалеть о том, что сделал. Потому Мариус, сцепив зубы, пробормотал: "Черта с два!" Что значил сей решительный вердикт, сам он вряд ли мог объяснить. Емкая фраза вместила слишком много противоречивых мыслей. Проницательный ум, способный разложить всю массу ощущений и импульсов по полочкам, вычленил бы основное в душе Мариуса: протест. Мариус категорически возражал. Он не хотел сотрудничать с Орденом Пик. Слишком мизерные шансы на спасение души. Кто хоть раз побывал в аду, всегда будет пахнуть смолой (народная мудрость).

Молодая память услужливо выудила из вчерашнего разговора ключевую фразу: "Ты, должно быть, слыхал, что с Орденом Пик лучше не ссориться?" Так оно и есть. Но бывают ситуации, когда деваться некуда. Приходится идти на обострение.

Из своей пастушьей сумки Мариус вынул шпору. Отразив шальной солнечный луч, пробившийся сквозь тучи, шпора брызнула огненным сиянием, рассыпав во все стороны сотни искр. Мариус посмотрел на шпору, на груду осколков, за которыми пропала водогрейка, и бережно уложил золотую штучку в сумку.

Золото – гипнотический элемент. Оно обладает властью над любым человеком. Независимые натуры способны свести это влияние к более или менее относительному минимуму. Но избавиться от него вовсе? Невозможно! Объективный арбитраж вряд ли признал бы Мариуса сильной личностью. Власть золота он ощутил так же неотвратимо, как импотент – приближение очередного эротического кошмара. Мог ли он с этой властью бороться, если даже не сознавал, что она сидит в его душе, подобно раковой клетке?

Сотрудничать с Орденом Пик – погубить душу. Но до приезда стригалей еще полторы недели. Достаточно, чтобы наедине с собой обдумать передрягу и найти достойный выход.