Золотая чаша Колоксая

Глава 16

Над бескрайними просторами летела одинокая птица. Чёрные глаза, не мигая, следили за происходящим внизу. Позади оставались деревни, пасущиеся стада коров на ещё зелёных лугах, возы, груженные золотистой соломой, бегающие дети. И уже трижды под крылом ворона мелькали подозрительные вереницы. Он делал круг, садился неподалёку и терпеливо наблюдал за проезжающими людьми. Пока безрезультатно.

Ворон сдержанно каркнул, заметив ещё одну череду повозок, ползущую в сторону большого города. День выдался жаркий, обоз еле тянулся по дороге. Дородная, румяная тётка тихо пела, её соседка дремала. Охрана, позёвывая, ехала рядом. Важный купец держался в середине обоза, вероятнее всего, рядом с самым ценным товаром, и ни на кого не обращал внимания. Ворон пристально вглядывался в лицо каждого человека, но того, кого он искал, не было. Птица перелетела пониже. Товары были надёжно укрыты плотным холстом, но вот что под ним? А если там… Но подлететь ворон не осмелился. На одной из повозок сидел худой мальчишка и аппетитно хрустел спелым яблоком. Птица голодно крикнула.

Радомир прищурился, шепнув Камену:

— Это он… Справа, на старом дубе.

Дядька тоже заметил чёрного ворона, сидящего на ветке дерева. Перехватил напряжённый взгляд Корнилы и успокаивающе кивнул: мол, всё под контролем. А сам подал условный знак охранникам. Сзади тут же заканючил Жунь:

— Когда привал, хозяин?.. Жрать охота, сил нет терпеть!

Корнила хмуро обернулся:

— А вам только пожрать давай!

— Так с утра не евши, а уже солнце темечко печёт.

— До́бро печёт, как я погляжу, — недовольно буркнул купец, но всё-таки кивнул: — Будь по-вашему! Вон под теми деревьями остановимся.

Пока люди увлечённо обедали, ворон облетел обоз и опустился на землю с другой стороны. Небольшими прыжками приблизился к последней повозке.

Усхол искоса следил за птицей, потом шёпотом спросил:

— Может, стрельнуть в него — и дело с концом?

— Ага, и тем самым дать чародею знак: вот они мы. Скачите за нами, — Цедеда сунул ему в руки кусок хлеба. — Ешь давай и помалкивай… Кто знает, как далеко они слышат! — маг’ярец глянул на Володаровича. — А эти… учёные звери и птицы понимают нас?

Радомир утвердительно кивнул, тоже украдкой наблюдая за вороном.

— Их называют фамильяры. Только жрецам выше пятого порядка позволено заводить таких помощников… Это не обычный домашний питомец, а словно часть тебя самого. Подчиняя волю и сознание зверя, ты чувствуешь то же, что и он.

— То есть, если ворон сейчас поклюёт дерьмо, его хозяин это почувствует? — не удержался Усхол.

Володарович одним взглядом пресёк все шутки.

— Нет. А вот рассмотреть меня или тебя сможет очень хорошо.

Охранники напряглись ещё больше.

— Чародей понял, что наша видунья защищена оберегом, — догадался Камен. — Поэтому послал птицу.

— Скорее, чародей решил подстраховаться, — Радомир вздохнул, продолжая следить за птицей. — Если он действительно видел шатёр Яронеги, то сейчас будет искать что-то похожее…

Ворон тем временем вскочил на повозку и клюнул холстину. По звуку понял, что под ней железо. Слетел вниз, важно прошёлся по траве и скрылся за колесом.

Корнила ругнулся, когда птица направилась к следующей повозке:

— У меня там ткани по золотнику за аршин.

Усхол с тоской глянул на небольшой камень в руке, потом на чёрную птицу. Милан осторожно тронул его за рукав, отрицательно качнув головой. Охранники поглядывали то на дядек, то на волхва, ожидая приказа, но те молчали. И тут вскочил Станил, прихватив с собой кусок хлеба. Он как бы невзначай прошёлся вдоль обоза, грызя краюху. Потом остановился неподалёку от повозки с тканями. Ворон затаился, поглядывая на черноволосого мальчишку. Станил повернулся к отцу:

— Я забыл, куда ты положил баклагу?

Радомир улыбнулся, шепнув Корниле:

— Иди отверни холстину. Эта тварька убедится, что там никого нет, и не полезет проверять.

— А баклага?

— Скажешь, что передумал.

…Ворон, взлетев на небольшое деревце, внимательно наблюдал за отдыхающими людьми. Видел, как торгаши перебирают свои тряпки, старательно укрывают их. И испуганно взмахивал крыльями на взрывы хохота других мужчин. Что ж, похоже, это не те, кого он ищет. Птица разочарованно каркнула, но улетать не торопилась, наметившись всё-таки полакомиться хоть чем-нибудь.

Охранники всё ещё валялись на траве, кто-то похрапывал, кто-то заигрывал с обозными бабами. Ворон смотрел на них и безвучно открывал клюв, спасаясь от жары. Его слегка нервировал странный человек с синими глазами. Лишь когда и он заснул, фамильяр отважился приблизиться. Жадно цапнул кусок мяса и улетел на безопасное расстояние. Володарович приоткрыл глаз и цыкнул на Скина, в открытую наблюдающего за птицей.

— Спокойно. Никому не расслабляться.

Прошло больше часа, а ворон до сих пор крутился неподалёку. Корнила взволнованно глянул на Радомира:

— Дальше оставаться нельзя.

— Значит, поехали, — тарс, стиснув зубы, поднялся с травы. — Потом вернусь за ними.

Собирались обозники молча, встревоженно переглядываясь между собой. Володарович, опустив голову, поехал следом за Каменом. Колдун не мог понять, почему фамильяр до сих пор следит за ними. Ворон проверил все повозки, пока люди делали вид, что спали. Или они переиграли и этим вызвали подозрения?..

Птица неотлучно следовала за обозом до самого вечера. Камен скрипел зубами от волнения и досады. Тарсы очень вжились в роль хамоватой охраны. Да и отсутствие Волина сделало их смелее. Дело чуть не дошло до зуботычин, учитывая неприятное событие, случившееся прошлым вечером. Благо Корнила имел опыт в общении с наёмниками и быстро успокоил расходившихся молодцев. Когда начало темнеть, занервничал даже Володарович: виданное ли дело оставить четырёх баб ночью в лесу!

И опять выручил всех Станил: мальчик подъехал к отцу и заныл:

— Не могу больше, спина болит.

— А зад тебе не болит? — огрызнулся Корнила, едва сдерживая улыбку.

— Болит, — отрок торопливо спрыгнул с лошади, только чёрные волосы взметнулись вверх.

Корнила, не переставая ворчать в духе «чтоб я ещё когда тебя с собою взял», последовал его примеру. Повернулся к остальным:

— Всё, хлопцы, быстро есть и спать. Завтра выедем пораньше, — и купец сунул кулак под нос Станилу: — А ты смотри у меня!

Ворон видел, как люди укладывались спать, как торговцы в который раз оглядывали своё барахло, и хрипло каркнул, словно в насмешку. Поскакал неподалёку и, наконец, полетел обратно. Спящие словно по команде открыли глаза. Радомир чувствовал, как внутри успокаивается звенящая струна — значит, фамильяр больше не вернётся.

— Вроде пронесло.

— Скажешь это, когда княжна будет с нами, — волновался Камен.

— С Яронегой — видунья и Волин, — напомнил колдун.

Но сам тоже переживал, понимая, сколько угроз таит приграничный лес. Если встретятся разбойники, то… Велес, помоги!

…

Нимфириель видела, как ворон летел на запад, возвращаясь к неизвестному чародею. Острые когти смертельной опасности постепенно отпускали видунью. Полностью успокоившись, она спустилась с дерева на землю и тут же встретила внимательные взгляды своих спутников.

— Всё в порядке. Ворон улетел, — сообщила рыжеволосая девушка.

— А наш обоз далеко уехал? — волновалась Яронега.

— Они вернутся за нами, — в который раз повторил Волин.

— Уже едут, — добавила видунья.

Но тарская княжна тряслась от страха. Находиться в лесу ночью было жутковато. Девушка вздрагивала от малейшего шороха и испуганно озиралась по сторонам. С каждой минутой ночные тени приобретали всё более странные, живые очертания. Ветви деревьев напоминали человеческие фигуры. В шуме ветра слышались слова и даже целые фразы…

Яронега с облегчением выдохнула, когда Волин, под прикрытием альвийского заклинания, развёл костёр. Женщины тут же подсели ближе и стали греться около небольшого огня. Нимфириель стояла в стороне, задумчиво поглядывая вдаль. И неожиданно Сияна — одна из нянек — сказала:

— Говорят, в этих краях берендеи (медведи-оборотни — Прим. авт.) водятся!

Альвийка недовольно посмотрела на молодую румяную женщину, но ответить не успела: её опередила старая Зора.

— Без особой нужды жители волшебного мира не станут показываться людям.

— А ежели он съесть нас захочет? — не унималась тарсиянка.

Волин заметил, как Яронега затаила дыхание и снова стала опасливо оглядываться. Он хмуро зыркнул на не в меру любопытную Сияну.

— Не захочет.

Нимфириель подошла к костру и посмотрела в нагловато-дерзкие глаза няньки.

— Берендеев здесь нет. Люди перебили их много лет назад.

Сияна улыбаться перестала, но на лице явно мелькнуло облегчение. Альвийка не удержалась от горькой усмешки. А Волин опустил глаза: подобными деяниями своих земляков он не гордился.

— Нимфириель, а вы встречали берендеев? — вдруг спросила княжна.

— Приходилось.

— Эта правда, что о них рассказывают? — снова не утерпела Сияна.

Видунья вздохнула, отворачиваясь:

— Про берендеев рассказывают столько же небылиц, сколько и про альвов.

Яронега долго смотрела на девушку, тоже принадлежащую так называемому волшебному миру. Княжна, пожалуй, впервые в жизни серьёзно задумалась о том, каково приходиться ворожбитам и нелюдям среди обычных смертных, которые то боятся, то завидуют, а то попросту ненавидят, потому что они другие. И далеко за примерами ходить не надо: в соседних Гаравии и Гетаи ворожба вообще была запрещена, а всех магов изгоняли из страны или казнили. Яронега слышала о кровавых расправах, которые учиняли соседи над людьми, наделёнными магическими способностями. А волшебных существ показывали в балаганах за деньги. В Тарсии к ворожбе относились проще: хочешь и умеешь — ворожи, только чтоб без смертей и вредительства державной власти. Но даже у них недолюбливали представителей волшебного мира: будь то альвы, феи, гоблины или берендеи. Сколько раз приходили к отцу селяне с жалобами, что вот де негодные оборотни вырезали целое стадо овец, а то бабы жаловались на шишей, которые якобы принудили их мужей напиваться до чёртиков. Князь Земислав только ухмылялся в усы, слушая эту ерунду, и в два счёта выпроваживал жалобщиков со двора, советуя напоследок поменьше ходить в корчму и пробовать забродивший квас, да лучше стеречь стадо от волков.

Яронега велела любопытной няньке замолчать. Сияна притихла. Некоторое время слышался только треск поленьев.

— Древесницы нам помогут, если что, правда? — вдруг вырвалось у княжны.

Нимфириель подняла на неё спокойный, уверенный взгляд:

— Конечно.

Как она могла объяснить людям, что дриады и так делали всё возможное, чтобы укрыть их от врагов? Но если вдруг они нос к носу столкнуться с разбойниками или прислужниками чародея, то лесные девы не помогут… Альвийка тоскливо смотрела вдаль, выглядывая всадников.

Камен, Радомир и ещё несколько дружинников галопом неслись по ночной долине. В сгустившихся сумерках они походили на призрачные тени, если бы не топот и тяжёлое дыхание лошадей. Волхв безошибочно вёл за собой товарищей, помнил дорогу.

Услышав приближающийся топот лошадей, княжна и няньки испуганно вскочили, но узнав мужчин, радостно закричали. Маг’ярец облегчённо выдохнул, убедившись, что с Яронегой всё в порядке.

— Слава Сварогу!

Девушка упоённо рассказывала дядьке о времени, проведённом в лесу. А Радомир сразу же подошёл к видунье и Волину.

— Проклятая птица следовала за нами как привязанная.

— Мы видели, как ворон летел обратно, — дядька переглянулся с альвийкой.

Володарович тоже посмотрел на неё:

— Я больше не чувствую опасности, а ты?

— Уже всё хорошо, — подтвердила девушка и пошла за своей лошадью.

— Ну и славно! — бросил мужчина ей вслед.

Радомир, несмотря на свою браваду, тоже порядком издёргался за последние сутки. Теперь на него накатила жуткая усталость и отрешённость.

На обратном пути Володарович поехал рядом с молчаливой видуньей.

— Ты чего скисла, альвийка?.. Поди, решила, что мы вас тут кинем?

— Княжну ты бы не кинул.

И Нимфириель отвернулась, всем своим видом показывая, что не желает говорить. Но когда это останавливало Радомира?

Девушка со стоном закрыла глаза, услышав:

— Что с тобой случилось днём?

— Я запуталась: где мои чувства, а где — дар, — не стала юлить видунья, готовясь к насмешкам и обвинениям колдуна.

Но тот и не думал смеяться.

— Это я понял. Но почему?

Альвийка молчала долго. В этот раз Володарович не торопил её, каким-то особым чутьём понимая, что нужно дать время для ответа.

— Всё, что случилось за эти дни странно, — девушка нахмурилась. — Сегодня, пока мы ждали вас, я много думала.

— О чём?

— Обо всём… — и Нимфириель не выдержала. — Я не так представляла себе эту поездку. Я знала, что будет трудно. Не только из-за опасностей, грозящих обозу и княжне, а из-за тебя. Знала, что надо быть предельно осторожной. И что в итоге вышло? — она хмуро уставилась на притихшего волхва. — Ты — мой злейший враг, а я тебя в мысли свои пустила!.. А чем ты лучше чародея? Ты же мог меня уничтожить тем утром, даже хуже — повредить мой рассудок, превратив в беспомощное растение!

Радомир растерянно моргнул:

— Сравнить меня с чародеем?.. Молодец! Всё, до чего додумалась за целый день? Или ещё чем удивишь?

Видунья устало вздохнула:

— Колдун, не перекручивай. Ты знаешь, о чём я говорю.

— Поздно каяться, альвийка! — спокойно заметил мужчина и напомнил: — Тем более твои опасения не оправдались.

Нимфириель нахмурила брови и отвернулась.

Володарович смотрел на порядком бесившую спину-иголку. Он понимал, что спокойствие альвийки показное, что случившееся на мельнице гложет её. И даже фамильяр, которого Нимфириель проглядела (к её стыду как видуньи, кстати!) не помог забыть о непростительной доверчивости. Мужчина шумно вздохнул, признавая очевидное: им с альвийкой действительно есть что обсудить.

— Ладно, давай поговорим по душам, — криво усмехнулся тарс, — уровняем, так сказать, счёт.

Видунья по-прежнему не смотрела на него, но подъехала ближе.

— …Принять смерть близкого человека трудно. Просто смерть, без причины. Всегда хочется найти того, кто в этом виноват. Ненавидеть его, проклинать. Так легче. Ненависть облегчает боль. Ненависть отвлекает от боли. Да, это плохо и неправильно. Но когда у тебя ежечасно всё нутро по-живому выдирает, пойдёшь на всё, чтобы избавиться от этой боли… Наверное, ты не поймёшь.

— Я тоже теряла близких, колдун.

— Не настолько! — выдохнул Радомир. — Отец и мать — это основа нашего жизненного полотна, а мы — уток, который на этой основе создаёт свой узор.

Нимфириель не спорила, лишь заметила:

— Если пользоваться твоим сравнением, то у любой нити есть начало и конец — это неизбежно.

— Но не в таком возрасте! — тарс сверкнул глазами и, не сдержавшись, упрекнул: — Вам надо было позвать целителя!

Девушка всем своим существом чувствовала, как ему плохо.

— Ты говоришь с горечью. Тебе больно до сих пор… Своя боль самая жгучая, невыносимая… Но ты сейчас жалеешь не Володара, а себя.

— Много ты понимаешь… — вяло огрызнулся Радомир.

Они ненадолго замолчали. Слышались приглушённые голоса других всадников, тихое фырканье лошадей.

— …Иногда лучшее проявление любви — отпустить человека, дать ему покой, — альвийка перехватила пристальный взгляд колдуна. — Я согласна с тобой насчёт лекарей. Так вот там с нами была Тиаллае, дочь Армгараеля. Знаешь кто это?

Радомир на секунду задержал дыхание, потом медленно выдохнул. Значит та тёмненькая альвийка и есть великая целительница, к которой обращался сам Верховный. Теперь понятно, почему остальные послушались её безоговорочно.

— Ты же видел и слышал всё, колдун, — видунья легонько коснулась руки мужчины, словно хотела вернуть его в реальный мир, вырвать из мучительных воспоминаний.

Волхв инстинктивно отпрянул. Альвийка с досадой поджала губы, но спустя минуту как ни в чём не бывало сказала:

— Отпусти отца, дай ему покой.

Володарович криво усмехнулся: видунья опоздала со своими советами. Он уже принял случившееся в Костинце, смирился с потерей. Оставалось только набраться сил и оставить это в прошлом. Без обид, без обвинений, без сожалений. Тарс перехватил поводья Накимы, и вернул отъехавшую лошадь на прежнее место.

— Эти седмицы и для меня были невыносимыми, — признался он.

— Догадываюсь почему, — девушка отобрала поводья.

— Вряд ли, — мужчина немного помолчал, собираясь с мыслями. — Думаешь, я не видел, как ты вздрагивала при каждом моём появлении, как проверяла своё место перед ночёвкой, нюхала питьё и еду? Видел! И твой страх грел мне душу. День ото дня ты напрягалась всё больше. Ложилась спать и просыпалась с одной мыслью: когда же, когда же он нападёт?! Признаюсь, я получал истинное удовольствие, наблюдая за твоими терзаниями, и ждал момента, чтобы добить тебя, если не мечом, так словами.

Нимфириель с такой обидой глянула на него, что тарс запнулся.

— …В тот день, когда мы поругались, я думал, что убью тебя, что не сдержусь. А потом… гибель свадебного поезда и ты — полумёртвая, от боли царапающая землю. Не скажу, что мне было жалко тебя до слёз. Но и спокойно стоять в стороне, как тогда в деревне, я уже не мог. Легко было ненавидеть тебя на расстоянии, вспоминая твои прегрешения, представляя какая ты злая, самовлюблённая дрянь, — он усмехнулся, услышав рядом возмущённое фырканье. — Я редко ошибаюсь в людях. Наставники в храме учили нас читать души окружающих, определять, чем живёт человек, что у него на уме и на сердце. А я делал по-своему… Знаешь, как я проверял тех, кто набивался в друзья и рвался занять место рядом? Просился с ними на совместные испытания. Переживая временные трудности и лишения, в самых обычных мелочах: устроить ночлег, помочь лошади, потерявшей подкову, поздороваться с селянином, дающим кров в своей лачуге, — именно в таких мелочах люди раскрываются лучше всего… Человек может бить себя в грудь, доказывая, что все равны перед ликом великого Рода, и при этом брезгливо морщиться, когда селянка подаёт ему ручник обтереть лицо и руки. Кричать на сходах, что сильный должен помогать слабому, а увидев мальчишку-попрошайку, хлестнуть его плетью…

Радомир замолчал, видимо, кого-то вспоминая. Нимфириель с интересом наблюдала за ним.

— Я редко ошибаюсь в людях, — повторил мужчина и с горечью признался: — С тобой я ошибся. И мне жаль.

Альвийка слишком долго жила в страхе перед колдуном, чтобы с ходу проникнуться доверием. Она скептически хмыкнула. Володарович был готов застонать, чувствуя видунью в своих мыслях. Знал, что она сейчас видит, и был не в силах закрыться. Наверное, только теперь Радомир понял, почему усмехался Ставр, когда был в его доме в последний раз. Идя бок о бок через опасности и общие страхи, ненавидеть Нимфириель и желать ей смерти становилось труднее. С каждым днём всё легче было рассчитывать на неё, обговаривать какие-то детали путешествия, спокойно засыпать, когда альвийка была в дозоре. Последней каплей стала их поездка по дороге, указанной полевиком: волхву понравились самоирония видуньи, ход её мыслей. После этого Володарович уже напоминал себе о ненависти, целенаправленно травя душу тяжёлыми воспоминаниями об отце. Но даже, если бы Нимфириель не показала ему свои мысли, скорее всего, в конце пути Радомир обхаял бы её последними словами и отпустил с миром, потому что просто не смог бы убить.

— Скажи это вслух, — попросила девушка спустя минуту.

— Не буду… Ты узнала, что хотела. Вон из моей головы! — приказал тарс, крайне недовольный ментальным вторжением.

И сразу же почувствовал привычную лёгкость. Некоторое время они ехали молча.

— Странное ощущение, — видунья растерянно улыбнулась. — С одной стороны, я рада, что всё кончилось, а с другой стороны…

Володарович насмешливо глянул на неё:

— Не переживай: наше странствие ещё не закончилось, пока мы вместе, я тебе ещё устрою весёлую жизнь. Десятому закажешь!.. Кстати, мне с самого начала не даёт покоя один вопрос.

— Какой?

— Почему ты согласилась на эту поездку? Ты же знала, что я тоже буду здесь.

— Из-за Ставра.

— Не понял.

Нимфириель фыркнула, уловив сумасшедшую мысль, ярким факелом вспыхнувшую в голове колдуна:

— Ещё чего!.. Мы не любовники! Ты можешь себе представить меня и Ставра в постели?.. Хотя ТЫ можешь, — девушка покивала собственным мыслям, потом тихо пояснила: — Это не моя тайна, колдун, не обессудь.

— Рано или поздно я всё равно узнаю, — Радомир пожал плечами и спокойно добавил: — И на будущее: меньше бы ты копалась в чужих головах, альвийка. Утром я шутил над тобой… Ну, чуток поиздевался, не без того. Но ты-то не дура, должна была сразу догадаться!

Нимфириель пристально посмотрела на него, а потом усмехнулась:

— Знаешь, за «не дуру», я даже тебя прощу.

— Что? — взвился мужчина. — «Прощу?» За что?

Но видунья уже умчалась вперёд. Ему оставалось только пришпорить своего жеребца.