Глава 1. Ангелина

Утро. Первое января.

О, нет, у меня не болит голова: чтобы получить похмелье, надо, как минимум, пить. Всё куда более прозаично: с самого пробуждения у меня ни с того ни с сего испортилось настроение, что бывало часто, и я хмуро разглядывала потолок, не испытывая желания покидать кровать.

Я потянулась, чувствуя приятную тяжесть и едва не стряхивая с одеяла на пол кошку, дремавшую у меня в ногах.

— Багира! — тихо и привычно возмутилась я, — киса ты моя ненаглядная, сколько можно объяснять, я не твоя подушка! — Но та лишь просмотрела на меня зелёными сонными глазами и отвернулась. — Хоть ты и кошка, но временами ведёшь себя как порядочный свинёнок. — Закончила свою мысль я, пожимая плечами при виде такой наглости. Потянувшись ещё раз, со вздохом села и краем глаза заметила, как с груди в кровать скатилось что-то голубое, напоминающее каплю воды. Мой лунный камень?

Нет, адуляр хоть свесился на спину, всё же никуда не делся, а новый камень, прозрачный, каплевидный, был цвета скорее голубого и без жёлтого блика, как в лунном камне. Я посмотрела его на просвет, и мне почему-то показалось, что в нём что-то двигалось, словно это было стекло, наполненное подкрашенной водой. Сам же камень был переплетён тонкой проволочкой серебра, образующей изящное обрамление.

— Наверное, мамин подарок. — сказала я кошке, но та никак не отреагировала. Отложив камень на тумбочку, я выбросила лишние мысли из головы. — Доброе утро. — Пробурчала я сама себе, шлёпая босыми ногами на пути к зеркалу по старой привычке. — Хотя нет, не доброе, сегодня опять ужастики. Эй, давай уже чего повеселее показывай. — Мрачно сказала я своему отражению, разглядывая его. В ответ отражение столь же мрачно изучало меня. Слишком обыкновенная, на мой взгляд, девчонка лет шестнадцати, с длинными, ниже талии, светлыми волосами, сейчас пребывающими в состоянии вороньего гнезда. Лишь зелёные кошачьи глаза смотрели с такой серьёзностью, что становилось немного не по себе. — Жил-был у бабушки беленький козлик. — Буркнула я отражению, оно показало мне язык и отвернулось.

Оставив зеркало в гордом одиночестве, я на автомате включила компьютер и умчалась в ванную комнату, приводить себя в нормальный человеческий вид, в котором я пребывала в последнее время до крайности редко.

— О, с добрым утром! — шепеляво, сквозь толстый слой зубной пасты, наложенной в таких количествах в целях гигиены, немного рассеянно сказала я маме, приоткрывшей дверь в ванную комнату, ополоснула лицо и наконец-то нормально на неё взглянула.

— С добрым. Выспалась? — мама слегка улыбнулась, протягивая мне полотенце.

— Есть немного. — в ответ улыбнулась я, демонстрируя все двадцать восемь чистых зубов, беря протянутое полотенце и осведомляясь с энтузиазмом голодного волка. — Сегодня у нас опять праздник живота?

— Нет, для меня разгрузочные, то бишь загрузочные дни закончились. — мама виновато вздохнула и погладила меня по голове, но я подозрительно увернулась.

— Что, опять? — она кивнула, и я в раздражении швырнула полотенце на ванну: все планы разлетались вдребезги, а всё из-за её командировок, от которых не спасают даже праздники. Может, кого-то это и обрадовало, ещё бы, остаться дома одному, без присмотра, но я впала в уныние, близкое к отчаянию. — Может, не поедешь?.. — тихо спросила я, надеясь на маленькое чудо, но мама лишь покачала головой. Теперь всё ясно с моим плохим настроением — предчувствие меня никогда не обманывало.

— Я всего на неделю. — стала оправдываться мама, видя моё угрюмое выражение лица, я вздохнула и просто обняла её. Не в первый же раз нарушаются планы, не хватало ещё и матери перед работой настрой портить.

Как я ни старалась выглядеть оживлённее, обмануть чуткую мать не удалось. День прошёл в унылых сборах и молчании. А вечером она улетела, оставив почти непочатый праздничный стол на кошку и меня.

Печально побродив по пустой квартире и понимая, что ничего дельного я сейчас сделать не смогу, просто забралась в кресло перед телевизором с тарелкой в руке и, пользуясь тем, что у меня пока ещё ускоренный обмен веществ, полулёжа ела всё не очень полезное, зато вкусное и хоть отчасти поднимающее настроение. По телевизору как обычно интересного ничего не было, показывали заурядную праздничную программу, где сходили с ума все звезды нашего телеэфира, поэтому я вполне закономерно щёлкнула по кнопке выключения на пульте, и, отнеся грязную посуду на кухню и решив помыть её попозже, ушла с головой в свой компьютер.

Что ж, обычная жизнь обычного одиннадцатиклассника в разгар зимних каникул. Но для меня на протяжении всего обучения существует закономерность: каникулы радуют только первые три дня, как неожиданная роскошь, и последние, когда кажется, что поход в школу равносилен Апокалипсису.

А вот середина, особенно в большие праздники, да ещё зимой, самая скучная, долгое безделье приводит к отупению или, что самое ужасное, приходят такие морозы, что тянет только в медвежью спячку.

Я подумала про экзамены, которые вскоре грозили всей нашей параллели, но махнула рукой и загрузила очередную установленную игрушку про вампиров, глубоко задумавшись о бесполезности своей жизни. Где смысл? Где глобальная цель, за которую нужно сражаться? Одно и то же, школа, каникулы, школа, совсем скоро институт, снова учёба, потом работа, всё то же самое, семья, дети… Стремиться к чему-то, что на самом деле не нужно.

«Не хочу. — С непонятной чёткостью подумала я. — Всё что угодно, только не это. Не протоптанная тропа. Не один-единственный путь. Вырваться из этого ненавистного общества, где жизненные приоритеты выставлял какой-то сумасшедший».

Я потёрла глаза и посмотрела в монитор: брутальный парень в красном плаще с воротом довольно однообразно резал и бил монстров, подчиняясь моему руководству с клавиатуры. Даже здесь всё похоже, только из этапа в этап становится сложнее.

— В конечном счёте, у меня есть возможность уйти в монастырь в качестве протеста. — я с отвращением вышла из игры и поставила на удаление.

Где-то далеко друзья словно почувствовали моё безрадостное настроение. Тихонько пикнуло сообщение из сети: «приветики».

— Ну, привет. — быстро напечатала я.

— Как оно? — пришло сообщение от одного из самых близких друзей, Евы. — Судя по твоему мрачному молчанию, не в настроении?

— Ещё как. Я опять одна. — уныло написала я и поставила рядом грустную рожицу.

— Забежать к тебе? — типичный вопрос Василисы, ещё одного друга, которая все проблемы решала своим непосредственным присутствием.

Я вздохнула. Да, держись друзей. Пока ты с ними, ты всегда на плаву. Но нужен ли им балласт? Наверное, не стоит так думать, но…

— Нет, не надо. Я сейчас действительно не в духе. Да и поздно уже. — напечатала я, думая, что когда у тебя плохое настроение, необязательно портить его другим.

— Ну да, твоя известная привычка держать всё в себе. — написала Вася. Видно было, что она немного обиделась.

— Да, я такая. — вздохнув, быстро настучала я. — Ну, до завтра, надеюсь, настроение у меня будет получше. Счастливо.

— Удачи. — высветил монитор сообщение от Василисы.

— До встречи. — закончила Ева.

Я вздохнула и ещё раз потёрла глаза, они отдались лёгкой болью, я мотнула головой и выключила компьютер. Оттолкнув от себя стул, я рухнула в кровать, в воздух взлетело одинокое перо. В непривычной тишине, без тихого шума компьютера и бормотания телевизора в зале, белое маленькое пёрышко, словно в замедленной съёмке, невесомо коснулось запястья, скользнуло вниз по короткому шраму возле большого пальца и исчезло из вида за тумбочкой. На ней всё ещё лежал забытый камень, о котором я так и не узнала у матери. От воспоминания о родителе я почувствовала, как наворачиваются слезы, и опять лишь шумно вздохнула, потерев шрам, подтянула к себе подушку и зарылась в неё лицом.

Всё как всегда. К чему слезы? Закрыв глаза и чувствуя ком в горле, я сама не заметила, как заснула.

* * *

Мне снился сон. Нет, не что-нибудь понятное, скорее просто запутанные кошмары. За последние три месяца я уже привыкла просыпаться от собственного крика. Но на этот раз было иначе: я вынырнула из сна, задыхаясь, как со дна глубокого озера.

— Чёрт. — только и сумела сказать я. Меня немного трясло, то ли от пережитого ужаса, то ли от банального озноба: в комнате было прохладно, а я как уснула легко одетой, так и проснулась, не укрытая заботливо одеялом мамой. Что мне снилось, я уже не могла вспомнить, поэтому села в кровати и, болтая в воздухе ногами, смотрела на лунную дорожку на ковре. Светящийся циферблат часов показывал пять утра, а спать уже совершенно не хотелось, сон как рукой сняло.

В голове стояла кристальная чистота, словно кто-то успел сделать в ней генеральную уборку, мысли были чёткие, как никогда. Я спрыгнула с кровати и подошла к зеркалу. В темноте не видно, но я знаю, что у моего отражения зелёные глаза, и что черные страшные тени в углах при свете дня привычные и заурядные. Лунный свет заливал комнату, все предметы, пусть черно-белые, но ясные, создавали впечатление нереальности, моя кожа чуть серебрилась от света, я была призраком среди призрачных предметов.

Где-то внизу одиноко прошуршала машина, окна противоположного дома были темны и неприветливы, горело лишь несколько окон на верхних этажах. Зато на дорогах светили фонари, рекламные шиты, тускло подсвечивались вывески магазинов, и мигали новогодние огоньки на витринах, всё это освещал тонкий серп месяца на чистом, звёздном небе. Было ясно, безветренно и наверняка очень холодно.

Я отвернулась от окна и коснулась рамы зеркала. Знакомые с детства изгибы тёплого дерева и чистая зеркальная гладь давали ощущение спокойствия, которого мне так не хватало. Я ещё раз вгляделась в своё отражение и уже решала включать свет, как моё внимание привлекла голубоватая искра в углу зеркала. Я пару раз моргнула, считая это обманом зрения, но она и не думала исчезать, напротив, стала больше и начала двигаться.

Секунда, и возникло ощущение, будто комната легла на бок, а я наклонилась над зеркалом, распущенные волосы, как наэлектризованные, потянулись к глади стекла. Меня словно засасывало в чёрную дыру.

А потом случился взрыв.

Ветер засвистел в ушах, темнота в зеркале медленно выцветала, уступая место движению. Деревья. Они мчались мне навстречу, сменялись снегом, кустами, прогалинами. Я не могла пошевелиться, руки примёрзли к раме, остававшейся единственно реальной в этом кошмаре. Внезапно полоса деревьев кончилась, расступаясь перед серой громадой, я не успела рассмотреть экстерьер средневекового замка, как изображение сменилось.

Сейчас я летела по коридорам этого замка. Арки, проёмы, серые тёсаные камни, у меня всё перемешалось в голове от скорости. Я никогда её не боялась, но сейчас тошнота подкатила к горлу, я судорожно выдохнула и с усилием закрыла глаза. А когда я рискнула взглянуть, то уже стояла у себя в комнате, вцепившись в зеркало, но отражение было чужого помещения, а за столом в нём сидел темноволосый мужчина и что-то писал. Я была уверена, что он меня не видит, но он поднял глаза и взглянул мне прямо в лицо.

— Кто здесь? — его слова эхом отдались в моих ушах, я закричала и отшатнулась от зеркала. В глазах потемнело, ноги подкосились, и я рухнула на колени, а потом на бок.

— Чёрт! — уже в который раз ругнулась я в растерянности и, приподнявшись на локтях в своей постели. Ныли колени, словно я на самом деле упала, а потом неведомо как оказалась в кровати. Сон не желал выходить из головы, для подобной фантазии всё было слишком натуралистично, и этот странный мужчина… Нет, сон, просто сон и ничего странного. Зима, каникулы, забавные сны и пустая квартира, что может быть лучше?

Я ухмыльнулась, скорее для себя, и включила свет. Со стороны кровати раздалось вопросительное: «Урр?», заметив, что я держу путь в сторону кухни, кошка потянулась и бодро потрусила следом.

На кухне царил хаос, поэтому, умывшись и заглушив слабые возражения желудка, привычного к недоеданию из-за моих постоянных опозданий, я для начала вымыла посуду, а потом уже села запасаться белками и углеводами на ближайшие три часа.

Делать ничего не хотелось, я взяла очередную книгу, и, обняв кошку, погрузилась в чужие переживания. Друзей беспокоить своим плохим настроением не хотелось, без мамы было непривычно тихо. Так незаметно прошёл и кончился ещё один день.

* * *

Оказывается, всё, что нужно для того, чтобы разлюбить свою любимую мелодию — это просто поставить её на звонок будильника и пару раз под неё проснуться. Эта истина уже успела набить оскомину, поэтому звонок, позвавший меня из почти мёртвых, был обычным.

Снилось что-то слишком хорошее, и вставать совершенно не хотелось. Однако звон, с каждой секундой всё настырнее раздававшийся из-под подушки, призывал меня к восхождению по духовной лестнице совершенствования собственной воли, и оставалось только мысленно ругаться, ведь очень тяжело просыпаться утром, когда знаешь, что это твоя собственная блажь.

Но пора было выходить из депрессии и начинать вести здоровый образ жизни, поэтому я, кое-как натягивая майку, шатающейся походкой пьяного рыцаря отправилась на поиски чего-нибудь энергетического.

Пока я варила кофе, Багира, так же как и я, вечно голодная, ласкалась, выпрашивая что-нибудь повкуснее.

— Рыба. — напомнила я, кивая на миску. Багира презрительно чихнула. — Красная рыба! — Видимо доля негодования в моем голосе подействовала отрезвляюще, кошка фыркнула и демонстративно вытащила кусок из миски, устраивая очередной рейд с едой по всей кухне. — Свинка. — Я показала ей кулак и вздохнула, вспоминая, как она у нас появилась.

Осенью, всего три месяца назад, папа вернулся домой с работы, как обычно замороженный, погода с каждым днём всё больше портилась, вопреки уверениям синоптиков, и сразу же вошёл ко мне в комнату, расстёгивая пальто и отцепляя от свитера маленького испуганного котёнка.

— Это тебе. — папа, сам того не зная, сказал мне свои последние слова, поэтому они врезались мне в память столь сильно, что я до конца своей жизни не смогу их забыть. — В такую погоду только нелюди могут выбросить беззащитного котёнка на улицу. А ведь он такой же, как и мы, только маленький и пушистый… Не бросай его.

Я, уже тогда предчувствуя что-то нехорошее, приняла от отца мокрого и взъерошенного котёнка, который, почувствовав тепло моих ладоней, затих и перестал вырываться. Так он и заснул у меня на коленях. А папа лишь улыбнулся и вышел из комнаты, для того, чтобы больше не вернуться никогда.

Котёнок, последний папин дар, оказался девочкой с чёрной шёрсткой, без единого белого пятнышка, и с зелёными глазами, уже не отдававшими голубизной. Кошку я назвала в честь киплингской Багиры, думая, что она будет походить на этого персонажа небезызвестной книги, но она так и не выросла, оставшись тоненькой, грациозной и совсем маленькой, больше похожей на котёнка.

Вздохнув, я погладила умывающуюся после трапезы кошку и вернулась в комнату. Поставив компьютер на проверку от вирусов, я начала уборку, в процессе которой исполнила два танцевальных номера и три вокальных, вспомнила, что ещё раннее утро, и соседи будут не в восторге, закончила представление и уборку поклоном и взялась за более бесшумное занятие.

Наверное, это немного странно, рисовать свою жизнь, себя, свои сны, почти вести дневник, только в картинках. За четыре года, что я осваивала искусство держать карандаши и кисти в руках, пока отец-художник занимался моим образованием, собралась уже толстая папка таких эскизов. Правда, закончить моё обучение он не успел, и я надолго забросила все свои упражнения, да и не только их, я тогда перестала вообще заниматься чем-либо.

Я сглотнула, разгоняя мрачные мысли, и подумала, что у каждого в жизни происходит такое, после чего не хочется жить. Просто кто-то останавливается и замирает, а кто-то переступает и идёт дальше.

Я взглянула на листок, где пыталась набросать портрет мужчины, которого видела во сне. Сходство утрачивалось, сквозь невесомые, лёгкие линии наброска проступило совсем другое лицо. Я сжала зубы и закрыла глаза. На всех эскизах проступают его черты, что бы я ни пыталась изобразить. Везде он. Вик.

Предатель. Я должна его ненавидеть, но… Не могу.

Я резко встала, волосы хлестнули по щеке. Скомкав лист и забросив его в корзину, подвешенную на дверь, я подсела к компьютеру, подключила Интернет и быстро написала:

— Привет, я вернулась. — схематичная улыбка после фразы означала, что настроение у меня наконец-то стало хорошим.

— Слава Богу. А то мы думали, что тебя инопланетяне похитили, а твой телефон разобрали на опыты. — незамедлительно пришёл ответ от Васи, которая была в сети. Я быстро взглянула на телефон, понимая, что из-за своих вокальных подвигов не слышала звонков.

— Ты точно жив, мой друг? Вчера у тебя было такое настроение, словно ты харакири решила сделать. — нервничала Ева, и, похоже, уже давно. Она писала мне сообщения, но я большей частью не очень распространённо на них отвечала.

— Нет, я выпила из лужи и превратилась в зомби. — с улыбкой написала я, зная, как девчонки относятся к многочисленным боевикам, конвейером выпускаемых в прокат кинотеатрами.

— Мозги… — развеселилась Ева.

— Кстати, девчонки, вношу предложение. — Василиса оперативно сменила тему.

— Можешь считать, что предложение принято заочно по причине того, что ничего плохого ты предложить не можешь. — хмыкнула я, накручивая прядь волос на палец и крутясь на компьютерном стуле вместе с клавиатурой.

— Тогда давайте ко мне? — высветил экран сообщение от Васи, которая, видимо, давно хотела предложить что-то подобное. Я опять крутанулась на стуле.

— Класс! Я за! — с подозрительным энтузиазмом подтвердила Ева. Скорее всего, девочки давно договорились.

— Я тоже. Часам к трём, хо? — я, быстро набирая текст, потянулась и зевнула.

— Хо. — согласилась Вася.

— Ну, тогда до встречи. А я побегу собираться. Мне в магазин забежать надо. — написала я и, не глядя на монитор, отключилась.

Проверка компьютера всё ещё шла, я пока натягивала джинсы со свойственной мне медлительностью, как из колонок раздался страшный звук ошибки, потом ещё и ещё, и я бегом подпрыгнула к своему другу. Тот грустно гудел, пытался загрузить систему, а потом спотыкался и сам себя перезагружал.

— Бармалей, ну ты что? — тоскливо прошептала я, отключив и вновь включив компьютер, зажмурившись и про себя мысленно желая, чтобы всё было в порядке. Давление на глаза и лёгкое головокружение заставило меня пошатнуться, и почти сразу же прозвучала приветственная музыка. Я взглянула на монитор, где в обычном беспорядке были раскиданы ярлыки, и облегчённо вздохнула.

Застегнув куртку, я выключала компьютер и выбежала в прихожую, захватив сумку и деньги, чтобы зайти в магазин. А через пару часов я стояла на остановке с чувством выполненного долга, ожидая автобус.

Как мне было известно и ранее, общественный транспорт — редкое удовольствие, особенно при условии, что он набит до предела и, сесть негде. Но нечасто в праздники кто-то имеет счастье оказаться в сей обители кондукторов и контролёров, поэтому сейчас сидения были пусты, а я, решив не менять своих привычек, прислонилась к холодному стеклу, держась рукой за поручень. Рядом со мной тоже стояли, где-то и сидели люди, некоторые провели праздники весьма неплохо, о чём свидетельствовали мечтательные выражения лиц.

Подышав на стекло, сквозь подтаявший лёд смотря на проплывающие мимо дома, я ощутила тревогу и изучающий взгляд, но стоило мне оглянуться, как ощущение пропало. Я быстро, мельком, оглядела людей рядом. На молодом человеке примерно двадцати лет взгляд остановился сам, колокольчик интуиции не просто зазвенел, завопил: «Он!».

Этот парень сидел почти рядом со мной, и лицо у него было непроницаемо-отсутствующее. Он смутно мне кого-то напоминал, но память как обычно в таких случаях упорно отказывалась работать, я так и не вспомнила, где ещё могла видеть этот холодный прищур серых, тёмных глаз и это странное, тревожащее выражение лица. Весь же остальной его вид не носил ничего особенно яркого — высокий, широкие плечи выпирают из простого, но явно дорогого пальто. Черные волосы, небрежно выглядывающие из-под серой шапки. Мельком, пока я скользнула скучающим на вид взглядом, я успела разглядеть его до мелочей, даже заметить маленькую серёжку в ухе.

Совсем неожиданно парень, поймав мой взгляд, открыто и дружелюбно улыбнулся. Взгляд его посветлел, на щеке появилась ямочка, но меня это не обмануло. Какая-то глухая тревога, поселившаяся внутри, только усилилась. Я, стараясь не выдать лицом своих мыслей, тоже ему чуть улыбнулась, повернулась к выходу и выскочила на следующей остановке, чувствуя на себе проникающий под кожу взгляд. Странно предполагать, что я ему понравилась, зимой торчащие из-под шапки глаза и красный нос мало кого пробивают на романтику, здесь точно что-то иное.

Нет, уж лучше пойду я до Василисы пешком, обойдусь без всяких эксцессов, тем более идти осталось пару остановок. Я поправила шапку и бодро поскрипела по снегу, придерживая тяжёлую сумку через плечо. На вид в ней царит полнейший бардак, своей систематизацией отдалённо напоминая критский лабиринт, но на самом деле у каждой вещи, начиная от записной книжки и заканчивая необходимыми медикаментами, свой кармашек и своё место. Именно эта моя привычка не раз спасала из неприятностей.

— Девушка! — остановил меня чей-то возглас. Я быстро оглянулась, спинным мозгом предчувствуя опасность.

Молодой человек лет двадцати пяти стоял на крыльце одного из магазинчиков в рубашке и лёгких брюках. В таком наряде должно быть очень холодно, но он, похоже, даже не замечал, что на улице минусовая температура.

Я ускорила шаг, благо зимние сапожки без каблука этому не препятствовали, но этот странный тип успел догнать меня и насильно остановить. Я успела мысленно чертыхнуться и подумать про маньяков, которых родная полиция отлавливает крайне редко.

— Ну что? — недовольно спросила я, выуживая из кармана кожаные перчатки без пальцев, и оглядывая улицу. Прохожих как назло не было.

— Да вот познакомиться хотел. — на откровенно сумасшедшем лице появилась неприятная улыбка, я даже отступила назад, окончательно уверившись в том, что это маньяк. Посмотрев ему в глаза и стараясь не делать лишних движений, я натянула перчатки по своей милой привычке, оставшейся со времён старых уличные драк за территорию, в которых участвовали все без разбора.

— Меня тут нет, я тебе снюсь. — чётко произнесла я, чувствуя лёгкую боль в голове и уже приготавливаясь к глупым вопросам, обычно следовавшим вслед за этой часто произносимой мной фразой. Но глаза этого парня стали вдруг какими-то бессмысленными, он, словно зомби, повернулся и, шатаясь, вернулся обратно на крыльцо. Я поражённо уставилась на его удаляющуюся фигуру, пару раз недоуменно поморгала, а потом, сообразив, что надо делать дальше, со всех ног припустила от этого места, про себя радуясь, что располагаю даром убеждения. Главное, чтобы об этом никто не догадался, не объявил меня ведьмой и не сжёг на костре, как в эпоху Инквизиции.

Я добежала до подъезда Васи и, захлопнув за собой входную дверь, на которой как обычно сломался домофон, попыталась отдышаться от спринтерского забега. Лампочку на первом этаже разбили, поэтому я стояла в полумраке, ожидая лифта, и мрачно раздумывала над перспективами подобных приставаний на улице. Интересно, может это сезонное? Я усмехнулась и сделала шаг в сторону разъехавшихся дверей лифта.

— Стой. — я замерла, но не потому, что получила прямой приказ, а потому, что по непонятной причине не могла сдвинуться с места. Вот дьявол, что происходит?

— С дьяволом ты не ошиблась, детка. — неприятно рассмеялся тот самый парень-маньяк, неизвестно как оказавшись у меня за спиной. Я услышала едва слышный звук металла и испуганно собралась. Слишком знакомо было звучание вынимаемого ножа.

Я словно сбросила с себя невидимую сеть и, резко развернувшись, бросилась к выходу. Проводив взглядом хлопнувшую дверь, я бросила взгляд вперёд, и в голове тоскливо прозвучала мысль: «замуровали, демоны…». Дело в том, что и тут меня поджидали.

Не знаю, что нужно делать в такие минуты, кричать, убегать, звать на помощь или ещё что-то. Я же, просто стояла, глядя на высокого, смуглого мужчину с тёмными волосами, кое-где пробиваемыми сединой, и молчала. Отчего-то мне показалось, что он похож на закалённого пирата, может быть от того, что тонкий шрам на щеке выглядел немного необычно, а может, из-за короткой бородки и усов. Потом, чувствуя, как холодок пробежал по спине, поняла, что я уже видела его в своём сне. С его плеч спадал мягкими складками синий-синий, как вечернее небо, плащ из неизвестной ткани.

Я мысленно собралась, стягивая сумку с плеча и приготовившись обороняться хотя бы ей, раз уж сегодня меня так и преследуют подозрительные люди.

Внезапная боль в левом запястье заставила подавиться едва зародившимся возгласом. Мужчина замер, как ледяная скульптура, и молча смотрел на меня, не пытаясь приблизиться. Я, относительно уверенная в собственной безопасности, постанывая, быстро стянула перчатку и уставилась на руку, где на запястье медленно проступил знак, что-то вроде окружности, перечёркнутой крест-накрест.

Знак Солнца.

Пытаясь хоть как-то унять нестерпимую боль, принёсшую столь неожиданное знание, я зажала запястье в ладони другой руки, но от этого она не утихла, а стала сильнее, словно разъедая меня изнутри. Я через силу заставила себя отнять руку и посмотреть на запястье, ожидая увидеть там дымящуюся обожжённую плоть, но рука была цела, только знак чернел и обугливался, как будто к моей руке только что приложили раскалённое железо. Так же неожиданно во мне что-то переменилось, и боль столь же внезапно утихла, как и появилась. Тяжело дыша, я поражённо смотрела на знак, принёсший мне столько боли. Он утратил форму ожога и выглядел как татуировка, медленно светлел, исчезая.

Я вскинула голову, понимая, что всё произошедшее заняло от силы секунды три, и встретилась взглядом с тем мужчиной.

— Пошли. — немногословно приказал он, протягивая ко мне руку, где белел такой же символ, что только что появился у меня. Позади опять хлопнула дверь, и я оказалась перед выбором: рвануть назад, в слабой надежде, что этот мальчик позади — толкинист, и просто шутит, или бежать к этому пирату, как я мысленно его окрестила.

— Н-нет. — заикаясь, произнесла я, прижимая холодную кожу перчатки к запястью и оглядываясь в поисках помощи. Но весь двор словно вымер.

— Она пойдёт со мной. — в голосе парня прорезались истеричные нотки. Я решила не оглядываться, оценив того, кто впереди, противником более сильным, однако, всё-таки не забывая следить и за спиной.

— Знак уже появился. Уже бесполезно что-то делать, инкантар. Она пойдёт путём Ясара. — произнёс этот мужчина, не сводя глаз с моей руки.

Я окинула взглядом их обоих, подумала, что сегодня в психиатрической лечебнице дверь открытых дверей, и решила, что я пока не хочу в гости к Наполеону и Гендальфу Серому, и подалась в сторону от них.

— Пошли. — вытянутая рука красноречиво указывала, что мне надо делать.

Я молча на неё взглянула и ещё больше утвердившись во мнении, что это просто психи, не стала ждать, пока они прибегнут к более радикальным методам и, решив использовать эффект неожиданности, закричала и зигзагами бросилась в сторону. Больше всего на свете я боялась, что они побегут за мной, но их, похоже, сильнее занимало положение друг друга, чем меня.

Короткий зимний день успел подойти к концу, смеркалось, с неба посыпалась сухая крупа, именуемая снегом. Я бежала до боли в лёгких, на остановке не раздумывая, запрыгнула в первый подошедший автобус, хотя он шёл не в мою сторону. Уже в салоне отдышалась, сбросила сообщение друзьям, что не приду, надвинула шапку на глаза и сжалась, стараясь быть как можно более незаметной. Меня гнал безотчётный страх.

Добравшись до дома с пересадкой на метро, я добежала до своего подъезда, не вызывая лифт, взлетела на свой этаж и захлопнула за собой дверь. Темнота окутала, словно ватным одеялом, неожиданно нахлынувший ужас заставил испуганно подпрыгнуть и нажать на выключатель.

Я сглотнула, чувствуя оставшееся нехорошее предчувствие, скинула сапожки и куртку и, захватив сумку, крадучись прошла в свою комнату, зажигая свет.

Сумка выпала из рук одновременно с вылетевшим криком отчаянья. Пятясь назад, я мысленно просчитывала варианты, как мне вызвать полицию. Дело в том, что спиной ко мне, глядя в окно, стоял тот мужчина-пират. Он не обратил внимания на мой крик, словно заранее всё знал, лишь бросил:

— Собирайся.

Я замерла в нерешительности, прекратив издавать панические крики, как серена. Нет, этого не может быть, я снова сплю и вот-вот проснусь. А мужчина внезапно развернулся, и не успела я ничего сообразить, как он оказался рядом, обхватив мою руку чуть повыше локтя и, с внезапно появившейся вовсе не страшной улыбкой, ущипнул. Я сначала испуганно дёрнулась назад, а потом снова вскрикнула.

— Ай! — боль ожгла руку, а сон не прекращался.

— Если вы ущипнули себя, а видение не исчезло, ущипните видение. — с невозмутимым видом предложил этот пират, едва заметно усмехаясь в усы. Руку мою он отпустил, что существенно облегчило мне процесс мышления. Я ещё раз вгляделась в его лицо и подумала, что не такой уж он и страшный и на маньяка совсем не похож, но я могу и ошибаться, как он оказался у меня в квартире? Я ведь точно помню, что дверь закрыла.

— Кто вы? — наконец сообразила я, что можно спросить, в уме прикидывая, что успею сейчас незаметно набрать на телефоне номер полиции.

— Я Бенедикт. — он отвернулся, словно специально давая мне простор для действий, и глядя в окно, продолжил. — И можно на «ты».

— Хорошо. — осторожно произнесла я, выуживая телефон из кармана. — А что в… ты… делаешь здесь?

— Пришёл за тобой. — по голосу было слышно, что он смеётся над нашим диалогом.

— Чтобы куда-то отвести? — я говорила только затем, чтобы не молчать. Номер был набран, я приготовилась бежать в мамину комнату, как только мне ответят. Но внезапно после второго гудка телефон моргнул и погас.

— Вряд ли у тебя получится позвонить. — Бенедикт прошёлся по комнате, заложив руки за спину. Самое время пугаться. — А вот пугаться не надо. — Бенедикт словно читал мои мысли, и мне это очень не нравилось. Я догадывалась, что на свете есть люди с такими возможностями, которых нет у обычных людей, но никогда бы не подумала, что увижусь с ними лично.

— Я ничего не понимаю. — тихо произнесла я. Рука нервно поднялась к уху, дотронулась серебряного колечка, но, одёрнув себя, я резко её опустила.

— А что ты хочешь понять? Ты владеешь силой, и используешь её слишком часто, чтобы это перестало быть незаметным. С сегодняшнего дня ты мой ученик. Можешь собирать вещи, мы скоро отправляемся.

Его слова как обухом ударили по голове. Всё это напоминало дикий кошмар. Да, я звала, я отчаянно желала другой жизни, но чтобы это сбылось… Бойтесь своих желаний.

— Я никуда не пойду. — внезапно заявила я, с удивлением слушая свой голос. Предвосхищая вопросы, я продолжила. — Какая сила? О чём вы? Я не особенная, я обычная, такая же, как и все! — Я сама того не замечая, повысила голос.

Бенедикт только улыбался, слушая меня, а потом положил на компьютерный стол золотистый клубок.

— Многие отрицают свой дар. — произнёс он, невидяще глядя на стену, где висела рядом с полкой гитара. Улыбка медленно сползла с его лица. — Но твой — слишком силен, для того, чтобы быть похороненным. Он даст о себе знать, когда ты меньше всего будешь этого ожидать. Он уже пробудился, судя по сфере защиты, что охраняет это жилище. — Он глянул на потолок, а потом на меня. — Иначе мы не смогли бы тебя найти. Ты слишком часто стала использовать силу. Я не буду силком тащить тебя, просто дам тебе время, чтобы ты смогла принять это знание, всё это слишком сложно, и я уважаю твоё решение повременить. Но знай, как только ты решишься, я буду ждать тебя.

Бенедикт взглянул на меня в последний раз и исчез, шевельнув листы бумаги колыхнувшимся воздухом. Единственным напоминанием о встрече был клубок ниток, оставленных на столе. Произошедшее наглядно подтвердило реальность происходящего, и мне не оставалось ничего, как поверить, наконец, во всё то, что случилось. Я поняла, о какой силе толковал Бенедикт, и мысль об этом совсем сбила с толку, передо мной только что произошло невозможное, и я не знала, как на всё это реагировать.

Внезапно щёлкнул дверной замок, я вздрогнула, подумав, что он всё же решил вернуться, только на этот раз через дверь. Но услышав женский голос, я мигом сообразила, кто возвратился.

* * *

Мама вошла в прихожую и по старой привычке положила ключи на зеркало. По включённому свету и по сапожкам, неаккуратно брошенными у порога, она, конечно, поняла, что я дома, поэтому я не стала дожидаться, пока она зайдёт в мою комнату, подбежала к ней и крепко обняла. То, что она вернулась так быстро, говорило о том, что дела удачно завершены. Прижавшись к ней, я обдумывала варианты, как ей рассказать о случившемся, но всё равно не могла даже себе объяснить хоть что-то связно.

За эти несколько дней, что ей пришлось отсутствовать, она сильно изменилась, причём не в лучшую сторону. Командировки всегда её выматывали, свидетельством этому были тёмные круги под глазами и усталое выражение лица. Но сейчас, для меня, розовощёкая с мороза и со снежинками, запутавшихся в тёмных, кудрявых волосах, улыбчивая, она была самой красивой.

Видимо и не я одна так думала, мужчины часто пытались завести с ней более близкие отношения, но мама уже давно решила, что больше не выйдет замуж и что отчим мне не нужен. Первое время я пыталась возражать, говорить, что совсем не возражаю против братика, а заодно и сестрёнки, но позже поняла, что маме уже ничего не нужно, кроме меня, её работы и нашей кошки.

— Солнышко, ну я же с мороза совсем холодная. — улыбнулась мама, чмокнув меня в нос. Я помогла ей раздеться и отнесла дорожную сумку в её комнату, а потом быстро, пока она умывалась и приводила себя в порядок, разогрела еду.

— Мам?.. — я не знала, как начать говорить о том, что произошло, когда она, немного растрёпанная, но уже не такая усталая, появилась на кухне.

— Да? — она немного встревожено на меня глянула. — Что-то случилось?

— А… нет, ничего. — я заставила себя улыбнуться. — Просто очень соскучилась. — Мама улыбнулась в ответ и разлохматила мне волосы.

— А выглядишь так, будто конец света наступил.

— Это я просто устала. К Васе сегодня ездила — я улыбнулась, понимая, что сейчас не смогу что-то рассказать, поэтому перевела тему на что-то нейтральное, и пока мы болтали и ели, решила, что объясню всё позже.

Но позже я так и не смогла начать разговора. Всё закрутилось, всё было слишком непонятным, чуждым обычной логике, я боялась, что мать меня не поймёт. Поэтому я ушла в свою комнату, решив повременить с вечерними разговорами, и с головой зарылась в Интернет. Так прошёл не час, не два, я уже и сама забыла о произошедшем, отправив всё на задворки сознания, но действительность, любящая порой жестоко пошутить, на этот раз сыграла свою лучшую роль.

— Ангел? — мама заглянула в комнату, в руках у неё была какая-то коробка, я крутанулась на стуле и взглянула на неё, не отрывая руки от мышки. Увидев выражение её лица, я испуганно подпрыгнула.

— Мам? — она не отвечала, лицо было настолько бледным, что я перепугалась, а взгляд её был прикован к столу. Я оглянулась, холод прошёл по спине и отдался где-то в животе: на столе чуть светился золотом тот злополучный клубок…

— Они пришли… Это проклятие всё-таки тебя коснулось… — прошептала она, сжимая в руках коробочку, пальцы её побелели, она резко подалась ко мне и обняла. Почувствовав на щеке мягкие волосы и ощутив что-то мокрое, я сама расплакалась. Странно, но оказывается всё это время во мне копилось такое напряжение, что заплакав сейчас, я буквально почувствовала, как уходит что-то тяжёлое с души.

— Сколько у нас есть времени? — мама обхватила моё лицо в ладони. Глядя в её зелёные, как у меня глаза, я прочитала в них то, что меньше всего хотела понять: мама знала, что это произойдёт.

— Бенедикт сказал, что я сама решу, когда.

— Сам Бенедикт? Значит, времени нет. — мама горько усмехнулась.

— Ты его знаешь? — я дрожала, как всегда было, когда я волновалась или попадала в непростые ситуации.

— Были знакомы. — тихо ответила мама, она обнимала меня, и взгляд у неё был потерянный. Я подозрительно увернулась, и она продолжила. — Много лет назад он предупреждал, что ты родишься с необычными способностями.

— Я никуда не пойду! — я, наконец, поняла, что всё происходящее не дурацкий сон, а самая что ни на есть реальность. — Что за безумие? Приходит один человек и ломает всю нашу жизнь. Это нормально?! — Я вырвалась из её объятий и отшатнулась к окну, схватившись за голову.

— Это твоя судьба. — мамин голос, такой безжизненный и тусклый, и её почти невесомая рука, лёгшая мне на плечо и успокаивающая, меня почему-то взбесила. Я не понимала происходящего, и это злило меня как никогда.

— К чёрту судьбу! — я схватила со стола клубок и швырнула его. — Я в неё не верю!

— Успокойся. — мама провела рукой по моим волосам, я зло на неё глянула, и, увидев в её глазах слезы, очертя голову, решилась.

— Тогда я пойду прямо сейчас. Раз моя судьба такая. — я резко развернулась к брошенному возле стола рюкзаку и подняла его на стол. На глазах кипели злые слезы на весь мир, я чувствовала, что очень расстраиваю маму, но остановиться уже не могла. Моя прежде расшатанная психика решила повеселиться на все сто процентов. Знаю, я буду потом об это жалеть очень сильно.

Я засовывала в рюкзак, сминая в комок, любимую одежду, вытрясла из сумки-планшетки всё, что в ней было, и бросила в рюкзак, не разбирая, в отдельный кармашек засунула плейер, резко застегнула замок. Я не верила, что из этой затеи что-то получится, просто намеревалась прогуляться, а потом переночевать у Василисы. Спиной я чувствовала, как на меня немного укоризненно, но всё также смиренно и опустошённо смотрит мама, даже не пытающаяся меня остановить. Лишь когда я уже одевшись, натягивала свитер, мама неслышно подошла и протянула мне клубок.

— Это твой путеводитель. — только и сказала она. Больше я от неё ничего не услышала. Она лишь поймала меня за руку, когда я уже открывала дверь, притянула к себе, обняла и долго глядела в моё лицо, словно желая запомнить, удержать в сердце мой образ навсегда, в глазах её было немое: «береги себя». Не понимая её надрывного прощания, я немного неловко чмокнула её в щёку и вышла из квартиры.

Дверь захлопнулась позади, как крышка гроба, я вздохнула и сунула клубок ниток в карман, вспоминая сказки, что когда-то в детстве читала мама, где героя так же вела нить. Только вела эта нить чаще всего в тридевятое царство, страну мёртвых, судя по анализу сказок, который провёл Владимир Пропп. А я не верила, что меня куда-то сможет увести мой клубок. Я успокоюсь, а завтра вернусь домой.

Бесшумно закрылась подъездная дверь. Секунду я стояла, дыша холодным воздухом и глядя на пляшущие в свете фонарей снежинки. Впереди меня была дорога и родной двор.

Я сглотнула, зажмурилась, заставляя набежавшие слёзы исчезнуть, и шагнула вперёд. Вечерние прогулки меня всегда успокаивали.

Нога сразу увязла в снегу, я распахнула глаза, с ужасом чувствуя, как сердце уходит в пятки: дом, в котором я жила, весь район, город, всё, исчезло, вокруг меня были лишь серые унылые берёзы и искрящийся снег.

Небо, непривычно чистое, и яркие звезды с месяцем торжественно молчали, не было слышно ни привычного шума машин, не видно обычного света вывесок магазинов.

Чувствуя нарастающий страх, вытесняющий злость, я шагнула назад, но и там был снег.

«Всё нормально». — Убеждала я себя, чувствуя, как мёрзнут руки, и снег забивается в ботинки. Дальше пары метров ничего видно не было, лишь смутные черные призраки деревьев и сугробы, причудливо оттенённые, нигде ни намёка на город.

Внезапно карман ожгло болью, я зачерпнула рукой — на ладони мягко светился клубок.

— Да что за день сегодня такой! — не выдержала я, швырнула клубок глубоко в сугроб и выругалась, собираясь развернуться и идти, пока не появятся какие-нибудь признаки цивилизации. Но вынырнувший из снега золотой шар заставил замереть на месте с раскрытым ртом. Клубок пошевелился и уверенно запетлял между деревьями, оставляя светящуюся нить.

— Вот и не верь после этого в сказки. — проворчала я в воротник, подышала на озябшие руки и двинулась следом. К началу тридцать первой минуты похода моя злость на весь мир сменилась усталостью. Рюкзак был тяжёлый, я хоть и привыкла его носить, но не в экстремальных условиях, находясь по колено в снегу, да и замёрзнуть я уже успела изрядно, несколько раз меня посещала мысль остановиться и разжечь костёр, думать о том, где я нахожусь, ночью, в самый мороз, не хотелось, ровно как и о последствиях подобных путешествий. Пару раз в мозгу всплывали картины о том, что будет, если мой клубок не приведёт меня никуда, и я так и буду петлять по лесу в поисках неизвестно чего, а потом замёрзну, но я отгоняла эти мысли и шла вперёд. Только когда клубок ниток закончился, я за одно мгновение успела мысленно пережить все ужасы, пришедшие на ум.

Стараясь не поддаваться панике, я оглянулась, замечая, что светящаяся нить закончилась на границе сугробов, дальше, словно очерченная невидимой линией, тянулась нетронутая снегом мёрзлая земля. Приглядевшись, я заметила, что впереди высится серая громада здания. С облегчением выдохнув, я почти бегом устремилась туда, здравый и даже не очень здравый смысл подсказывал, что лучше быть поближе к чему-то связанному с человеком. Стоило перешагнуть черту, как я сразу же почувствовала исчезновение ветра.

По мере моего приближения, здание росло, выступало из темноты, я потрясённо поняла, что это огромное сооружение в романском стиле, со рвом вокруг него, подъёмным мостом и полным отсутствием снега на территории рядом. Что это произведение средневекового искусства забыло здесь, в центре Сибири и снегах, я даже представления не имела.

Проходя по опущенному мосту, я старалась сильно не приглядываться, спеша к аркообразному входу со старинной ручкой в виде кольца, лишь оказавшись рядом, угнетённая его размерами, я замерла в нерешительности. Здание было огромное, судя по внешнему членению, внутри было разделено на три нефа, две квадратные в плане башни по бокам от центрального входа почти не имели окон, и, судя по горизонтальным ярусам, в здании было три этажа. Набравшись смелости, я хотела постучать, но створки входа распахнулись под моей рукой, словно приглашая войти. Секунду постояв, я, глубоко вдохнув, шагнула вперёд. Дверь захлопнулась, и я осталась в полной темноте и тишине. Наверное, самое время испугаться и начинать паниковать, но страх требует незанятости, я же не особо раздумывая и выставив перед собой руку, прошла вперёд, и через десять шагов рука натолкнулась на что-то твёрдое. Глаза в это время чуть привыкли к темноте, и я разглядела, что я натолкнулась на выполненную аркой дверь, сверху увенчанную скульптурами драконов.

Из-за двери раздавались приглушенные голоса, я пожала плечами и постучала, не опуская тяжёлую сумку на пол. И ещё раз, когда не было никакого ответа. Потом прислушалась и уловила только последнюю часть фразы:

— …ещё головой постучит? — приглушенный хохот, последовавший вслед за этим, окончательно вывел из себя. Из-за всех треволнений этого дня, держать себя в руках было всё сложнее.

Я разозлено подумала, что если меня всегда так встречать будут, то я тут точно надолго не задержусь, и раздражённо толкнула дверь, словно это она была во всём виновата. И совершенно неожиданно эта дверь разлетелась, как от взрыва тротиловой шашки, а я испуганно отпрянула назад, сквозь дым видя большое помещение с высокими потолками и смутные очертания двух человеческих фигур в нескольких метрах от себя. Несколько секунд спустя дым немного рассеялся, остался только запах гари и обугленные части того, что некогда было дверью. Те же, кто меня столь любезно встречал, оказались двумя молодыми людьми явно меня старше. Один, прислонившийся к полуколонне и совершенно не вписывающийся в суровую средневековую обстановку, с кудрявыми светлыми волосами и с откровенной усмешкой на губах, пригрозил мне пальцем:

— Ты чего казённые двери портишь?

— Я? — ошарашено взглянув на обломок дерева, всё ещё дымящийся, я немного неуверенно шагнула к ним.

— Ну не я же. — второй, смуглый и длинноволосый, похожий на самурая, без улыбки, взмахнул рукой. Дверь мгновенно собралась из раздробленных частей и, целой и невредимой, встала на место. Я решила не удивляться и принимать всё как должное, приберегая свои нервы для других случаев жизни, понимая, что всё происходящее всего лишь цветочки.

— Вы всегда так гостей встречаете? — поинтересовалась я, стараясь, чтобы голос мой не дрожал от бушевавших в груди противоречивых чувств.

— Нет, мы вообще гостей не встречаем. — серьёзно сказал светловолосый парень, похожий на ангелочка с рожками.

— И вообще, гости обычно к нам боятся заходить. — продолжил второй парень, невинно пожав плечами.

— Оно то и видно. — фыркнула я, мысленно стараясь себя успокоить и оглядываясь на дверь. Её действительно украшал орнамент из двух сплетённых драконов. — А что, просто двери открыть нельзя было?

— Да так интереснее. — улыбнулся светловолосый, чем окончательно вывел меня из хрупкого равновесия. Я скрипнула зубами, сбрасывая с плеч тяжёлую сумку на пол. — Правда ведь, а, венеф?

— Из меня венеф, как из тебя балерина, — отрезала я, и тут ощущение опасности заставило меня резко оглянуться и успеть заметить вал огня, мчащийся на меня из раскрытых пастей оживших драконов. Уже объятая пламенем я, неожиданно для себя, выдохнула воздух, чувствуя, как леденеют руки. В уме я ожидала стать хорошо прожарившимся бифштексом с гарниром из куртки, но огонь внезапно утих, словно его и не было.

— Что произошло? — тихо спросила я очень злым голосом, думая, что это очередная дурацкая шутка.

— Хотелось бы нам знать. — ошарашено ответил светловолосый парень, вытянув сплетённые пальцы перед собой и разглядывая меня. — Вообще-то драконы охраняют от инкантар.

— Каких инкантар? — не поняла я.

— Врагов. — резко ответил второй, подходя ко мне ближе и заглядывая в глаза, а затем проводя над головой рукой, словно что-то зачерпывая. — Аура венефа! Но почему сработало?

— Не знаю, Вий же лично проверял… — светловолосый растерянно разглядывал драконов, всё так же держа перед собой сплетённые пальцы.

— Да чего вы смотрите на меня так, будто я вам денег должна? — возмутилась я, ёжась под их пристальными взорами. — Только пришла, а уже во всём виноватой считают!

— Пошли лучше к Бенедикту, разберёмся по ходу. — внезапно спокойно предложил темноволосый, разворачиваясь и шагая в сторону лестницы, в левой руке у него, я заметила, была катана.

— Потрясающе. — проворчала я, взваливая на плечо тяжёлый рюкзак и надеясь, что меч у него просто для красоты. Рывок за плечо выбил из равновесия, и я едва не пропахала носом каменный пол: сумка в комплекте с верхней одеждой исчезла в неизвестном направлении. — Что за дела?

— Я избавил тебя от лишнего. — заметал светловолосый парень, но заметив мой потрясённый взгляд, изволил объяснить. — Я отправил вещи в твою комнату.

— Предупредить хотя бы можно было? — взорвалась я, окончательно выведенная из себя этими шутками, видимо, то, что для них было вполне в порядке вещей, для меня было чересчур.

Парень не ответил и молча пошёл вперёд, за вторым, поэтому мне пришлось поумерить пыл и идти, куда сказано, и если и ругаться, то только мысленно. С неудовольствием плетясь за ними, я заметила, как они перекинулись парой слов, после чего темноволосый уже не с таким напряжением сжимал свою кривую самурайскую сабельку.

— Как вас зовут-то? — спросила я, когда молчание стало совсем невыносимым.

— Дан. — представился светловолосый. — А он Вадим. — Затем немного помолчал и продолжил. — А про тебя Бенедикт говорил, что твоё имя Анге…

— Лина. Просто Лина. — поспешно оборвала я, не пылая любовью к своему полному имени, думаю, Дан быстро это понял.

В молчании мы поднялись на второй этаж, здание, такое ясное снаружи, внутри было как лабиринт. Внезапно Дан остановился, и я едва на него не налетела. Выглянув из-за его плеча, я недоуменно уставилась на тяжёлую дубовую дверь, не понимая, местная ли это святыня или просто дверь, куда нужно было зайти. Словно в ответ на мои мысли, Дан постучал и толкнул дверь. Вадим в это время бесшумно скользнул следом, как тень.

За дверью было небольшое помещение, которое заканчивалось ещё одной дверью, ведущей в кабинет. Как раз там, за письменным столом, как в моём последнем сне, сидел Бенедикт и что-то писал, не замечая нас.

— Здравствуйте… — голос непроизвольно сел. — Может, хоть теперь ты объяснишь, в чём дело? — Он же, не отрываясь от процесса своей деятельности, покачал головой.

— Я ждал тебя раньше.

— И вообще бы не дождались, если бы не мама. — буркнула я довольно обижено. Можно подумать, я вообще сама к ним напрашивалась.

Но при моих словах рука Бенедикта вдруг дёрнулась и остановилась, на лице на секунду промелькнуло выражение боли и растерянности, почти сразу же растаявшее, заменённое обычным спокойствием и невозмутимостью.

— Главное, что ты пришла. — наконец он поднял на меня тёмные, загадочные глаза.

— Но зачем? — я озадаченно на него смотрела, думая, не сказала ли я чего-то неправильного, что заставило его так поменяться в лице. — Ты так и не объяснил, чему учиться.

— Силе. — он отложил бумаги в сторону и едва заметно улыбнулся своим мыслям.

— Какой силе? Магии что ли? — я изо всех сил старалась не раздражаться. Хотелось лечь в тёплую кровать и спать, а не выяснять, для чего я сюда пришла.

— Можно сказать и так. — произнёс Бенедикт, при этом кончики пальцев его соединились вместе, образуя некое подобие купола. Дан и Вадим стояли позади меня и, похоже, с интересом нас слушали. — Я уже упоминал, что твой потенциал огромен, и ты должна научиться контролировать свою силу.

— То есть я потенциально опасна? — недоверчиво хмыкнула я, замечая, что тереблю колечки в ухе, и это выдавало моё волнение.

— Если не научишься говорить себе стоп — то да. — голос Дана позади меня был недовольным. — А так мы обычные люди. Только вот с тобой какие-то проблемы, раз на тебя среагировали драконы.

— Отлично, я плохая что ли? — я оглянулась на него, великой силой разума пытаясь удержать себя и не показывать ему язык.

— То, что сработала охранная система — моя ошибка. Такого не повторится, можете быть спокойны. — довольно резко произнёс Бенедикт и, глядя мне в глаза, словно стараясь в них что-то прочесть. — Ты — венеф, и теперь ты одна из нас. — Он коснулся правого запястья, где, как шрам, белел знак Солнца. Я незаметно покосилась на своё левое запястье, где выступил чёрный, как уголь, подобный символ. Отчего-то мне стало стыдно, и я сунула руку в карман.

— Венефы — это мы, а кто такие инкантары? — любопытство победило усталость, я заинтересованно приблизилась к столу, стараясь не пропустить ни слова из его ответа.

— Они те, с кем мы никогда не придём к согласию, потому что разница межу нами заложена слишком глубоко в нашем естестве. Отличие наше и здесь, и здесь. — Бенедикт коснулся лба и груди. — Нам никогда не понять инкантар, а им — нас.

— Туманное объяснение… — разочарованно пробурчала себе под нос я и уже громче продолжила. — Ну, хорошо, ты прямо сейчас планируешь начать со мной заниматься или у меня есть возможность адаптироваться, выспаться и приступить к обучению завтра? — Я вовремя прикусила язык, чтобы не продолжить речь в духе воспитанных дам восемнадцатого века.

— Начнём завтра. — кивнул Бенедикт. — Дан, покажи Лине её комнату и разъясни распорядок дня.

— Полагаю, я могу идти. — я изобразила шутливый книксен и вышла из кабинета. В коридоре дождалась Дана и, не говоря ни слова, последовала за ним. На лице у него было написано неприкрытое недовольство, словно его не устраивала роль провожатого.

После недолгого похода среди длинных коридоров, он прошёл через каменный проход и толкнул тяжёлую, оббитую железом дверь.

— Тебе следовало запомнить путь к комнате. Потому что карту я тебе рисовать не собираюсь. — сказал Дан, поворачиваясь ко мне лицом. Я вздрогнула, очнувшись от размышлений. Всё это живо напомнило мне о музее, и я не могла избавиться от наваждения, будто я стала музейным смотрителем на выставке средневековых экспонатов. Фраза Дана развеяла весь лирический настрой.

— Никогда не жаловалась на зрительную память. — негромко ответила я, входя в комнату огромных размеров. Я ожидала увидеть что-то монументальное и мрачное, как и всё внутреннее убранство замка, возможно, даже заряженные арбалеты в бойницах, но меня встретили неожиданно большие окна и довольно светлая обстановка в розовых тонах, что сразу заставило поморщиться: я не любила этот цвет.

— Хорошо. Это твоя комната. — Дан был предельно лаконичен, да и вид у него был такой, словно у него на кухне что-то пригорает и он торопится.

— Да уж поняла. — ответила я довольно раздражённо, никому не понравится, когда с ним разговаривают как с человеком, только что выбравшимся из каменного века и слабо разбирающимся не только в устройстве мира, но в своей голове.

— Расписание: шесть утра — подъём. Ты должна будешь выполнить комплекс упражнений, можешь считать это дыхательной гимнастикой, чуть позже увидишь, что это такое. В семь ты спускаешься вниз, тренировка до девяти, после у тебя есть три часа на медитацию, завтрак и выполнение задания на день. С двенадцати будут занятия с Бенедиктом, с собой надо иметь тетрадь, потому что первое время тебе придётся записывать за ним, чтобы не задавать потом глупых вопросов, он этого не любит. Дальше, с двух до пяти у тебя свободное время, обычно мы в это время обедаем и занимаемся самостоятельно. Потом снова физическая тренировка, но уже на природе. В семь ужин. Дальше пара часов на занятия с Бенедиктом — он обычно проверяет сделанное за день. В десять снова дыхательные тренировки, отбой в одиннадцать. — обстоятельно объяснил Дан, загибая после перечисления каждого часа пальцы. — Есть вопросы? — Его лицо выражало желание поскорее уйти, похоже, навязанная роль няньки совсем не входила в планы парня.

— Да. — уныло кивнула я. С подобным распорядком у меня оставался минимум свободного времени, но тратить его всё равно было некуда. — Спать обязательно так рано ложиться?

— Можешь вообще не спать. Но не надейся что-то прогулять. — он был явно не в настроении что-то выяснять.

— Да пожалуйста. — пробурчала я, захлопнув дверь у него перед носом и не вдаваясь в морально-этические стороны своего поступка. Его недовольство вгоняло меня в тоску, а я и так уже достаточно вынесла сегодня.

Стянув тёплую кофту, которую мне очень давно связала бабушка-соседка, я подошла к окну, но из-за горящего света в непроглядной черноте ничего разглядеть не удалось. В непривычной тишине меня всё ещё не покидало ощущении нереальности происходящего, казалось, я всё-таки сплю и просто не могу проснуться.

Вздохнув, проверила состояние кровати — она казалась новой, только форма выдавала её антикварный возраст, простыни пахли свежим сеном, навевая детские воспоминания о деревне, молоке и сарае, где мы кормили кроликов клевером.

— И опять новый дом… — я не ожидала, что у меня будут слушатели, и когда что-то дотронулось до моей руки, я вскрикнула, отдёргивая руку, а потом облегчённо выдохнула, поняв, что причиной моего испуга была лишь обычная белая крыса, умильно умывающаяся на покрывале.

Я улыбнулась, беря её в руки, обнаружив, что крыса — мальчик-альбинос и, вспомнив, что у меня в сумке затерялась упаковка с крекерами, которые я обычно носила для Васиного попугая-какаду, протянула ему кусочек, который он тут же обхватил лапками.

— Что, совсем тут не кормят? — спросила я, отламывая ещё один кусочек, когда он справился с первым, и поглаживая его по спинке.

— Нормально его кормят! — из-за плеча появилась рука, подхватившая любопытного зверька. Обернувшись, я встретилась взглядом с хмурым Даном. Крыса уже сидела у него на плече на задних лапках, восторженно нюхая воздух.

— А в комнату ко мне он попал только из любопытства. — улыбнулась я, но он на мою улыбку не ответил, выходя из комнаты, не желая продолжать разговор. — Как его зовут? — крикнула я.

— Мыш. — донеслось из-за закрытой двери.

— Какие все здесь нелюдимые. — состроив рожицу, я блаженно растянулась на кровати и не заметила, как погрузилась в сон.

* * *

Сегодня уже третий день, как я начала жизнь с нового листа. Вставать в шесть утра с непривычки было трудно, из-за тренировок болели даже те мышцы, о наличии которых я не подозревала, в голове кипели тонны информации, что пытались до меня донести. Пока все требования я выполняла добросовестно, но с каждым днём нагрузка становилась всё больше, и мне было страшно, что вскоре я перестану справляться.

Я подскочила с измятой кровати и спрыгнула на сброшенное на пол во сне одеяло. Не смотря на то, что зима была в самом разгаре, в комнате, что мне отвели, было очень тепло. Я быстро натянула одежду и, расчёсывая волосы по пути в ванную комнату, которую я обнаружила за ещё одной дверью, опять снесла ногой дверцу от тумбочки, которая вчера отвалилась, когда я неосторожно попробовала спрятать туда книги, лежавшие на столе.

Умываясь холодной водой, чтобы не терять времени, я сразу же начинала дышать так, как мне недавно объяснили, чтобы войти в бодрый ритм нового дня. Когда-то, когда все мы были только рождены, мы дышали правильно, не только лёгкими, но и животом, а потом разучились, теперь это искусство правильного дыхания приходилось постигать заново. После, я сидела на полу, и снова дышала, только уже по другой схеме, стараясь очистить сознание от всего лишнего и пытаясь представить себя бабочкой, порхающей от цветка к цветку.

Медитацию обычно прерывал Дан. Он стучал в комнату и отводил меня на пробежку возле рва, что опоясывал и защищал от кого-то эту крепость. Бегали мы втроём по кругу, даже не смотря на то, что на календаре был январь месяц. Снега, правда, не было, Бенедикт объяснил, что здесь на территории стоит что-то вроде невидимого щита от попыток нападения, который ещё хорошо защищал от погодных явлений.

После пробежки мы разминались, растягивали мышцы, и лишь после этого появлялся Бенедикт. Дан после этого продолжал выполнять упражнения на гибкость, Вадим брал меч, я мне Бенедикт показывал техники рукопашного боя, в которых я иногда узнавала приёмы из карате, айкидо и других боевых искусств. После этого ждали полчаса медитации.

Тренировки заканчивались, потом мы завтракали, правда меня обрадовали тем, что за моим питанием назначен надзор и это означает, что о чипсах, шоколаде и газировке придётся забыть, что для меня было равносильно концу света. Самое обидное, к моему мнению никто прислушиваться не собирался.

Зато занятия с Бенедиктом меня удивили. Если на тренировках было слишком много того, чего я не знала, и очень часто учитель много раз прорабатывал со мной то или иное движение, наставлял, показывал, то сидя у него в кабинете, пока не было парней, мы просто общались на свободные темы. Мы обменивались мнениями о философских трактатах, плавно переходили на историю, религию, спорили о значении мифов, незаметно начинали рассуждать о физических и химических процессах, протекающих в мире, затрагивали биологию и экологию, зачем-то залезали в астрономию, в которой я не разбиралась. Я ожидала, что меня будут учить двигать предметы, варить зелья, произносить какие-то заклинания, но всё было как в школе, только сложнее. Потому что-то, о чём невзначай мы сообщали, упоминали или рассуждали, неминуемо вспоминалось вечером, а значит, приходилось внимать каждому слову не только учителя, но и парней, если они присутствовали на занятиях, и запоминать. Всё это усложнялось тем, что иногда диалог вёлся не на моём родном языке. А значит, вечером нас спрашивали все те новые слова, что мы узнали, проблема была ещё и в том, что учили мы несколько языков сразу. Бенедикт говорил нам, что чтобы понять менталитет народа, надо научиться думать на их языке, за осуществление этого он и взялся с невозмутимой энергичностью.

За завтраком, обедом и ужином мы постигали азы этикета разных народов, поэтому приходилось быть внимательной и здесь.

Вечерняя тренировка, проводимая на открытом воздухе, воспринималась мной, как наказание. Мы бегали босиком по снегу, играли, если это можно так назвать, в снежки, гонялись друг за другом, парни купались в проруби, вырубленной во льду рва, их примеру я пока не следовала, но мне наказали каждое утро и вечер обливаться холодной водой, так что скоро я тоже должна была принимать участие.

В остальное время я была предоставлена самой себе, но предаваться безделью было некогда. Бенедикт любил днём на занятии задавать вопрос, ответ к которому нужно было найти к вечеру. И если мы его не находили, он ничего не говорил, не ругался, но, почему-то, становилось очень стыдно.

Вот и сегодня должно было всё повториться. Прервав медитацию раньше на пять минут, я успела принять ледяной душ, прежде чем дверь бесцеремонно распахнулась от удара.

— А другого способа открыть дверь ты не знаешь? — с сарказмом спросила я вошедшего Дана, вытирая покрасневшую после душа кожу. Тот оценивающе посмотрел на вмятину в дереве и покосился на меня.

— Почему ещё не одета? — спросил он, проведя ладонью по двери. След его плохого настроя исчез.

— С добрым утром. — произнесла я, надевая поверх майки толстый вязаный свитер и подтягивая свободные спортивные штаны — единственные вещи в моём гардеробе, которые я догадалась захватить с собой.

— Утро добрым не бывает. — сухо заметил Дан и повернулся, держа ручку двери в руках.

— Отчего такой пессимизм? — осведомилась я, на что он предпочёл не отвечать, хмуро ожидая, пока я выйду. — Ясно, — констатировала я, откинув толстую косу назад и надевая шапку, с разбега запрыгнув на маленький коврик у комнаты и проезжая на нём пару метров. Дан проводил меня свирепым взглядом, вернул коврик на место, когда я с него спрыгнула и уже побежала вниз, вздохнул и постучал в комнату Вадима, расположенную почти рядом с моей. Где ночевало само недовольство во плоти, было пока не известно.

Пробегая мимо драконов, уже не реагирующим на моё появление, я вспомнила, как было здорово там, дома, бегать на лыжах, кататься на сноуборде, играть в футбол на снежном поле, а потом пить горячий шоколад, завернувшись в плед. Наверное, друзья этим сейчас и заняты, одна я затерялась где-то на окраине мира, и компанию мне составляют лишь завывающий ветер и три странных субъекта.

Вынырнув на улицу, я сразу же оценила всю прелесть морозного утра.

— Что стоим, кого ждём? — спросил Дан, показываясь вслед за мной из-за двери. — Брр, холодно! — он поёжился, потрогал густую бахрому изморози, покрывшей дверь, и потёр нос.

— Будем бегать? — удивлённо просила я, постукивая ботинками по мёрзлой земле. При разговоре изо рта вырывались густые облака пара, холодный ветер тут же относил его в сторону.

— Сегодня бегаешь только ты. — сказал он. — Я бы сказал это раньше, если бы ты дождалась меня. — Похоже, его сильно раздражала роль моего наставника.

— Я не собираюсь в ближайшее время становиться эскимо. — возмутилась я, уже в полной мере ощутив все прелести творящегося на улице безобразия.

— Бенедикт сказал, значит так и будет. — отрезал Дан и потянул на себя дверь.

— Но почему я одна? — я вцепилась в ручку, обломав хрупкие пёрышки изморози, но меня пододвинули вместе с дверью и так же вместе с мной закрыли. Подтаявший снег чуть не приморозил ладони к железному кольцу, я вскрикнула и отдёрнула руки.

— Абзац! — ругнулась я. — Вот гад! — ударив ногой ни в чём не повинную дверь, я направилась к разметке, не замечая из-за злости мороза. Причина подобного неравноправия перестала занимать, когда от холода заныло горло, для верха блаженства не хватало только простуды, поэтому я остановилась отдышаться. Внезапно голова закружилась, и я поняла, что падаю, лишь встретив коленями мёрзлую землю. Я терпеливо ждала, пока прояснится зрение, и темнота из глаз уйдёт, затем встала.

— Пора назад. — самой себе кивнула я. Поднявшись со ступенек, на которые присела, пытаясь отдышаться, я толкнула входную дверь и пошла в свою комнату, зная, что надо ещё вернуться на первый этаж, где меня ждал Бенедикт. По дороге снимая шапку и свитер, я подышала на замершие руки, растёрла щёки и стряхнула капли намороженной воды с ресниц. Быстро размявшись в комнате, чтобы согреться, я спустилась вниз. Тренировки проходили в огромной зале напротив выхода и двух винтовых лестниц внутри башен, ведущих на верхние этажи, эта зала скорее была похожа на колонную галерею.

— Ну, с добрым утром, у кого оно доброе. — кивнула я Вадиму, а потом заметила Дана и помрачнела. Если отношения с Вадимом у нас установились дружески-нейтральные, то со вторым парнем я всё никак не могла найти общий язык.

— С добрым. — Вадим подкинул и поймал деревянный меч. — Разминайся. Бенедикта сегодня не будет, я потренируюсь с тобой.

Повторять мне не пришлось. Стараясь не замечать ехидничавшего Дана по поводу моих негнущихся с мороза ног, я быстро выполнила комплекс упражнений, вбитых в подкорку ещё со времён посещения физкультуры. Понимая, что сейчас будет тренировка с мечами, я старалась особенно хорошо разминать руки.

— Зачем нам это? — тихо спросила я, когда Вадим подал мне меч.

— Раз Бенедикт сказал, значит это нужно. — пожал плечами он, похоже, не интересуясь этим вопросом. — Давай, в стойку.

Я перекинула меч из одной руки в другую, привыкая к его весу, прыжком приняла боевую стойку, которую мне уже успели объяснить и показать, и начала вращать меч поочерёдно в правой и левой руке, разминая кисти.

Один мой хороший друг-боксёр, Олег, учил меня некоторым приёмам, да и приучил задействовать левую руку, что сослужило мне здесь очень хорошую службу. Сейчас все эти знания помогали мне не попадать впросак.

— Начнём? — я взглянула на Вадима, держащего в руке настоящий меч.

— Повторяй за мной. — бросил он, начиная показывать мне удары. Двигаясь вслед за ним, я уже успела забыть о Дане.

— Попробуй дать ей нормальный меч. — посоветовал он, видя, что я хорошо справляюсь с заданиями, которые отрабатывала не первый раз.

Вадим остановился и взглянул на учебный меч, со свистом рассекающий воздух и пожал плечами.

— Пока в этом нет необходимости. — ответил он и вернулся к своему занятию.

— Ей надо привыкать. — не отставал Дан.

— Ещё рано. — попытался отмахнуться Вадим, но заметив выражение лица Дана, понял то, чего не поняла я, развернулся и протянул мне свой меч.

Я сглотнула, понимая, что сейчас начнутся проблемы, взяла его за рукоять. Остриё сразу же указал вниз, и я только с заметным усилием смогла выправить его.

— Попробуй написать кончиком в воздухе своё имя. — приказал Вадим и, не глядя на Дана, ободряюще мне кивнул. Я вытянула меч перед собой и смогла вывести только первые четыре буквы, после чего рука начала дрожать слишком сильно, чтобы это оставалось незаметным. Закусив губу почти до крови, я вывела пятую букву, изо всех сил стараясь не выронить меч.

— Достаточно. — остановил меня Вадим. — Ещё слишком рано. — Произнёс он, обращаясь скорее к Дану, чем ко мне. Мельком я успела заметить, что Дан разозлился.

— Прошло слишком много времени, а видимых результатов нет. Нужно проводить учебные бои.

— Если ты так считаешь, проводи. — пожал плечами Вадим, отдавая ему деревянный меч.

— И проведу. — довольно нерадостно ответил Дан, вращая меч. — Чего стоишь? Нападай! — Он неожиданно сделал выпад, резко переведя меч, послал колющий удар, который я успешно отбила, благодаря быстрой реакции, и сразу же контратаковала косым ударом снизу, который отрабатывала пять минут назад.

Дан блокировал и отступил назад на пару шагов, а я замерла. На этом спокойная часть сражения закончилась. Его удары посыпались со всех сторон, казалось, он отрастал лишнюю пару рук. Нападения парня, выше меня ростом и более физически развитого, внушали безотчётный ужас, хотелось бросить покрытый вмятинами тренировочный меч и спрятаться за колонной.

В итоге я взвизгнула, зажмурилась и выбросила руку вперёд. Меч мягко ткнулся в плечо Дана, а на меня сверху обрушился удар.

— Ты проиграла. — сквозь звон в ушах услышала я. От обиды в горле стоял комок: я постаралась в последний момент удержать меч, он же даже не попытался зафиксировать.

— Ничья. — произнёс Вадим. — В реальной схватке вы бы погибли оба.

Дан раздражённо мотнул головой, отбросил меч и гордо удалился. Мне же ничего не оставалось, как смиренно идти медитировать.

К учителю я пришла с опозданием. Чтобы согреться после утренней пробежки, я решила принять ванну и едва не уснула, и поэтому сейчас стояла перед ним голодная, хмурая и мокрыми волосами.

Бенедикт кивнул мне, предлагая сесть, и продолжил прерванный моим появлением монолог.

— В первую очередь, необходимо запомнить, что использовать энергию не контролируя, выбирая из внутреннего баланса всю силу, довольно опасно. Кроме того, исчерпав свои внутренние запасы, вы подвергаете угрозе своё жизненное начало. Поэтому многие создают себе в помощь своеобразные стимуляторы, с помощью которых можно ускорить процесс выработки энергии.

Я мысленно чертыхнулась. Бенедикт рассказывал о том, что не преподавали в школе, а я умудрилась опоздать и теперь не понимала, о чём идёт речь.

— А создавать артефакт может каждый? — полюбопытствовал Дан. Впервые в его глаза я прочитала искреннюю заинтересованность.

— Да, но при создании артефакта необходимо очистить разум от посторонних мыслей, что редко получается у неподготовленного венефа. — произнёс Бенедикт, пройдясь в задумчивости по кабинету. — Скорее его сила обернётся против него, и в этот мир могут прийти те, которым появляться не следует, или, что во сто крат хуже, его ошибка оставит лишь тлеть искры разума.

— Ты говорил, кажется, что невозможно создать что-то из ничего. — мне было немного неловко обращаться к человеку, старше меня в два раза на «ты». — А из чего создаются артефакты?

— Практически из всего, что мало подвергается воздействию окружающей среды и достаточно долговременно служит, при надлежащем уходе, естественно. Чаще всего используются металлы, особенно редкие виды, реже — дерево. В последнее время стали использовать пластик и стекло. Кстати, о железе. Как металл, оно очень удобно, но не в создании артефактов. Чистое железо абсолютно невосприимчиво к энергии, поэтому его часто используют для изготовления защитных чехлов, а так же дают на нём клятвы. Некоторые инкантары не переносят железа в принципе.

— Как вампиры серебро? — я нервно сжала карандаш, которым оставляла отметки в записях. Если сейчас окажется, что по этому миру бродят вампиры, то я хочу заработать склероз и прожить остаток жизни в святом неведении.

— Нет, вампиров не существует. — Бенедикт слегка улыбнулся. — Вернёмся к созданию артефактов. Существуют артефакты, которые позволяют накоплять в себе энергию, но пользоваться ими могут только инкантары. Кроме предметов, чьё действие усиливает ваши способности многократно, есть такие, которые ослабляют противника. Создание таких вещей отнимает столько энергии, что создатель чаще всего просто погибает, то есть сделать это без ущерба для здоровья может только хорошо обученный и сильный. И ещё. Ведётся строгий учёт созданного и существующего. В последнее время появились даже хранилища, где охраняются наиболее сильные и опасные артефакты. — Бенедикт продолжил рассказывать об артефактах, я судорожно пыталась вникнуть в суть разговора и успеть законспектировать, поэтому получилось, что всё сказанное минуло мой мозг и плавно перетекло на страницы тетради. — На этом всё, к вечеру следующего дня подумайте над тем, в каком пространстве лучше всего создавать артефакт. Ответы вы найдёте в книгах у меня на столе. — Бенедикт остановился напротив меня. — Я же до завтрашнего утра уезжаю по делам.

— Ясно. — я встала и слегка поклонилась, заметив, что Дан уже исчез, а Вадим зачем-то поджидает меня в дверях. — До встречи.

— Вадим даст тебе панацею, иди с ним. — Бенедикт собрал листы со стола и на видное место пододвинул несколько толстых книг.

— Панацея? Её же не существует. — я ошарашено взглянула на него.

— Да, конечно. Нас тоже. — он не улыбался, немного озабоченно изучая лист бумаги, который вместо закладки лежал в потрёпанном ежедневнике.

Я поняла, что сказала глупость и, решив ничему не удивляться, махнула Вадиму и вышла из кабинета.

— Зайдёшь в мою комнату тогда с этой панацеей? — я остановилась в коридоре.

— У меня всё с собой. — пожал плечами Вадим, показывая маленький флакончик. — Мне только интересно, почему он сам этим не занимается.

— Может он готовит тебя в свои преемники. — в свою очередь пожала плечами я. Вадим как-то очень странно на меня взглянул и ничего не ответил. — А что с лекарством?

— Да ничего. Нужно выпить это, — он подкинул и поймал флакончик, — только давай дойдём до твоей комнаты. Лучше всего сидеть, когда его пьёшь.

Я пожала плечами, соглашаясь, и мы в молчании пришли в мою обитель.

— Ну, хорошо, давай сюда свою гадость. — я перехватила в воздухе вновь подкинутый флакончик.

— Ты даже не представляешь, какая это гадость. — заметил Вадим, когда я, открутив крышку, выпила содержимое и поперхнулась. — Зато гарантия пожизненная. — Философски произнёс он, пока я меняла цвета с синего на зелёный и пыталась дышать носом. Вот уж действительно, выпить такое второй раз в жизни будет смерти подобно.

— Понятно теперь, почему до сих пор его не пустили в массы и не запатентовали. — кашляя, выдавила я сквозь слезы. Вадим усмехнулся, но потом нахмурился, обхватил мою голову ладонями и прикоснулся лбом ко лбу.

— Хм, непонятно. — немного погодя отстранился он. Я чувствовала покалывание в кончиках пальцев, лёгкое головокружение и приятную ломоту во всём теле. На странное поведение Вадима я отреагировала глуповатой улыбкой и рассеянным недоумением. — Что это ещё такое? — Он недоуменно уставился на что-то над моей головой, потом заглянул в глаза. — Нет, не понимаю. Пошли к Бенедикту! — Он схватил меня за руку и потянул за собой, через несколько минут буквально втолкнув в кабинет.

— Учитель?

— Что случилось? — Бенедикт поднял на нас глаза, отрываясь от каких-то бумаг и устало потирая переносицу.

— Сам не понимаю. Панацея не действует. — произнёс Вадим. Бенедикт встал и прошёлся около меня. Я, пошатываясь, продолжала улыбаться, чувствуя себя так хорошо, как было когда-то, когда я случайно выпила ядрёной вишнёвой наливки. Вадим что-то растерянно лопотал, я не слушала его, покачиваясь, словно на приятных тёплых волнах. Бенедикт некоторое время меня изучал, затем провёл линию пальцем по моему лбу до брови, после чего долго и задумчиво смотрел куда-то вдаль, размышляя.

— Кружится голова, часто идёт кровь носом, в глазах темнеет. Стенокардия. — наконец сказал он. Вадим тоже напряжённо смотрел на меня, я продолжала блаженно улыбаться в пространство.

— Почему панацея не действует? — Вадим такого поворота событий явно не ожидал и, наверное, в этот момент мне совсем не завидовал.

— На ней проклятие, которое ни я, ни кто другой снять не сможет. Оно свело на нет действие панацеи. Точнее, обратило его эффект. Лучше уложи её спать, а завтра дай поспать подольше, её ожидает тяжёлое похмельное утро. — Бенедикт сочувственно глядел на меня, я хихикнула и показала ему язык, за что была осторожно подхвачена на руки, где я и уснула.

* * *

Меня разбудил звонок будильника как раз в тот момент, когда мне снилось что-то очень приятное, доброе, воздушное. В сердцах щелкая по кнопке отключения, я приподнялась на локтях и слабо застонала: в голове мучительно стучало. Безвольно упав на подушку, я подумала, что не смогу сейчас идти на тренировку, пока не полежу хотя бы ещё пять минут.

Я проснулась от того, что кто-то бесцеремонно тряс меня за плечо и что-то вопил. С трудом разлепив глаза, я имела счастье созерцать разъярённого Дана.

— Ты какого чёрта спишь?! — разозлено спросил он не стесняясь в выражениях, а я в это время подумала о бренности его существования и о десяти способах быстро заставить противника распрощаться с жизнью.

— Чего вопишь, выруби звук. — я схватилась за раскалывающуюся голову и застонала.

— Давай вставай! — меня продолжали трясти за плечо, я наугад пнула в пространство ногой. — Бегом! — продолжал надрываться он, по каким причинам, я так и не поняла.

— Спокойно, сейчас встану. — тихо отмахнулась я, надеясь, что он всё-таки сдаст свои позиции и уйдёт, но он, похоже, серьёзно решил поднять меня прямо сейчас. — Может, ты из комнаты выйдешь? Мне же одеться надо! — Наконец понимая, что сопротивление бесполезно, я села в кровати, морщась от боли в чугунном затылке.

— Я отвернусь. — он пожал плечами, словно говоря, что так и будет стоять над душой. Я раздражённо сорвала с себя одеяло и молча оделась, даже не потрудившись прикрываться. И пусть стыдно будет ему.

Приглаживая волосы, я не могла до конца восстановить картину событий вчерашнего вечера, помнила только то, что Вадим вчера посоветовал не напрягаться и снял все пробежки на открытом воздухе, поэтому разминку мы начинали внизу, в колонном зале.

— Пошли. — по дороге заплетая волосы, я едва не столкнулась с сонным Вадимом, когда проходила мимо двери в его комнату. Я заметила, что он выглядит устало, словно не спал вторые сутки, это очень живо напомнило мне подругу Еву в те дни, когда она начинала смотреть по ночам очередной сериал.

Зная, что Бенедикт будет сегодня отсутствовать, я самостоятельно начала разминку. Голова раскалывалась, но я упорно продолжала тренировку, даже присоединившийся впоследствии Вадим посмотрел косо, но ничего не сказал.

Отсчитывая второй десяток отжимания от пола, я краем глаза заметила, что к Вадиму подошёл Дан, держащий в руках два мяча, и сразу после этого Вадим нас покинул. Дан же жестом велел встать и бросил мне мяч.

— Поиграем? — в моей голове мелькнули воспоминания о занятиях физкультурой в школе и о весёлых играх в футбол.

— Да, но не в футбол. — ответил Дан, словно читая мои мысли. Хотя, может быть, и читая. Бенедикт как-то говорил о том, что венефы могу чувствовать мысли, если их оппонент в этот момент максимально открыт и расслаблен. Перенеся долю своего разума в сознание того, чьи мысли венеф хотел бы понять, он сам раскрывается и может тоже стать объектом для прочтения мыслей. Таким образом, можно внушить свои мысли и использовать повлечённые за ними действия в своих целях. Соответственно, если закрыть сознание от проникновения чужого разума, невозможно и самому использовать чужие мысли. Вспомнив об этом своеобразном законе равновесия, я машинально сжалась, отделяя своё «Я» воображаемыми стенами. Боль сжала виски, я закрыла глаза, чувствуя давление в глазных яблоках, и покачнулась.

Секунду спустя я осторожно приоткрыла глаза, вид Дана, со злобой ожидающего моего взгляда, был ужасен — из носа шла ярко-алая кровь, а в глазах пылало страстное желание открутить мне какую-нибудь конечность.

— Извини… — пролепетала я, вздрагивая от выражения его лица и понимая, что резко закрыв своё сознание, в котором в этот момент находилась часть его, я навредила Дану, и кровь, заливающая сейчас его тренировочную футболку, вызвана по моей вине.

— Заткнись. — рыкнул он. Кровь мгновенно перестала капать, а рядом с ним я ощутила облако странной энергии и нервно сжала мяч в руках, понимая, что я почувствовала выброс его силы.

— Извини, я не хотела… — я потянулась было к нему, искренне раскаиваясь и желая помочь, но он отшатнулся.

— Лови мяч. С тебя сегодня требуется только это. — зло бросил он. — Тренируем реакцию. Пропускаешь мяч — бежишь двухкилометровый круг. — Дан выбил мяч у меня из руки и отбил его от пола.

— А не многовато ли? — тихо переспросила я, начиная злиться. Да, вина была моя, но и ему никто не позволял рыться у меня в голове, как у себя в кармане, а потом обижаться на то, что его вышвырнули. — Максимум, на что я ещё соглашусь, так это отжимания от пола.

— Хорошо. Пропущенный мяч — десять отжиманий. — легко согласился Дан. И резко добавил, неприятно улыбаясь, — готовься к сотне.

— Мечтай больше. — буркнула я, понимая, что сама себе подписала почти смертный приговор.

В ответ парень без предупреждения, мгновенно, послал в мою сторону крутящийся мяч, который я поймала, сломав ноготь на указательном пальце, пытаясь снизить его скорость. Интересно, это было объявлением войны?

Поймав возвращённый мной мяч, Дан посмотрел на меня как маньяк-садист, и я пожалела, что рискнула родиться. Мысленно я очень нелестно отозвалась в адрес нынешнего обладателя мяча, в частности прошлась относительно его развития и умственных способностей в целом, а затем, изогнувшись в невероятном прыжке, умудрилась поймать мяч, отбив ладони. Сознание моё было вновь открыто, поэтому Дан, судя по прищуренным глазам, успел оценить это мысленное замечание. Вновь вернув мяч Дану, я надкусила сломанный ноготь, чтобы он не мешался и не цеплялся, и потёрла его о майку, полируя поверхность, замешкавшись, едва не пропустила мяч, со скоростью метеорита нёсшегося мне в лицо. Успев подцепить его кончиками пальцев и изменить траекторию, я схватила мяч, прижала к груди и вместе с ним покатилась по полу.

— Неплохо. — ехидно похвалил Дан. — Ты двигаешься немного быстрее улитки.

Первым позывом, вспыхнувшим в сознании, было швырнуть мяч ему в лицо, но я глубоко вздохнула, досчитала до пяти, отметив за собой, что грызу губы, а это означало, что я нервничаю и раздражена, спокойно кинула мяч Дану.

Он же, вероятно ожидавший вспышки ярости, немного ошеломлённо поймал его, затем, справившись с собой, перекинул мяч из руки в руку и без предупреждения метнул его уж совсем куда-то в сторону. Я бросилась за мячом, но успела только зацепить его пальцами, сбросив скорость, а подхватить уже не могла. Мяч покатился по полу, и я, сердито откинув чёлку, отправилась за ним.

— А у тебя, похоже, косоглазие. — заметила я, возвращая мяч, и понимая, что у меня уже есть штрафные десять отжиманий. Дан чуть сузил глаза, видно было, что он лишь сильнее разозлился. И как показала практика, он несколько изменил тактику своего поведения. Он больше не хмурился и не ругался, наоборот, даже улыбался, и мяч не бросал в сторону или с финтами, чтобы я не могла его поймать. Он просто подавал мне мячи с ужасающей силой, чтобы я сама захотела уйти с траектории их полёта. Всё это, вкупе с улыбкой выглядело зловеще.

Один из таких мячей, я перехватила в сантиметре от своего лица, основываясь лишь на рефлексах, оставшихся с периода уличных драк. Ещё один поймала грудью, сбив дыхание, а два других пропустила, они ускакали за колонны, и мне совершенно не улыбалось ещё и отжиматься. Сердце и так уже колотило в рёбра, предстоящие отжимания могли закончиться сердечным приступом из-за стенокардии, я держалась только из вредности.

Думать ни о чём не хотелось, ладони болели и чесались, на лбу выступил пот. Задыхаясь, я выбросила вперёд руки и перехватила мяч, летящий в грудь. По инерции меня снесло на пару шагов, я рванулась вперёд, когда справилась с ней, и от груди с силой послала Дану мяч. Тот его перехватил, и, не теряя времени, сразу же послал мне, я отбила обеими руками. Дан скривился, поймал мяч кончиками пальцев и сбросил на пол.

— Хорошо, на сегодня всё. У тебя ещё тридцать отжиманий.

Я ничего не ответила, приняв упор и закусив губу, отжалась двадцать раз, чувствуя, как нарастает боль в левой стороне груди. На пол упала капля крови.

Я мысленно чертыхнулась, понимая, что давление всё-таки поднялось, а ведь врачи предупреждали о последствиях. Но, уже не обращая внимания на всё сильнее льющуюся кровь, отжалась оставшиеся десять раз и лишь после этого позволила себе упасть на пол в изнеможении, перемазавшись кровью. Дан ушёл, не потрудившись даже узнать, что со мной. Может он подумал, кровь за кровь, а может и так знал, мало ли что он успел подглядеть в моих мыслях.

Я поднялась с пола, и, осмотрев себя, с удивлением констатировала, что кровь, упавшая на пол, постепенно исчезала, словно впитываясь или испаряясь. Я решила не удивляться. Зажав нос рукой, я, уже без злости на себя и остальной мир, побрела в комнату. На раздражение просто не оставалось сил.

Что ж. К виду крови я уже успела привыкнуть. Да, врачи сообщали, что моя болезнь — следствие нервного напряжения, душевных травм и сильной физической нагрузки, и теперь мне нельзя напрягаться. Однако я легкомысленно выжимаю из себя все силы, а потом плачу за это резкими скачками давления, радует хоть, что ни разу до инфаркта не дошло. Стоит пустырника попить, успокоиться, и всю неделю ходить со здоровым равнодушием, наплевав на все жизненные недоразумения.

Когда я ввалилась к себе в комнату, первым позывом было сорвать все эти кружева и из чувства противоречия оформить всё в аскетично-мрачных тонах в духе правил Бенедиктинского ордена эпохи средневековья, но на время передумала, решив заняться более насущными проблемами и доставая маленькую баночку с настоем пустырника. Теперь спокойствие и только спокойствие, как советовал малютка Карлсон.

Перекусив, почти на ходу, я подумала, что мне очень не хватает обычной художественной литературы, чего-то помимо учебников, так, для развлечения. Стоило бы осведомиться у Бенедикта, существует ли здесь библиотечное собрание. Судя по средневековой обстановке, где отсутствовало само понятие «электричество», его, мрачного и наполненного таинственными книгами при восковых свечах, не могло не быть.

Решив, что зов желудка на время заглушён, и думая, что в таком огромном замке должно быть много интересных вещей, я подчинилась своему вечному любопытству и, зная, что до занятий у Бенедикта ещё осталось время, отправилась немного разведать обстановку. Оказавшись в коридоре, я решила пойти вниз, на первый этаж и побродить там в поисках чего-нибудь любопытного, а, возможно, и что-нибудь связанного с современным миром, хотя бы вроде розетки, потому что мой телефон уже нуждался в подзарядке, иначе я лишусь единственной возможности следить за часами и датами.

Поиски не принесли ожидаемых плодов. Тишина, нигде ни души, словно все вымерли, как мамонты после ледникового периода. И ничего, достойного внимания найти не удалось. Кажется, не сегодня, так завтра я погружусь в дебри средневековья, полного отсутствия цивилизации и вернусь к истокам развития технического прогресса.

Я усмехнулась, и, решив, что стоит прогуляться по всем этажам, потому что надежда умирает последней, отправилась на лекцию, до начала которой осталось около десяти минут.

Бенедикт появился на занятии прямо с дороги: он даже не успел снять свой синий как небо плащ, сейчас обсыпанный звёздной пылью из снега. Он вновь начал разговор об артефактах, а в конце занятия спросил о задании. Я схватилась за голову: в свете недавних событий я совершенно о нём забыла. Но Вадим меня спас. Он рассказал, что артефакты лучше всего создавать как можно дальше от человеческого жилья, на открытом воздухе, из соображений безопасности и по причине того, что близость природы приводила сознание в порядок. Учитель удовлетворённо кивнул и отпустил нас на короткий отдых.

После занятия я, по немного странной своей привычке, слегка поклонилась Бенедикту, кивнула Вадиму, поблагодарила за лекцию и отправилась в свою комнату положить конспекты, а затем пойти перекусить.

На полпути к отведённой мне комнате меня встретил мрачный Дан. В его руках возвышалась огромная стопка самых разнообразных книг, некоторые выглядели так, словно их вытащили из гробницы какого-то фараона, настолько древними они выглядели. На верхней книге покачивалась знакомая крыса, беспокойно шевеля усами и то и дело принимаясь умываться.

— Это что? — удивлённо спросила я, глядя то на него, то на крысу, то на стопку в его руках.

— Тебе. — лаконично ответил тот и без лишних слов сунул книги мне. Мгновенно ощутив земное притяжение, я едва не осела на пол под их тяжестью. — Это всё нужно прочитать как можно скорее.

— Абзац. — наконец поняла я предназначение всей этой кучи макулатуры. — Ты издеваешься. — Тут мой взгляд скользнул по обложке одной из книг. — Аристотель «Метафизика»? «История России с древнейших времён» Соловьёва? Это ещё что такое?

— Бенедикт сказал, что это надо прочитать. — буркнул он, исчезая из поля моего зрения по каким-то своим неотложным делам.

— «Философия» Миронова это же учебник для ВУЗов? — крикнула я, но мне уже никто не ответил, поэтому я, подтягивая чертовски тяжёлые книги к груди, отправилась к пункту своего начального назначения.

В комнате я отложила книги на стол, спустилась вниз, на кухню, прихватила с собой два больших зелёных яблока, которые кроме меня никто не ел, из огромной вазы с фруктами на резном дубовом столе, и вернулась обратно. Помыв одно яблоко, второе я оставила на подоконнике возле телефона, который уже издавал звуки требующей подзарядки техники, и взялась за книги. Самая большая, на которую упал взгляд, точно должна была иметь рычаг в комплекте, каким-либо другим способом её перелистывать не имелось возможности.

Я воздохнула и поковыряла ногтём металлическую отделку на обложке, затем ещё раз вздохнула и принялась читать. И даже не смотря на то, что там, в основном, довольно пафосным тоном рассказывалось о венефах, я втянулась и, как патологическая отличница, осилила её за оставшийся день и всю ночь, подкармливая себя яблоками и нашедшимся печеньем, прервавшись лишь на тренировку и вечернее занятие с Бенедиктом.

Интересного я узнала достаточно много, особенно о втором зрении и ауре, особенно если учесть, что учитель почти не рассказывал нам обо всём, что связано с силой. Некоторое самое ценное, на мой взгляд, я даже законспектировала и теперь могла свободно использовать его на практике.

Из-за того, что вся ночь была посвящена самообразованию, на тренировке я была чрезвычайно вялой, чем немало возмутила Дана. Можно было бы обойтись без потерь и не являться в таком состоянии на завтрак, но я всё-таки рискнула, постепенно засыпая на ходу, и едва не перепутала соль с сахаром и свою кружку с кружкой Вадима.

— Ты что такая странная? — наконец не выдержал и взорвался Дан, отставляя подальше от меня сахарницу и отодвигая к центру стола нож.

— А? — я тряхнула головой и попыталась сфокусировать на нём взгляд. — Ничего… эх, сейчас бы шоколадку. — Мечтательно и совсем не в тему закончила я, и повернулась, чтобы покинуть кухню, пока это ещё было возможно.

— Стоять, бояться. Куда собралась? — подозрительно уставился на меня Дан, и, возможно, в его голове успела мелькнуть мысль о моём потенциальном похмелье. Он указал на недоеденную четвертинку грейпфрута. — В шоколаде нет витаминов.

— А в этой кислятине их целая куча. — с сарказмом произнесла я, потирая переносицу и садясь обратно за стол. — Должно же быть хоть какое-то разнообразие. А шоколад, говорят, радость вызывает.

— Не слышал о таком. — невозмутимо заметил Дан, похоже, идея о том, что шоколад способствует выработке серотонина, нисколько его не трогала.

— Плохо слушаешь. — тихо буркнула я, чтобы он не услышал, и тоскливо отпила горячий чай без сахара. Неожиданно мысль, ещё не успев сформироваться, сорвалась с губ. — А мой город вообще отсюда далеко?

— Тебе зачем? — взгляд Дана из невозмутимого опять превратился в подозрительный.

— Просто так. — пожала плечами я, старательно делая легкомысленный вид. — Разве этот вопрос под запретом?

— Нет. — уже спокойнее ответил парень, взглядом приказав мне доесть фрукт и выметаться из-за стола. — Мы примерно на две сотни километров севернее.

— Ух ты. — без интереса ответила я, бросив уничтожающий взгляд на грейпфрут, прежде чем отправить его в рот. Дан в это время допил чай, вытер стол от крошек, сполоснул кружку, и оправился в неизвестном направлении вон из кухни.

Я же в молчании закончила завтрак, когда желудок наполненно замолчал, а мозги немного прояснились, решила пройтись, пока до занятий с Бенедиктом ещё оставалось время. Обход по первому этажу ничего интересного не дал, кроме того, что отыскался спуск в нижние этажи здания, ничего же похожего на библиотеку найти пока не удалось. Значит, стоило осмотреть второй и третий этажи. Пока я поднималась по лестнице, совершенно неожиданно обнаружился напоминающий приведение Вадим.

— Лекция через полчаса. — напомнил он, тихо спускаясь вниз.

Я показала его спине язык, сама себе мысленно дала подзатыльник, окрестив подобное своё недовольство «детским садом», и отправилась на дальнейшую разведку.

После довольно долгого похода по второму этажу, обнаружилась мрачноватого вида лестница на третий. Решив, что пугаться буду потом, я прокралась наверх, не ожидая найти что-то особенное. Однако при первом же повороте открылась взору искомая библиотека, да ещё какая: книги занимали почти весь этаж, собрание было такое, что даже при условии, что я буду читать каждый день не отрываясь, за сто лет я не осилю и половины. Бродя возле стеллажей со старинными книгами, множеством причудливых свитков и листов пергамента, разложенных в причудливом порядке, я заприметила несколько столиков с удобными на вид стульями рядом и даже нашла свечи.

В кармане пикнул телефон, напоминая о лекции, а заодно и о нужной подзарядке, пришлось спускаться, даже несмотря на свой прогрессирующий синдром отличника.

Я хотела вернуться в библиотеку позднее, но Дан заставил меня разбирать летописи довольно необычного содержания, а там уже и время подошло к тренировке, на которую мне пришлось бежать. Вечерняя тренировка временно проходила в зале, из-за сильных холодов, поэтому я даже не забегала в комнату, чтобы переодеться.

Внизу обнаружился только Вадим, с упорством, достойным медали, тренирующийся с мечом.

— Ты опоздала. — бросил он, не отрываясь от своего занятия. Длинные тёмные волосы он стянул высоко на затылке, усилив сходство с самураем.

— Начальники никогда не опаздывают. — буркнула под нос я, уже громче, для Вадима, продолжила. — Сегодня опять вдвоём?

— Да. — он бросил на меня строгий взгляд, наверное, фраза о начальниках всё же была услышана. — Хочешь со мной на мечах?

— Давай. — вздохнула я, зная, что после тренировки в мою коллекцию синяков добавится новый десяток.

Обычно в сражении большую роль играет вес и сила мышц, похвастать ни тем, ни другим я не могла, поэтому пыталась компенсировать быстрой реакцией и скоростью, но с Вадимом подобного не получалось. Сколько бы я ударов не наносила, все он парировал с лёгкостью, зато все его контратаки находили свою цель, и иногда я отвлекалась, чтобы растереть очередную ссадину.

Единственное, что иногда сбивало с толку Вадима, это то, что я перекидывала тренировочный меч из правой руки в левую, но тогда он просто отскакивал назад и пропускал удар. За всю тренировку мне удалось единственный раз лишь скользнуть мечом по бедру, что, по моему мнению, и ударом не считалось, но за это я удостоилась одобрительного кивка и широкой улыбки.

Когда я наконец доползла до своей комнаты, состояние у меня было такое, что не хотелось уже ничего, кроме как упасть в кровать лицом вниз и проснуться к весне. Но я нашла в себе силы открыть учебник по истории, хотя даты всё никак не хотели запоминаться.

Решив не мучиться, я всё же прилегла на кровать и задумалась. Зачем я здесь? Странно то, что меня взяли обучать силе, а дают знания, которые обычно дают в школе, а затем в университете, тем более что Бенедикт очень мало рассказывал о венефах. Ведь мы четверо — не единственные в этом мире, наверняка существует гораздо больше венефов, и невероятно, что все проходят обучение самостоятельно или небольшими группами. И кто такие инкантары, если нам, венефам, их никогда не понять? Они выглядят как мы, говорят на том же языке, может, имеют какие-то странности, но мы все этим грешим, так почему мы должны их бояться и считать врагами?

Вопросов было много, а ответы пока не находились. Наверное, не зря мне дали столько книг, чтобы я могла найти ответы хоть на какие-нибудь вопросы.

Я со вздохом включила музыку на плейере, решив уже не экономить на нём заряд, и опять углубилась в чтение. Одну, совсем тоненькую, похоже, по устройству нашего замка, я быстро просмотрела. Помимо схемы его планировки, я нашла и некоторые толкования знаков на стенах, обнаруженных при первом моём обходе, а также древние слова, положенные в его защиту. Кроме того, я, наконец, уяснила, что значат те драконы, увенчивающие арочные проход. Точнее, они ничего не значат, это одно из уровней защиты, внутреннее, или самая сильная охрана от инкантар. Действие его таково, что если даже кто-то и пройдёт тройной внешний уровень защиты в виде купола, то при попытке проникновения непосредственно в замок, причём неважно как, его испепелят драконы.

Я невольно поёжилась, вспоминая свой первый день, и понимая, почему Вадим был таким напряжённым, затем отложила эту книгу в сторону и взялась за следующую, прервавшись только на вечернее занятие с Бенедиктом.

К двенадцати ночи я закончила перечитывать «Одиссею» Гомера и взялась за «Илиаду», но устала и решила перейти на книгу о венефах, она была среди тех, что были на столе в Бенедикта, когда он давал нам задание найти ответ на вопрос об артефактах.

Об артефактах говорилось только в конце, там была закладка, вступление же самой книги говорило о том, что она является систематизацией и каталогом мифов о Девяти. Как раз эти Девять по легенде были создателями школы Эррата, значит, обучение большими группами всё же существовало, и количество венефов составляло цифры от двузначных.

Сведения о школе заинтересовали меня, в названии было что-то латинское, поэтому я, решив использовать библиотеку, поднялась на третий этаж и потратила лишние полчаса на поиск латинского словаря. Перевод искомого слова поверг меня в шок.

Ошибки.

Я недоуменно уставилась жёлтые страницы. Чепуха какая-то. Называть школу «ошибкой» довольно странно, особенно если строительство, опять же по легенде, давно занимало умы этих Девяти. Решив не ломать голову и спросить у Бенедикта, я вернулась в комнату и легла спать.

* * *

Наступил мой первый выходной. Слова, похожие на запись в дневнике, но дневником, написанным сухими лаконичными словами, жизнь не может быть, а слов, чтобы красочно описать моё скучное существование здесь не находилось. Нужно было найти себе занятие, пребывание вдали от привычного социума угнетало.

Если подумать, я уже давно грозилась заняться переделкой интерьера комнаты, только вот руки не доходили. Или ноги. Ничего оригинальнее идеи поискать ненужные вещи на ум не пришло, поэтому я воровато оглянулась и отправилась на разведку чердака и подвала.

Истратив десять минут на небольшой обход библиотеки, я обнаружила ещё одну лестницу наверх, вероятно, на крышу или на одну из башенок, примеченных, когда я тренировалась на улице, но дверь была заперта, поэтому я решила идти вниз, а сюда вернуться только с ключами.

Нижние уровни замка, которые я поспешно назвала подвалом, были больше похожи на темницы, не хватало только завывающих приведений, гремящих цепями. Странно было, что в таком огромном пространстве живут только четверо, здесь можно было обустроить в древние века целое поселение, а пустующий, тихий замок сейчас был словно умирающий человек, грезящий о былых шумных временах.

Нижний этаж был тих, пуст, мышей, которых я ожидала тут найти, тоже не оказалось, может потому, что в глубоких тенях у стен ничего видно не было, и чем дальше я углублялась, тем темнее становилось. Было немного боязно, сразу вспомнились многочисленные просмотренные фильмы ужасов, где герои тоже так же куда-то лезли, но я заставила себя улыбнуться, достать маленький фонарик, который всегда был у меня в сумке, и осветить углы, разгоняя страхи.

Свет неэлектрического происхождения, который был у нас на втором этаже, сюда видимо провести не смогли, поэтому я с фонариком поочерёдно исследовала все помещения, попадающиеся мне по пути, брела по коридорам, немного сырым, пару раз даже наткнулась на мох странного вида, замечая, что чем дальше я захожу, тем больше пыли становится. Потом даже немного потерялась, но быстро сориентировалась по своим же следам, оставшимся на пыльном полу, пока, наконец, не наткнулась на небольшую залу за приоткрытой дверью. Тонкий луч света, проникший туда и чуть скрипнувшая дубовая тяжёлая дверь, так же оббитая железом, как и по всему зданию, настраивали меня на давно забытое чувство кладоискателя. Я раньше много времени проводила в заброшенных домах, церквях и на кладбищах, изучая историю, архитектуру, представляя себе жизнь тех, кто был здесь раньше, и находя порой довольно любопытные вещи, например, монеты царских времён, только потом совсем забросила эти исследования.

Вот и сейчас, обнаружив за закрытой дверью множество предметов, затянутых тканью, покрытых пылью, я поняла, как мне не хватало этого чувства первооткрывателя.

— Ух ты! — приподняв пыльное покрывало, оказавшееся тёмной бархатной портьерой стиля барокко, расшитой серебряной нитью и с тяжёлыми кистями, я хлопнула в ладоши, едва не стряхнув лампочку фонарика, увидев под ним такое же изящное зеркало, того же периода. Чуть дальше, под обычной льняной простыней, небольшой шкаф времени ампир, с военной тематикой в декоре на дверцах, вырвал у меня ещё один удивлённый возглас. Выйдя в центр залы, я осветила всё, что находилось вокруг, и схватилась за голову: похоже, вещи, собранные здесь, принадлежали всем эпохам, которые только были в нашем мире, я бы не удивилась, найдя здесь предметы даже времени Рамсеса II. Когда-то давно я хотела стать археологом, поэтому очень интересовалась всем антиквариатом, и могла примерно определить ценность находящихся здесь вещей, которые могли бы свести с ума любого историка-искусствоведа. Вероятно, нижние уровни замка на протяжении веков служили складом для ненужных предметов, или наоборот, тех, что нужно было спрятать.

— Ты что здесь делаешь? — раздалось вслед за скрипнувшей дверью. Я вскрикнула и отпрыгнула назад, налетев на стол и подняв ворох пыли. Невыносимо захотелось чихнуть, но от ужаса я боялась пошевелиться, только дрогнувшей рукой навела свет на дверь. В проёме стоял Вадим, заслоняясь рукой от света, бьющего в глаза, и удивлённо меня разглядывал, словно видя впервые.

Я замялась, промычала что-то невнятное, и, чувствуя себя так, будто застали на месте преступления, направила фонарик в сторону от лица Вадима, принимая в меру сил раскаявшийся вид.

— Я себе здесь картину нашёл. — произнёс он тихо, подходя ко мне и оглядываясь. — Тоже что-то ищешь? — Я немного растерянно на него глянула, не понимая, шутит он или нет. Близко познакомиться с ним я ещё не успела, да и Вадим сам к каким-то отношениям не стремился, всё наше общение обычно сводилось к диалогам типа: «привет — пока» и «как дела? — нормально», поэтому сейчас, рядом с ним, в полной темноте, я чувствовала себя немного неловко, впервые заметив, насколько он меня выше по росту. Свет отражался в его немного усталых тёмных глазах, я поняла, что Вадим всё ещё ждёт ответа, и поспешно сказала.

— Просто бродила, не знала, что здесь такое собрание. — я взглянула на него, накручивая прядь полос на палец, свободной рукой с фонариком обвела пространство вокруг.

— Ясно. Все, кто здесь жили, привозили что-то с собой. Не нужное или не подходящее, уносили сюда. Это не единственная такая зала, есть ещё, и много. — пояснил Вадим, беря из моих рук фонарик и показывая на двери в конце залы. Затем взглянул на меня и спросил. — Хочешь себе что-то из этого?

— Даже не знаю. — я растерянно пожала плечами, а потом улыбнулась. — Наверное, да. Там портьера роскошная есть. И зеркало…

— Помочь? — Вадим тоже слегка улыбнулся. — Там ещё ковёр есть белый неплохой и даже шкура медведя.

— Здорово! Со шкурой медведя Гринпис меня осудит, а вот коврик было бы неплохо. — я показала ему на пыльные шторы, что приметила вместе с зеркалом, Вадим дотронулся до ткани, и она, вместе с тяжёлой рамой, исчезла, я опять ощутило нечто странное, вроде облака силы, что отделилось от Вадима.

— Давно здесь не был. — он посмотрел на пыль, оставшуюся на пальцах, а затем резко выдохнул и очертил вокруг себя полукруг рукой, и мгновение спустя вся пыль, что успела здесь скопиться, собралась полукругом на полу, параллельном тому, что он очертил, затем Вадим сложил руки в каком-то знаке, и весь мусор исчез. — Пойдём, помогу повесить. — Он потянул меня за собой, я поняла, что вещи он переместил в мою комнату, а демонстрация силы была всего лишь уборкой.

— Тяжело так? — спросила я, идя за ним по тёмным коридорам: фонарик в целях экономии батарейки я уже убрала, а Вадим ориентировался здесь как на свету. — Колдовать. — Пояснила я, заметив его вопросительный взгляд.

— Очень. — Вадим немного помедлил, но продолжил. — Руками помогают обычно те, кто плохо умеет пользоваться даром. Я тренироваться стараюсь, но не всегда получается.

— А как это вообще? Я даже не пробовала, хотя Бенедикт говорит, что у меня должно всё получиться, если я захочу. — спросила я, поднимаясь вместе с ним на второй этаж, проводя рукой по шершавой поверхности стен и задумчиво глядя на потолок в мелких трещинках.

— Сосредоточиться и поверить. — он оглянулся через плечо, когда мы остановились у моей комнаты. — Я не знаю, как это объяснить.

— Я поняла. — тихо сказала я, распахивая дверь. Пока Вадим молча и сосредоточенно подвешивал тяжёлую ткань на резные карнизы, я, не смотря на его запрет, оттащила зеркало к стене и более или менее там укрепила. Ковёр же, небольшой и белый, с длинным мягким ворсом, я постелила у кровати. В комнате сразу стало полутемно, когда Вадим закончил и разгладил слежавшуюся ткань, аккуратно собрав тяжёлыми подхватами с кистями бархат, я удивлённо посмотрела на окно: вместе с портьерами комната сразу приняла уютный и обжитый вид.

— Спасибо. — с благодарностью произнесла я, понимая, что будь я одна, всё это мероприятие заняло бы куда больше времени и сил, Вадим же меня просто спас.

— Да не за что. — он кивнул, окинул взглядом комнату и вышел, оставив меня одну.

Я хмыкнула, понимая, что к общению он не сильно расположен, поэтому ещё чуть передвинула стол и, наткнувшись на книги, которые мне сунул Дан: за неимением полок они Пизанской башней притулились у окна. Моё на вид столь небрежное отношение к раритету кто-то назовёт кощунственным, но я считала, что для книг эту будет оптимальным, чем если я размещу их на столе, на котором творился рабочий беспорядок, и с которого постоянно что-то валилось на пол, кроме того, я периодически за ним ела, когда не хотела спускаться вниз на кухню, не думаю, что жирные пятна будут лучшим украшением для жёлтых, пергаментных страниц.

Первый творческий порыв по усовершенствованию интерьера своей комнаты на время был утолён, решив заняться самообразованием, я удобно устроилась на кровати, прихватив книгу о силе венефов, и углубилась в чтение. Существенных плодов оно не принесло, я, конечно, узнала много нового, но это всё была теория, на практике, что я попыталась осуществить некоторое время спустя, толком ничего не получалось. Например, тот же телекинез, буквально на пальцах объясняющийся в одной из глав, почти получился, что подтвердило, что способности всё же у меня есть, но такой упадок сил, что последовал за моими исследованиями, я почувствовала впервые. Похоже, любое использование своей духовной силы без надлежащей тренировки, приводит к исчерпыванию сил физических.

Я с трудом поднялась и с некоторой задержкой распахнула окно. Холодный, морозный воздух ворвался в комнату, бросив снег в лицо и разметав листы бумаги со стола, заставил поёжиться, но зато сразу привёл в чувство. Я закрыла окно и решила ещё раз попробовать, тем более, что мысль о Вадиме, пришедшая в голову, когда я коснулась мягкого бархата штор, натолкнула на одну идею.

Я села за стол, расчистила на столе более или менее пустое место, положила перед собой карандаш, на котором уже ставила опыты в первый раз, заставив его едва заметно шевельнуться, и, следуя прочитанному в книге, расслабилась и внутренне собралась, ощутив всё своё тело, затем закрыла глаза и очистила сознание от всех мыслей. Сделать это было сложно, я то и дело замечала за собой, что думаю о постороннем, когда же, наконец, достигла созерцательного спокойствия, я постаралась мысленно дотянуться до чего-то внутри себя, что в принципе и было моим «я», душой, или духовной силой. Не знаю, что это было за состояние, медитации ли или чего-то другого, но мне казалось, что я держу в руках светящуюся песчинку бесконечно далёкой и в то же время удивительно родной звезды. Я заметила, что задерживаю дыхание, поэтому, мысленно погрузившись в это свечение, я распахнула глаза и с резким выдохом взметнула расслабленные до этого руки и толкнула воздух перед собой, карандаш отлетел на несколько сантиметров. От сильного давления на глаза я сползла на пол и минут пять лежала без движения, привыкая к свинцовой тяжести, разливающейся по телу, потом со стоном заползла и откинулась на стуле, прикрыв глаза.

Что ж, идея о том, что использование рук по методу Вадима поможет, оказалась верна, а то знание, коим я обладала, грело душу. Хоть я и чертовски устала, блаженная улыбка не сходила с моего лица: у меня всё-таки получилось, и я даже немного гордилась собой. Теперь я знала, что обладаю некоторым балансом сил, по мере использования которых, будет всё сложнее что-либо делать, и чтобы увеличить этот баланс надо постоянно тренироваться, как я тренирую физическую силу; и духовную силу надо использовать разумно, иначе напряжение, что будет копиться, выльется во что-то нехорошее.

Позволив себе ещё немного отдохнуть, я поднялась со стула и опять подошла к окну. Уже успело стемнеть, короткий зимний день быстро закончился, свет в комнате давно зажегся, а на глаза мне опять попалась стопка книг и верхняя в ней.

Это была книга с легендами о Девяти, вспоминая, что их считают основателями школы, я решила поискать о ней какие-нибудь сведения, поэтому взяла её в руки и прошлась по комнате.

Углубившись в чтение, я мысленно фиксировала для себя самое главное, язык изложения был пафосный, закрученный, изобиловал терминами, многое я просто не понимала. Всё, что удалось вычленить более или менее связного — это то, что девять сильных венефов входили в один орден и что-то охраняли, я толком не поняла, что именно, это именовалось анимами, в противовес им был орден инкантар, который то ли тоже что-то охранял, то ли существовал только как противоположность венефам.

Начинала болеть голова от перенасыщения информацией, я отложила книгу в сторону, потирая глаза, и погасила свет, зная, что уже примерно двенадцать. Удобно устроившись под одеялом, я понадеялась, что будильник на разряженном телефоне всё же сработает, и заснула.

Скорее к утру, кошмары обычно имеют привычку посещать именно в это время суток, я поняла, что сплю. Всем снятся сны — это один из способов усталого сознания разгрузится и отдохнуть, чтобы спасти разум от обилия впечатлений, досказать несказанное, подсказать решение проблем. Да, но мне снился сон, и в нём я отчётливо понимала, что сплю.

Начиналось всё вполне заурядно: я куда-то шла в полном одиночестве, особо не торопясь и зная, что могу в любой момент проснуться, и в то же время понимая, что сон слишком реален, чтобы просто им и оставаться. Все мои видения были настолько детализированы, что это скорее напоминало действительность. Передо мной была обычная, деревянная дверь, я вошла в неё и…

На мгновение я задохнулось, не хватало воздуха, а потом, всё так же внезапно, как бывает только во снах, я уже стояла в центре светящегося круга, перечёркнутого крест-накрест двумя линиями, образовывающими четыре лучей от того места, где стояла я. И тишина, звенящая тишина, которая сводила с ума.

Я не знаю, что я тут делаю, это состояние меня угнетает. Я бросаю взгляд вверх, вижу холодное, звёздное небо. А внизу, подо мной, пропасть, я стою на маленьком кружочке света и боюсь шевельнуться. Узнать, что на дне этой пропасти, мне не хочется, даже во сне я чувствую леденящий холод и дыхание горячего ветра, назад я оглядываться боюсь, нужно куда-то идти, есть даже дорога. Эти тонкие лучи, соединяющие меня с неизвестностью, и есть путь. А небо надо мной постоянно меняется, словно вокруг меня проносятся не только года, — вечность. Надо сделать шаг, надо попытаться выбраться. Но я боюсь сорваться в пропасть, под безразличные взгляды холодных звёзд. Я знаю, что это всего лишь сон, но и во сне мне не хочется умирать. Единственное, что я могу сделать, это вдохнуть поглубже и шагнуть по слабо светящемуся лучу вперёд. В неизвестность, которая страшила не меньше смерти.

И тут же на меня накатила такая ярость, боль и тоска, что я задохнулась. Крушить, уничтожить, разнести в дребезги свою тюрьму, вот что я хотела, но я была прикована, и тело моё пронзал меч…

Я закричала от ужаса и смогла наконец проснуться.

Резко сев, заново осознавая себя, я попыталась стряхнуть остатки дикой ярости, нахлынувшей во сне. Уже рассвело. Воздух был прохладен и неприятен, я почувствовала, что мне холодно даже под одеялом, наверное, я опять забыла нормально закрыть окно.

Хорошо знать, что кошмары снятся в два раза чаще обычных снов, как бы подготавливая нас к бодрствованию, чтобы мы не умирали от испуга. Но знание не спасает от ужасного настроения, что следует после пробуждения.

Чтобы хоть как-то забыться, я взяла с тумбочки плеер, понимая, что с таким настроем, что у меня сейчас, на тренировку лучше не идти, а то я покалечу кого-нибудь.

Минут через пятнадцать, когда я уже мысленно привыкла к своему прогрессирующему аморфному состоянию, который обычно предшествовал неприятностям, в комнату почти буквально вломился Дан. Я сделала вид, что его не заметила и закрыла глаза.

— Так, я не понял, ты почему ещё лежишь? — спросил он, выдёргивая у меня наушники.

— Я плохо себя чувствую. — тихо сказала я, забирая у него наушники и вспоминая, что обычно я редко пропускала школу даже в дни болезни, но когда у меня ни с того ни с сего падало настроение, я просто говорила об этом маме и оставалась дома. Здесь такой фокус вряд ли пройдёт, но у меня не было сил объяснять сейчас, что обычно следует, если меня раздражать дальше, и я просто вставила наушники обратно в уши, завернувшись в одеяло.

— И что? Хочешь сказать, что на тренировку ты не пойдёшь? — сквозь музыку донёсся голос Дана.

— Да. — не повышая голоса, сказала я тем голосом, который очень хорошо знали мои друзья, и едва услышав этот тон, сразу запасались бронежилетами.

— Но…

— Дан, запомни. — сказала я, выключая плеер, в котором играла «Токката» Баха. — Я редко говорю, что не в состоянии что-то делать, — всё так же тихо и спокойно объясняла я, — но если я об этом сообщила, то мне лучше не доставать. Иначе всю оставшуюся жизнь ты будешь заикаться.

— Что это ещё за новости… — он не успел договорить. Сосуд моего терпения, и так в последнее время крохотный, как мозг у страуса, наполнился и затопил соседей.

Дан внезапно отпрянул от меня, словно его толкнуло что-то тяжёлое, и исчез, секунду спустя я услышала его гневный голос в коридоре, но дверь в мою комнату захлопнулась у него перед носом. Я села в кровати, понимая, что каким-то образом во всём этом замешана моя сила, но немного меланхолично пожала плечами и снова уснула под тихое мурлыканье музыки в наушниках. Дан, вероятно, понявший, что настроение у меня очень плохое, перестал сотрясать дверь ударами и ушёл.

Вернулся он к двенадцати, и если и злился, то вида старался не показывать.

— К Бенедикту ты тоже не пойдёшь? — я оторвалась от кровати. Вид у Дана был немного ехидный, словно он нажаловался учителю, и меня ждёт получасовая лекция о правильном поведении и послушании старших по званию, точнее по возрасту.

— Иду. — пробурчала я его спине: он уже вышел из комнаты. Не знаю, почему он старательно делает вид, будто ничего не произошло, но ничего хорошего мне это видимо не сулит.

Я умылась холодной водой, чтобы окончательно проснуться, натянула на себя одежду и поплелась по коридору к кабинету Бенедикта. Мир для меня был в серых тонах, что-то нехорошее тянуло камнем душу, было такое состояние, как в ночь перед экзаменом, к которому не готов.

Едва я толкнула дверь в комнату, где у нас проходили занятия, как учитель, а он был один, обрадовал меня тем, что его удовлетворяет мой уровень теоретических знаний, а значит, мы переходим к какой-никакой, а практике.

— А какого рода? — вяло полюбопытствовала я, с трудом подавляя зевок. Спать хотелось неимоверно, даже не смотря на то, что я достаточно времени отвела на сон.

— Самого важного на данный момент. Летать. — Бенедикт слегка усмехнулся, глядя на мою реакцию. Сегодня он, что являлось необычным, был в свободной белой рубашке средневекового типа и высоких сапогах, ещё сильнее напоминая пирата, на волосах я заметила воду от растаявших снежинок, он, вероятно, только что откуда-то вернулся. А дверь в его кабинет была чуть приоткрыта, на двери мягко играли отсветы от разожжённого огня в камине.

— Летать? Как птички? — я немного растерянно нахмурилась, думая, не шутит ли учитель. — А как насчёт того, что люди не летают?

— Ты права, люди не летают. Когда не хотят. — добавил он, садясь в небольшое кресло, на котором он обычно сидел, когда с нами беседовал. — Начнём с того, что ты не совсем человек, ты венеф. — Я тяжело вздохнула, показывая, что уже знаю, о чём он говорит.

— Но почему не передвигать предметы, не учиться зажигать огонь хлопком и всё такое? — я присела напротив него.

— Сейчас важнее научить тебя быстро перемещаться. Телепортировать или открывать пространственные порталы для тебя слишком рано, а в нынешней ситуации недопустима твоя беззащитность. — Бенедикт объяснял, но я всё равно немного недопонимала, а переспрашивать не хотелось, чтобы не показать себя совсем глупой. Возможно, нас готовят к войне, поэтому мы занимаемся фехтованием и прочим, а может, на нас идёт охота, ведь когда я только познакомилась с Бенедиктом, ко мне приставали странные люди. — Можно ходить по воздуху. — Учитель медленно поднялся. — Но это достаточно сложно. Есть более лёгкий способ — вырастить крылья. Точнее, для обученного лёгкий, тебе придётся постараться.

— А как насчёт закона всемирного тяготения? Ньютон зря сидел под яблоней? — я сделала попытку сострить, чтобы скрыть своё волнение.

— Воздух материален, так же как и вода, земля, кровь и плоть. Если ты захочешь, то сможешь идти по воздуху, как по камню. Всё зависит только от силы твоей веры. — Бенедикт шагнул вперёд и секундой спустя поднялся, словно по невидимой лестнице, вверх по воздуху. Я нервно сглотнула, привыкнуть к демонстрациям силы я ещё не успела.

А потом он помог мне вырастить крылья, по-настоящему. Конечный результат выглядел бы лучше, если бы не пот, лившийся с меня ручьями, и тягучая тяжесть во всём теле, заставляющая уныло гримасничать. Весь процесс представлял собой наложение образа птицы на своё внутреннее «я». Это было очень сложно, особенно заставить сопротивляющееся человеческое эго принять животное начало, а само ощущение трансформации собственного тела было, мягко говоря, неприятным и достаточно болезненным.

Бенедикт успел остановить меня, когда я перестала контролировать процесс и бездумно превращалась в настоящую птицу, как оказалось, такое окончательное трансформирование без особых на то мер может кончиться плачевно, хотя в жизни птицей тоже есть свои плюсы.

Я сидела на полу, по-новому осознавая своё тело, учитель принёс мне воды, он понимал, как мне было плохо. Одежда на мне висела, в росте я сильно сбросила, на месте рук в стороны расходились два огромных серых крыла, а Бенедикт тихо объяснял, что кости у меня стали полыми, как и зубы, лёгкие увеличились в объёме, рост и вес уменьшились, чтобы крылья могли поддерживать меня в воздухе, что трансформация отнимает достаточное количество сил, но постоянной их траты уже не требует, что удобно, когда запас их и так на исходе.

Я закрыла глаза и пошевелила тем, что ещё совсем недавно было руками, крылья чуть шевельнулись, я подняла одно, чувствуя, как мешается майка, затем поднялась на ноги, при этом осознавая странное ощущение ничтожности своего роста. Тот стул, на котором я раньше спокойно сидела, сейчас был для меня явно высоковат, как для пятилетнего ребёнка.

— Ага. И вот отсюда и пошли ангелы. — констатировала я, махнув крыльями с жёсткими маховыми перьями. Бенедикт кивнул, улыбаясь, похоже, он радовался за меня, затем приказал мне махать несколько минут без остановки, эта тренировка напомнила мне фильмы о живой природе, где показывали молодых птенцов, которые вот так же укрепляли крылья для полётов, а учитель всё это сопровождал объяснением, что когда я трансформируюсь в птицу, то не довожу трансформацию до конца. Когда я научусь контролировать своё тело, то смогу выращивать крылья из лопаток, оставляя руки в прежнем состоянии. Ещё он сказал, что в отличие от оборотней, для которых звериный облик — вторая сущность и один на всю жизнь, мы можем превращаться практически хоть в кого, учитывая, конечно же, размеры и то, что на превращение всегда затрачиваются силы.

Я осторожно хлопала крыльями, чувствуя разгоняемый воздух и странную лёгкость в теле, ощущая перья как волосы, колеблемые ветром, когда из приоткрытой двери во внутренний кабинет резко полыхнуло красным, раздался лязг падающего на пол чего-то железного, затем чего-то тяжёлого и едва слышный стон. Лёгкая улыбка Бенедикта, наблюдающего за моими упражнениями, сменилась бледностью, он резко оглянулся, хотел было сразу бежать в кабинет, но глянув на растерянную меня, помог вернуть мне прежний вид, наказал пока не пробовать проделывать трансформацию самостоятельно, обрадовал тем, что мы вскоре полетаем и сказал, что я могу быть свободной.

И хоть сознание застилала усталость, я поняла, что произошло что-то ужасное, именно это я и предчувствовала целый день. Но, взглянув в окаменевшее лицо Бенедикта, я поняла, что сейчас не время для вопросов, слегка поклонилась и вернулась в свою комнату, чтобы рухнуть без сил и уснуть, забыв обо всех событиях этого дня.

* * *

На следующий день Бенедикт отсутствовал, ни Дан, ни Вадим не знали почему, а я не стала рассказывать им о странном событии, что произошло на нашем занятии. Меня не оставляло дурное предчувствие: случившееся будет иметь плохие последствия.

После тренировки у Вадима, который был сегодня какой-то рассеянный и не выспавшийся, счастливо избежав встречи с Даном, я в приподнятом настроении вернулась в комнату, а после часа отдыха во мне проснулась жажда бурной деятельности.

Читать совсем не хотелось, глаза и так уже болели от постоянных нагрузок, поэтому я решила сделать небольшую перестановку. Моя спальня, сильно вытянутая в длину, делилась на две неровные части, та, которая была поменьше, была сделана в виде небольшого возвышения, в плане имевшего форму квадрата, на котором находилась кровать, поставленная в углу. Я же, не любящая всего банального, решила пододвинуть её в такое положение, чтобы она вписалась в угол изголовьем, а в освободившееся треугольное пространство можно было бы позднее поставить светильник на высокой ножке, который я решила поискать вместе с приличной тумбочкой в той покрытой пылью комнате, где нашла шторы.

Хотелось бы, конечно, чтобы меня окружали любимые и знакомые вещи, как у меня дома, фотографии, моя гитара, любимые книги и рисунки.

Я грустно вздохнула и задумчиво посмотрела в окно, вспоминая о матери, друзьях, кошке, поняла, как сильно по всем соскучилась и как хочется вернуться в родной город. Но сбегать из замка не хотелось, а исчезнуть на время, да так, чтобы об том не узнал ни Бенедикт, ни Дан, да и охраняющие драконы пропустили…

Надо покопаться в библиотеке, может, существует способ ненадолго исчезнуть, так, чтобы никто не заметил моего отсутствия, тем более, те две сотни, что отделяют меня от вожделенной цели, теперь преодолимы, если я научусь летать.

Я ещё немного пододвинула кровать, отошла к стене, чтобы оценить содеянное, и слегка оперлась рукой. Услышав за спиной тихий шорох, я резко подалась вперёд и развернулась, испуганно готовясь обороняться.

Но сражаться было не с кем: часть стены отъехала в сторону, обнаружив тёмный проём. Не сильно задумываясь о последствиях, поняв, что дверь открыта мной, я схватила с тумбочки фонарик и шагнула туда, а дверь сейчас же с лёгким шорохом встала на место.

Оказавшись в полной темноте и стараясь не поддаваться панике, я решила не кричать, подозревая, что меня всё равно никто не услышит, зажгла фонарик и осветила помещение.

Луч высветил кружева паутины и слои пыли, выхватил из тени доски и флакончики, а когда я повела в сторону, увидела человека и закричала, выронив фонарик, лампочка мигнула и погасла.

С колотящимся сердцем и, наверное, седая от ужаса, я прилипла к стене, стараясь с ней слиться и стать незаметной. Всё волосы на теле стояли дыбом, мне было страшно не только пошевелиться, но и дышать.

Через несколько томительных секунд, ожидая нападения или ножа, вонзающегося в меня из темноты, укуса или ещё чего-то, я внезапно успокоилась. Страх ушёл, оставив совершенно холодную апатию, я словно почувствовала, что если кто-то посмеет причинить мне вред, он поплатится за это жизнью.

Я тряхнула головой, отгоняя странные, и словно бы не свои мысли, и шагнула вперёд, спокойно сказав: «Свет».

Наверху что-то щёлкнуло, давление отдалось болью в глазах, и в помещении, в котором я находилось, стало светло. Напротив меня было огромное зеркало почти на всю стену, сбоку было прислонено ещё одно. Вот теперь я уже растерялась. Состояние холодного безразличия исчезло, а я не знала, что со мной было, но страх не возвращался, проснулось любопытство. Я оглядела всю комнату, путаясь в паутине: доски оказались мольбертами, там же были и холсты, краски, кисти. Похоже, до меня здесь жил художник, и это небольшое помещение было мастерской, а может и нет, кто теперь знает, истиной было только то, что здесь уже много лет никто не появлялся. Я осторожно ощупала всю противоположную сторону, в зеркале заметив, что у меня на щеке уже откуда-то появилось грязное пятно. На небольшом выступе, вроде вешалки, отполированной множеством прикосновений, руки сами остановились, я потянула за него, и стена плавно отъехала в сторону, выпуская меня из этого помещения. Проём тут же с тем же шорохом закрылся.

— Умно придумано. — хмыкнула я, задумчиво накручивая прядь волос на палец. Ощупав всю стену возле кровати, я нашла небольшой квадратик, совершенно невидимый, надавив на который, открывалась потайная комната, а он сам немного вдавливался в стену. Дверь закрывалась только тогда, когда через неё проходили.

Моя комната нравилась мне всё больше и больше. Решив убраться по методу Вадима, я открыла опять потайную каморку, зашла туда и сосредоточилась. Задача стояла нелёгкая, но больше заняться, кроме как читать книги, было нечем, поэтому я закрыла глаза и проделала весь путь от самоосознания до той частички звезды, что находилась в моих руках, а потом, использовав силу, что сокрыта внутри меня, мысленно притянула всю пыль к себе.

Вот тут то и случился казус. По идее, надо было очертить вокруг себя полукруг, я же забыла это сделать, поэтому пыль просто притянулась ко мне как магнитом, и я стояла посреди чистоты вся в паутине, непонятной грязи и пыли. Поглядев на свою руку, я от души расхохоталась.

— Нет, уж лучше я буду по старинке убираться, с тряпкой и щёткой. — сквозь смех сказала я своему отражению, на грязной коже умильно смотрелись белки глаз и белые зубы. — Пошли мыться, чертёнок. — Словно в ответ я чихнула и поёжилась.

Из ванной я вышла только через час, отмываться пришлось основательно, а смывать паутину с лица и волос было немного противно, но всё так же весело. Подсушивая волосы, я вернулась в потайную комнату и развернула мольберт. Затем нашла уже натянутый на раму холст и поковырялась в масляных красках. Время некоторые не слишком пощадило, они засохли и потрескались, но не все, плотно закрытые прекрасно сохранились. Кисти же были в совершенно плачевном состоянии. Одни рассыпались от старости, другие были заляпаны краской, и застывшие волоски уже никуда не годились. Нашлись только две кисти более или менее, да что-то, похожее на растворитель в углу за мольбертом.

С масляными красками я работала давно, уже плохо помнила, каково это, писать маслом, кроме того, мне было интересно, каким образом здесь творили: следы красок были повсюду, здесь явно кто-то занимался живописью, но куда девался запах, неминуемо преследующий при подобном занятии?

Я выдавила немного синей краски из тюбика на нашедшуюся палитру и помахала в воздухе. Неприятный для кого-то, но такой привычный и родной для меня запах от краски наполнил комнату, но он был не такой уже и резкий, а то и вообще не чувствующийся, словно я стояла на улице.

— Магия. — пробормотала я. — Всё, решено, тогда я рисую!

Не особо мудрствуя, я установила мольберт и приготовила эскиз, что как-то давно нарисовала, тема была достаточно потёртой, один Айвазовский сколько картин написал по этому поводу, но, наверное, потому и продолжают, потому что эта тема, тема моря, неисчерпаема, как бескрайне само море. Жаль только, что мне не довелось увидеть его иначе, чем по телевизору, но мне казалось, что я справлюсь с этой задачей.

Я наметила примерную границу и начала.

Синие и зелёные краски на палитре давно закончились, я использовала красноватый и жёлтый. Набросок, ещё совсем только намеченный, был на этом этапе закончен. Я вытерла кисти и стёрла краску с рук.

Голова немного кружилась, от усталости ли или от запаха красок, я решила немного прогуляться, а заодно и проветриться, быстро оделась и вышла из комнаты. Тихо прокравшись мимо закрытых комнат, я бегом спустилась по лестнице, перескакивая через одну, и затормозила в самом низу.

Открыв тяжёлую парадную дверь, я прошла через ров, хрустя по снегу сапогами, а потом остановилась и посмотрела под ноги, глянула в небо, поймала рукой снежинку, подула на неё и задумчиво посмотрела на капельку воды в ладони.

Из-за стены донеслись голоса, отчётливо слышные в морозном воздухе, отразившие мои мысли.

— Снег пошёл… — это Дан. Меня он пока ещё не видел: изучал снежинки на высоких военных ботинках.

— Плохо. — кивнул ему Вадим. — У нас проблемы. — Потом он окинул взглядом всю территорию, прилегающую к нашему замку, скрытую сейчас в полумраке зимнего вечера, и заметил меня. Я ему кивнула, и, решив лишний раз не мозолить им глаза, вернулась к себе в комнату.

Скидывая куртку на кровать и решив позже убрать её в шкаф, я порылась в сумке, выуживая маленькую запасную лампочку, ввернула её в фонарик и, сев за стол, начала что-то бездумно рисовать карандашом. Мысли бродили где-то далеко, плавно перетекали из одной в другую, мне было немного холодно, но я не спешила закрывать полностью едва приоткрытое окно. Я думала о друзьях, гадала, чем они занимаются и часто ли меня вспоминают, вспоминала, как бы обычно пили чай все вместе у меня дома, а рядом обязательно тёрлась о ногу любопытная кошка, как мы раньше всей нашей дворовой компанией влезали в бредовые истории, драки и как упорно за друг друга держались, как выручали и помогали, если что-то случалось. Для нас всегда было нормальным прийти без предупреждения в гости друг к другу, и тебе были рады. Мы были словно большой семьёй, родители не боялись за нас, когда мы были вместе. Но что случилось почти четыре месяца назад? Олег и Шурка, Ева и Вася, Алёна, Вик, я… После смерти моего отца всё изменилось, и последнее время мы мало были вместе. Хотя, может ребята собирались и без меня, я ведь отдалилась от них тогда, ни с кем не общалась, словно заблудилась в своих мыслях.

Где они теперь? И где я? Сказал бы кто, что когда-нибудь наши пути разойдутся, да ещё и настолько, ни за что не поверила, да и поверить в то, что я венеф, тоже сложно.

Я горько хмыкнула. Вся жизнь здесь напоминала сон, а реальность осталась только там, в родном городе. Может, если я вернусь, то смогу наконец проснуться?

Я мотнула головой, словно стряхивая мрачные мысли и продолжила рисовать, стараясь уже ни о чём не думать. Рисунок в карандаше был закончен, я не глядя спрятала его в папку. Раскрытая сумка лежала на полу, я убрала в неё разрядившийся телефон, а из приоткрывшегося бокового кармашка на пол выпал плотный кусок бумаги. Подхватив его, я поняла, что ошиблась: это была упаковка с семенами кактуса, который мне когда-то в шутку в сумку сунула Вася.

Я сидела на полу, чувствуя, как к горлу подступают предательские слезы. Словно привет из прошлого, показатель того, что друзья со мной, даже когда они далеко.

Я поднялась, нашла старую пластиковую бутылку в тайной коморке, отрезала у неё дно, затем вновь оделась и спустилась на улицу. Голыми руками нагребла мёрзлую, чёрную землю в импровизированную ёмкость, стараясь проглотить солёный тугой комок в горле, а потом, когда земля отогрелась, растаяла в теплоте, посадила семена.

День быстро угас, делать что-то совершенно не хотелось, всё та же апатия, что последнее время часто меня посещала, не давала ничего делать, на следующий день Бенедикта всё так же не было, а я работала над картиной весь день почти без остановки.

Моё творение было закончено только через три дня. Тёмное, предгрозовое небо, пробитое одним единственным лучом света заходящего солнца. Тяжёлые, свинцовые, но в то же время яркие от луча волны, невероятных цветов захода. Вдали, где небо смыкается с водой, уже совсем темно и там, на горизонте, маленький белый росчерк силуэта корабля. Видно, как надуты его маленькие паруса, как он ничтожно мал перед стихией. Вся картина внушала тяжёлое чувство ожидания, повергала в предгрозовое состояние, немного угнетала, но удивительно завораживала.

Не знаю, как у меня это получилось, передать напряжение и смиренное ожидание, может что-то водило моей рукой. Было ощущение, словно не я её рисовала. Но это состояние минуты до шторма передавало мой настрой, в котором я находилась, пока писала картину. Пора было что-то менять, но дни текли и текли, бесконечно и однообразно, словно тягучий мёд, и ничего нового не происходило.

Загрузка...