Зловещий доктор Фу Манчи

ГЛАВА XVII НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Из заводей Темзы дул прохладный ветерок. Далеко за нашими спинами мерцали тусклые огоньки коттеджей — последних домов, примыкавших к болотам. Между нами и коттеджами простиралось полмили сочной растительности, через которые в это время года шли многочисленные сухие тропинки. Впереди нас опять лежали низины, скучное монотонное пространство, освещенное луной, с холодным речным ветром — там, где река делала поворот. Было очень тихо, только звук наших со Смитом шагов нарушал молчание этих безлюдных мест. Твердо ступая, мы шли к своей цели.

За последние двадцать минут я уже не раз думал о том, что нам не следовало одним идти на эту авантюрную попытку захватить грозного китайского доктора. Но мы должны были выполнять условия Карамани, и одним из них было: не ставить полицию в известность о ее роли в этом деле.

Далеко впереди показался свет.

— Это тот самый огонек, Петри, — сказал Смит. — Если будем идти на него не сворачивая, то, согласно нашим данным, придем к этому старому кораблю.

Я сжал револьвер в кармане. Его наличие меня успокаивало. Я уже пытался, возможно для оправдания собственных страхов, объяснить, почему вокруг Фу Манчи царила атмосфера своеобразного, ни с чем не сравнимого ужаса. Он не был как другие люди. Страх, который он внушал всем, с кем ему доводилось вступать в контакт, те орудия смерти, которые были под его контролем и которые он бросал против каждого, кто вставал на его пути, делали его чудовищем. Я не в состоянии дать читателю хотя бы приблизительное представление о его дьявольском могуществе.

Смит внезапно остановился и схватил меня за руку. Мы стояли, прислушиваясь.

— Что такое? — спросил я.

— Ты ничего не слышал?

Я покачал головой.

Смит всматривался в болота, оставшиеся за нашей спиной. Он повернулся ко мне со странным выражением на загорелом лице.

— Ты не думаешь, что это ловушка? — отрывисто бросил он. — Мы ей слепо доверились.

Как ни странно, но все мое существо восстало против этого намека.

— Нет, не думаю, — кратко сказал я.

Он кивнул. Мы поспешили дальше.

Через десять минут мы увидели Темзу. И Смит и я, оба заметили, что деятельность Фу Манчи всегда концентрировалась вокруг реки. Несомненно, это была его столбовая дорога, его линия связи, по которой он передвигал свои таинственные войска. Наркотический притон у Радклифской дороги, особняк, превратившийся в обугленный остов, а теперь этот корпус старого корабля, стоящего на приколе у болот, — он все время устраивал свою штаб-квартиру возле реки. Это было важным открытием, и, если даже наша вечерняя экспедиция оказалась бы неудачной, мы могли воспользоваться им в дальнейших поисках.

— Держи вправо, — приказал Смит. — Нужно провести разведку перед штурмом.

Мы пошли по тропинке, ведшей прямо к берегу реки. Перед нами лежала серая гладь воды, а по ней деловито сновали суда великого торгового порта, Лондона. Но эта речная жизнь казалась далекой от нас. Пустынное место, где мы стояли, не несло признаков человеческого присутствия. Серое и унылое, освещенное лунным светом, оно выглядело вполне подходящей декорацией для драматического спектакля ужасов, в котором мы играли. Когда я лежал в опиумном притоне лондонского Ист-Энда и когда в другую ночь я смотрел на мирный пейзаж Норфолка, то же чувство отстраненности, полной изоляции от мира живых людей владело мной с той же силой.

Смит молча смотрел на отдаленные движущиеся огни.

— «Карамани» означает просто-напросто «рабыня», — сказал он вдруг ни с того ни с сего.

Я промолчал.

— Вон этот корабль, — добавил он.

Берег, на котором мы стояли, грязными склонами спускался до уровня приливной волны. Он поднимался выше со стороны моря, и у маленькой бухты виднелся грубо сделанный пирс. Мы стояли на узкой полосе, вдававшейся в реку, — на чем-то вроде мыса. Под пирсом виднелся темный объект, отбрасывавший мрачную тень на кружащуюся в мелких водоворотах воду. Только один огонек виднелся в этой тьме, тусклый и едва заметный.

— Это, наверное, каюта.

Согласно нашему заранее разработанному плану, мы повернули и пошли на пирс над корпусом корабля. От бревенчатого пирса к палубе внизу шла деревянная лестница, свободно привязанная к кольцу пирса. При каждом ударе приливной волны лестница ходила вверх и вниз, ее перекладины резко скрипели.

— Как бы нам незаметно спуститься? — прошептал Смит.

— Придется рискнуть, — мрачно сказал я.

Без дальнейших слов мой друг вскарабкался на лестницу и начал спускаться. Я подождал, пока его голова исчезла под досками пирса, и довольно неуклюже приготовился следовать за ним.

Как раз в этот момент корпус судна резко поднялся на приливной волне, я споткнулся и какую-то ничтожную долю мгновения смотрел на блестящую полосу, прорезавшую темноту подо мной. Нога моя оскользнулась, и, если бы я не ухватился намертво за верхнюю перекладину, вполне вероятно, что на этом моя борьба с Фу Манчи могла навсегда закончиться. Но мне повезло. Каким-то чудом я не сорвался вниз. Я почувствовал, как что-то выскользнуло из моего кармана, но жуткое скрипение лестницы, тяжелые вздохи качающегося корабля и гул волн вокруг деревянного пирса заглушили всплеск шлепнувшегося в воду револьвера.

Я, наверное, был сильно бледен, когда, спустившись, подошел к Смиту, стоявшему на палубе. Он видел, что произошло, но:

— Придется рискнуть, — прошептал он мне в ухо. — Мы не можем теперь повернуть назад.

Он нырнул в полутьму, направившись к каюте. Мне ничего не оставалось, как следовать за ним. Спустившись с лестницы, мы оказались в яркой полосе света, лившегося из необычного помещения, у входа в которое мы оказались. Оно было оборудовано в качестве лаборатории. Мне на глаза попались полки, уставленные бочками и бутылками, стол, заваленный научными приспособлениями, ретортами, пробирками причудливой формы, содержащими живые организмы, и инструментами, некоторые из которых были мне совершенно незнакомы. Книги, газеты и свитки пергамента усеяли голый деревянный пол. Затем я услышал резкий, повелительный голос Смита, перекрывший какофонию разнообразных звуков этой комнаты:

— Вы у меня на мушке, доктор Фу Манчи!

Ибо за столом сидел не кто иной, как Фу Манчи.

Зрелище, которое он в тот момент представлял, не изгладится из моей памяти. В длинном желтом халате; с лицом, похожим на маску, подавшимся вперед и склонившимся среди необычных предметов, лежавших на столе; высоким лбом, сверкающим в свете лампы с абажуром над его головой, и ненормальными глазами, зелеными, закрытыми жуткой пленкой, которые он поднял на нас, — он казался продуктом бредовой галлюцинации.

Но самым изумительным было то, что он и вся эта обстановка сходились до мельчайших деталей с тем, что я видел во сне, лежа прикованным в темнице!

В некоторых больших банках лежали анатомические образцы. Слабый запах опиума висел в воздухе, а около Фу Манчи прыгала, вереща и играя кисточкой одной из подушек, на которых он сидел, маленькая верткая мартышка.

Атмосфера была в этот момент наэлектризована до предела. Я был готов ко всему, но не к тому, что действительно произошло.

Дьявольски-колдовское лицо доктора оставалось неподвижным. Веки его закрытых пленкой глаз всколыхнулись на мгновение, глаза брызнули зеленым светом и вновь закрылись пленкой.

— Руки вверх! — рявкнул Смит. — И не вздумайте шутить. — Его голос от волнения поднялся. — Игра окончена, Фу Манчи. Петри, найди что-нибудь, чем его связать.

Я двинулся вперед и хотел уже протиснуться мимо Смита в узком дверном проходе. Корпус корабля качался под ногами, скрипя и вздыхая, как живое существо; вода уныло плескалась, ударяясь о гнилые доски.

— Подними руки! — приказал Смит.

Фу Манчи медленно поднял руки, и на его бесстрастном лице появилась улыбка, в которой не было веселья, а была угроза. Его ровные бесцветные зубы обнажились, но закрытые пленкой глаза оставались безжизненными, тусклыми, нечеловеческими.

Он сказал тихим свистящим голосом:

— Я бы посоветовал доктору Петри посмотреть назад, прежде чем сделать еще один шаг.

Стальные глаза Смита продолжали не мигая смотреть на Фу Манчи. Дуло его револьвера не дрогнуло ни на миллиметр. Но я быстро оглянулся назад и едва сумел подавить крик ужаса.

Дьявольское рябое лицо с обнаженными волчьими клыками и желтушными раскосыми глазами было всего в двух дюймах от меня. Худощавая смуглая рука, на которой выступали стальные бицепсы, держала кривой нож на расстоянии каких-то миллиметров от моей сонной артерии. Малейшее движение могло означать смерть; несомненно, один удар этого страшного ножа отрезал бы мне голову.

— Смит! — хрипло прошептал я. — Не оглядывайся. Ради Бога, держи его на мушке. Но здесь дакойт с ножом у моего горла!

Рука Смита впервые задрожала. Но его взгляд не оставил злобного неподвижного лица Фу Манчи. Он сжал зубы так, что мышцы его челюсти рельефно выступили вперед.

Молчание, последовавшее за моим ужасным открытием, продолжалось всего несколько секунд. Для меня каждая из них означала мучительное ожидание смерти. Там, в этом стонущем корпусе бывшего корабля, я узнал чувство ледяного страха, никогда раньше не бывшего таким интенсивным за все время нашей борьбы с этой бандой убийц, и в моем мозгу билась мысль: девушка предала нас!

— Вы полагали, что я один? — сказал Фу Манчи — Да, я был один.

Но ни следа страха не было на этой желтой бесстрастной физиономии, когда мы вошли. Значит…

— Но мой верный слуга следил за вами, — добавил он. — Спасибо ему. Я полагаю, вы отдаете мне должное, мистер Смит?

Смит не ответил. Я догадался, что он лихорадочно обдумывал ситуацию. Фу Манчи сделал движение рукой, чтобы погладить мартышку, вспрыгнувшую на его плечо, которая, нахохлившись, издавала свист в нашу сторону, как бы насмехаясь над нами.

— Не шевелитесь! — яростно сказал Смит. — Предупреждаю!

Фу Манчи с поднятыми руками спросил:

— Могу я узнать, как вы обнаружили мое убежище?

— Мы следили за этой посудиной с рассвета, — нагло соврал Смит.

— Ну и что? — закрытые пленкой глаза доктора на мгновение прояснились. — И сегодня же вы вынудили меня сжечь дом и схватили одного из моих людей. Поздравляю вас. Она не предала бы меня, даже если бы ее кусали скорпионы.

Огромный блестящий нож был так близко от моего горла, что между лезвием и артерией прошел бы разве лист бумаги; но мое сердце забилось еще сильнее, когда я услышал эти слова.

— Вы зашли в тупик, — сказал Фу Манчи. — Хочу сделать предложение. Я полагаю, вы ни за что не поверите моему честному слову?

— Я — нет, — быстро ответил Смит.

— Поэтому, — продолжал китаец на своем безупречном английском, в котором только иногда проявлялись гортанные ноты, — я должен поверить вашему. Я не знаю, какие у вас там силы за пределами этой каюты, а вы, я полагаю, не знаете о моих силах. Мой бирманский друг и доктор Петри пусть идут впереди, а я и вы пойдем за ними следом. Мы пройдем через топи, скажем, триста ярдов. Затем вы положите свой пистолет на землю, и дадите мне слово оставить его там. Далее, я хотел бы получить гарантии, что вы не нападете на меня, пока я не вернусь обратно. Я и мой верный слуга уйдем, оставив вас по истечении оговоренного срока действовать так, как вам заблагорассудится. Согласны?

Смит колебался, затем решился.

— Дакойт тоже должен оставить свой нож, — сказал он.

На лице Фу Манчи опять появилась дьявольская улыбка.

— Согласен. Мне идти первым?

— Нет, — отрубил Смит. — Впереди пойдут Петри и дакойт, затем вы; я иду последним.

Фу Манчи отдал гортанный приказ, мы оставили каюту с ее адскими запахами, анатомическими образцами и загадочными инструментами и в договоренном порядке вышли на палубу.

— На лестнице это будет не очень удобно, — сказал Фу Манчи. — Доктор Петри, я положусь на ваше слово, если вы пообещаете придерживаться договоренности.

— Обещаю, — сказал я. Слова застревали у меня в горле.

Мы поднялись по качавшейся вверх-вниз лестнице, дошли до пирса и зашагали через низины, — китаец под дулом револьвера Смита, — сопровождаемые мартышкой, которая вертелась у наших ног, прыгая взад и вперед. Дакойт, одетый лишь в темную набедренную повязку, шел рядом со мной, держа свой огромный нож и иногда кровожадно посматривая на меня. Осмелюсь утверждать, что никогда раньше в этом месте осенняя луна не освещала подобной сцены.

— Здесь мы расходимся, — сказал Фу Манчи и что-то приказал своему слуге.

Дакойт бросил свой нож на землю.

— Обыщи его, Петри, — велел Смит. — У него может быть спрятан другой.

Доктор согласно кивнул, и я обыскал дакойта.

— Теперь обыщи Фу Манчи.

Я сделал и это. Никогда в жизни я не испытывал подобного отвращения. Меня трясло, как будто я прикоснулся к ядовитой гадине.

Смит опустил свой револьвер.

— Будь проклято мое идиотское благородство, — сказал он. — Никто не мог бы оспаривать моего права застрелить тебя на месте.

Хорошо зная Смита, я видел по его едва сдерживаемому гневу, что, только поверив, не колеблясь, в честность моего друга и его готовность сдержать свое слово, Фу Манчи удалось на этот раз избежать справедливого возмездия. Пусть он был сущий дьявол, но меня восхищало его мужество, ведь он, конечно, тоже все это знал. Доктор повернулся и вместе с дакойтом пошел обратно. Однако Найланд Смит удивил меня. В то время, как я молча благодарил Бога за спасение, мой друг начал сбрасывать с себя пиджак, воротник и жилет.

— Клади в карман все, что у тебя есть ценного, и делай то же самое, — хрипло пробормотал он. — У нас мало шансов, но мы оба в неплохой форме. Этой ночью, Петри, нам поистине придется спасать свою жизнь бегством.

Мы живем в мирное время, когда мало кто обязан своей жизнью быстроте своих ног. Но из слов Смита я понял, что сейчас наша судьба действительно зависела от этого.

Я уже говорил, что корпус покинутого корабля находился недалеко от чего-то наподобие мыса. Поэтому бежать на запад или восток было делом безнадежным. К югу от нас был Фу Манчи, и уже когда мы, сбросив одежду, помчались бегом в северном направлении, в ночи раздался жуткий крик дакойта. Ему ответил другой, потом еще один.

— Самое малое — три, — прошипел Смит, — три вооруженных дакойта. Дело труба.

— Возьми револьвер, — крикнул я. — Смит, это же…

— Нет, — резко бросил он сквозь стиснутые зубы. — У всех слуг британской короны на Востоке один девиз: «Держи слово, даже если сломишь себе шею». Я не думаю, что Фу Манчи использует против нас этот револьвер. Он избегает лишнего шума.

Мы бежали обратно по той же дороге, какой пришли. Оставалась примерно миля до первого строения — покинутого коттеджа — и еще четверть мили до одного из тех коттеджей, где жили люди. Шанс встретить кого-либо, кроме дакойтов Фу Манчи, был практически равен нулю.

Сначала мы бежали легко. Нашу судьбу должны были решить вторые полмили. Я знал, что профессиональные убийцы, преследовавшие нас, бежали, как пантеры, и я даже не могу думать об этих желтых фигурах с кривыми блестящими ножами. Мы оба старались не оглядываться назад.

Мы бежали вперед, молча и упрямо.

Затем свистящий шепот Смита предупредил, что нас ожидало.

Должен ли я тоже оглянуться назад? Да. Было невозможно противиться этому желанию.

Я бросил быстрый взгляд назад.

Я никогда в жизни не забуду то, что я увидел. Двое преследовавших нас дакойтов обогнали другого (или других) и были уже в трехстах ярдах от нас.

Они выглядели скорее как страшные животные, чем люди. Они бежали, пригнувшись, странно задрав головы Лунное сияние освещало оскаленные зубы и ножи в форме полумесяца, видные даже на таком расстоянии, даже при беглом взгляде.

— Теперь беги как можно быстрее, — задыхаясь крикнул Смит. — Нужно попытаться вломиться в пустой коттедж. Это — наш единственный шанс.

Я и в молодости не был знаменитым бегуном, хотя не могу ручаться за Смита. Но я уверен, что мы пробежали следующие полмили со скоростью, которая считалась бы неплохой даже для первоклассного спортсмена. Мы ни разу не оглянулись назад. Мы мчались вперед ярд за ярдом. Сердце у меня, казалось, готово было разорваться, мышцы ног страшно болели. И наконец, когда мы увидели пустой коттедж, у меня наступило состояние, когда расстояние в три ярда кажется непреодолимым, как если бы это были три мили. Я споткнулся.

— Боже мой! — послышался слабый возглас Смита. Но я сумел собраться. За нашей спиной слышались топот босых ног и тяжелое дыхание, показывавшие, что даже овчарки Фу Манчи с трудом выдерживали убийственный темп, заданный нами.

— Смит, — прошептал я, — посмотри вперед. Там кто-то есть!

Как бы через кровавую пелену я увидел темную фигуру, отделившуюся от теней коттеджа и слившуюся с ними опять. Это мог быть только еще один дакойт, но Смит, не слушая или не слыша моих слов, произнесенных слабым шепотом, влетел в открытые ворота и, как слепой, вломился в дверь.

Она с гулким звоном распахнулась перед ним, и он головой вперед провалился в темноту. Он лежал на полу без движения, когда я последним усилием взобрался на порог, втащился внутрь и чуть не растянулся, споткнувшись о его лежащее тело.

Я бросился к двери, но нога Смита держала ее открытой. Я отшвырнул его ногу и захлопнул дверь. Я успел заметить, как впереди бежавший дакойт с глазами, чуть не вылезавшими из орбит от усталости, и лицом демона диким прыжком проскочил в ворота.

Я не сомневался, что Смит сломал замок, но по воле божественного Провидения мои слабые руки нащупали засов. Собрав последние силы, я загнул его в ржавое гнездо, и в этот момент шесть дюймов сверкающей стали пробили среднюю панель двери и вышли над моей головой.

Я упал на пол, без сил, растянувшись подле моего друга. Страшный удар потряс стекла единственного окна, и в комнату заглянуло зверское лицо дакойта с оскалом, означавшим улыбку.

— Извини, старину, — прошептал Смит еле слышным голосом. Его рука слабо сжала мою — Я виноват. Не надо было брать тебя с собой.

Из угла комнаты, где лежали черные тени, вылетел длинный язык пламени. Приглушенно, но отчетливо прозвучал выстрел. Желтое лицо за окном исчезло.

Дикий вопль и сдавленный хрип — один дакойт отправился на небеса. Мимо меня проскользнула серая фигура, выделяясь силуэтом на фоне разбитого окна.

И опять пистолет изрыгнул огненное послание в ночь, и вновь мы услышали смертный хрип, показывающий, что оно точно попало к адресату.

В наступившей резкой тишине я услышал звук босых пяток, бегущих по тропинке, ведшей к дому. Я решил, что их было двое, значит, за нами гнались четверо дакойтов. Комната была полна едкого дыма. Я с трудом поднялся на ноги, и в это время серая фигура с револьвером повернулась ко мне. Было что-то знакомое в этом длинном сером одеянии, и я только теперь понял, почему.

Это был мой серый плащ.

— Карамани, — прошептал я.

Смит с трудом приподнялся, держась за край двери, и хрипло пробормотал что-то похожее на «благослови ее Бог!». Дрожа, девушка положила руки мне на плечи странным, трогательным жестом, как умела делать только она одна.

— Я шла за вами, — сказала она. — Вы не знали? Но мне приходилось прятаться, потому что за вами шел тот, другой. Я как раз дошла до этого дома, когда увидела, что вы бежите сюда.

Она повернулась к Смиту.

— Это ваш пистолет, — бесхитростно сказала она. — Я нашла его в вашем чемодане. Возьмите, пожалуйста!

Он взял пистолет, не сказав ни слова. Возможно, у него и не было слов.

— А теперь идите. Спешите! — сказала она. — Вы еще не в безопасности.

— А как же вы? — спросил я.

— У вас ничего не получилось, — ответила она. — Я должна вернуться к нему. Другого выхода нет.

С тоской в душе, вроде бы странной для человека, который только что чудом избежал смерти, я открыл дверь. Две раздетые, взлохмаченные фигуры — я и мой друг — вышли наружу, где в бледном свете луны в страшном виде лежали двое мертвецов с остекленевшими глазами, обращенными к вечному покою голубых небес. Карамани стреляла на поражение — обоим пули попали в голову. Создавал ли Бог когда-нибудь натуру более сложную и противоречивую, обуреваемую столь противоположными страстями? Я не могу в это поверить. Но ее красота была такой опьяняющей, а в некоторых отношениях ее сердце было таким по-детски наивным — сердце девушки, которая умела стрелять без промаха.

— Мы должны послать туда полицию этой же ночью, — сказал Смит. — Или бумаги…

— Быстрее, — донесся до нас из темноты повелительный голос девушки.

Как странно все сложилось! Вся моя душа восставала против ее возвращения к Фу Манчи. Но что мы могли сделать?

— Скажите, где мы можем с вами связаться?.. — начал Смит.

— Быстрее. У них появятся подозрения. Вы хотите, чтобы он меня убил?

Мы отправились в дорогу. Теперь кругом была тишина, впереди тускло мерцали огни. Ни клочка облаков не затмевало диск луны.

— Спокойной ночи, Карамани, — прошептал я.