Зловещий доктор Фу Манчи

ГЛАВА XXVII НА КВАРТИРЕ У ВЕЙМАУТА

Мы оставили разбитый баркас всего за несколько секунд до того, как его корма погрузилась в воду. Мы не имели понятия, где находился берег, на который мы попали. Но по крайней мере это была суша, и мы освободились от доктора Фу Манчи.

Смит стоял, глядя на реку.

— Боже мой! — тяжело вздыхал он. — Боже мой!

Он, как и я, думал о Веймауте.

Когда спустя час нас обнаружила патрульная лодка (на низинах, ниже по течению от Гринвича) и мы услышали, что в отравленных подвалах погибли восемь человек, нам сообщили и новости о нашем храбром товарище по оружию.

— Там, в тумане, сэр, — отрапортовал инспектор Раймэн, который был за начальника; он не мог совладать со своим голосом, — там был жуткий вой и хохот, который будет мне сниться не одну неделю.

Карамани, которая прижалась ко мне, как напуганный ребенок, задрожала, и я понял, что игла сделала свое дело, несмотря на гигантскую силу Веймаута.

Смит шумно сглотнул.

— Я молю Бога, чтобы река забрала этого желтого сатану, — сказал он. — Я бы год моей жизни отдал, чтобы увидеть его крысиное тело на конце крюка патрульной лодки!

Грустной компанией плыли мы той ночью через туман, домой. Это выглядело почти как дезертирство — оставить место, где Веймаут доблестно сражался в своем последнем бою. Наша беспомощность была трогательной и жалкой, и, хотя даже будь эта ночь ясной, как хрусталь, я сомневаюсь, что мы могли действовать по-другому, все равно мне пришло в голову, что эта зловонная сумеречная тьма была еще одним врагом, принудившим нас к трусливому отступлению.

Но потребность в нашей деятельности была так велика, а мотивы проявления инициативы так многочисленны, что вскоре у нас появилось дело, которое помогло снять с нас напряжение, вызванное этими печальными событиями.

Нужно было подумать о Карамани и ее брате. Мы собрали совет, на котором решили поселить их пока в гостинице.

— Я устрою, — прошептал мне Смит, так как девушка наблюдала за нами, — чтобы там было патрулирование день и ночь.

— Ты ведь не думаешь…

— Петри! Я не могу и не смею думать, что Фу Манчи мертв, пока не увижу это собственными глазами!

В соответствии с этим мы перевезли прекрасную восточную девушку и ее брата из роскошного дворца в зловонном окружении низовьев Темзы. Я не буду останавливаться на последнем акте трагедии в отравленных подвалах, чтобы не быть обвиненным в попытке нагромождать ужасы ради самих ужасов. Пожарные в специальных шлемах, предохраняющих от заражения, вынесли тела жертв, завернутые в живые саваны.

От Карамани мы узнали много о Фу Манчи, но мало о ней самой.

— Кто я такая? Неужели моя бедная жизнь кого-нибудь интересует? — отвечала она на вопросы, касающиеся ее биографии.

И опускала длинные ресницы.

Мы узнали, что дакойтов, привезенных китайцем в Англию, вначале было семеро. Если вы следили за нашим повествованием, вы знаете, что, благодаря нам, ряды бирманцев весьма поредели. Теперь в Англии, видимо, оставался только один. Они жили в палатках на участке земли недалеко от Виндзора (после пожара мы узнали, что доктор купил его в вечное пользование). Вся его деятельность осуществлялась вдоль Темзы. Другие члены его группы занимали квартиры в различных частях Ист-Энда, где собираются моряки всех национальностей. Заведение Шень Яна было их штаб-квартирой в Ист-Энде. Фу Манчи использовал корпус списанного корабля со времени своего приезда в качестве лаборатории для определенного вида экспериментов, нежелательных поблизости от места его проживания.

Однажды Найланд Смит спросил девушку, не было ли у китайца личного морского судна, и она ответила утвердительно. Она, правда, никогда не была на его борту и даже никогда его не видела, поэтому не могла дать нам какой-либо информации о характере судна. Оно отплыло в Китай.

— Вы уверены, — стремительно спросил Смит, — что оно действительно ушло?

— Я так поняла; и поняла, что поэтому мы будем следовать другим маршрутом.

— Смог бы Фу Манчи плыть на пассажирском судне?

— Я не могу сказать, каковы были его планы.

Поэтому легко объяснить то состояние абсолютной неопределенности, в котором мы провели дни, последовавшие за трагедией, лишившей нас нашего товарища. Я живо вспоминаю сцену, происшедшую в доме бедняги Веймаута во время нашего посещения. Я тогда познакомился с братом инспектора, Джеймсом Веймаутом. Найланд Смит дал ему подробный отчет о том, что происходило.

— Там в тумане, — устало заключил он, — все это казалось весьма нереальным.

— О Боже, как жаль, что это не так!

— Аминь, мистер Веймаут. Но ваш брат погиб как герой. Если бы избавление мира от Фу Манчи было единственным добрым делом на его счету, его жизнь уже была бы отдана не зря.

Джеймс Веймаут молчал и задумчиво курил. Уютный маленький коттедж всего в четырех с половиной милях к юго-востоку от собора Святого Павла, с небольшим садиком в тени высоких деревьев, стоявших вдоль деревенской улицы еще до того, как появились первые автобусы, был уединенным и мирным, как тысячи таких же по всей Англии. Но теперь на него легла другая тень, холодная и страшная. Воплощенное зло пришло с неведомого Востока и в своей агонизирующей злобе коснулось этого дома.

— Здесь есть две вещи, которых я не понимаю, сэр, — продолжал Джеймс Веймаут. — Что означал ужасный хохот, который речная полиция слышала в тумане? И где находятся тела?

Карамани, сидевшая подле меня, задрожала при этих словах. Смит, чей беспокойный дух заставлял его беспрестанно ходить по комнате, остановился и посмотрел на нее.

В эти последние дни его геркулесовых трудов в попытке избавить Англию от нечистого духа, впившегося в ее тело, мой друг стал еще более худым и нервным. Его долгое пребывание в Бирме сделало его сухощавым, а от природы смуглую кожу — темно-бронзовой, но сейчас его глаза стали лихорадочно блестящими, а лицо — таким худым, что временами оно казалось просто истощенным. Но я знал, что он, как всегда, в форме.

— Эта леди может ответить на ваш первый вопрос, — сказал он. — Она и ее брат некоторое время принадлежали к слугам Фу Манчи. В сущности, мистер Веймаут, Карамани была рабыней, как и подразумевает ее имя.

Веймаут взглянул на прекрасное, обеспокоенное лицо Карамани с почти неприкрытым недоверием.

— Вы не похожи на китаянку, мисс, — сказал он, невольно любуясь ею.

— Я не из Китая, — ответила Карамани. — Мой отец был чистый бедуин. Но моя история здесь ни при чем. (Иногда в ее манере говорить появлялось что-то повелительное, что усиливалось музыкальным акцентом ее голоса.) Когда вашего храброго брата, инспектора Джона Веймаута, и доктора Фу Манчи поглотила река, в руке Фу Манчи была отравленная игла. Хохот означал, что игла сделала свое дело. Ваш брат сошел с ума!

Веймаут отвернулся, чтобы не показать, как ему тяжело.

— Что было на иголке? — спросил он охрипшим голосом.

— Какой-то препарат из яда болотной гадюки, — ответила она. — Он вызывает безумие, но не обязательно смерть.

— У него было бы мало шансов, — сказал Смит, — даже если бы он был в абсолютно здравом рассудке. Во время этой схватки мы были на значительном расстоянии от берега и стоял непроницаемый туман.

— Но как вы объясняете тот факт, что ни одно из тел не было обнаружено?

Раймэн из речной полиции говорит, что тех, кто пропадает в том месте, не всегда находят или находят значительное время спустя.

Из верхней комнаты послышался слабый звук. Сообщение о трагическом событии, случившемся в тумане на Темзе, повергло в отчаяние бедную миссис Веймаут.

— Ей не сказали и половины правды, — пояснил ее деверь. — Она не знает об отравленной игле. Что же за дьявол был этот доктор Фу Манчи! — Он взорвался бешеной ненавистью. — Джон никогда мне много не рассказывал, и почти никакая информация не просочилась в газеты. Кто он? Что он? — Его вопрос был обращен и к Смиту и к Карамани.

— Доктор Фу Манчи, — ответил первый, — был воплощенным выражением китайского коварства; такой феномен появляется лишь раз в течение жизни многих поколений. Он был сверхчеловеком невероятного таланта, который, если бы захотел, смог бы революционизировать науку. В некоторых частях Китая ходит поверье, согласно которому при определенных условиях (одно из них — близость заброшенного кладбища) злой дух, проживший бесчисленное количество веков, может войти в новорожденного. Все мои усилия пока не позволили мне проследить генеалогию Фу Манчи. Даже Карамани не может мне в этом помочь. Но иногда мне приходило в голову, что он из очень старого рода Чень Су и что он родился как раз в тех своеобразных условиях, упомянутых в этой легенде!

Видя наши изумленные взгляды, Смит коротко и невесело рассмеялся.

— Бедный старина Веймаут! — отрывисто сказал он. — Я полагаю, что мои труды завершены; но я далек от торжества. Есть какие-либо улучшения в состоянии миссис Веймаут?

— Очень небольшие, — был ответ, — она лежит в полубессознательном состоянии с тех пор, как узнала о муже. Никто не думал, что она так тяжело это воспримет. Однажды нам даже показалось, что она сходит с ума. У нее появились галлюцинации.

Смит резко обернулся к Веймауту.

— Какого характера? — быстро спросил он.

Тот нервно щипал свои усы.

— С ней все время находится моя жена, — объяснил он, — с тех пор, как это случилось, и в последние три ночи бедная вдова Джона кричала в одно и то же время — в половине третьего, — что кто-то стучится в дверь.

— Какую дверь?

— Вон ту — дверь на улицу.

Все глаза посмотрели в указанном направлении.

— Джон часто приходил домой из Скотланд-Ярда в половине третьего, — продолжал Веймаут, — поэтому мы, естественно, подумали, что бедная Мэри тронулась умом. Но прошлой ночью — ничего удивительного — моя жена не могла заснуть и в половине третьего тоже бодрствовала.

— Ну, и?

Найланд Смит уже стоял рядом, впившись в него глазами.

— Она тоже слышала стук.

Солнце заливало уютную маленькую гостиную, но, признаюсь, при словах Джеймса Веймаута внутри у меня пробежал жуткий холодок. Карамани положила свою руку на мою, как ребенок, пытающийся успокоить взрослого. Рука ее была прохладной, но ее прикосновение взволновало меня. Ведь Карамани была не ребенком, а девушкой редкой красоты — жемчужиной Востока, за которую могли бы вести войны короли и падишахи.

— И что дальше? — спросил Смит.

— Она боялась пошевелиться, боялась выглянуть в окно.

Мой друг повернулся и посмотрел на меня пристальным взглядом.

— Массовая галлюцинация, Петри?

— По всей вероятности, — ответил я. — Вы должны освободить свою жену от этих тяжелых обязанностей, мистер Веймаут. Слишком большое напряжение для неопытной сиделки.